Кофе с круассаном

неожиданно просыпается инстинкт продолжения рода. Психологи считают, что близость смерти стимулирует и его. Не разбираясь, что именно

побуждает меня к этому шагу, испытанный страх, благодарность или еще

чтото, я нахожу в темноте губы Седрика.

– Марина, не надо, ты не знаешь всего, – шепчет он между поцелуями.

Всего не знает никто. Даже Господь Бог, если уж он позволяет такому

количеству маньяков шляться по миру безнаказанным. Я игнорирую слабые

попытки Седрика сохранить свою юношескую честь. Надо признать, что

сопротивляется он без особого энтузиазма, а вскоре и вообще перенимает у

меня инициативу. Если выражаться гастрономическими терминами, то секс

с Лораном по сравнению с тем, что я испытываю сейчас можно было бы

назвать miseenbouche перед главным блюдом. Мое тело горит огнем, я

мечусь как в бреду на влажных от пота простынях. И мне хочется только

одного – чтобы эта безумная сладостная гонка никогда не кончалась. Но, к

сожалению, бесконечна, по мнению ученых, только вселенная, а всему

хорошему свойственна быстротечность. Я вздрагиваю несколько раз, сотрясаемая неконтролируемыми внутренними толчками и замираю в

блаженном забытие. Последнее, что я чувствую перед тем как провалиться

в сон, это нежное прикосновение губ Седрика к моим.

На следующий день (назвать полдень утром както язык не поворачивается) меня возвращает к жизни легкий ветерок, струящийся в комнату из

приоткрытого окошка. События пришлой ночи проплывают в памяти, сбившись стайками. Предпоследняя стайка заставляет вздрогнуть, последняя покраснеть. За всю мою тихую переводческую жизнь я не

получила такого количества впечатлений, какое свалилось на мои хрупкие

плечи за эти сутки. Дверь осторожно приоткрывается, и в проем

просовывается голова Седрика.

– Ты уже не спишь? – спрашивает он почемуто шепотом.

Я отрицательно мотаю головой, ощущая, как мои щеки еще ярче

окрашивает румянец. Как вести себя с этим новым Седриком? Вопервых, образ одноглазого страшилы разбился в моем восприятии на мелкие

кусочки, породив вместо себя новый незнакомый и волнующий. Вовторых,

после страстных ночных кувырканий величать Седрика другом я не в

состоянии. Предмет моих мысленных противоречий тем временем

усаживается на край кровати и целует меня в нос как щенка.

– Тебе лучше? – осведомляется он, охватывая меня восторженным

взглядом.

Я киваю и без слов обхватываю его руками. Он обнимает меня, прижимая к

себе.

– Мама волнуется за тебя. Уже пятый раз посылает меня тебя проверить, –

шепчет он мне в волосы.

– А ты не волнуешься?

– Больше всех. Я зарезервировал тебе билет на сегодняшний вечер. Пока

этого гада не поймают, тебе лучше быть подальше отсюда.

Я мягко отстраняюсь.

– Ты всетаки звонил в полицию?

– Мой отец позвонил своему знакомому. Они прочесали лес, нашли пару

туфель с поломанными каблуками и наручники. Ты не волнуйся, твое имя

нигде не фигурирует. Тебя никто ни о чем не будет спрашивать. Они знают, что это тот же тип, что убил в Париже шведскую студентку. У них есть все

его данные.

– В прошлый раз тоже были данные, – вздыхаю я, – но его почемуто

отпустили.

– В этот раз они надеются взять его с поличным.

– Когда он будет втыкать свечи в очередную жертву? – негодую я.

– Нет, хотят спровоцировать его, подсунув ему похожего типа девушку,

работницу полиции, – объясняет Седрик.

– Долго придется ждать. Пока он будет подчеркивать гороскопы.., –

морщусь при воспоминаниях я.

– Марина, – лицо Седрика застилает тень, – Это не он подчеркивал

гороскопы. Это я. Он только отправил тебе те две печатные записки.

Тут в пору упасть с кровати в глубокий обморок. Если бы последние

события не закалили мою нервную систему, я бы так и поступила.

– Ты? – таращусь я, – Но как? Зачем?

– Это длинная история.

Как на зло именно в этот момент в комнату заходит мадам Одетт, и мне

приходится наклеить на физиономию нейтральнодоброжелательную

маску. Пожилая женщина осведомляется, как я себя чувствую, и, убедившись, что больная идет на поправку, зовет меня перекусить. Я

обещаю явиться на кухню сразу после принятия освежающего душа.

– Давай рассказывай, – набрасываюсь я на Седрика, как только мы

остаемся одни.

– Марин, давай чуть позже. Мама уже приготовила еду. Пока я тут буду

распинаться, все остынет. Потом надо ехать к тебе в отель, собирать вещи.

Мы должны успеть на семичасовой самолет, а до Марсельского аэропорта

полтора часа езды, – находит охапку отговорок этот трус.

– Хорошо, расскажешь по дороге. Но я хочу знать все! – категорично

заявляю я.

Седрик, казавшийся десять минут назад таким родным, отдаляется в моих

глазах на недосягаемое расстояние. До полного выяснения обстоятельств

подозреваемый помещается под стражу. Я отвечаю ему сквозь зубы и не

поворачиваю головы в его сторону. Мадам Одетт, сама любезность, угощает меня свежеиспеченным куглоф (это альзаский братблизнец

нашего кекса) и ароматным фруктовым чаем. Потом она приносит мне пару

кожаных шлепанцев из своих запасов. Мою искреннею благодарность этой

приятной женщине слегка затеняет крепнущая с каждой минутой обида на

ее сына. Тем ни менее я как полагается расцеловываю и ее и мосье Жана на

прощание и не очень уверенно даю им обещание вернуться. Мы грузимся в

машину. Я, засупонившись, молчу. В голове беспролазная путаница мыслей.

Седрик подсовывал мне эти гороскопы. Но первый из них я получила в

поезде, а познакомились мы с ним уже после моего прибытия в Монпеллье.

Сеть размышлений опутывает мозг, не давая ему нормально

функционировать. Седрик молчит, уперевшись взглядом в серую полосу

шоссе. «Мини Купер» замирает у вывески «Метрополь». Я вылезаю первая, он безмолвно поднимается по ступенькам вслед за мной, как телохранитель

за охраняемым объектом.

– Марина, ты наверно иди собери чемодан, а я пока расплачусь, –

предлагает Седрик, останавливаясь напротив ресепшн.

Я киваю, собираясь уже последовать его совету, как тут в холле отеля

появляется третий персонаж этой затянувшейся трагикомедии. Лоран

выглядит вполне цветущим, ничто в его облике не указывает на ночные

мытарства от вызванной чувством вины бессонницы.

– Привет, cherie, – он вытягивает шею, чтобы поцеловать меня.

Я брезгливо отступаю назад. Тут только подлый предатель замечает за моей

спиной Седрика. Его реакция на эту встречу является для меня сюрпризом, при том явно неприятным.

– О, Сид! А ты что тут делаешь? – восклицает Лоран, по всему виду не

менее удивленный, чем я.

– Привет, – обыденно реагирует единственный уравновешенный и

спокойный как индеец член компании, – Провожаю Марину в аэропорт.

– Вы что знакомы? – ошарашенная физиономия Лорана могла бы служить

отличной иллюстрацией некогда популярного рекламного слогана: «шок –

это понашему».

Впрочем, не думаю, что мой съехавший на бок анфас сильно от него

отличается.

– Как видишь, – сухо бросает Седрик и, обращаясь уже ко мне, добавляет,

– Марина, я пойду платить. Я буду ждать тебя в холле.

– Подождите, я ничего не понимаю, – Лоран хватает воздух ртом как

выброшенная на берег рыба.

Я смотрю на него и впервые не нахожу в его внешности ни малейшей

привлекательности. Седрик, повернувшись к нам спиной, облокачивается

на стойку и заводит беседу с девушкой клерком. Лоран переводит взгляд

на меня.

– Марина, что происходит?

– Понятия не имею. Это, я так понимаю, твой лучший друг.

– Ну, да, Сид. Его зовут Седрик, но за годы учебы в Англии я привык

называть его на английский манер.

– Очень мило, – безразлично констатирую я.

Во всей этой темной истории мне ясно только одно – они мне не нужны, ни

Лоран, ни Седрик. Каждый из них в той или иной мере обидел меня, обманув мои надежды. В конце концов, я прибываю к тому же

неутешительному выводу, который уже вывела для себя после

неожиданного дезертирства Антона: все мужчины – сволочи. И французы

не исключение, а я бы даже сказала, наоборот, они все трое во главе с

маньяком самое ни на есть железное доказательство этой вечной гипотезы.

Вот вернусь в Ригу, загружу «Цивилизацию» и дам жару всем

лягушатникам во главе с коротышкой Наполеоном.

– Вы давно с ним знакомы? – зачемто допытывается свободный человек, который еще вчера мне ничего не был должен.

– Не очень, – устало выдавливаю из себя я, направляясь в номер.

Лоран тащится следом.

– Где ты с ним познакомилась?

Я отлично понимаю, что его беспокоит не то, что я могла все это время

пудрить ему мозги, встречаясь с другим, а то, что этим другим оказался его

близкий друг.

– На пляже.

– Раньше чем со мной или позже? – не унимается он.

– До того, как, выражаясь твоим языком, мы с тобой несколько раз

переспали.

– Марина, подожди, – Лоран загораживает мне путь, – Я хотел тебе

сказать, что я вчера погорячился. Все, что я сказал…

– Не надо, – я пытаюсь обойти препятствие, но оно перемещается с

недюжей скоростью, – Лоран, перестань. Все ясно. Я не хочу больше ничего

слышать.

Красавец мужчина, в прошлом неоспоримый идеал, бегает за неприметной

переводчицей, без пяти минут старой девой. А она воротит свой маленький

невыразительный нос. По истине неисповедимы пути Господни. Мне

наверно стоило бы возгордиться, но маска роковой женщины пылится на

полке без применения, а меня с ног до головы пропитывает усталое

безразличие.

– Скажи мне хотя бы, у вас с ним было чтото? – вытягивает последний

камень из фундамента башни моих иллюзий Лоран.

– Спроси у своего лучшего друга, – я отталкиваю его, захожу в номер и

нарочито громко хлопаю дверью.

Все! Когда я, переодевшись и сложив вещи в чемодан, спускаюсь в холл,

Лорана уже след простыл. Седрик ждет меня на диване, как и обещал. Мне

не хочется его видеть, но в очередной раз судьба не предоставляет мне

права выбора. Добраться самой до Марселя в такие сжатые сроки

нереально. А оставаться тут на растерзание зарвавшегося избавителя тоже

не хочется. Седрик молча берет у меня чемодан и везет его к машине.

– Спасибо вам, приезжайте еще! – кричит нам вслед девушка клерк.

– Ни за какие пироги! – ворчу я себе под нос.

Маленькая машина, к которой я уже успела порядком привыкнуть, катит

по улицам Монпеллье. Некогда неизвестное французское название теперь

ссылкой в памяти будет отправлять меня на просторный красочный сайт с

текстами, фото и видео. И эту виртуальную ячейку не под силу уничтожить

ни одному вирусу. Вот он рынок Jacques Coeur слева, где мы однажды

покупали с Седриком малину и чернику в маленьких картонных лотках. А

слева простираются современные постройки Антигона, в котором я за

неделю так и не побывала. Может, в следующий раз. Хотя о чем это я?

Никакого следующего раза не будет.

– Ты хотела знать правду, – разбивает тишину голос Седрика.

– Знаешь, мне уже все равно, – честно выдаю я, – Ты мне врал. Этот факт

не вызывает у меня сомнений. А как именно и зачем, это уже

второстепенные детали. Забудем про эту ночь и распрощаемся в аэропорту.

– Да, ты права. Я тебе врал. И ты даже не подозреваешь, в какой степени, –

со вздохом признается он, – И всетаки я тебе расскажу. Даже если моя

откровенность ничего кроме отвращения ко мне у тебя не вызовет.

– Ну, давай, – пожимаю плечами я, – Дорога нам предстоит длинная.

Седрик выдает тяжелый, переполненный отчаянием вздох и начинает:

– Както вечером мы собрались небольшой компанией на парижской

квартире Лорана. Выпили по несколько бокалов petit punch, это напиток

такой с ромом, лаймом и.. Впрочем, не важно. Лоран с Антуаном

поспорили, кто из них имеет больший успех у женщин. Проверку на

практике решили устроить в Интернете. Лорану как раз пришло

предложение сделаться почетным членом виртуального клуба знакомств

«meetic». Оба спорщика по очереди зарегистрировались на сайте и

поместили свои фото. Дальнейший ход этого не самого мудрого пари

подразумевал, что каждый участник отправит письмоприветствие с

приложенной физиономией четырем выбранным наугад девушкам.

Получивший большее количество положительных откликов побеждает.

Они, кажется, даже назначили какойто приз. Рассылать послания доверили

мне как самому трезвому. Девушек выбирали другие два друга. Вот таким

образом к тебе в почтовый ящик попало первое письмо от Лорана Дюссана.

Я вспоминаю свой восторг при получении этого судьбоносного имейла.

Внутри шевелится стыд за свою наивность и глупость и злость на

необдуманную жестокость пьяных спорщиков.

– Отправляя тебе это послание, я автоматически указал в последней

строке свой имейл адрес. Клянусь тебе, у меня в тот момент не было

никакой задней мысли. Я просто участвовал в этой дурацкой игре, не

слишком задумываясь над чувствами девушек, которые получат эти

приглашения. Я даже не знаю, кто выиграл спор, потому что на меня

свалилась срочная работа, и я некоторое время не общался ни с Лораном, ни с остальными. Както вечером, проверяя почту, я обнаружил письмо от

девушки из Латвии с фотографиями. В тот вечер под действием пунша и

под хохот друзей я плохо рассмотрел тебя, зато теперь мне представилась

такая возможность. В тебе было чтото такое, что я долгое время искал в

женщинах, но не находил. Какаято мягкость, чувственность. Ты не думай, Марин, что изза моего некрасивого глаза я живу бирюком, никому

ненужный. У меня было много женщин. Хотя хвастать этим тоже глупо.

Извини. Незадолго до твоего сообщения я расстался с девушкой. Я тебе

рассказывал както про нее. Она была через чур упрямой и независимой, центром вселенной для нее было собственное безразмерное «Я». Я устал от

ее самолюбования, а ей наскучила суета парижской жизни. Впрочем, это не

существенно. Я только хотел подчеркнуть, что на тот момент я был один. Я

наверно должен был ответить тебе, признаться в произошедшей ошибке и

прислать свое собственное фото. Но я почемуто испугался. За день до

этого какаято незнакомая симпатичная женщина на улице в разговоре с

подругой назвала меня уродом. Она, как сейчас помню, сказала «смотри, какой урод одноглазый». Может, это и это оказало на меня такое действие.

Ладно, не буду пытаться оправдаться. Так или иначе, я ответил тебе от

имени Лорана. И это стало моей первой и главной ошибкой, определившей

дальнейший ход событий. Чем дальше заходило наше общение, тем

невозможнее становилось признание. А остановиться я тоже уже не мог. Ты

стала важной частью моей жизни, я просыпался с мыслью о тебе и не

ложился спать, не отправив тебе сообщения. Лоран тем временем

готовился к свадьбе с Сандрин. Он ни разу не напомнил мне о тех

посланных на спор имейлах. Постепенно наши виртуальные отношения

перешли в такую стадию, что личная встреча стала острейшей

необходимостью. Я исчерпал все возможные отговорки. Я не мог больше

врать, что на меня обрушились неотложные дела или что мне надо уехать в

командировку. Я должен был принять решение. Мне казалось очевидным, что сознаться в своем обмане на этом этапе означало сделаться в твоих

глазах уродливым извращенцем. И я, в очередной раз, испугавшись

(видишь, Марина, какой я трус) выбрал более легкий и более подлый

вариант. Я придумал несуществующую авиакатастрофу и гибель своего

героя. Ты представить себе не можешь, что я пережил. Нет ничего

страшнее таких угрызений совести. Это я теперь точно знаю.

– Есть, – жестко обрываю повествование я, – Смерть близкого человека.

– Марина, я могу извиниться перед тобой тысячу раз. Могу миллион.

Могу извиняться каждый день до конца своей жизни. И даже если ты, наконец, простишь меня, я себе этого не прощу никогда. Если тогда, слыша

твой голос, видя тебя на снимках я еще не воспринимал тебя до конца как

реального человека, ты была скорее музой, мечтой, то, встретив тебя

вживую, я в полной мере осознал степень своей подлости. Разве я мог

подумать, что ты не смиришься со смертью виртуального жениха, а

отправишься в Париж докапываться до истины? Девяносто девять женщин

из ста забыли бы о столь незначительной потере на следующий день. Но не

ты. Ты примчалась в Париж. Я чуть не умер, когда увидел тебя на лестнице

в доме Лорана. Я тогда заходил забрать какието вещи, забытые когдато у

него. И тут ты, настоящая, живая, из плоти и крови. Я остановился внизу и

слышал твой разговор с домработницей. Я сразу понял, что ты не

остановишься на достигнутом, а отправишься по следам якобы погибшего

жениха. У меня была возможность взять отпуск в любое желаемое время, и

я ей воспользовался. В тот же день я купил билет на поезд Париж –

Монпеллье. Судьбе было так угодно, чтобы мы оказались в одном поезде, но в разных вагонах. Я заметил тебя еще при посадке и обратил внимание, куда ты села. По понятным причинам мне очень не хотелось, чтобы ты

встретилась с Лораном. Я помнил из наших долгих бесед твое увлечение

астрологическими прогнозами. В le Parisien, который я разглядел у тебя в

руках, и который в тот день приобрел и я, мне попалось предсказание, на

удивление совпадавшее с моими пожеланиями на твой счет. Я подчеркнул

его сначала просто, чтобы отметить для себя точность совпадения, а потом

мне пришла в голову эта не очень удачная идея подсунуть тебе выделенный

текст, чтобы обратить твое внимание на эту информацию. Когда ты вышла

в туалет, я прошелся по твоему купе и поменял газеты. По приезду я едва

успел разместиться у родителей, как Лоран позвонил и огорошил меня

неожиданной новостью – запланированная через две недели свадьба

отменяется, он передумал. Я помчался на Effet Mer, где сбежавший жених

пьянствовал с самого утра. Он начал грузить меня своими душевными

переживаниями, мы просидели на лежаке до вечера. И тут я краем глаза

увидел тебя, совершенно неотразимую в ярком как язычок пламени платье.

Я отошел под какимто предлогом и наблюдал ваш разговор со стороны.

Лоран уже был сильно пьян и, видимо, не понял, какие обвинения ты

собиралась ему предъявить. А ты, как я уже узнал от тебя самой после, приняла его спокойное безразличие за ветреность и неразборчивость в

отношениях. Я наблюдал, как сестра увела Лорана с пляжа, и ты осталась

одна. Меня чтото толкнуло, и я подошел к тебе. На тот момент никаких

существенных иллюзий я не питал. Ты была увлечена Лораном, причем по

моей же вине. Одноглазый урод был тебе явно неинтересен. Я читал это в

твоих глазах, когда мы ужинали вместе. Я ощущал брезгливость в каждом

твоем жесте, оно так и сквозило в твоем взгляде, когда я набросил тебе на

плечи свой свитер. И всетаки я страстно хотел быть рядом с тобой. В

качестве гида, друга, верного пса. Мне было все равно, какую роль ты мне

выделишь, лишь бы только ты не отвергла меня совсем. На мое счастье ты

согласилась сообщить мне, в каком номере остановилась. Я не спал всю

ночь. Рано утром я пришел к тебе в отель. Не знаю даже зачем, мне просто

хотелось чувствовать, что ты гдето рядом. На двери твоего номера

болтался пакет со свежей прессой. Я достал газету и прочил твой гороскоп.

На сей раз ничего интересного и направляющего в нем не было. Коротая

время в соседней кафешке, я наткнулся на старый выпуск, в котором

прогноз оказался гораздо более содержательным. Осознавая, что подобные

выходки все равно ничего не решат, я подчеркнул предсказание и, вернувшись в отель, заменил газету на старую. Потом возвратился домой и

в десять с замирающим сердцем набрал твой номер. Ты согласилась

встретиться. Я был на седьмом небе. Во время прогулки по городу и

последующего обеда мне вдруг начало казаться, что все возможно. Во мне

зародилась надежда, что ты, забыв Лорана, обратишь внимание на меня. Я

готов был сделать ради этого что угодно. Вечером я послал тебе белые

розы, которые, как я помнил из нашей переписки, ты предпочитала другим

цветам. На следующий день мы поехали в Сан Гийем. Когда мы, оказавшись

в отрезанной от мира дождем машине, мне страшно захотелось тебя

поцеловать, но те ужас и отвращение, что промелькнули в твоих глазах, мгновенно охладили мой пыл. Я решил, что ничего не выйдет. Все мои

усилия бесполезны. Ты ускользала навсегда. Я пересилил обиду и попросил

тебя принять меня всетаки в качестве друга. Ты великодушно согласилась.

Вечером на пикнике мне опять почудилось, что ты на шаг приблизилась ко

мне. Ты даже расплакалась, когда я поцеловал твою руку. Я всю ночь думал

об этом, томимый неведаными до это чувствами. Потом мы отправились в

зоопарк. Твой детский восторг умилил меня до глубины души. Я отвез тебя

в отель, счастливый от мысли, что мои мечты постепенно начинают

воплощаться в жизнь. А на следующее утро все резко изменилось. Ты

говорила со мной чужим безразличным голосом и отказалась от встречи. Я

понял, что чтото случилось, но тогда еще не знал, что. Родители, видя моя

лихорадочное состояние, изъявили желание познакомиться с девушкой, которая так взбудоражила их сына. И я вдруг подумал, что это неплохая

идея. По доброй воле ехать на семейные посиделки ты бы не согласилась, и

я наврал про друзей. Во время ужина мне опять мерещилось, что мы

вместе, мы пара и у нас есть общее будущее. На обратном пути ты

попыталась внушить мне, что это не так. Я не сдержался и признался.. В

общем, ты помнишь. Ты в ответ одарила меня поцелуем жалости. А в

последующий день пропала. Я мучился догадками, какие дела могли

появиться у тебя, иностранки в чужом городе, где кроме меня у тебя не

было знакомых. Но даже в самых своих пессимистических предположениях

я не приблизился к горькой реальности. Когда мы спустя сутки

встретились с тобой за завтраком, мне позвонил Лоран и, не стесняясь в

выражениях живописал проведенную с тобой ночь. Марина, если ты

решишь сейчас наказать меня за все мои прегрешения и попытаешься

изобрести самый садистический способ, тебе все равно не удастся

причинить мне такой боли, какую я испытал в тот момент. Я был

уничтожен, втоптан в грязь. Лоран говорил о тебе как о легкой добыче, изголодавшейся по мужскому вниманию дамочке и экзотической штучке.

Ему было плевать, чем ты дышишь, его волновала только новая отметка в

длинном списке его завоеваний. Я слушал его, и ничего не мог возразить.

Моя тайна и твое общество связывали меня по рукам и ногам. Трудно

объяснить, чего мне стоило собраться с силами и вести себя так, будто

ничего не случилось. Я надеялся, что ты сама расскажешь мне о вашей

встрече, но ты молчала. «Она не обязана перед тобой отчитываться, ты

всего лишь друг» одернул я себя. По возвращению из Авиньона я пригласил

тебя на пляжную вечеринку, но ты ответила отказом. Ты ждала его звонка.

У меня внутри все разрывалось от желания предостеречь тебя. Но любой

намек в этом направлении выдал бы меня с головой. Видимо, он так не

позвонил (а, зная необязательность Лорана я не исключал такого варианта), и ты согласилась пойти со мной в кино. После фильма ты совершенно

неожиданно для меня позволила мне себя поцеловать. Я истолковал этот

благотворительный жест как переизбыток эмоций после просмотра и

стремление отомстить не сдержавшему обещание Лорану. Хотя мне, конечно, очень хотелось верить, что твои чувства ко мне хоть немного

изменились. Но лелеять подобные иллюзии на фоне того, что поведал мне

Лоран, было просто глупо. На следующий день телефон в твоем номере не

отвечал до вечера. Когда ты, наконец, подошла, я сразу ощутил, что получу

от ворот поворот. Лоран упоминал днем, что собирается на какуюто

очередную пляжную тусовку. Из чего я сделал вывод, что он, скорее всего, пригласил тебя с собой. Мне опять ничего не оставалось как смириться. О

сне в эту ночь не могло быть и речи. Я крутился с боку на боку, рисуя себе

болезненные картины: вы с Лораном в обнимку на не успевшем остыть от

дневной жары песке. Если бы от ревности умирали, я не дожил бы до