Деньги, Куба и литература

Из кабинета Сурикова Виолетта выходила с двойственными чувствами. Идя на эту встречу, она преследовала две цели: увидеть человека, родившего роман и показать себя как королеву жизни. Она желала показать, что способна сделать то, чего не смог сделать он. Донести это творение миру! Как ей казалось это сделать намного труднее, чем написать тридцать тысяч слов.

Виолетта ожидала увидеть «ботаника» с затравленным взглядом в огромных очках и коротких штанах. Однако в кабинет вошел другой парень. Да, он был в очках, но на этом сходство с классическим представление «ботаника» заканчивалось. Он не был крут, он не был забит, он был той серединой, которую не замечает взгляд. Средний рост, обычная стрижка, неброская одежда.

Идя сюда, она даже заготовила речь. Что-то пафосное с отступлениями о том, что они не приуменьшают его заслуги, но это полдела. Жизнь изменилась, размеренность и неспешность бытия уже в прошлом. Сейчас человека нужно завлечь, заинтересовать так, чтобы он потратил часть своего времени на книгу. Нужно украсть, отобрать это время, заставить приковать свое внимание к этим страницам. Он конечно молодец, сюжет интересен, в меру умен и остроумен, но Виолетта привнесет изюминку.

А затем на миг она увидела все в другом свете. Она избалованная дочь олигарха сидит в дорогом кресле по одну сторону с развратным толстяком и отцом, который за свою жизнь не прочитал и десятка книг, и пытается отобрать у человека его часть. Не купить, а отобрать! Те деньги, которые предложил редактор за книгу, она тратит за неделю при экономном образе жизни!

Вся эта встреча походила на то, как отбирают щенков у разродившейся сучки. Все уже решено, и обстоятельства не на стороне животного.

С другой стороны она хотела это произведение. Хотела больше чем машину на шестнадцать лет. Ее не волновали ни тот факт, что она не автор, ни то, что она не изменила даже слова, ни то, что она даже и не собиралась что-то менять. Ей нравились все тридцать тысяч слов, и она хотела, чтобы все считали ее родительницей этого романа.

Она здесь. Он сидит напротив. Николай. А она борется между желанием встать и крикнуть, чтобы он забирал свой роман и уходил, бежал, скрывался, потому что то, что он написал – это абалденно. Это завораживает! А его обманут, заплатят гроши, выкинут на улицу, а вся слава достанется ей – избалованной дряни местного олигарха. Виолетта думала об этом, и в тот же момент скрещивала пальцы на ногах, чтобы он ничего не заподозрил. Чтобы ему по зарез были нужны деньги на операцию для родных, или тупо на наркоту, не важно. Главным было то, что он не раздумывая должен взять их, поставить подписи, и навсегда отречься от этого творения. Потому что отныне и навеки она – единственный и несменный автор этих строк, этих долбанных тридцати тысяч слов.

А он думал! Он резал ее сердце своим равнодушным взглядом, глядя на тонкий конверт с валютой. Он восхищал ее этим взглядом. Он убивал ее. Она ненавидела его за это. Она сжимала кулаки, давно забыв свою речь. Она молила бога, чтобы все это быстрее закончилось. Виолетта была готова даже попросить отца, чтобы в случаи отказа, он силой отобрал эту рукопись.

А затем он начал задавать вопросы. Он что-то спрашивал про контракт, он так медленно переворачивал страницы, он так долго изучал написанное, что у Виолетты чуть не случился нервный срыв. Ненависть и уважение к этому человеку так крепко сплелись в ее голове, что она не могла определить какое чувство сильнее.

Уже в конце, когда его рука с ручкой зависла над документом, он посмотрел на нее. В том взгляде не было злости, не было укора или ненависти, в нем была обреченность человека, который осознает каждый свой шаг.

Он поставил последнюю подпись, последний раз дорогая ручка адвоката, дернулась в его руке. Улыбнулся и вышел из кабинета.

Виолетта почувствовала, что сейчас намочит кресло, спазмы хватали мочевой пузырь, а руки дрожали, словно она всю встречу таскала тяжести.

***

Виолетта нажала на кнопку звонка еще раз. Музыка за дверью стихла, послышался щелчок замка. В дверях без майки с сигаретой в зубах стоял Вадим, из квартиры доносился девичий смех и невнятное мужское бормотание.

– Привет, любимая, – Вадим наклонился и поцеловал девушку.

Виолетта вошла в квартиру, вопросительно глядя на парня. Тот жестом указал на комнату.

На матрасе в центре, которого стоял кальян, сидело трое. Вася, толстая блондинка с раскрасневшимся лицом и худосочная рыжая стерва, с оценивающим взглядом.

– Привет, – выдавила Виолетта.

– Привет, – в разнобой отозвалась троица.

– Вадим, можно тебя на кухню? – Виолетта направилась туда, не ожидая ответа.

– Ты зачем этих кобыл сюда привел? – вспыхнула девушка в окружении грязной посуды и хлебных крошек.

– Мы же это уже обсуждали?! – Вадим устало выдохнул.

– Одно дело впаривать им эту чушь в кафе, а другое рассадить их на нашем матрасе!

– Во-первых, матрас мой! А во-вторых, я не сектант и никого принудительно не тяну в свободное общество! Если ты решила остаться и множить целлюлит рядом с папочкой, то это не значит, что у всех такой же узкий взгляд как у тебя. А без веры в успех на острове нечего делать!

В глазах Вадим заплясали знакомые огоньки. Виолетта была слишком зла, чтобы они подействовали на нее так быстро. Но все же они действовали.

– Я… я… я просто, прости! Я приревновала, они тут…

Вадим усмехнулся, огоньки разгорелись ярче.

– Я понимаю, но я устал тебе говорить, что ты единственная! Но все мы лишь почва, из которой вырастет новое поколение! Сильное! Свободное! Нам нужны люди, и многие находятся на распутье, и моя задача не заманить их к нам, а помочь сделать правильный выбор! Помочь сделать выбор! И этот выбор не всегда в нашу пользу, но свободное общество не может появиться из людей обманутых или завлеченных обманом! А для того чтобы помочь человеку определиться, нужно узнать его, что я и делаю!

Он подошел вплотную к Виолетте и заглянул в ее глаза. От него пахло коноплей и пивом. Разве так пахнет свобода? – подумала Виолетта, но тут же прогнала эту мысль. Прогнала потому что в глазах, которые смотрели на нее, плясали огоньки. Те самые от которых ноги становились ватными и приятно теплело внизу живота, те самые, но… Но сегодня они утратили часть своей магии. Были тому виной кальян и пиво, она не знала, но в них чего-то не хватало. Они по-прежнему заводили ее, она по-прежнему ощущала головокружение, но все это было в пол силы. Словно у чар, которыми обладал его взгляд, вышел срок годности. Она улыбнулась, он ответил ей тем же.

Они вернулись в комнату. Виолетта села под Че Геварой, Вадим занял место под Лениным.

– Оригинально тут у вас, – усмехнулась Мэри, разглядывая стены.

– Это временное пристанище, человека не должно ничего держать. Жить надо так, чтобы в любой момент можно было выйти из дома и больше в него не возвращаться, – Вадим сделал глубокий вдох из кальяна.

– А что за мужики на стене? – Мэри ткнула пальцем в плакаты за спиной Виолетты, и Вадим зашелся в кашле.

– О, а этот мужик у Витахи на футболке был, помнишь Машка? – Катя ткнула подругу в бок, указывая на Че Гевару.

– Машка – это та, которую можно за ляшку, а я – Мэри! – прошипела подруга.

Виолетта перехватила унылый взгляд Вадима и улыбнулась. А еще она заметила, как восторженно Василий смотрит на рыжую. В этот момент у Виолетты завибрировал телефон. Девушка встала и вышла на кухню. Звонил отец.

– Привет, па-па.

– Здравствуй, дочка! Куда это ты пропала?

– Никуда, все как обычно, у нас же обед завтра?

– А просто встретится с отцом без расписания?

Виолетта молчала.

– Ладно, расслабься, – опередил Игорь Викторович. – Мы с тем похотливым толстяком все обговорили, все решили, все утрясли. Он сегодня позвонил, говорит, что послезавтра какой-то литературный конкурс проводит награждение победителей. В общем, он говорит, что ты стала победительницей этого конкурса, он все решил. Говорит, что это просто идеально. Про тебя напишут в газетах, а потом уже начнем печатать книги.

– Но ведь мы не посылали роман!?

– Доча?! – напрягся Соломахин.

Ты и роман не писала, – мысленно договорила за отца Виолетта. Так что ее удивило? Наверное, то, что происходящее перешло в степень реальности. Еще вчера она думала про это как нечто несбыточное, а вот сегодня все завертелось. Ее выход.

– Извини папа!

Теперь вздрогнул Соломахин. Он не помнил, когда она извинялась в последний раз. Даже когда разбила его коллекционный «феррарри», он так и не дождался от нее банального прости. Она тогда сказала, что он сам виноват в том, что ключи оказались на видном месте. А последний раз слово «прости» слетело с ее губ еще в детстве, когда она пролила чернила на его огромный ореховый стол. Сколько ей тогда было? Пять лет?

– Проехали! В общем, он накидал тебе небольшую речь, тебе ее передадут перед церемонией. Тебя ждут возле театра послезавтра в полпятого вечера. Можешь взять своих друзей.

– Что нужно будет делать?

– Он говорит, что это обычная церемония вручения дипломов, тебя вызовут, ты выйдешь, скажешь несколько слов. Потом банкет, журналисты, у тебя как у победительницы будут брать интервью, тебе нужно сказать то, что он напишет, и вроде пока все.

– Хорошо! Ты приедешь на церемонию?

– Конечно!

– Тогда там и встретимся, тогда завтра обед отменяется, поеду выбирать платье!

– Хорошо, пока!

Она отбила звонок, не сказав слова прощания.

***

Виолетта не была новичком на таких мероприятиях. Когда твой отец по влиянию в регионе превосходит мэра, к таким вещам как церемонии и презентации привыкаешь быстро. Но в роли человека, которому прийдеться выйти на сцену и что-то там получить, она была впервые. И ее больше пугала не сама сцена, а необходимость сказать речь.

Она никогда не считала себя стеснительной, но говорить о произведении, которое ты не писала перед сотнями людей это совсем другое дело. Тут нужны, как бы сказал отец, железные яйца. И она их найдет. Виолетта так решила. Решила, глядя на себя в зеркало.

Мать стояла в коридоре и следила за ее сборами. Виолетта звала ее собой, но та отказалась. Попросила прочесть рукопись, девушка дала. За время, что она жила с матерью, девушка научилась различать настроения родительницы по ее поведению. Сейчас мать своим видом так и кричала, что она против этой затеи.

На все вопросы Виолетты о причине такого протеста, мать отвечала одним предложением.

Не правильно все это.

Виолетта и сама где-то внутри понимала, что это не правильно. Но затем снова ловила себя на том, что ощущает, чуть ли не физическое, наслаждение от мысли, что эти тридцать тысяч слов будут подписаны ее именем.

Также она успокаивала себя тем, что такое отношение матери объясняется ревностью. Она ревнует! За всю свою жизнь Виолетта никогда не проводила столько времени с отцом. А теперь они начали сближаться, они перестали раздражать друг друга, и мать это пугало. Она боялась потерять дочь. Боялась, что та променяет ее на отца, а ей останутся еженедельные обеды в каких-то забегаловках.

С этими мыслями Виолетта поцеловала мать и поехала на церемонию.

Она стояла в тени огромного каштана и следила за толпой. Вадим со своей новой троицей вассалов ушли на поиски бара. Отца не было. Виолетта ждала гонца от редактора со словами речи.

Гонец подошел сзади. Вернее это была гончая. Невысокая девушка лет девятнадцати, спросила у Виолетты ее имя. Затем сказала, что от Сурикова и протянула сложенный вчетверо лист бумаги.

Виолетта пробежала взглядом тезисы и расстроилась. Обида слегка сдавила горло. Это была не речь. Это были наброски предложений, которые с легкостью подошли бы к любому произведению. Человек, который написал эти строки, не читал роман. Это были штампы, заготовки, вода. Но обидело девушку другое. На миг, но все же отчетливо, она почувствовала себя таким же инструментом. Она попала на конвейер, она не первая и уж точно не последняя. С этим текстом сотни новоиспеченных писателей поднималась к микрофону.

Она ничем не лучше автора. Она лишь последующая шестеренка в огромном механизме выкачки денег. У нее своя роль, быть может, немного ярче, но все же эпизодическая.

Виолетта вздрогнула. Мотнула головой, сделала несколько глубоких вдохов. Это все мать с ее пессимизмом, – успокаивала себя девушка. Она выйдет и скажет свои слова, ей не нужны эти пустые словосочетания. Она найдет, что сказать оригинального, чтобы каждый в этом зале захотел прочесть ее роман. Именно ее! Она твердо решила, что теперь роман ее.

У меня все получится, я главная на этой церемонии! – произнесла девушка вслух.

Виолетта шагнула вперед, прошла к дверям. Народ медленно вливался в двери здания. Девушка миновала холл, остановилась возле дверей в зал театра. Оглянулась, Вадима нигде не было, она вошла в зал. Прошла к сцене и села в первом ряду на место с ее фамилией.

Церемония началась. Ее очередь была последней. Она наблюдала за действом. Удивлялась радости конкурсантов, кривилась от благодарственных речей, и чем ближе был конец награждения, тем меньше у нее оставалось оригинальных слов.

Та речь, которую она прокручивала в голове, теперь выглядела еще более заезженной и унылой чем список штампов на сложенной бумажке. Ей нечего было сказать залу. Она не знала, что сказать толпе за ее спиной, чтобы вызвать интерес к ее книге. Она с ужасом ждала своей очереди и даже сразу не поняла, когда назвали ее имя. Ее имя…

Виолетта вскочила, глубоко вздохнула и пошла на сцену. Ведущие объявили какого-то заслуженного писателя страны, фамилия которого Виолетте была не знакома. На сцену вышел седобородый мужчина с обритой наголо макушкой.

Мужчина был одет в черные штаны от «армани», туфли «гуччи», а вместо рубашки на нем красовалась вышиванка. Писатель подошел к микрофону, и минуты две восхвалял организаторов за сам конкурс и приглашение быть в членах жури. Затем он перешел на Виолетту и долго говорил о том, что он спокоен за национальную литературу, если в стране растут такие молодые писатели как она.

На сцену вышла девочка лет восьми, неся диплом победителя и букет слегка увядших роз. Мужчина взял подарки из рук девочки и подошел к Виолетте. От литератора пахло потом и перегаром. Он вручил девушке диплом, букет цветов, который уже кроме как на гербарий никуда не годился, и смачно поцеловал победительницу в губы. У Виолетты закружилась голова. Зал ждал банкета, от которого его отделяла лишь только речь девушки.

Осознание того, что она является барьером на пути к веселью всей этой толпы любителей литературы, выбило остатки собственных слов из головы девушки. Она, запинаясь, произнесла первый штамп из списка. Аудитория молчала. Виолетта готова была поклясться, что слышала урчание животов у зрителей в первом ряду. В последних рядах началось оживление, а самые голодные потянулись к дверям.

Она произнесла еще два штампа и поняла, что ее сейчас убьют, и первым будет тот литератор, что стоит рядом. Виолетта выпалила слово спасибо, слегка поклонилась и быстро ушла за кулисы. Кто-то тряс ее за плечо, кто-то улыбался в лицо, кто-то говорил какие-то поздравления. Виолетта тянула улыбку, кивала по сторонам и пыталась найти выход.

Чьи-то руки уверенно схватили ее за локоть и повернули к себе. Это был отец, он широко улыбался, держа дочь за плечи. Рядом стоял Суриков, тер свои маленькие ладошки и ждал, пока родственники обменяются впечатлениями.

– Что теперь? – Виолетта обратилась к редактору.

– Сейчас я вас отведу в комнатку, вам выдадут премию, а вы передадите ее мне! Нужно оплатить речь вашего наградителя, и по мелочам. Диплом можете оставить себе, цветы выбросьте вон в ту урну!

Девушка готовая к любому повороту событий снова поймала себя на том, что не готова к такому цинизму. Механизм работал, работал с невиданным КПД в сто процентов.

– Пойдем, – толстяк даже не ждал ответа.

Он лихо развернулся и уверенно зашагал в темноту закулисного пространства. Виолетта шла за ним, замыкали шествие отец и его охрана.

Она выполнила все, как велел Вениамин Павлович. После он провел их в банкетный зал, а сам удалился раздавать дань.

Ведя коридорами театра Виолетту, коротышка хвалил ее за то, что она урезала речь, хорошо держалась и не сказала ничего лишнего от себя.

– Теперь, – продолжал он. – Предстоит самое простое. Сейчас на тебя нападут журналисты. Корчить звезду не надо. Говори то, что написано на бумажке своими словами. На конкретные вопросы, когда книга появится на прилавках, отвечай размыто и говори, что ждешь предложений от издательств. Если спросят, что навеяло сюжет, придумай что-то!

Суриков бросил хитрый взгляд на испуганное лицо девушки и улыбнулся.

– У тебя получится, – подбодрил он. – Главное запомни, что скажешь в первый раз, и в следующие говори то самое. Ну в принципе все. Побудете пол часа под обстрелом и можете ехать домой. Все! Сегодня мы больше не увидимся. Я позвоню. Вам туда.

Толстяк махнул рукой в сторону неприметных дверей в конце коридора, а сам свернул направо.

***

Николай долго смотрел на экран телефона. Несколько строк сообщения с неизвестного номера сообщали о том, что он приглашен на церемонию награждения литературного конкурса. Год назад Николай послал туда свой сценарий и оказался в числе номинантов, премии так и не получил, но теперь его приглашали разделить радость победы других счастливчиков.

В чем он сомневался? Сомневался в том, а нужно ли это ему? После сделки он не написал и слова. Не было даже желания. А если нечто подобное зарождалось в нем, он давил это в зародыше. Ему трудно было сознаться, но на каком-то подсознательном уровне, он решил больше не писать.

Дело было даже не в деньгах, дело было в том, что он осознал, что той мизерной части его таланта не хватает для того, чтобы стать писателем. Он решил направить усилия на что-то другое, полезное. На что-то, в чем он может преуспеть. Например, программирование.

А почему бы и нет? Ведь когда-то у него получалось. Получалось. Николай поймал себя на том, что до сих пор таращится в потемневший экран мобильного. Что он будет там делать? Зачем ему это?

А что делать дома? Сидеть и смотреть в экран монитора? Или в который раз изучать неровности на потолке. Николай встал и решительно оделся. Уже в дверях он в очередной раз подвергся внезапному желанию остаться дома, но все-таки он туда поехал.

Николай сел в задних рядах и ничто, как говорится, не предвещало беды. Церемония шла своим ходом, дипломанты извергали пафос, начинающие вокалисты мучили публику между номинациями, отработанная схема была в действии. Оставалась последняя премия – победитель в номинации лучший роман.

Николай напрягся, решив, что как только скажут имя победителя и название произведения, он встанет и уйдет. Почему? Потому что он сидел в самом краю ряда, а так как большинство людей находилось здесь только ради бесплатного банкета, то это грозило парню отдавленными ногами.

Ведущие затягивали интригу с мастерством второклассника забывшего текст стихотворения. Вот на сцену вышло недоразумение в черных классических штанах от модного модельера и в вышиванке. Мужчина затянул, как ему казалось, увлекательную речь. Николай уже подумывал встать и уйти, а победителя узнать из интернета, но в этот момент тип в вышиванке достал листок из конверта.

Когда объявитель произнес первое слово из названия романа, Николай почувствовал, как перехватило дыхание. Перехватило не так как перехватывает, когда катаешься на качелях, и не так, когда включаешь свет, а твои друзья кричат сюрприз. Николаю словно сжали горло, сжали невидимой, но от этого не менее сильной рукой. Сжали так, что любое глотание приносило боль. Затем тип в вышиванке произнес имя автора, и у парня скрутило живот, тупая боль отдавала в пах. Он прикусил губу, чтобы не вскрикнуть.

Затем на сцену поднялась она. Автор тридцати тысяч слов, купленных за гроши. Она говорила слова благодарности, слова чужой благодарности за оценку чужого произведения. Девушка закончила говорить и ушла за кулисы. Грохнули аплодисменты, а из глаз парня брызнули слезы. Слезы боли, обиды и отчаянья. Он не мог их контролировать, он не мог их остановить, он сидел и плакал, а по его ногам люди спешили на бесплатный банкет.

Он уходил из зала последним, вместе с группой последнего исполнителя, которому выпала дурная фишка петь после слов объявления победителя. Зал был пуст. Где-то внизу звенела посуда, и воняло едой. Николай поднялся на ватных ногах и зашаркал к выходу.

Зал гудел как улей. Нет, Николай выбросил из головы это заезженное сравнение. Зал гудел, как рой мух над свежей кучей дерьма. Люди толпились возле столов раздачи, толкались, опрокидывали друг на друга напитки и тарелки с закусками, выплевали на пол не понравившиеся блюда, и обсуждали литературу.

Девушка, купившая его произведение, стояла в стороне от столов и давала интервью журналистке, которая пыталась запихнуть в рот бутерброд, украшенный завядшей петрушкой. Огромным желанием было подойти к ней и перед глазом видеокамеры назвать ее лживой сукой, укравшей у него роман. Прокричать в объектив, что это он автор, что ему принадлежат эти тридцать тысяч слов, что он родил эти строки, что он продал их за копейки…

– Блин да осторожнее, девушка, – услышал Николай совсем рядом.

В метре от него, с огромным пятном от майонеза на черной футболке стоял высокий парень.

Высокий худой парень со светлыми волосами и взглядом полу вождя полу наркомана. Огонькам, которые горели в его бледно-голубых глазах, не хватало мощи, чтобы увлечь толпу за собой, а паволока любителя наркотиков была чересчур плотная, чтобы сказать, что человек попробовал их впервые. В общем, этот парень мог организовать небольшой клуб по интересам, но влиять на большую массу народа он не мог.

– Да пошел ты, – отвечала девушка на высоких каблуках с неумело наложенным макияжем.

– Хамка с размазанной помадой, – отрубил парень.

Девушка открыла рот для ответного оскорбления, но ее разум осознал полный смысл фразы. Язык нимфы застыл на полуслове, и дама умчалась в туалет приводить себя в порядок.

Николая позабавил ход незнакомца, и он протянул ему начатую упаковку салфеток. Тот недоверчиво глянул на парня, но салфетки взял.

– Благодарю.

– Любите литературу или все же бесплатный буфет?

– Богема недоделанная, – огрызнулся блондин.

– Значит буфет, – улыбнулся Николай.

Он снова смотрел на девушку дающую интервью. Попытался читать по губам, но не получилось.

– А ты чего тут? – блондин перешел на ты.

Он вытер майонез и скептически разглядывал огромное жирное пятно.

– Да так, когда то увлекался…

Николай замолчал.

– И?

– И понял, что не мое.

– Бывает. А я тут с девушкой. Она увлекается до сих пор, вернее делает вид, что увлекается.

– Делает вид? – Николай удивился.

Незнакомец понял, что сказал лишнее.

– Я Вадим, – блондин протянул руку.

– Николай.

– Вадим, мы тебя потеряли.

К блондину подошел толстый парень в сопровождении двух девушек.

– Это Николай, – представил Вадим. – Мое чутье редко меня подводит, и сейчас оно говорит, что в нем бьется свободолюбивое сердце.

Николай наморщил лоб.

– Это Вася, Мэри и Катерина! – продолжал парень. – Можем компанией выпить пива?!

Николай пожал плечами. Он посмотрел на девушку и репортеров и спазмы с новой силой сжали его горло.

– К сожалению, сегодня не смогу, есть еще пару дел.

– Жаль, – ответила рыжая девушка.

Вадим только хохотнул. Николай пожал плечами и краем глаза заметил недобрый взгляд Василия. Странная компания, – мелькнула мысль в его голове.

Николай отошел в сторону. Выйти из зала, не пройдя мимо Виолетты и нескольких репортеров, было невозможно. Николай опустил голову, как можно ниже и направился к дверям.

Столы с едой пустели, заканчивалось пиво, а вместе с ними редела публика. Подойдя к дверям, парень оказался в небольшом заторе. Любители литературы с крошками на вечерних платьях и пятнами майонеза на галстуках толпились возле узких дверей. Николай маленькими шашками продвигался к выходу. Виолетта стояла в метрах трех и севшим голосом отвечала на избитые вопросы репортеров. Репортеров было немного, но вели они себя вяло, то ли из-за большого количества бесплатных бутербродов в желудках, то ли из-за неименитой писательницы.

– У вас оригинальное название романа, – говорил репортер. – Сразу и не поймешь то ли намек на пикантные темы, то ли кулинарную книгу. В произведении много секса?

– Не больше чем в жизни, я вообще старалась меньше приукрашать и преувеличивать, это можно сказать собирательный образ людей, а временами мой собственный.

– А что тут вообще было? – вещал голос малолетней дивы с другой стороны от Николая.

– Кажется презентация какая-то, вроде нового книжного магазина, – отвечала подруга дивы, стараясь не уронить на себя остатки бутерброда.