Нам здесь не место

Под нашими ногами начиналась широкая тропа, изъезженная, прокатанная колёсами от машин. Она уходила сквозь бескрайнее поле далеко вперёд и пропадала у подножья большого города. Город был слишком далеко, чтобы ясно его разглядеть, но не узнать очертания его небоскрёбов и высоток было невозможно. Они возвышались прямо в центре, словно гордо заявляя: «Мы дотянемся до небес. Мы посмотрим в лицо самому богу». Но отсюда они казались такими маленькими, будто игрушечными, а небо над ними таким необъятно громадным, что невольно начинаешь осознавать своё истинное положение в сравнении с чем-то гораздо более высшим.

Я всмотрелась в размытый силуэт города. Что там произошло? Мы сейчас здесь, в абсолютном неведении. А где-то там наш дом…

Резкий ветер разметал мои взъерошенные, едва доходящие до плеч светлые волосы, которые и без того хаотично выбивались во все стороны. Я убрала их с лица рукой, дабы не мешали, и обернулась. Позади нас стояло старое ржавое зернохранилище. Но оно никогда не использовалось по назначению, это был замаскированный вход в подземное убежище, из которого мы выбрались. Рядом с ним было ещё два… нет, три кирпичных полуразрушенных строения. Третье здание – маленький сарай – я не сразу разглядела от того, что оно пряталось за хранилищем, и у него не было одной стены.

Между входом в бункер и тропой уходящей в город была засыпана песком и утоптана небольшая площадка. На ней, без особого порядка, разместились три военных автомобиля, окрашенные в зелёный камуфляж. Кто-то бросил их тут? Одна из машин была припаркована у самого лифта. Хотя… трудно представить, что её именно парковали… Это была очевидно машина того солдата, который спустил к нам лифт. Я снова вспомнила, как его безжизненное тело напугало всех людей. Меня до сих пор не отпускал животный страх, туманом осевший в лёгких и не дающий мне вдохнуть полной грудью.

Кругом было так тихо… Трудно представить, что совсем недавно здесь бегали люди с автоматами, и загоняли нас под землю, чтобы спасти от творящегося необъяснимого ада вокруг.

Мы только-только выбрались. За остальными ещё никто не отправился. А люди вели себя довольно странно. Они шатались как беспризорники по окрестностям, но далеко от входа не отходили. Скорее всего, боялись. В воздухе отчётливо чувствовалось их напряжение и растерянность. Я бы не стала их в этом винить, сама была сейчас в похожем состоянии. Но помимо этого, меня охватывала некая необъяснимая пустота внутри. Я сипло вздохнула и отвернулась от людей.

Поворачиваясь, я мельком взглянула на парня, стоявшего рядом со мной. Загорелое лицо Дилана тоже было каким-то пустым. Тёмные карие глаза бесцельно смотрели вдаль, на город. Казалось, он ничего не жаждет там разглядеть, он смотрит туда только потому, что хочет остановить где-то свой рассеянный взгляд. Впадинки под острыми скулами приобрели тёмный болезненный оттенок. Губы его периодически плотно сжимались, а короткие тёмно-каштановые волосы колыхались от гуляющего по округе ветра.

Его синяя кофта уже успела местами испачкаться, а серые джинсы и ботинки собрали на себя пыль подземных лабиринтов убежища. Я посмотрела на себя и заметила, что моя одежда тоже потеряла свой опрятный вид после недавней стирки. Сразу промелькнула в голове картина крутящегося барабана моей стиральной машины. Это было словно в другой жизни. Я посмотрела в сторону города, представляя, что в одном из тех домов стоит моя стиральная машина. И стало даже немного смешно, что я подумала именно о ней сейчас.

Но взгляд не мог долго удерживаться на городе, чувствуя, как накатывает тоска от его недосягаемости. И я снова взглянула на Дилана. Я заметила, как часто вздымается его кадык. Он постоянно сглатывал тяжёлый ком в горле, который, по-видимому, никак не желал отходить. Интересно, что он чувствует сейчас? Его вид был довольно безразличным, но я знала, что это лишь маска, за которой он прячет подавленность и потерянность. Я кончиками пальцев коснулась его запястья.

Дилан вздрогнул и посмотрел на меня. Взгляд его был отрешённым, и всё же он отчаянно пытался сосредоточить его на мне. Я хотела было что-то сказать, но в голову ничего не приходило, и язык не поворачивался. Но кажется он и без того понял, что я желала его утешить. Он безрадостно улыбнулся, будто бы говоря тем самым: «Да всё нормально. Всё будет хорошо», но не столько мне, а скорее самому себе. А потом он в ответ взял меня за руку и слегка подтянул к себе. Я, чуть пошатнувшись, встала на полшага ближе к нему и снова почувствовала едва уловимый аромат его тела, развеваемый ветром. И мне внезапно стало грустно… Грустно за нас двоих. У меня было плохое предчувствие.

Наше многозначительное молчание вдруг прервали крики позади. Мы оба резко обернулись. Возле хранилища несколько мужчин о чём-то громко и агрессивно спорили. Они, не сдерживаясь, толкали друг друга, а разнять их пыталась женщина, что-то громко выкрикивая им. Я ни слова не понимала, толи от того, что была далеко, толи от внезапности происходящего. Но там явно назревала серьёзная стычка. Мы с Диланом, недолго думая, сорвались с места и побежали туда, чтобы узнать что происходит.

Когда, притормаживая, мои ноги заскользили по песку и остановились, я, наконец, стала разбирать, что они говорят. А точнее орут друг другу во всю глотку.

– Вы не сделаете этого! – останавливал один мужчина другого, отталкивая его в сторону.

Тот, кого пытались удержать, выглядел лет на сорок, совершенно незаурядной внешности, высокий, одетый в широкую джинсовую куртку, простые брюки и армейские сапоги. Но этот мужчина был возмущён, раздражён и лицо его горело безумной решимостью. За его спиной стояли несколько человек, которые, очевидно, поддерживали его во взглядах. Правда я пока не понимала, во взглядах на что.

– А что нам остаётся?! Ждать? Чего ждать? – гневно высказывался он.

– Вы не можете забрать машину. Их тут всего три! – возразил тот, кто пытался его задержать.

Так вот, в чём дело! Я отрыла рот в немом восклицании. Эти люди хотят забрать один из немногих автомобилей и уехать отсюда, оставив при этом всех остальных.

Тот, кто отчаянно старался задержать их, тоже выглядел обыкновенно, молодой мужчина лет тридцати пяти, в тёмно-синем свитере и потёртых штанах. Этих двоих разминала женщина, не давая спору перерасти в драку.

– Именно потому, что их всего три, я и должен уехать. Там, в убежище, несколько десятков человек, подумайте! А машин всего три. Вы умеете считать?

– Но это несправедливо!

Дилан внезапно подался вперёд. Он не встревал, но видимо собирался, как только разберётся в чём-таки камень преткновения в этой ситуации. Я ступила в его сторону, но сразу остановилась. У меня не было и понятия, что делать.

– А что сейчас справедливо? – возражал человек в джинсовой куртке. – Если мы не сядем и не уедем прямо сейчас, потом мы можем вообще не уехать!

– Вы не можете так поступить! – выкрикнула женщина, расставив между двумя мужчинами руки.

– Если хотите, оставайтесь, – кинул ей парень за спиной беглеца. – Но я думаю, многие согласятся, что второго шанса у нас может просто не быть.

– Но…

– Я уезжаю, – твёрдо сказал высокий мужчина в джинсовой куртке.

– Я с тобой, – подтвердил парень стоящий рядом с ним.

– Стойте! – вдруг воскликнул Дилан. – Вы не можете просто взять и уехать.

– Да, вы не можете так поступить! – согласился кто-то из людей за нами.

– Можем, парень. Оставайся, либо езжай с нами. Так мы, по крайней мере, спасёмся.

Дилан опешил. Он цепко схватил за запястье человека, который уже пробивался к военной машине.

– Не делайте этого, – приблизившись к нему, тихо, сквозь зубы, сказал парень. – Мы найдём способ помочь всем. Можно же со всем справиться.

Мужчина в джинсовой куртке хлопнул крепкой рукой Дилана по плечу и сочувственно посмотрел в его глаза.

– Мы должны подумать в первую очередь о себе. Тот парень прав, второго шанса может не быть. Поехали с нами, так мы спасёмся.

Я с тревогой и ожиданием смотрела на Дилана. А Дилан, расширив глаза, озадачено смотрел на человека, что собирался уехать. Он замер, будто его парализовало. Тёмные брови сползли к переносице, образуя глубокие тёмные складки, уходящие ко лбу, и омрачая его лицо. Губы его невольно открылись, не в силах вымолвить и слова.

Отчасти, я понимала, что тот мужчина не со зла всё это делает, в нём всего-навсего говорит инстинкт самосохранения. Но поступать так, как собиралась эта группа людей, было как минимум не честно, хотя и абсолютно объяснимо. Я на секунду задумалась, смогла ли я бы так поступить? Чтобы спасти себя. Но спасти от чего? Нам сейчас ничего не угрожало здесь. Мы могли бы решить вместе, что нам делать дальше. Все люди из убежища могли бы собраться и обговорить возникшую ситуацию, и разумно решить проблему. Ведь так?..

Если честно, я не могла ответить себе на последний вопрос. Но я бы не решилась на такой шаг. И Дилан тоже, потому что он только что отступил назад.

– Нужно сказать об этом остальным, – возразил мужчина в синем свитере.

– Да вы вообще в своём уме? Все остальные поступили бы точно так же! Будь у них возможность.

– Нет, так нельзя, – замотал головой человек в свитере, хотя уже понимал, что не сможет их удержать.

– Смотрите сами. Но помяните мои слова, когда они выйдут, обязательно найдутся те, кто силой заберёт у вас оставшиеся машины.

– А чем вы отличаетесь от них?

Вопрос застал всех врасплох. На долю секунды повисла тяжёлая тишина. Оба мужчины неотрывно смотрели друг другу в глаза, словно ожидая, кто сдастся первым. Все остальные тоже наблюдали за ними, ожидая ответа. И тут мужчина в джинсовой куртке, который уже открыл дверцу военного автомобиля, что стояла у лифта, и собирался садиться в неё, сипло, и даже немного жалостливо произнёс:

– Мы просто хотим спастись.

– Нет, – обречённо выдохнула женщина, которая их разнимала.

– Мы уезжаем, – в последний раз категорично заявил беглец.

Конфликт был исчерпан.

Те, кто поддерживал его, а их было человек пять, вместе с ним сели в машину камуфляжного окраса. Раздался оглушающий залп звуков, захлопывающихся дверец и в следующую секунду завёлся мотор. Мы теперь в растерянности стояли, и молча смотрели, как они уезжают. Через стекло двери я взглянула на лицо мужчины в джинсовой куртке, севшего за руль. Уже отъезжая, он в ответ столкнулся со мной взглядом. Его помутившиеся глаза выражали уверенность и… страх.

Мне кажется, он понимал, что делает. С полной осознанностью, в полной мере. И даже совесть в отдалении призывала к нему. Но он слишком боялся. Он сожалел, но своя жизнь, ему, само собой, дороже.

Глядя, как автомобиль уезжает вдаль, по дороге в город, люди, стоявшие возле хранилища, испытывали обречённость. Конечно, ничего ещё не кончено, и мы не обречены, но… Это казалось предательством. Впрочем, какая теперь разница. Они уехали, забрали машину и уехали. Их всё равно никто и ничто не остановило.

Дилан, вскинув брови, стоял не шелохнувшись. Мне хотелось окликнуть его, но я отчего-то не стала. Я осмотрелась. С нами осталось всего три человека: мужчина в синем свитере, женщина, и ещё один парень лет двадцати семи-восьми. Так мало. Остальные уехали. Я даже не помню, кто был среди тех людей, не помню их лиц. Увижу ли я их когда-нибудь снова? Сомневаюсь. А вот машин осталось всего две. И вскоре, вопрос коснулся и этой важной детали.

Мужчина в синем свитере отошёл от недоумения, в котором без сомнения были мы все, первым. Он стоял перед нами, глядя вслед беглецам, но вскоре обернулся и, собрав волю в кулак, серьёзно произнёс:

– Нужно решить, что делать дальше.

Дилан ожил следующим. Он нахмурил брови, и открыто глядя на того мужчину, кивнул ему. Переведи взгляд на меня, он дал мне понять, что не забыл обо мне. Дилан слегка, через силу, улыбнулся и, не произнося ничего вслух, одними губами беззвучно сказал мне:

– Всё в порядке. Я скоро вернусь.

Пальцем он указал, что отойдёт с человеком в свитере и другим парнем в сторонку. Было и так ясно, что мужчинам нужно поговорить.

Мы остались одни с женщиной, которая так отчаянно пыталась помешать драке. Она была довольна красивая, длинные рыжие волосы колыхались на ветру. Но лицо её было напряжённым и слишком уж опечаленным. Мне казалось, что она вот-вот заплачет. Наверное, стоило бы её успокоить, но я не смогла. Я не знала, что следует сказать, я и сама была раздавлена сложившейся ситуацией. Иногда я вижу себя такой беспомощной, когда смотрю со стороны. В обычной жизни я не была такой. Да, ключевые слова «в обычной жизни».

Когда мужчины вернулись, нам рассказали, о чём они говорили и какое решение приняли. Их идеи и выводы нам понравились, мы одобрительно закивали. Потом все вместе обсудили план наших действий, попутно познакомившись друг с другом. Я узнала, что мужчину в тёмно-синем свитере звали Колтэн, а женщину Эмилия. Они, вроде как, были знакомы. А парень, который тоже был с нами, похоже, не представился. Или я просто не расслышала.

Колтэн стал негласным лидером, потому как был очень рассудительным человеком и, помимо того, старше остальных парней. Он взял всё на себя, и решение спуститься за людьми в бункер и сообщить им о положении вещей. Никто ему не препятствовал в этом.

После того, как Колтэн уехал на лифте в убежище, я взяла возле зернохранилища кусок старой фанерки, и мы с Диланом пошли в поле, к дороге. Не стоило мешаться возле лифта, там сейчас и так будет полно людей и неуёмная суета. Поэтому мы отошли подальше, я бросила фанеру на землю и села на неё. Дилан сел на траву рядом со мной, и мы оба по пояс скрылись в ней.

Прошло около минуты нашего взаимного молчания, как он, вдруг отведя взгляд, сказал мне:

– Прости.

– За что? – удивилась я.

– Я не спросил тебя, хочешь ли ты уехать, – тихо произнёс он, ещё больше отвернувшись, чтобы не смотреть мне в глаза. – Может быть, так действительно было бы лучше. Может, это имело смысл, кто знает. Прости меня.

Я вскинула брови. Не сразу я поняла, что Дилана терзают сомнения на этот счёт.

– Никто не знает, – спокойно ответила я, а потом приблизилась к парню, попытавшись заглянуть в его лицо. – Но всё в порядке. Я не собиралась ехать.

Его как будто не убедили мои слова. Тогда я ещё больше наклонилась, чтобы увидеть его глаза, которые он отвёл и потупил в землю. Ему что, стыдно? Подождав с полминуты, и поняв, что он не почувствовал себя легче от моего ответа, я взяла его руку и подтянула к себе, чтобы он наконец повернулся в мою сторону. Парень непроизвольно подался ко мне. На своё лицо я усиленно попыталась натянуть честную улыбку.

Дилан посмотрел на меня своими тёмными глазами, в которых отчётливо читалась тревога и даже толика злости. Брови снова сползли к переносице. Он сильно стискивал зубы, отчего кости нижней челюсти и его без того острые скулы постоянно напрягались и выпирали. Чёрные ресницы то и дело вздрагивали. Отчего ему так плохо? Он сжал губы, но молчал.

– В чём дело? – не удержалась я.

– Я должен был подумать в первую очередь о тебе, – резко, не дав мне и рта закрыть, ответил он, словно бы только и ждал этого вопроса.

– Я не хотела ехать. Говорю же, всё в порядке.

И снова я его не убедила.

– Да неважно! – вскинул свободную руку он. – Если бы уехать было лучше, то неважно, хотела ты или нет.

– Но я бы не уехала! – настаивала я. – Ты же не уехал.

– Может, должен был! Взять тебя за руку, сесть в этот чёртов автомобиль и уехать.

– Но я же могу сама решить за себя! Ты берёшь на себя слишком много ответственности.

И зачем я это сказала? Боже, кто только тянул меня за язык? Я видела, как он опешил, не ожидая такого от меня. Зачем? Зачем? Не нужно было этого говорить.

– А что, не стоит? – его явно задели мои слова. – Мне не стоит брать ответственность за тебя?

– Прости… – опомнившись, тихо прошептала я, но он, кажется, не услышал.

– Может здесь есть другой человек, который подумает о тебе? Подумает тогда, когда ты сама о себе не думаешь. Тот, кто смог бы позаботиться о тебе. Я тебя не знаю, да, но у нас никого кроме друг друга здесь нет, – закончил он и снова отвернулся, с силой прикусив губу.

Теперь мне стало стыдно.

– Дилан, прости.

– Не надо, – остановил меня он, снова взглянув мне в глаза. – Никогда не извиняйся передо мной.

– Я не это хотела сказать, – стала оправдываться я.

– Неважно… Я понял.

Мне стало больно. В груди защемило. Мне хотелось приободрить его, только я не знала как. Слова не помогают, он им не верит или просто не хочет слушать. Но я не хотела, чтобы ему было так тяжело. Я взяла его ладонь обеими руками и прижала её к своей щеке. Закрыла глаза и стала прислушиваться.

Сначала он дышал так же резко и дёргано, как и в тот момент, когда говорил. Но как только Дилан ощутил ладонью тепло моей кожи, стук его сердца постепенно начал успокаиваться и замедляться. Мышцы расслаблялись, я чувствовала это, держа его запястье. Дилан тяжело выдохнул, прежде чем я поняла, что он перестал-таки себя винить.

Я услышала шум, открыла глаза и посмотрела в сторону множеств зазвучавших голосов. Первая группа людей поднялась на лифте к поверхности, и они с возгласами стали высыпать на улицу и оглядываться. Странное было ощущение, как будто я смотрю на них из кинозала, как будто я не с ними и не понимаю их. Я как-то отстранилась от их реакций, словно не понимала, что они чувствуют, хотя сама пережила это буквально полчаса назад. Но мне не хотелось думать о них и их чувствах. Мне хотелось смотреть на них безучастно, именно как из кинозала.

– Расскажи что-нибудь, – вдруг обратилась я к Дилану, продолжая смотреть на людей, выходящих из лифта и начавших разбредаться по округе. – Что угодно. Просто расскажи.

Мне хотелось отвлечь мысли от героев сей сценки, хотелось подумать о чём-то другом. Только не об этих людях.

– Что?

– Не знаю… – протянула я. – Например, что… Что ты думаешь об этом убежище?

Дилан сразу уловил, почему я начала этот разговор. И он без отговорок поддержал моё желание отрешиться.

– Я думаю, что это не самое лучшее убежище, – начал он. – Но, скорее всего, выбора у военных не было. Бункер очень старый, и не подготовленный. Внизу даже не было кнопки вызова лифта. Или же она просто сломана…

– Вот как? А почему же всё так плохо?

– Не знаю. Я просто думаю, что никто такого не ожидал. Никто не думал, что может что-то случиться, и что бункеры могут пригодиться в принципе. Вот за ними никто и не следил.

– Неподготовленными оказались не только мы, но и государство.

– Как ни странно, да. Бункер весь проржавел, и запасы продуктов там, наверное, со времён второй мировой. Странно, что он не развалился ещё. Военным нужно бы лучше следить за своими объектами, – и Дилан вдруг усмехнулся.

На моём лице тоже появилась улыбка. Всё это, конечно, очень грустно, но нам обоим уже так надоело грустить. Мы просто устали грустить. Поэтому организм сам просил хоть над чем-нибудь посмеяться, и я решила ему подыграть:

– У президента, должно быть, убежище первого класса.

– У президента убежище, как номер люкс в отеле, – подшутил Дилан.

– И там, наверняка, подают шампанское, – сдерживая улыбку, добавила я.

– Да, подают, – кивнул он. – Прямо ему в джакузи.

Больше мы не могли удержаться и оба засмеялись. И смеялись долго, не обращая внимания на снова и снова поднимающийся лифт и выходящих из него растерянных людей. Нам просто было весело, хоть на какое-то короткое время. Мы создали свой маленький мирок, хоть и не имеющий никаких шансов на долгую жизнь. Но это было чудесно.

– Послушайте, – вскинув руки, дабы прося внимания, заговорил Колтэн. – Вы уже все заметили, что у нас есть всего две машины. Я не знаю, оставили ли их военные нам или произошло что-то другое, не могу ответить на этот вопрос. На факт остаётся фактом – автомобиля всего два.

Я стола рядом с Диланом и мы оба серьёзно смотрели на Колтэна, с неподдельным вниманием слушая его речь. Сам Колтэн встал на ящик в центре пространства, образованного людьми, которые столпились вокруг него. Он заранее предупредил всех, что то, что он собирается сказать очень важно. Поэтому все притихли и, не перебивая, слушали его.

– Чтобы не сеять панику – снова это слово, – мы решили сделать так, как будет выгодно всем нам и что поможет в равной мере каждому из нас. Я прошу вас, давайте проявим уважение друг к другу, и не будем пытаться совершать глупости. Чтобы выбраться отсюда, нам нужно сплотиться.

Этот человек говорил очень вдохновенно. Мне даже на миг показалось, что он до этого всего был оратором или, возможно, работал преподавателем. Уж очень красноречиво он говорил.

– Так вот, само собой, каждый из нас понимает, что все мы не уедем на этих машинах. Давайте же отберём несколько человек добровольцев, которые будут готовы поехать в город и привести к нам помощь. Более того, из города мы сможем пригнать другие машины. Грузовики!

– Автобусы! – выкрикнул кто-то из толпы

– Да, автобусы, точно. Мы сможем пригнать их сюда и прогрузить всех, каждого из нас, и отправить обратно домой. Я думаю, все вы согласитесь со мной.

Люди одобрительно закивали и загудели. Судя по всему, Колтэн убедил их в решении, что они приняли, после побега тех людей. Даже как-то слишком легко получилось. Но мы с Диланом были рады, что всё оборачивалось именно так. Особенно после того, как угнали первый автомобиль.

– Сегодня вечером, мы соберёмся и определим, кто будет теми самыми добровольцами. А выспавшись, завтра с утра, мы отправим этих людей за помощью. Вы согласны? – окликнул народ Колтэн.

– Да!

– Да, так будет лучше всего.

– Мы согласны.

Удивительно, но большинство одобрили предложение Колтэна и ни слова не возразили. Захотелось даже отпраздновать доброе разрешение столь сложной ситуации.

Если честно, я не знаю, почему я так радовалась. Я же всегда знала, что по природе своей люди очень коварные, жестокие и эгоистичные существа. Наверное, в этом безраздельном страшном сне, мне до безумия хотелось верить во что-то хорошее. Верить в добро, дружелюбие, взаимную помощь и поддержку в трудное время. Может быть, кто-то из этих людей тоже хотел бы, чтобы всё сложилось именно так. Дилан хотел, я была уверенна. Но это всё равно, что верить в утопию, идеальную, но не имеющую надежды существовать.

Вообще, трудно было представить, чтобы солдаты, выгоняя людей из домов в ту роковую ночь и распихивая их по автобусам, отделяли достойных, честных людей от негодяев. Не понимаю, как об этом можно было не помнить всё это время. Отчего я так забылась? Отчего забылись все остальные? Это называется надеждой. Надежда застит глаза, и не даёт мыслить ясно и трезво. Всё было не так радужно, как нам казалось.

Не дождавшись вечера, и, как на то рассчитывал Колтэн, отбора добровольцев, которые отправятся нам за помощью, на него напали несколько людей, избили и отобрали у него ключи от военных машин. Никакого спасения, никакой помощи, никаких добровольцев. Два автомобиля снова угнали, и мы все остались ни с чем. В тот момент, я поняла, что человек в джинсовой куртке был прав. Он как в воду глядел, когда говорил, что машины у нас отберут в любом случае. И отчаяние снова накрыло людей с головой.

Лично для меня это было неким дежавю. Я смотрела вслед удаляющимся машинам, которые в сумерках блестели красными огнями задних фар, словно с издёвкой прощаясь с нами. С нами, глупыми, доверчивыми овечками. Я уже не чувствовала того ошеломляющего негодования, что в первый раз. Я не чувствовала, в принципе, ничего. Внутри меня была пустота, и ощущение, что над нами кто-то смеётся. Хотя, скорее всего, на нас плевать даже тому, кто мог бы в этот момент смеяться.

Медленно, но неумолимо опускалась ночь. Теперь, потеряв свою драгоценную надежду, люди поняли, что смысла оставаться снаружи почти нет. Поэтому большая половина, в основном женщины с детьми и старики, решили спуститься обратно в убежище, чтобы переночевать там. На улице становилось всё тише и тише, каждый раз, когда лифт в очередной раз увозил группки людей обратно вниз, под землю. Оставшиеся же снаружи, разожгли костры, и собрались вокруг них, чтобы погреться. Они тихо что-то обсуждали между собой, лица их были измотаны и отражали застывший страх. Чего они боялись? Неизвестности? Или теперь они боялись друг друга.

Постепенно образовались отдельные стайки людей. Те, кто были похожи между собой по взглядам, объединялись и сбивались в кучки беспризорных бедолаг. Другие же, были страшнее остальных, и их уже можно было назвать бандой. Они заняли самое большое из ближних строений, и к ним никто не решался подходить. Мы с Диланом обосновались возле зернохранилища, вместе с Колтэном, Эмилией и ещё тройкой человек.