Дневниковые записи. Том 2

Выводы его таковы. Это, дескать, моя «Философия безысходности, нам суждена та же доля передовых капиталистическим стран, прошедших к благополучию многовековый путь через хаос и кризисы», и потому «надо только терпеливо ждать, между делом слегка рационализируя производство и поддерживая инициативных работников».

Похоже, Нисковских, в силу некоей заведенности (другого я просто предположить не могу), выбрал самый неудачный вариант критики, а именно критики через присвоение оппоненту того, что тот никогда не говорил, не писал и таким образом не мыслил.

Он, напомнил известный амбициозный «разнос» Лениным Каутского, когда тот, названный им «ученейшим кабинетным дураком, учителем гимназии, засохшим на повторении учебников истории», и даже «слепым щенком», как бы в насмешку над своим оппонентом написал, что: «любая попытка изменить ход истории оборачивается против самого субъекта исторического движения, его наказывает история, которая продолжает свой путь, как проявление железной необходимости».

Конечно, Нисковских, как инженер и по жизни человек дела, а не пустой болтовни, оказался выше подобной фразеологии, однако результат его, к сожалению, очевидной предвзятости получился даже более впечатлительным. Ленина спустил на землю его противник. Нисковских к реалиям жизни пришел сам.

Поводом для нашего спора послужила статья, напечатанная в газете «Ритм» в 1998 году. Он предлагал в ней выделить из Уралмаша на правах полной финансовой самостоятельности инжиниринговую фирму, которая «могла бы в короткие сроки вписаться в новые условия и успешно конкурировать с западными фирмами». А я, возражая ему, призывал к тому, о чем сказано выше. Только совсем не в гротесковом виде «терпеливого ожидания и между делом легкого рационализирования», а с величайшими даже подробностями и вполне конкретными разноплановыми предложениями, отлично ему известными из всего не только с ним многократно обговоренного (в силу, хотя бы, упомянутых им наших с ним «многолетних дружеских отношений), но и столь же мною многократно расписанного еще в начале 90-х годов в той же газете «Ритм».

И вот теперь в своем эссе после разбора моих «грехов» он, противореча сам себе, полностью подтверждает как раз то, к чему призывал я, т. е. эту самую для нашей успешности (не его «многовековую», а мою длительную) «неблагодарную черную работу», и всего через год в своем письме тогдашнему Генеральному директору Белоненко, на которое он тут ссылается, отмечает, что некоторые из принятых бывшим руководством завода реорганизационных мероприятий «вызывают (у него) чувство глубокого беспокойства за судьбу родного предприятия, и в первую очередь это касается манипуляций с конструкторскими подразделениями». Что «без новейших разработок конкурентоспособных машин, опережающих развитие мировой техники, завод неизбежно превратится в поставщика запчастей и оборудования по чужой документации».

Далее подвергает уже истинно деловой критике бывший его конструкторский отдел. Как им (вот ведь незадача) «полностью прекращена работа над перспективой, не проводятся исследования, вся деятельность подчинена сиюминутным интересам сбыта, что без перспективных разработок (она, деятельность) не может принести ощутимого результата».

Затем приводит столь же прозаическую критику фирмы «Уралмаш – Металлургическое оборудование», созданной точно по его предложению, т. е. с полной финансовой самостоятельностью и независимостью от Уралмашзавода. Но ныне, оказывается, его не устраивающей потому, что возглавили ее «новые люди, не связанные с предыдущей деятельностью коллектива», проигнорировали накопленный опыт создания новой техники, «в последних разработках стали применять прямые кристаллизаторы, практически отвергли концепцию уралмашевской машины, приняв за основу идеи своего конкурента – ФАИ, лишили себя преимуществ на рынке».

Тут же, для выхода из создавшегося положения, просит Белоненко сделать… «ключевой фигурой в каждой отрасли машиностроения Главного конструктора с соответствующими правами и личной ответственностью перед руководством завода за уровень создаваемой техники». А в завершение (совсем как в моих предложениях еще 1992 года в части «использования мозгового потенциала специалистов, приоритетного планирования и первоочередной разработки и изготовления перспективных видов продукции, конкурентноспособной на внутреннем и внешних рынках») предлагает… в, рамках того же создания конкурентной техники, приступить к «проектированию и поставке машин для непрерывного литья сортовых заготовок», которыми «Уралмаш никогда не занимался», в то время как в них «нуждаются все малые уральские металлургические заводы».

Одна сплошная конкретика, обычные проблемы, давно известные способы их разрешения, и никаких тебе надуманных реорганизаций! Даже, наоборот, – пожелание вернуться к прежней структуре с отраслевыми Главными конструкторами и названной выше персональной их «ответственностью перед руководством завода».

Да и как может быть иначе. Ведь не вывески определяют дееспособность и значимость фирм, а люди, их должный настрой, практические дела и полезные их результаты.

Нет, не зря великий организатор и стопроцентный рыночник Г. Форд писал в свое время: «Мы не вводим изменений ради изменений, но мы всегда изменяем процесс, как только будет доказано, что новый лучше старого. Мы считаем нашей обязанностью убирать все препятствия, мешающие прогрессу, и оказывать обществу все лучшие и лучшие услуги». Форд действительно никогда не создавал организаций ради организаций. Он придумывал идею или находил человека с идеей и под нее, признанную добротной, уже только и учинял нужную реорганизацию.

Так практически всегда действовал и сам Нисковских. Такими же деловыми соображениями, вне предыдущей своей предвзятости, практически он закончил и свое повествование о «Новых временах».

Но зачем, в целом, такую непотребную форму придал своим рассуждениям? – Не понял.

27.07

В подтверждение моей характеристики Чубайса от 19.05.06 года.

По информации С. Миронова газете «Аргументы недели» за 26.07.07 года Чубайс при встрече с Путиным пошел на явный подлог, и заявил, что якобы из общего объема инвестиций в энергетику на 2007 год в размере 715 млрд. рублей государственные вложения составят только 41,5 млрд. рублей, т. е. всего 5%. Фактически же по программе, одобренной Правительством РФ за полмесяца до названного его разговора, инвестиционные затраты РАО на 2007 год были утверждены в размере 160,3 млрд. рублей, из которых бюджетные ассигнования определены в объеме 80 млрд. – на уровне не пяти, а пятидесяти процентов. А ведь что так будет и что государство вынуждено будет в дальнейшем тратить на восстановление разваленной Чубайсом энергетики, и в больших размерах, чем тут предусмотрено, было очевидно давным-давно всем, кто хоть сколько-нибудь в этих делах соображает.

08.08

Сегодня хоронили Галину Яковлевну Фомину. Последние годы она работала, как у меня Беспалова, в должности помощника инженера проектов, но только по блюмингам. Я прямого отношения к ее делам не имел, но часто, проходя мимо ее доски, останавливался и задавал ей периодически разные вопросы, так сказать, «теоретического» плана. Почему, например, она со своими начальниками, в отличие от нашей с Беспаловой практики, рисует так нерационально свои генпланы, ведь объекты значительно проще наших, а вся оформительская работа много сложнее? И т. п. другие аналогичной направленности «Почему?». Фомина, будучи женщиной умной и хитрой, каждый раз дипломатично уходила от моих вопросов, не высказывая при этом ни да, ни нет, и в то же время оставляла за собой как бы право и дальше все делать, как у них принято, исходя при этом из того обстоятельства, что я далеко, а ее прямые начальники близко, и непосредственно с ними ей надо работать и завтра.

Только, спустя много лет, уже будучи на пенсии, и, кажется, после ухода из жизни всех ее главных блюмингистов, она наконец разоткровенничалась и призналась мне во всех прежних «грехах». Эта чуть не последняя наша встреча состоялась у нее в саду, и мы тогда от радости, по случаю чуть не полного единения взглядов, прилично с ней даже выпили. Вскоре они с дочкой продали свой сад и дом на Уралмаше и переехали жить в город. И вот смерть…

13.08

Дочка покойного Льва Скобелева Мария в этом году закончила с отличием Педагогический институт по специальности «литературоведение». Я решил «проверить» уровень подготовки и заслал кое-что из своих записей на предмет ее мнения. И вот какая у нас получилась интересная с ней переписка.

12.07

«Здравствуйте, Владимир Александрович!

С огромным удовольствием прочитала выдержки из Ваших записей. Как будто вдохнула воздух Уральских гор! Буду признательна, если пришлете что-нибудь еще.!

15.07

«Маша! Выполняю твою просьбу, и посылаю весьма объемный материал эпистолярного содержания на тему здравого смысла, логики, объективности и наоборот».

18.07

«Уважаемый Владимир Александрович!

Прочитала посланный Вами эпистолярий. Получила, как и в прошлый раз, огромное (и, может быть, даже большее) удовольствие: и в плане расширения моего, пока еще очень узкого, кругозора, и в плане самого умения размышлять и полемизировать: мне, безусловно, есть, чему поучиться и у Вас (прежде всего!), и у Вашего оппонента. Буду рада прочитать что-нибудь еще».

27.07

«Маша! Посылаю тебе еще один материал, теперь из области критики кое-чего из прочитанного.  Копии я надергал из моих записей и посылаю их без проверки, так что прошу меня извинить за возможные в них ошибки».

28.07

«Здравствуйте, Владимир Александрович!

Ваше последнее письмо вызвало у меня настойчивое желание принять участие в обсуждении поставленных проблем».

31.07

«Дорогая Маша! А ведь я получил весьма приличное удовольствие от твоего послания. Или у тебя большой природный талант к свободному и содержательному слову, или у тебя были отличные преподаватели и вас действительно чему-то научили за пять институтских лет, или, допускаю, и то и то и другое вместе: настолько хорошо и логично все изложено. Послание не вымучено, а написано от души человеком, обладающим знаниями, здравым смыслом и собственным независимым мнением.

Но… есть и то, с чем я не согласен, что могу, правда, списать на молодой твой возраст и отсюда отсутствие пока опыта, и, прежде всего, в правильной оценке своего визави, его «полемических способностей».

Я привожу здесь полностью твое письмо (кстати, отформатированное так, как я хотел бы его видеть, со всеми исправленными твоими описками, недопустимыми для серьезного по содержанию документа, тем более, для литератора по профессии) с отдельными по его ходу замечаниями, выделенными курсивом.

Итак.

«Здравствуйте, Владимир Александрович!

Ваше письмо вызвало у меня настойчивое желание принять участие в обсуждении поставленных проблем.

Так, не могу не согласиться с Вами в том, что «судить и делать какие-либо выводы о человеке, на что-то в жизни претендовавшего и даже в какой-то степени ее ход определявшего, – можно только по конкретным делам, а не по им пропагандируемому, к тому еще и после драки». На мой взгляд, таким делом может быть не только создание материального Продукта, но и Слово – тогда, когда это слово становится делом чести и гражданского долга деянием («Поэт в России больше, чем поэт»). Сказанное не относится к обсуждаемой книге А. Яковлева, Ваша критика суждений которого представляется мне верной и обоснованной.

Ты не совсем права, Слово, несущее полезную информацию, а порой даже уникальнейшую информацию, я ценю не меньше даже самого блестящего дела. У меня в цитируемой тобой фразе, идет речь о «слове», которым чего-либо пропагандируется, защищается и т. д., а если еще и по контексту, – то более всего о «слове» политика. Именно потому я полностью согласен со всем твоим, что приведено о нем, слове, далее.

Хочется сказать несколько слов в защиту философии. Думается, философия, являясь частью не материальной, а духовной культуры, не может и не должна иметь непосредственного практического «выхода». Функция ее прежде всего мировоззренческая, то есть осмысление бытия – природы, человека, общества – в целом, выявлении неких общих законов жизни, вбирающих научное знание, но не копирующих его, не спекулирующих им. Это обобщение иного, более высокого, уровня. А потому (и здесь я не могу согласиться с тем, чему нас на философии учили) собственно философия – не наука. Наукой может быть названа история философии, изучение истории философской мысли в ее связи с историей как таковой, историей науки и изменением общественной мысли. Но назвать наукой саму философию – значит поставить в один ряд Аристотеля и Гегеля с аспирантами и кандидатами философских наук, людьми если и не заурядными, то отнюдь не конгениальными тем, чьи учения вошли в историю философии. На мой взгляд, философия во многом схожа с литературой и, как и литература, составляет особую область духовной культуры, развивается в соответствии со своими закономерностями, не претендуя при этом на истину в последней инстанции. И в этом не порок философии, а ее специфика: она не наука и потому вовсе не обязана быть по-научному точной; автор-философ волен прибегать к любым средствам для создания своего «интеллектуального космоса» – образа мира, каким он, по его представлениям, является.

Зачем это нужно? Для души, для того чтобы ищущий человек мог обрести мировоззренческую «платформу» – пусть не в согласии с теми, что постулируют философы (о полном согласии, конечно, и речи быть не может уже хотя бы потому, что мы живем в другое время, в другом мире), то в споре с ними, впитывая духовный опыт, накопленный предшественниками, и вырабатывая на этой основе свое видение мира. Ведь даже у тех мыслителей, чья философская конструкция в целом не может быть принята, находятся отдельные утверждения, созвучные нашим мыслям и актуальные сегодня. Так, у Бердяева, также ставшего предметом обсуждения на страницах Ваших заметок, мне импонирует, например, мысль о различии объекта веры и научного познания. Почему, задает вопрос философ, истинным признается только то, что может быть познано разумом, доказано? Разве тем, что может быть научно исследовано, ограничивается все многообразие мира? Не говоря уже, что наука сегодняшняя по отношению к науке завтрашней может и быть неточна, и даже ошибаться в отдельных положениях, и многое не быть в состоянии объяснить (совершенно согласна с Вами в том, что «кладезь человеческой мудрости весьма ограничен»). Так, ученые-физики были свидетелями тому, как в Пасху в Храме Гроба Господня в Иерусалиме в определенный момент загорались все свечи. Это было заснято на видео и зафиксировано в помощью специальных приборов. Однако, как и почему это происходило, осталось непонятным. Думается, к подобного рода ситуациям суждения Бердяева оказываются как раз таки применимы.

Согласен со всем твоим, но, кажется, оно соответствует и моему мнению о философии, приведенному в моих книгах. Не принимаю только твою ссылку на «свечи», поскольку факт их «самозажигания» не доказан. А потому его нет, и к нему не применимы суждения Бердяева. Сам лично таковое действо отношу полностью к церковному «трюкачеству». Что же касается «научно не исследованного», то о нем неплохо, считаю, сказано и Раушенбахом (см. мои «Два полюса»).

По поводу Солженицына. Согласна с Вашей оценкой Солженицына как «писателя и публициста, настырно навязывающего всем свою далекую от реалий философию жизни». Его позиция – сугубо личностная, субъективная, определившаяся, как Вы справедливо полагаете, его жизненным опытом – ГУЛАГОМ и высылкой из страны, не может быть рецептом благополучия для всего народа. А он ведь претендует именно на роль Учителя жизни. Более того, его собственное жизнеповедение отнюдь не внушает большое доверие к его высказываниям (имею ввиду его предательство по отношению к первой жене, выразившееся не столько в том, что он ее оставил ради другой – сердцу не прикажешь, сколько в том, что, когда та спустя много лет при смерти просила его прийти за ключом от их квартиры, который она все эти годы бережно хранила, надеясь на его возвращение, Солженицын прислал свою вторую жену Наталью, когда-то пришедшую в их дом машинисткой, с деньгами. (Отсутствие ли это элементарного такта или просто подлость?). Нынешняя же его позиция – Пропутинская и проправославная – и вовсе не кажется убедительной.

Это просто у тебя отлично и по содержанию, и по краткости.

Спорными представляются суждения цитируемого Вами Шафаревича по поводу того, что «Запад переживает кризис, вероятнее всего, агонию». Если гибель Запада, процветающего, к слову, и близка, то уже не России быть ее свидетельницей. Наша страна при столь критическом подходе гораздо ближе к катастрофе. Я далека от мысли, что западное «стремление к максимальному комфорту, то есть к «жизни для себя» свидетельствует об утрате традиционных ценностей. Это вполне естественное стремление человека к счастью и благополучию, и то, что на Западе оно реализуется, говорит о его цивилизованности. Жить в относительном благополучии хочет любой нормальный человек (другое дело, что стремление это может приобретать гипертрофированные формы – как на Западе, так и у нас). И едва ли удобства жизни ставят под угрозу существование традиционных ценностей, желание и способность к творчеству (в науке ли, искусстве): говорить, что «для западноевропейского человека нечего ожидать великой живописи или музыки. Литература западной цивилизации осталась в прошлом» – значит игнорировать поистине громадные достижение западной культуры 20 века. Беккет, Кафка, Джойс, Сартр, Камю. Р. Барт. Ряд можно продолжать бесконечно. Противопоставление же «загнивающему Западу» хранящей христианские идеалы России кажется и вовсе неубедительным (и здесь я с Вами совершенно согласна). Если в 19 веке подобные заключения, звучавшие из уст славянофилов (Аксаковы, Хомяков) и Достоевского имели под собой некоторые основания (не для просвещенной демократической и дворянской молодежи, а для крестьянства православные идеалы сохраняли свою значимость), то после почти века атеизма, на котором выросло несколько поколений, о христианской России говорить по меньшей мере странно. Сегодняшнее «возрождение церкви» – скорее, как мне кажется, дань моде, нежели истинная вера, способная объединить народ. Неактуально.

Здесь ты своей первой фразой как бы косвенно критикуешь и меня (мое «Изумительно!…» о его высказываниях, да еще с восклицательным знаком). Думаю, что ты тут, пишешь с высоты своего юношеского максимализма, а потому ошибаешься в оценке Шафаревича, достаточно умного мужика, с такой же вероятностью, как и он сам в своих предвидениях. Ведь его высказывания, согласись (впрочем, как и твои), во многом не лишены здравого смысла. Но… они относятся к прогнозированию, которое может быть верным, а может и нет. Однако лучше, в части прогнозов, чтобы заново ничего не придумывать, я сошлюсь на то, что на эту тему уже написал ранее. Извини, если я в чем-либо повторюсь, и ты от меня нижеприведенное уже слышала.

С уважением и еще раз с глубочайшим тобой восхищением.

P.S. Если какие-либо ошибки обнаружишь у меня, сообщи. Буду признателен».

04.08

«Уважаемый Владимир Александрович! Очень польщена Вашими похвалами в мой адрес. Если действительно у меня есть некоторая способность к «свободному и содержательному слову», то это благодаря моим учителям, прежде всего моему руководителю С. Ермоленко, которая все эти 5 лет как раз и учила меня самостоятельно мыслить (нет более сложной задачи для педагога!).

Благодарна Вам за сделанное замечание по поводу опечаток в моем тексте. В качестве оправдания могу сказать лишь, что для меня непривычно печатать столь значительные по объему материалы в маленьком окошечке почтового редактора, возможности которого не позволяют увеличивать масштаб текста до необходимого. Впредь буду внимательнее вычитывать свое письмо перед тем, как его отправить, и, если Вы не возражаете, отправлять основную, содержательную часть своих посланий прикрепленным Word'овским файлом. Приношу свои извинения за неудобства.

Признательна за внимание к моим выкладкам и Ваши подробные к ним комментарии. В порядке уточнения своей позиции хочу отметить следующее.

В своем замечании о слове как деле я отнюдь не спорю со сказанным Вами, а только привожу свои соображения в связи с Вашим высказыванием, что «судить и делать какие-либо выводы о человеке, на что-то в жизни претендовавшего и даже в какой-то степени ее ход определявшего, – можно только по конкретным делам , а не по им пропагандируемому, к тому еще и после драки», отдавая себе отчет в том, что вложенный в него в данном случае смысл определяется именно контекстом – общественной сутью обсуждаемой персоны.

Для меня было неожиданностью то, что Вы почти безоговорочно приняли мои суждения относительно философии и, более того, отметили, что они согласуются и с Вашим взглядом на сей предмет. В известной степени совпадающие формально (главным образом речь идет о том, что философия, и по Вашему, и по моему мнению, не наука), наши высказывания, думается, противоположны по своему пафосу. Если в Ваших глазах философия проигрывает науке в логичности, обоснованности и рациональности своих теорий («в философии не было и нет никаких настоящих теорий и никакой настоящей науки, а есть то самое констатирование известного и наукой доказанного либо чисто авторские представления, а то и просто авторские домыслы, облеченные в словесную шелуху, приправленную для монументальности специальной философской терминологией»), представляя собой, по существу, профанацию науки, словоблудие (извините, если неверно Вас поняла), то я акцентирую только разницу между наукой и философией. Мое утверждение о том, что философия не является наукой, носит не оценочный, а скорее констатирующий характер. Это не упрек философской мысли (как не может служить упреком человеку признание того, что он не ученый, а, например, художник или поэт), а признание ее специфики, отличия от других форм духовной жизни общества. За ссылку на Вашу книгу и Раушенбаха спасибо: для меня вопрос о соотношении веры и знания, интуитивного и рационального в познании очень интересен, и пока я еще не вполне определилась в своих воззрениях на этот счет.

По поводу Шафаревича. Сказанное в связи с проблемой развитии Западной цивилизации и исторической роли России не является оценкой Шафаревича («потому ошибаешься в оценке Шафаревича, достаточно умного мужика…») или выражением недоверия к нему как мыслителю (чем умнее оппонент, тем интереснее с ним полемизировать), а уж тем более критикой в Ваш адрес. Это только мое мнение по обсуждаемой проблеме. Не исключено, что со временем оно изменится. Много приходилось слышать и читать о «бездуховности» Западного мира, о том, что европейцы живут по преимуществу материальными интересами и соображениями комфорта. Однако другие (притом люди, мнению которых я весьма доверю) придерживаются и совсем иного мнения и, будучи людьми интеллигентными и совсем не зацикленными на накопительстве, достаточно комфортно себя чувствуют на Западе. Похоже, это две стороны одной медали: нет ничего, что было бы окрашено только одним цветом. Время, действительно, покажет, хотя, вероятнее всего, в обозримом будущем, как Вы совершенно верно говорите, мир кардинально не изменится.

По поводу ошибок в Вашем тексте: они иногда встречаются (пунктуационные), но для меня это совершенно не имеет значения. С увлечением и огромным удовольствием читая Ваши послания, я просто перестаю замечать сам текст и почти слышу Ваш голос, Вашу интонацию, чему авторская пунктуация не мешает, а скорее даже способствует».

05.08

«Маша! Ты вновь доставила мне удовольствие своим безупречным восприятием моего предыдущего послания, не только в части в нем приведенного, но и того, что может быть отнесено прямо к твоей сообразительности и способности, особо мной ценимой, к домысливанию за своего визави «в должном позитивном направлении, а не наоборот».

Я имел желание изложить тебе мои принципы форматирования текста, а ты полностью реализовала их в своем письме. Ничего не сказал о более удобном оформлении достаточно больших посланий в виде файлового приложения, а ты его немедля приняла на вооружение по собственному анализу «за и против». То же в части, мной не упомянутых других мелочей, вроде разницы между «-» и «–» и всего прочего. О самом содержании твоего ответа, выдержанного в исключительно компромиссном, опять мне приятном, его варианте, – не говорю. А потому с него и начнем в рамках разумного, и рассмотрим наши незначительные расхождения в части отношения к Шафаревичу. Я прошлый раз не упомянул (а ты, к сожалению, тут не догадалась), что Шафаревич имел в виду устремленность западного мира не к «комфорту», а, судя по всему, – к «роскоши», о которых очень хорошо было написано у меня в эссе о Гончарове и дополнительно (о роскоши) – в послании от 27.07.07 (см. про Яковлева). С учетом данного уточнения, почти уверен, мы придем с тобой к единому о нем, Шафаревиче, резюме.