Про заколдованную Радужку

Как стояла гостья неподвижно, словно изваяние, слушая несчастную девушку, посерела лицом вдруг, рот в бездыханье открыв и руки распластав в стороны, словно от удара сильнейшего, так и упала замертво на пол деревянный под крик и слезы детей своих и малышей, слушателей нечаянных этой трагедии.

Побелели парни, обомлели девушки, за голову Радужка схватилась от такой беды, что натворила. И от ужаса и неприятия поворота горестного будто проснулась ото сна, развела руками молодыми по воздуху, отчего крик успокоился и все на места свои сели, и заговорила над мертвой княгиней голосом вещим древние слова:

Гори – ныне флори-броди.

Вита – Флора воротитя.

Вера – вита доброслове.

О! Жы вита! О! Жы вита!

Жито зло лено льено.

Авиталище у-бого

Ввели добро у порого поминае.

Звица фито.

Како люди мыслицо.

О! Ви Вита! О! Ви Вита!

Вмиг открыла гостья веки, зашевелились губы белые, алым наполняться стали, зарумянились щеки, привстала и улыбнулась улыбкой девичьей, будто помолодев на двадцать лет. Еще больше засияло лицо благородное, еще больше свет внутренний озарил все вокруг в избушке залатанной. И от радости открыла свои объятия теплые материнские для несчастной бедняжки Радужки, не помнящей себя от счастья, что ожила княгиня от ее магии.

– Не держу зла на тебя, девонька. Больше прошу: стань мне дочерью родною. Буду любить тебя как свою, станем мы тебе покровителями верными, семьей единородной. Конец злу.

Обнялись всей семьей и малышей расцеловали, что тише воды, ниже травы все это время сидели, слезки горькие глотали от развернувшейся картины. Да такое счастье навалилось, что никто внимания не обратил, что ножки Радужки так ветками да корой остались.

– Прости, государыня, – обратился Кирилка, мальчишка-заступник, к благородной гостье, – у Радужки нашей мечта есть заветная. Не озлобись выслушать, матушка, – ропотно ожидая ответа, смотрел слезно в глаза.

– Говори, мальчик, для Радужки, для дочки моей нареченной ничего не жалко. Все, что в моих силах, – сделаю! – погладила Кирилку нежно по чубу русому княгиня.

– Завтра на капище святом в Аркаиме празднество большое случится: расцветут черешневые сады, которые, по верованиям, чудеса творят, хвори и болезни прогоняют. Свези Радужку на праздник, авось и она оздоровится, – просил мальчик.

– Сама на капище собиралась! – воскликнула радостно женщина. – Вот ведь чудеса! Конечно, поедем! Конечно, в черешневых садах помолимся, божественному аромату внимая, чтобы боги росные вернулись и прекратили печали и горе на Земле-матушке.

Ох, и счастье привалило в дом! Ох, и нельзя было его измерить ни вышиной, ни шириной. Все плохое враз рассеялось, будто и не было его. Открылось сердце для всего хорошего!

Старший из братьев, словно пушинку, Радужку на руки поднял, нежно на плечо усаживая, сестры-лебеди собрали бедняжку. На том стали прощаться.

И как ни больно, как ни печально было детишкам Радужке слова прощальные говорить, слезы, однако, счастливые за нее капали. И обещала девушка вернуться в деревню на своих ногах однажды с подарками и с новостями хорошими.

Счастье уже настало, веселой радугой в жизни Радужки расцвело. Да только сказка еще не кончается и счастью конца не бывает. Бесконечное оно…

Часть вторая. Пуп Земли-матушки. Великий Аркаим

Издалече цветы ароматные благоухать начинали, призывая народ честной прийти на диво полюбоваться. Садились люди под волшебными деревьями и дивились красоте необыкновенной, игре чудесной звука, цвета и аромата. Семьями сидели, парами, по одиночке… Каждый про свое думал. Черешневый сад будто очаровывал, душа взлетала далеко и возвращалась отдохнувшей, окрыленной, полной сил и радости. Уже этого много было. С мыслями-то добрыми все в жизни налаживается и так просто. И семью крепкую сильнее делает, и на любовь настраивает, и на дела благородные вдохновляет.

Стремились многие к капищу, в пуп Земли-матушки прийти, силы животворной черпнуть. Много людей приходило – разной веры, разной наружности и достатка с мировоззрением. Но всех одно объединяло, не забыли они ее заветов единственно верных – любить и уважать все вокруг.

Жрецы уважаемые каждый год со всех весей несли знаки земель своих, дабы разбудить Древних Богов, братьев чудесных. С северных земель Орлов в летках свозили и на волю в небо отпускали в честь старшего брата Мудрого Орла. С востока диких Медведей на поводках приводили и свободу в лес давали в честь среднего брата Сильного Медведища. С черных земель везли царя тех мест Благородного Тигра, и становилась земля яркая и сильная от его присутствия. С южных далеких земель везли скакунов быстроногих в честь брата меньшего Быстрого Коня, и на волю войско отпускали, чтобы прижилось на местных полях.

Собирались великие правители, приносили пожертвования и Старшей Сестре, прародительнице зла и горя, что при рождении Змеей с шестью головами обернулась. Несли кожу змеиную, аспидов всех мастей, ибо все в змее мудро, сильно, благородно и ловко. Недаром она в споре победила. Складывали приношения у большого холма, где братья вечным сном спят, и просили-кликали Старшую Сестру вернуться покаяться, в лоно семьи прийти, старших братьев проснуться и порядок навести, чтобы жила общая Мать в покое и мире, как раньше.

Поднимался с утра ветер-ветерок, разносил повсюду ароматы черешневого сада, играл с лепестками розовыми, побуждая сознание и сердце к созиданию и лицезрению прелестей Земли-матушки. И зову внимая, большими толпами шли люди поклониться холму, сердцем проникаясь к прекрасному. По дороге кланялись друг другу, представлялись, обретали новых знакомых и друзей. Порой пары создавая по зову сердца и общим интересам, порой к решению какому-то приходя благодаря совету дельному собеседником брошенному. Одним словом, чудо было везде и повсюду.

***

Прибыла и благороднейшая семья далеких лесных земель, что славятся людьми сильным, рослыми и красивыми. Лошадей надобно было оставить у ворот, а дальше пешком идти. Братья по очереди Радужку несли на плечах, и каждому она за это доброе слово говорила. По дороге с матушкой нареченной обо всем беседовали, про прошлое много девица рассказывала, про жизнь свою несчастную, про мать, отца, про быт. Но не омрачалась более княгиня добрая, только радовалась, что история старая хорошо закончилась: все живы-здоровы, радостны и надеждой полны, а лепестки розовые черешневые летали вокруг, ласкали взгляд да обоняние, подтверждая чудесное.

Сестрицы болтали меж собой, заливисто смехом переливаясь да прохожих красотой и станом дивя и радуя.

Стали ближе подходить к огромному холму. Да то оказался не холм земляной, а камень преогромный, на котором город уместить можно было. И люди, его змейкой обвивая, вперед двигались, чтобы поклониться святому месту. Тяжелая эта была дорога. Да только никто не толкался и не жаловался. Великое не просто.

И наша достопочтимая семья в праведную очередь встала, чтоб на холм каменный подняться, своими глазами взглянуть на место порождения всего живого. Тут и действо началось. Собрались все жрецы главные из ста разных мест, далеких и близких, встали в круг, цепью взявшись, и голосом дивным, наречием древним, возведя руки в небо, стали звать Старшую Сестру. Просили опомниться, забыть старое, покаяться и соединиться воедино, миром правя, творя добро и справедливость. Содрогались камни заповедные от ритуалов святых, зажглись огни возвышенные до самых небес.

Час за часом громко взывали, рассказывая историю сотворения мира, из уст в уста передаваемую. Даже сердце человеческое понимало, слушая и внимая речи волхвов, как надо жить, где пределы зла и как добро в себе взрастить. Такая была притча, что ни одного слова не выкинешь и всем понятно – и большим и малым.

***

Как стали кликать в первый раз – побледнела Радужка, воздух надрывно глотая.

Как ударили в барабаны звучные во второй раз – руки-тело судорогой сильной свело.

А как в третий раз имя Старшей Сестры произнесли – так и вовсе потеряла разум юродивая, чувств лишаясь.

Забеспокоились матушка с сестрицами да братьями, приникли к устам бледным родимой:

– Что случилось? Что не так? Аль беда возвратилася?

Задышала Рада часто-часто, будто забредила не своим голосом:

– Несите быстрее туда, меня кличут.

Изумились братья, разинули рты сестрицы, только матушка внимательно посмотрела на Радужку, помня колдовские речи дочери нареченной и понимая, что всякому колдовству есть цена и конец. И узрела, как кора сердца девичьего дотронулась, в сухую щепку превращая. Взмахнула властно рукой, посмотрела взглядом своим мудрым, проникновенным, от которого люди в преклонение впадали, чувствуя силу да правоту, и приказала одним лишь взором расступиться.

Вмиг сыновья собрались, вмиг вдоль процессии стройным строем выстроились, девицы-сестрицы, без слов мать понимая, взмахнули платками расчудесными и, с добром поклонясь, попросили людей разойтись, ибо дело было важное, не терпящее объяснений.

Ну и как от княгини внутреннее свечение благодарственное распространилось по округе, так и все расходиться стали, сердцем чувствуя справедливость.

Общее сердце было у детей Матушки-земли, в унисон билось одинаково, все понимая, все прощая.

***

Подошли к кострам священным, что к облакам поднимались, да там и остановились. Не было входа в круг, только через огонь. А как проникнуть, не сгорев от языков пламени, никто не знал.

Опустили юродивую сестру на камень холодный, в заботе смотря, что дальше делать.

– Послушай и поверь мне, матушка, мое сердце никогда меня не обманывало. Ему верю. Зовет меня туда, – облизнула сухие губки юродивая. – Будто мое имя произносят, и каждый раз ножом по сердцу. Если не вернусь – прости меня за все, что не так было. Ничего не могу ни прибавить, ни отнять от того, что ты и так знаешь, – и вздохнула тяжело красавица, горькие слезы роняя, боясь больше со счастьем своим не увидеться.

Зарыдала благородная матушка, рукою рот прикрывая:

– Верю тебе, как себе, родная. Делай что душеньке заблагорассудится, не судья я тебе. Да и знай отныне, никогда я зла на вас не держала, всю жизнь верила, что все хорошо кончится. Так что не за что мне тебя прощать. Делай как знаешь, любовь моя.

Утерли слезу и расступились вокруг юродивой, из последних сил снимая покрывала, матерью даренные, серебряными нитями вышитые, обнажая струпья, кору и ветки осиновые ниже пояса. Змеей уродливой стала вползать в круг огненный, до небес разожженный, где сгорало все чистое и нечистое.

Вельми телище богати

Куро-слове вече-пришло

Отвори твоя обрата

До-детища, до-детища,

Зачерви Чудово обро

Обронища на кострища

Обрати коры в живица

Вита – флори! Вита – орни!

Часть третья. Возвращение Старшей Сестры Премудрой Явидь Радужной

Вся семья, за руки взявшись, воле высшей отдавшись, помолилась за новообретенную сестру и дочь, Радужкой званную. Огонь съел ее тело уродливое, корой черствой осины покрытое, придавая все жару и пеплу. Да только не видели благочестивые, что, вползая в круг священный, стало ее тело болезненное преображаться: от каждого языка огнища воспламенялось дерево, скукоживалась кора, испепелялось черствое, кожей девичьей проявляясь, будто по колдовству. И, вползая в круг, не тронутая стихией, изумила почтенных жрецов, в порыве божественном возвещавших к богам росным.

Не поверили глазам волхвы, опустили руки, к небу возведенные, и от страха смертного и гнева праведного закричали-заголосили на нее, ибо во веки веков женщинам воспрещалось в священный огненный круг входить.

Шум от огня смешивался с их криками, да только когда Радужка заговорила, смолкло все в мгновение.

– Ну, здравствуйте, мужи великие, достопочтенные. Не меня ли звали-кликали?! Пришла я! – возвестила девица, тряпье обожженное с себя скидывая, белые косы расплетая, которые падали к ногам шелками из золота.

Обернулись все сто великих выборных друидов мудрейших, лаокоонов светлейших, оракулов вещих с бородами мохнатыми до пола да посохами вековыми, обернулись и обомлели от дива сверхъестественного.

Стояла перед ними живая, через огонь пожирающий прошедшая, малая девица-красавица с лицом юным, белым, нагая и прекрасная, будто русалка речная. Да только чувствовалась в теле молодом да в голосе тонком сила невиданная, какой никто еще не встречал. Опустили руки, перестали вещевать, прислушались.

А она косы расплетать закончила и, наконец, посмотрела на достопочтенное собрание. Так глянула, будто каждому в душу посмотрела.

И увидели мудрейшие взор ее настоящий – зеленых глазюк чудовища змеиного. Посмотрела чертовка и пальцами тонкими в воздухе огненные знаки рисовать стала. Знаки сакральные, секретные, где имя ее сокрыто было. Шесть голов, шесть хвостов, посередине сомкнутых в кольцо бесконечное, вдруг в крест собрались и по солнцу развернулись, пасти змеиные раззевая.

Онемела братия, окоченела от древнего волшебства и на колени пала. Улыбнулась Старшая Сестра:

– Узнали, значит… Не бойтесь, люди, с добром пришла. Настал день, настал час долгожданный моего возвращения и вашего от меня освобождения.

Оглянулась вокруг змейка-девица и в лица давай всматриваться:

– Кто из вас главный из всех? Кто судить меня будет?

Долго молчали, долго советовались, и выступил самый сильный, самый мудрый, самый великий правитель объединенных земель. Среди соратников хоть и был самым молодым, да самым прозрелым считался. Ему доверили. Смело вышел, ясным взором глядя:

– Со мною говори. Я в ответе за всех.

– Храбрый муж, богомудрый жрец, – выговорила на древнем языке нагая девица с глазюками змеиными, – а почему среди вашей братии ни для одной сестрицы места не нашлось?

– Только мужи законы в руках держат, силе разума доверяясь, – отвечал молодой волхв, кулаком показывая, где сила хранится.

– Матушка-земля пророчила каждому по паре найти, будь то царь, будь то пахарь. Ибо нет силы в разделенных частицах ее. Только так истинную силу человек обрести может и смысл жизни постичь. А в твоем кулаке пустота, братец меньший, – хитро улыбнулась девица и языком раздвоенным, будто ремешком кожаным, легко руку молодца скрутила – кулак разжался, пустоту обнажая.

– Женщины слабые да корыстные, мужи сильные да правдивые, – отвечал благородный жрец, лицом потея от магии черной.

– Земля-матушка женщиной была, вас правдивых нарожала бескорыстно, – смеясь, продолжала разговор девица.

Нечего было ответить жрецу, да другие не смели возражать.

– Пришла не судить вас. Сама матушкину благодать забыла и потеряла дар ее божественный во благо и на радость жить. Столько зла натворила от забытья, на такие мучения душу свою обрекла, сама только знаю. Да страшнее судьи, чем сам себе, не придумаешь. Все зло, что в мире творится, – про него все ведаю, ибо сама его придумала и на себе испробовала, каждое по отдельности и все, вместе взятое. Да вижу, и вы недалеко отстали от меня.

– Премного зла на земле, – соглашался жрец.

– И мне грустно оттого, брат мой меньший, вина на мне превеликая. Поэтому слушай меня и повинуйся, – и повела руками по оси вокруг себя, гася огонь священный. – Запомни, отныне и во веки веков только женское сердце Акраимом править должно, сердце Земли-матушки! Только оно, материнское, может почувствовать стремления детей своих, только оно может совет верный дать и дорогу нужную указать, несмотря на выгоду, собой пожертвовать во имя любви.

Погасли огни на каменном холме одним дуновением, хоть разжигались до того целой ночью, и увидели все сто жрецов, как сияние исходит не из круга, а подле него, от женщины одной, ликом и одеждою, станом и взором благородным на княгиню похожей. Обомлела матушка, удивилась чуду, оказавшись в центре священного круга среди наимудрейших рода человеческого, да только когда Радужку, дочку живую невредимую на своих двоих, нагую и красивую увидала, так и вовсе чувств от счастья лишилась. Да вовремя главный апостол на руки свои крепкие княгиню подхватил, уважительно поддерживая.

***

Не зря на капище в день сей великий лишь наимудрейших старейшин призывали, вмиг поняли старцы, о чем речь ведется, и всем миром поклонились, а за ними весь люд собравшийся. Видели – явилась перед ними во всей красе та, которую тысячу лет звали, – Явидь Радужная Волшебница Лучезарная Гадина Поганая Любимая Старшая Сестра Росных Богов и Наимудрейшая Старшая Дочь Земли-матушки.

И склонились в поклоне, челом оземь касаясь, что во веки служить будут, полагаясь на мудрость и справедливость женского сердца.

Подошла Явидь Радужная Змеюка Поганая к главному жрецу, положила руку ему на сердце и сказала:

– Ты сильный муж, толковый правитель. Возьми в жены красивейшую из женщин, умнейшую из жен, любящую и верную матушку мою нареченную. Люби ее и поклоняйся ей, как Земле-прародительнице, а в ответ она тебе поклоняться станет, как своему властителю. Так любовь и обретете, а в любви счастье познаете и поймете, как дальше жить, и другим покажете на примере своем.

Не стал никто спорить и роптать. Склонил голову правитель молодой, осел на колено и руку крепкую княгине протянул.

Зов сердца, если он верный, сразу слышен становится. Улыбнулась она в ответ ему и свою руку подала. Всмотрелся он в лицо ее благородное, сиянием чудесным женственным полное, и чуть не заплакал от того, как же раньше один жить мог без красоты этой божественной.

Обнялись и крепко расцеловались.

– Благословляю вас на все хорошее, что в мире имеется. Живите и радуйтесь. Верьте, во что душе верится, делайте, что нужным посчитаете; создала вас наша Матушка разумными и волей свободною одарила. Не забывайте лишь каноны единственно верные для всех существ на земле. Ну, а теперь, братья и сестры мои, разойдитесь. Моя пора пришла долги раздавать. Долго я по миру искала покоя, да только у матушки нашла потерянное. Вот и ко мне пусть все зло вернется, что натворила я за столько лет, – возвела руки вверх нагая девица и воскликнула: – Проклинаю всех, кто черным силам моим поклонялся ради горя других! Арась!

Стали люди добрые расходиться подальше от каменного холма, но оставались у подножия, чтобы на магию тысячелетнюю посмотреть, как зло ко злу по кругу неминуемо возвращается.

Одна лишь девица на холме осталась, слова древние в вышину неба крича. И каждый ее слышал, будто она прямо в сердце кричала.

Призывала Старшая Сестра всему злу на земле собраться и вернуться в лоно, его породившее. Прийти и покаяться. Ибо нет ему больше места здесь. Другое время настало – Человеческое. Волшебство с колдовством, с проклятиями и зверствами прежними отжили свое. Арась!

Заволновалось общество, задрожали ряды, будто из-под земли кто-то подталкивать стал.

И неожиданно две-три бабки старые, седые, с космами юродскими вверх взлетели, будто по волшебству, крича голосом диким, нечеловеческим. А ветер все усиливался, по небу их кружил окаянных. Хотели поначалу мужики крепкие поймать юродивых старух, да как схватили их за ноги-руки, как взглянули им под космы, а вместо лица – мертвечина змеиная с двойным языком шипит пузырями.

Колдуньи с черным сердцем, вот кто они были! Креатуры Явиди Гадины Поганой! До старости дожили, детей в лоне матери умерщвляя, мороки на честных людей наводя.

Поднимались вверх, визжа и шипя от ужаса, и будто о невидимую стену разбивались на черный дым, а молодая девица-змея в себя его носом втягивала.

Страшное творилось с телом Радужки. Всю боль, всю злость, все дела черные чувствовала, видела, прознавала, через себя пропуская, и росла на глазах, чешуйчатым сафьяном покрываясь. Жутко было на такое смотреть и тяжелее всего слушать. Ибо коли у кого в сердце черное припрятанное было – отзывалось оно на призыв основы своей, наружу гноем черным вылазия.

– Призываю сердца черные, светом не тронутые, возвратитесь к матери своей проклятой. Нету места больше вам на земле, – и как закричит, аж в ушах шум нестерпимый дребезжит: – АРАСЬ!

И бежали люди, страхом подгоняемые, да замертво в бегу падали. Ветер сильных тела их вверх поднимал и все равно в дым черный превращал, от чего Явидь Радужная разрасталася, сильнее становясь и телом, и голосом, и мощью.

Из-за леса, из-за гор поднялись крики колдунов и ведьмаков всех мастей, до которых звук волшебной змеи долетал. И против воли волокло их в Аркаим на каменный холм.

Со всех концов земли летела сила нечистая, ором орущие бесы и демоны, кто с четырьмя руками, кто с двумя головами, кто с костяными ногами, кто в ступах, кто на метле, кто в гробу, кто на свинье, да все на одно лицо треклятое – змеи поганые, что за сердцем злобу таили, живое жрали, детей морили, реки-леса портили, на погибель других людей посылали. И не было предела этому явлению. Небо черное стало от врагов дьявольских человечества. Будто мошкара, на свет слетались, карканьем воронов подбитых вереща, против воли своей в черный дым разметаясь.

– Ох, и разрослось зло, сердцами человеческими прикормленное… – шипела Явидь Поганая, ядом смертоносным клыки кровавые облизывая, дивясь на множество детей своих уродливых, лишь отдаленно людей напоминающих.

И всю ночь летели креатуры безобразные в лоно матери, их породившей, звезд и неба не видно стало. А к утру разрослась Явидь Радужная Волшебница Лучезарная Гадина Поганая до размеров превеликих, сама с холм тот стала, что выше вышнего возвышался. Огромная, монолитная, чешуйчатая фигура ее с ликом змеиным, безобразным, до ужаса страшным, с пастью чудовищной, в рыке разинутой, предстала перед людом человеческим во всей красе своей.

Вот какую монстру Земля-матушка породила первой – старшую дочь свою премудрую Явидь Лучезарную.

***

И как собрала все грехи свои Явидь, как воедино капелька к капельке соединились, разделилась голова ее престрашная на пять частей, и каждая в поклоне к матушке родной обратилась голосом своим зловещим для уха человеческого, прося:

– Здравствуй, мать моя Земля-родица. Это я обращаюсь к тебе, дочь твоя старшая. Родила ты меня самой умной, самой красивой, одарила по-щедрому, все секреты раскрыла, да я их опоганила… Думала, умней тебя буду, найду свое и без твоей помощи, выше тебя стану. Что не нужна ты мне. Да ошиблась. Пришла-вернулась к тебе после дороги долгой безуспешной – ничего у меня не вышло, матушка. Все, что имела, – все растеряла. Зря ты меня породила, зря кровь свою на меня потратила. Одно зло ядом капает. И сама знаю, что вина вся на мне.

И заплакала змея слезами горькими, а те в воздухе стали в камни прозрачные превращаться, да по земле пылью сверкающей рассыпаться, людям в руки звездами блестящими оседая.

– Прости меня, глупую дочь твою. Знаю, не вернуть то время радостное, не вернуть те связи прежние, не возвратится участие твое благостное. А без него мне этот свет не мил…

И увидели люди, глядючи на змею окаянную, что вместо образа монстры драконовой сидит девушка преклоненная, голову отчаянно повеся и плача неистово, руками лицо закрывая, раскаиваясь.

– И хоть братьев своих не увижу, забери меня к себе назад, матушка. Пожалуйста… Нет мне больше места на свете белом. Кровь мою черную разнеси по миру: всем, кому зла досталось от меня, – пусть им удачу и достаток принесет. Иду к тебе! АРАСЬ!

И головой великанша взметнула, золотые волосы могучие оземь черной жижей ударились и реками-змейками по траве загустились, в разные веси заструились, меж лесов и полей во все стороны, на ходу все живое облагораживая. И вся помаленьку, потихонечку растворилась с холма в водопаде животворящей черной влагой Явидь…

***

Долго ли, коротко ли вздымился холм каменный белым дымом, затрясся изнутри, оживая. Ахнули люди честные: неужели дождалися?

Дрогнуло капище, затрясся пуп земли и, словно по волшебству, вылетели из него четыре громадных яра, на воздухе вольном превращаясь в братьев-великанов, в древних богов, от которых человечество себя считать стало.

Первым старший брат появился, великан по пояс с торсом человеческим, а вместо головы – башка Орлиная Белоголовая. Распрямился и на ноги встал средний брат, по пояс тоже молодец, да с головой Медведища Бурого. За ним, силищей скрипнув, вспрыгнули два остальных с ликами Тигра чудесного да Коня знатного.

Увидели друг друга, обнялись крепко после разлуки долгой, сели наземь и давай радоваться вновь жизни полной, изменениям чудесным, роду людскому.

Люди, от мига счастливого себя не помня, к богам на поклон пошли, обступили, будто муравьи великанов, детей Матушки-земли, не могли насмотреться благородству их дивному, лику расчудесному да сходству верному. Четыре брата тоже диву людскому давались да премудрости матушкиной, что разрешило потомство иметь да семьей плодиться мурашкам.

Да только встал Орел, первый из братьев, и давай Сестру Старшую кликать. Кликал-кликал – не ответила. Взлетел высоко в небо, облетел землю, не нашел Явидь Лучезарную.