bannerbanner
Дневниковые записи. Том 2
Дневниковые записи. Том 2

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
9 из 11

«На мой (т. е. твой) взгляд, опыт Майкельсона подтвердил ТО Эйнштейна только в пределах земли, вращающейся вокруг солнца, и при условии, что скорости источника и приёмника света совпадают». Хотя, много лучше и корректнее во всех отношениях этот опыт сравнивать с пушкой, стреляющей фотонами, и ньютоновской относительностью.

Извини, Матус, опять у нас с тобой получилась некая пустая галиматья и, опять, явно не по моей вине. Бывай здоров».


01.04

Три дня назад вновь прекратил прием лекарств с аналогичными предшествующему подобному мероприятию ощущениями. Вчера был у Сомова, выпил с ним полрюмки его знаменитого самогона 70-градусной крепости. По-моему, он продействовал, как доброе лекарство. В разговоре о болячках оба сошлись на огромном значении в деле физического состояния человека силы собственного психологического настроя. Получилось у нас, что при определенных обстоятельствах можно задать, любую программу поведения организма, забить на то или иное время чуть не любую хворь, а при определенной продолжительности, соответствующего духа, настроя обеспечить либо полное от нее избавление, либо, наоборот, способствовать резкому ее ускорению. Привели массу поразительных случаев из жизни, подтверждающих таковое воздействие.


10.04

Господин Самохвалов не оправдал надежд на мое лирически-родственное послание, и прислал мне (через два месяца!) казенно составленный ответ, что его «заводские специалисты, в частности, его предшественник, а ныне директор по трубам большого диаметра, исключительно компетентный специалист, не разделяют мнения относительно большей стоимости одношовных труб в сравнении с двухшовными».

Впрочем, лучше для полноты сошлюсь на свою записку.

«Уважаемый Борис Михайлович! Премного благодарен за ответ. Однако он, на фоне приведенных моих подробных и аргументированных соображений по «трубной проблеме», – очень краток. И потому я нахожусь теперь в состоянии некоторых сомнений и размышлений о действительных причинах, послуживших основанием для Вашего несогласия с утверждением о большей дороговизне одношовных труб в сравнении с двухшовными.

Ссылка при этом на чей-то авторитет, даже очень уважаемый, как-то на меня не действует. Вы могли это почувствовать из приведенных копий переписки по данному вопросу, в том числе и переписки также с «исключительно компетентным специалистом», каковым является в сем деле мой приятель М. Гриншпун. Тем более, она не действует на меня с учетом Вашей весьма высокой оценки результатов ЛТМО по трубам с раскатанными швами, качество которых оказалось (куда уж больше!) «не хуже, чем основного металла». В свете отмеченного несколько неожиданной воспринимается и Ваша информация о приостановлении работ по ЛТМО «из-за отсутствия финансирования» по причине имеющихся «более приоритетных задач». Как-то все у Вас не очень, на мой взгляд, логично и последовательно.

Был бы признателен Вам за дополнительные разъяснения в части здесь затронутого».


12.04

С конца прошлого года, услышав по радио о возможности бесплатного протезирования для тружеников тыла в областном Госпитале ВОВ, занимался оформлением, а затем и самим протезированием. Как и все у нас, оно сопровождалось массой недоразумений и в части оформления, и постановки на очередь, да и самого процесса протезирования, по которому вынужден был передать врачу Людмиле Юрьевне (во всех отношениях весьма приятной особе, но, как остроумно кто-то заметил, в части «слесарного на зубах ремесла» оказавшейся не на должной высоте) нечто вроде памятки, приведенной ниже.

«Уважаемая Людмила Юрьевна! Не могу не высказать некоторых, возникших у меня в ходе протезирования, замечаний и предложений по технологии этой процедуры с точки зрения моей инженерной ее оценки.

1. Коронки, в целях наиболее быстрой защиты от внешней среды оголенных зубов, следует устанавливать в первую очередь, и высотную выверку их производить по зубам, а не по протезам. Даже, если такая технология будет сопряжена с некоторым удлинением общего цикла протезирования.

2. Высотную выверку коронки при посадке на цемент следует производить только односторонним ее перемещением в сторону десны. В противном случае в коронке (со стороны ее дна) образуется вакуум или, по крайней мере, – менее плотная посадочная масса (в какой-то степени, даже и по боковым поверхностям коронки), что, естественно, не повышает качество посадки. Тем более, недопустимо многократно воздействовать на коронку, перемещать ее, как это имеет место в случае установки и подгонки протезов при не полностью схватившимся под коронкой цементом».

А далее, в доказательство моей правоты, чуть не на третий день после установки протезов (качество которых тоже оказалось не без замечаний) у меня ночью… слетает коронка, которую я, слава богу, как-то не успел проглотить.

В прошлый понедельник (10.04) приезжаю к Людмиле Юрьевне, и рассказываю ей (в подтверждение моего краткого послания) о случившемся. Она, без тени смущения и каких-либо комментариев, пролепетав: «Вот ведь не знала, что у меня «черный» глаз», быстро, теперь по моим правилам, ставит коронку, подправляет протезы, и я расстаюсь с ней совсем. Сейчас в этой части у меня все в норме.

В тот же понедельник, по случаю окончания зубопротезной процедуры, воспользовался оказией и обратился в новую госпитальную поликлинику, построенную в прошлом году по инициативе, как написано на памятной доске над ее входом, «Губернатора, Областного правительства и Областной думы», и попросил записать меня для консультации к урологу. И вот я по полупустым превосходно оформленным ее коридорам и лестничным маршам (предварительно обследовав зарубежной поставки столь же прекрасные лифты) поднимаюсь на пятый этаж и захожу в первый, из трех мне назначенных, кабинетов. В нем пожилой лет семидесяти врач. Представляюсь, рассказываю кратко причину обращения к нему и показываю при этом журнал с историей болезни. Он открывает его, просматривает минут пять, и между нами состоится следующий разговор.

– Вы правильно поступили, что не обиделись на своего врача, действия которого вполне оправданы и объяснимы. Все же у вас не 20-ти граммовая опухоль, что можно признать почти нормой, а 46-ти. Вполне достаточная, чтобы рекомендовать операцию, причем даже в столь безапелляционной как вы упомянули форме. Такой метод обращения больного в нужную врачу «веру» применяется, и довольно часто, хотя я лично придерживаюсь более мягких и более душевных норм общения с больным.

Я его хочу прервать, дабы выразить полное взаимопонимание, но он продолжает почти без пауз.

– По существу же вашего состояния и моего отношения к данной проблеме, я не считаю операцию абсолютно обязательным решением, а в 80-летнем возрасте вообще ее стараюсь не назначать, исключая самые экстренные случаи.

Тут мне удается все же ввернуть пару слов о том, что мой возраст совсем близок к тому же и, следовательно… (хочу заметить, его подход распространяется и на меня), но он продолжает, не давая мне закончить.

– Ведь с операционного стола можно и не подняться, а если и подняться – то довольно часто с не совсем желательными последствиями. То, что нужно удалят, но чего-нибудь при этом пережмут или заденут и потом, к примеру, в лучшем случае придется ходить «с трубочкой».

Теперь о назначенных Вам лекарствах. Еще раз отмечаю вашу лояльную позицию к врачу, она правильна. Так получилось, что в части Вам назначенных Зоксона и Пенестера я получил информацию из первых рук, от лиц, которые к нам сюда их доставили. Именно в таком сочетании этих лекарств, они считают, и достигается наибольшая эффективность. Курс лечения должен продолжаться месяца три. При этом установлено, что имеет значение не столько регулярная периодичность их приема, сколько общее количество, масса, принятого. Поэтому считаю возможным и рациональным назначать их прием с интервалом, например, в 10 дней.

Тут я наконец прерываю его, стараясь (не делая пауз, как и он) выразить свое восхищение по случаю исключительного с ним единомыслия. И в части отношения к операции, дифференцированного подхода к больному, минимизации лекарственного воздействия на организм, защиты иммунитета и даже адресации его к авторитету академика Рэма Петрова.

Речь моя была настолько эмоциональной и, видимо, для него приятной, что по окончании он сказал: «А я Вас возьму». Я выразил признательность и, спросив имя и телефон, взял ручку, чтоб их записать, но он сделал это сам, как я прочитал: «Олег Александрович Рудин».

Мы договорились встретиться через месяц. Еще раз поблагодарил его за столь длительное ко мне внимание, и попрощался. Но, когда подошел к двери, он остановил меня еще одним вопросом.

– А как Вам удалось меня поймать? Ведь я забежал сюда на минутку, и сейчас уезжаю со своей сотрудницей в командировку в Новую Лялю.

– Считайте, что мне повезло, – ответил я, и вышел из кабинета удовлетворенный собой и, еще больше, моим новым знакомым Рудиным.

Конечно, я не преминул при случае позвонить Евгению Васильевичу и рассказать ему о встрече с Рудиным и, между прочим, о командировке в Лялю. И что я от него услышал?

– Я знаю об этой командировке. Он поехал туда со своей сотрудницей, а она есть жена известного Вам уролога Леонида Николаевича…

Произнес он это между прочим, в его обычной манере нарочитого безразличия, будто таковое совпадение являлось само собой разумеющимся событием, должным обязательно случиться вне каких-либо на то сомнений. Мир тесен! Но как-то совсем уж необычайно, если исходить из законов теории вероятности.


13.04

Ну, а как мой первый уролог Соболев? Может и он за два месяца как-нибудь изменился? Решил наведаться к нему. Мои почему-то заранее позитивного характера ожидания подтвердились. Он прямо хотя и не признал неоднозначности прошлой рекомендации по операционному вмешательству, но разговор о дальнейшей моей участи, после заявления (что я вполне прилично себя чувствую и не испытываю никаких неудовольствий, исключая разве незнание того, что мне пока не дано и что касается размеров самой опухоли), повел явно в конструктивном духе. Предложил продолжить курс приема тех же лекарств (но уже в несколько меньших, по моему пожеланию, дозах) в течение еще хотя бы двух месяцев, затем перейти вообще на мне импонирующий натуральный природный продукт – раствор осиновой коры, а после, где-нибудь в августе, посмотреть и на размеры опухоли. Может, добавил он: «Они действительно изменятся в желаемую сторону».

Лед тронулся и, кажется, тронулся в направлении, опять соответствующим моим им интуитивным представлениям о природе. Хотя?… Бывают ведь и, так часто оговариваемые мной, исключения. Эту последнюю фразу я записал, во всяком случае, закончил ее, в состоянии вдруг возникшей у меня от элементарного испуга некоторой, душевного происхождения, дискомфортности.


16.04

В течение месяца Радио России ежедневно афиширует писателя Михаила Веллера. При этом для усиления воздействия на слушателя, пичкует его (придуманной, наверняка, самим автором) рекламой, будто Веллер, по причине исключительной оригинальности, является «единственным писателем, книги которого воруют из магазинов и библиотек».

Дабы убедиться в том лично, не удержался и купил книгу «Великий последний шанс». Точно, с большой увлеченностью прочитал многообразную, гротескно поданную, критику – и нашего советского прошлого, и рыночного теперешнего. Да, и как не «увлечься» (не вдумываясь, по началу, в смысл написанного), когда ради твоей занимательности все там, кто от власти или близко к ней, представлены сплошными «идиотами, болванами, мерзавцами, подлецами, преступниками…» среди «бесплодных вырожденцев, изнеженных, похотливых, трусливых шакалов, слабоумных слюнтяев…», жаждущих «комфорта, легкого труда и сладкой жратвы…». А потому стоит только чуть-чуть задуматься, и становится очевидным, что почти все у Веллера подчинено больше звонкой форме, а не полезному содержанию. Причем часто вне логики, меня постоянно занимающих причинно-следственных связей и разумно-компромиссной конструктивности. Ничего похожего по делу на то, что было мною написано о том же и тех же временах, в частности, 18.12.04 года.

.

Все, что было написано здесь в связи с Веллером может быть отнесено и к Борису Миронову. Он полулегально, т. е. без издательских реквизитов, напечатал в 2005 году, недавно мною просмотренную, книжку «Приговор убивающим Россию» со столь же все исключающим тенденциозно-злобным объявлением «власть имеющих над Россией: президента, правительство, федеральное собрание», ни много, ни мало, как убийц русского народа, которым надо не только «вынести приговор, а чтобы каждый русский был еще при этом убежден в правоте исполнить его так, чтобы ни душа, ни рука не дрогнули, чтобы понимал каждый…, что он совершает богоугодное дело – очищая русскую землю, спасая своих детей, свой народ от погибели, от омерзительной бесовской зло несущей и зло творящей власти». Точно так же, как, аналогичной закваски писаки, объявляли убийцами большевиков.

Миронову и Веллеру, невдомек, что критика только тогда полезна и действенна, когда она объективна, когда она строится на базе, как я постоянно подчеркиваю, истинно причинно-следственных связях, а не на одном голом отрицании.

Конечно, в их критике много справедливого, ибо современный негатив российского демократического правления превзошел все пределы. Но, почему? У них о нем ни слова. Все вне истории, вне предшествующих ей, нынешней, вчерашних событий, вне того, что написано на эту тему выше.


28.04

Сегодня вечером отмечали день рождения Гали. Были Андрей с Костей, Ира с Максимом и Нина. Еле выдержал самоуверенные «выступления» Галиной сестрички. По любому вопросу у нее свое, как правило, «особое» мнение. А в паузах еще и несусветное сюсюканье о всем, что касается ее внука Максима.

Добрейшей души, но развязная и недалекая баба, абсолютно не умеющая контролировать свое поведение. Причем с возрастом этот недостаток, естественно, проявляется все в большей и большей степени. Еле дождался, когда остались только Андрей с Костей и довелось, наконец, поговорить с ними в спокойной обстановке.


08.05

«Матус, дорогой! Твое от 20.04, наконец, получил, но почему-то вне обычной для тебя системе форматирования и даже в новом шрифте. Может поэтому и чему-то еще, связанному с этими твоими новшествами, и оказался «непроходимым» злополучный файл.

Спасибо тебе за сочувствие по поводу моего заболевания и подробнейшую информацию о твоих процедурах, которые говорят о неизмеримо более высоком уровне вашей медицины. Мои доктора, в сравнении с твоими, – просто коновалы. Каждый их шаг вызывает почти постоянно у меня либо вопросы, либо недоумения. Спорить же, когда ты от них зависим, не очень сподручно. Приходится поддакивать, а потом дополнительно с кем-либо консультироваться на стороне, учитывать свой накопленный опыт (и чужой) по разному врачеванию, а затем вырабатывать линию поведения.

В порядке подтверждения приведу тут историю, которую мне поведал Марк. «Лет за 10 –12 до смерти у Верника обнаружили солидную аденому, речь зашла об операции. И тут один их конструктор посоветовал ему делать такую гимнастику: 60 – 70 шагов с переплетением ног, правую ногу при шаге ставить на место левой, а левую – наоборот, на место правой. В течение двух месяцев АБВ строго следовал этому совету, и, явившись к врачу, поразил того тем, что всё пришло в норму. С тех пор он регулярно продолжал выполнять эту процедуру сам и заставил то же делать и меня, что – пишет Марк – я и делаю до сих пор. Хотя мой врач уролог этому рассказу не поверил, сказав, что «никаких гимнастик от аденомы он не знает». Соль же ее, видимо, в том, что при такой ходьбе как бы происходит обжатие простаты. Но дело не в этом. А в том, что я самостоятельно пришел к тому же, но только путем покачивания гантели на нижней части живота, в положении лежа на спине. Раньше я таким образом укреплял мышцы живота, а после болезни решил то же самое делать в нижней его, живота, части. Дождусь очередного УЗИ, и посмотрю. А потом уж подумаю о перенесении верниковского опыта. Можно ли пройти мимо подобной информации?

Что касается эйнштейновской одиссеи, то я снова в тупике, поскольку не могу тебя понять. Пишешь больше о своем, с чем я даже и не спорю, но вне всего, что у меня уже приведено по данному вопросу ранее.

Единственное, что могу предложить, это взять мое письмо от 28.03 расписать его по-абзацно и по каждому абзацу изложить ясно, что в нем тебя не устраивает, что в нем правильно и что нет. Конечно, я могу проделать аналогичное с твоим письмом. Но, во-первых, мое короче и потому проще для обработки, а, во-вторых, так тебе надо бы сделать в порядке «искупления своей вины», исходя из опыта нашей предыдущей переписки, когда ты «сдавался» много чаще, чем я. Ну и, наконец, хотя бы потому, что придумал способ первым я, а не ты.

Поздравляю тебя и все твое семейство с праздником Победы».


08.05

«Дорогой Марк! Мои поздравления тебе и твоему семейству с днем Победы. Он каждый раз, как я обращаюсь к своей памяти, выводит меня на мысль о величии нашей страны и ее народа, с одной стороны, а с другой, заставляет постоянно задавать себе вопрос: Почему это величие и способность к созиданию и победе достигаются только в экстремальных условиях насилия над ним, и только тогда, когда последнее оказывается выше любой меры ее нормального человеческого восприятия? Почему нам надо, дабы двинуться вперед, отступать до самой Москвы? Ведь и сейчас опять нас настроили жить в атмосфере наглейшей, по отношению к большинству, лжи и демагогии, а мы опять ждем, и будем ждать, пока не захочется схватить в руки оглоблю… и, по закону сохранения, пойти все крушить и снова все строить заново! Таково вот несколько необычное начало у меня, вероятно, под впечатлением недавно отправленного письма в Общественную палату РФ, и полного отсутствия какой-либо реакции с ее стороны. Даже двух писем: одного просто Господам, а второго персонально Глазычеву. А в письмах как раз на эту же означенную тему (далее я привел копии этих писем).

У меня к тебе просьба поддержать меня и, кроме того, позвонив к ним в приемную, узнать о судьбе посланий и, при необходимости призвать к совести и более благосклонному отношению к их корреспондентам.

В части твоего последнего письма от 24.04 выражаю признательность за озабоченность по поводу «неудержания» мною столь радовавшей тебя прежней «формы» и за превосходнейший совет «пошаговой гимнастики с переплетением ног». Кстати, этот совет мне особо импонирует не только потому, что он был апробирован аж самим Верником, но и потому, что я сам с давних пор ярый сторонник природной борьбы с болезнями и максимальной опоры на иммунную защиту организма от них. В данном же конкретном случае сам придумал авторский способ воздействия на простату путем покачивания 8-килограммовой гантели на нижней части живота в положении «лежа на спине». Я его сейчас опробую, пройду УЗИ и посмотрю – есть ли от него эффект, а потом примусь и за верниковский вариант. Врачам я, дабы их не травить, об этом пока ничего не говорил.

А вот в отношении оценки статьи о «лаборатории конверсионных проблем» я с тобой расхожусь. Критическая ее составляющая – верна, но в ней нет никакой новизны, конструктивная же – на уровне не воспринимаемых всех «системщиков», с которыми я всю свою жизнь, как ты знаешь, отчаянно воевал. В подтверждение привожу одну из своих последних записей от 26.02.03 года

Вот так! Бывай здоров. Еще раз тебя и всех твоих родных с Праздником».


16.05

Вчера по договоренности с Рудиным, которая случилась по моей инициативе дней за 10 до этого, прошел через УЗИ. Результаты явно положительные. Опухоль с 46 кубиков сократилась до 33, а остаток до 18 мл вместо прежних 64. Похоже, поставленный мной диагноз, о котором я толмачил своим врачам, и предлагаемый способ лечения с максимальной опорой на собственные силы оказались близкими к желаемому. Лекарств за прошедшие три месяца с момента начала этой истории я выпил не более трети мне назначенных, но зато занимался диетой, особо на первых порах, и, постоянно, разной гимнастикой. Думаю рискнуть и до намеченного следующего УЗИ лекарств больше не принимать. По крайней мере, до тех пор, пока не появятся на то побудительные причины. Рудину я понравился, он обо мне, даже еще до последнего УЗИ, рассказывал другим своим пациентам как об образцовом больном, преодолевающим недуг консервативным лечением. О том, что я лечусь с пятого на десятое и не выполняю половину их рекомендаций ничего ему не сказал.


18.05

Умер А. Зиновьев. Он «прожил – сказал о нем В. Бондаренко – несколько жизней. С юности участвовал в каком-то заговоре, уцелел. Благополучно провоевал всю войну, летал на истребителе, уцелел. Закончил МГУ, блестящая научная карьера, его труды по социологии получили признание во всем мире. Был профессором, преподавал, защитил докторскую, вошел в ученые советы и редколлегии ведущих научных журналов. Так бы и обретал научную и общественную славу во фрондирующей прогрессивной среде наравне со своими друзьями и единомышленниками той поры. Но ушел в диссидентство, в открытый протест, был выслан в Германию. На Западе сделал не менее блестящую карьеру, преподавал в Мюнхенском университете, консультировал ведущих западных политиков, выбран почетным академиком в престижные научные Академии. Мог бы так спокойно и доживать. Но ещё раз отрекся от всего, перечеркнул все проекты, вернулся на Родину, и стал ведущим социологом и публицистом красной оппозиции».

Все верно, за «исключением» некоторых акцентов, многократно мною расставленных в настоящих записях. К ним можно было ничего не добавлять, если б не последнее, буквально за несколько дней до смерти, интервью Зиновьева от 8 мая 2006 года газете «Завтра», с теоретического плана мощными заявками и вовсе им не соответствующими практическими из них выводами..

Зиновьев с апломбом утверждает.

Что «очень рано, фактически в конце 30-х годов, пришел к двум основополагающим принципам. Согласно первому из них – любая произвольно взятая обширная сумма информации, относящаяся к некоторому социальному объекту, содержит в себе все, что необходимо и достаточно для понимания сущности этого объекта. Согласно другому – самые глубокие тайны социальных явлений не спрятаны где-то глубоко в архивах, чужих диссертациях, секретных учреждениях или кабинетах сильных мира сего, а открыты для всеобщего обозрения в очевидных фактах повседневной жизни». Правильно, но, тем не менее, ему пришлось «ввести свой собственный понятийный аппарат, применимый ко всем изучаемым объектам, который до него якобы был «засорен до такой степени, что не был пригоден для научного понимания. Никто даже не пытался ввести этот понятийный аппарат по правилам логики». И все использовали «компилятивные методы, которые имеют следствием запутывание банальных проблем и превращение сложных проблем в банальности».

И потому только он, Зиновьев, догадался, что «любую четко сформулированную проблему можно «вычислить» путем восхождения от абстрактного к конкретному. Общая теория постепенно конкретизируется, и можно объяснить любой объект, показать какова структура этого объекта, каковы его компоненты, по каким законам он функционирует».

И т. д., в том же духе заявочных откровений об его особом «научном аппарате» мышления, которым, для пущей своей значимости заявляет он, трудно «научится пользоваться» другим.

А каковы конкретные выводы и заключения? Как они соответствуют его, вроде, правильным теоретическим построениям?

Вот он выделяет социальный строй западных стран, называет его для образности «западнизмом или вестернизмом», и утверждает, что его главной характеристикой является «стремление к созданию гарантированных должностей и доходов для представителей тех видов деятельности, которые не являются непосредственными производителями материальных ценностей и услуг». А разве в иных странах, при иных соцсистемах имеет место что-нибудь отличное? Разве там власть действует по другому? Разве она не проявляет себя везде абсолютно одинаково, согласно своему природному предназначению, и не строит все на одном и том же, как утверждаю я, общем для всех принципе – принципе эксплуатации меньшинством большинства?

А как принимать его характеристику советской системы, которая якобы «вступила в состояние кризиса не потому, что по натуре такая. Что социальная система, которая сложилась в СССР, была самой совершенной – самой простой, стандартизированной, более эффективной, чем западная. И в теории, и на практике!». Что «в послесталинские годы произошел не застой, а колоссальный скачок, прорыв вперед. Число объектов, подлежащих управлению, в брежневское время выросло сравнительно со сталинским в сотни раз. Это были новые школы, больницы, заводы, лаборатории». И что «причина краха советской системы в аппарате, который оказался недостаточно адекватным. Следовало (лишь) постепенно ликвидировать отставание аппарата, но (вот беда!) с этой задачей не успели справиться». Можно ли придумать что-либо более ограниченное? Вот как может теория отличаться от практики!

На страницу:
9 из 11