Познавшие истину

Евгений Горохов

Познавшие истину

Посвящается моей маме Гороховой Валентины Михайловне.

«И познаете истину, и истина сделает вас свободными».

Эта цитата из Евангелия от Иоанна, написанная на панно в холе штаб-квартиры ЦРУ1 США в Ленгли, может быть девизом всех разведслужб мира.

1. Кто в море не ходил, тот Богу не молился

Май 1963 года

Автономное плавание или проще автономка – это боевой поход корабля для «обеспечения обороноспособности страны». Во всяком случае, так это мероприятие называл замполит капитан третьего ранга Судаков, которому на лодке шутники заменили первую букву в фамилии на «М». Эти остряки и автономку окрестили – «великое сидение».

За время великого сидения, подводная лодка крадётся в заданный район и производит блокаду порта, либо торпедную атаку на корабли противника – это на войне, а в мирное время всё делается условно. Однако, морская пучина вещь реальная, и опасность в ней таится настоящая, потому, капитан проводит бесконечные тренировки по борьбе за живучесть корабля, добиваясь, что бы самый последний матрос довёл свои действия до автоматизма. В море трудятся все, от капитана до трюмного матроса. Работа эта именуется – вахта. Есть в экипаже люди, которые вахту не несут, потому их зовут «пассажирами». На подводной лодке таких двое или трое: заместитель корабля по политической части, начальник медицинской службы и особист КГБ. Впрочем, во время тревог у них есть свои обязанности. За «отлынивание» от вахты, экипаж на них не в претензии, если они сидят без дела, значит, всё на лодке хорошо.

В этой автономке, на лодке проекта 629,(лодки этого типа в НАТО квалифицируются как «гольф», а наши подводники за тесноту прозвали – «сарай»), было ещё два пассажира, причём, настоящих. Однако, обо всём по порядку: по неписаному правилу, из базы лодки уходят в автономку ночью. Перед тем как отвалить от пирса, командир К-107 капитан первого ранга Краснов, неожиданно получил приказ отправить особиста лейтенанта Силуянова в штаб дивизии. Вскоре, тот на штабном ГАЗике вернулся с двумя пассажирами, и подал Краснову пакет. Прочитав приказ, капитан велел курившей на палубе команде, спуститься вниз. Затем, Силуянов проводил пассажиров в каюту, а двое матросов затащили в лодку их багаж – ящик обитый кожей. На голове у одного из пассажиров был чёрный балахон, с прорезями для глаз. Среди команды сразу начались разговоры: кто это такой? Оба пассажира сидели безвылазно в своей каюте, они даже ели там, и не ходили в кают-компанию.

Согласно международному морскому праву, в мирное время все проливы субмарины проходят в надводном положении. К-107 вошла в Гибралтарский пролив в полночь. Красивое это зрелище проход подводной лодки по проливу ночью! Отливают в лунном свете изумрудные буруны по носу лодки, блестят волны, расходящиеся в косую, по бортам. Таинственные пассажиры не отказали себе в удовольствии подышать свежим воздухом. Тот, кто был в балахоне, провёл пальцем по мокрой резиновой обшивке рубки, и микроскопический планктон, налипший на ней, при свете луны, высветил полосу. Незнакомец нарисовал восклицательный и вопросительный знаки на рубке, и посмотрел на стоящего рядом мичмана Колю Иванова. Потом тот клятвенно уверял, что пасажир улыбался под своим балахоном.

Двадцать первого мая капитанская вахта была с полуночи до четырёх часов утра. Если капитану не взбредёт в голову объявить тревогу и начать учения по борьбе за живучесть корабля, то можно сказать, что автономка идёт спокойно. Впрочем, не прошло и половины похода, и потому ученья проводятся не часто. Их будет много ближе к концу автономки, именно тогда у экипажа сказывается усталость от плавания, и люди более халатно относятся к своим обязанностям. Не случайно восемьдесят процентов аварий на подводных лодках случается при возвращении домой. Но сейчас прошло лишь треть автономки, и вряд ли Краснов объявит тревогу. Правда настораживает тот факт, что штурман капитан-лейтенант Усачёв сменившись с вахты, спать не пошёл, а в остальном, всё идёт обычным порядком – капитан сидит на своём месте, грызёт галету. К нему подошёл штурман.

– Товарищ командир, через полчаса будем в заданном районе, – доложил он.

– Вахтенный офицер, особиста на ГКП2, – продолжая грызть сухарь, дал команду Краснов.

Вахтенный – командир БЧ-5 инженер-химик Толик Афанасьев метнулся к переговорному устройству «Нерпа». Тут же на ГКП пришёл Силуянов.

– Скажи своим гостям, что через полчаса будем в точке, – сказал ему Краснов.

Силуянов ушёл и вернулся с пасажирами.

– Товарищ командир, находимся в заданной точке, – доложил Усачёв.

– Акустик, горизонт? – запросил по переговорному устройству Краснов.

– Горизонт чист, – доложил акустик, это значит что на сотню морских миль на поверхности, да и под водой, не прослушиваются шумы корабельных винтов.

– Всплыли на перископную глубину, – доложил вахтенный инженер-механик.

– Поднять перископ, – дал команду Краснов.

Из шахты медленно поползла вверх труба перископа. Краснов приник к окуляру.

– Чисто, – сказал он, складывая ручки перископа. Обернулся к боцману, лысому и морщинистому как черепаха, мичману Семенову: – Старый, всплываем.

– Есть, – ответил,тот и задвигал рулями.

Когда лодка оказалась на поверхности, и отдраили люк, на палубу вышли Краснов, особист и два пассажира. Один как всегда был в своём балахоне. Матросы принесли кожаный ящик, там оказалась резиновая лодка, вёсла и насос. Матросы, накачав лодку, спустили её на воду, и в неё сел пассажир в балахоне.

– Берег в той стороне, – сказал Краснов, – до него десять миль.

– Счастливо добраться, – махнул рукой другой пассажир.

Человек в балахоне сел в лодку, помахал рукой, при этом он не проронил ни слова, (никто в команде так и не слышал его голоса). Особист, пассажир и капитан стояли на палубе, смотрели на удаляющуюся резиновую лодку, потом спустились вниз, и субмарина стала погружаться. Спустя несколько минут на месте, где она была, волны расходились кругами. Серебряный диск луны на светлеющем небе, спокойная гладь моря и резиновая лодка, а кругом тишина. Человек снял с головы балахон и швырнул его в море.

– Вот и всё что осталось от Мухтара Хусаинова, – сказал он, глядя как тонет его балахон. Он вздохнул, тихо сказав: – Прости мама, не знаю, свидимся ли.

Взялся за вёсла и погрёб в сторону берега.

***

Есть во Франции неподалёку от границы с Италией, небольшой городок Ментон. Тихий, уютный городишко в сорока километрах от всемирно известного курорта Ницца. Здесь почти нет туристов, хотя Ментон расположен в уникальном месте – с севера от холодных ветров он закрыт приморскими Альпами, по этой причине климат здесь очень мягкий. Ментон буквально утопает в цитрусовых. В городе полно апельсиновых и мандариновых деревьев. Насыщенный йодом морской воздух очень полезен для больных туберкулёзом. В XIX веке, когда туберкулёз был бичом бедных и богатых, сюда приезжали больные из Англии, России и Германии. Здесь они вылечивались, а тем, кому не повезло, умирали. На городском кладбище Ментона полно могил известных аристократических фамилий. Морской берег в окрестностях Ментона – сплошной песчаный пляж. Вот туда-то и причалил человек на резиновой лодке, оставив её, он пошёл в город.

Ришар Лоранс любил свою работу, нравился ему запах свежеиспечённого хлеба. Вынимая багеты из печи, и глядя на их золотистые корочки, он неизменно приговаривал:

– Ах, вы мой полоски-жердочки!3

Раскладывая у себя в патиссери-бланжери4 на прилавке свежевыпеченные багеты, круассан и хлеб с орехами Ришар частенько вздыхал:

– Какая красота! Готовый натюрморт! Для чего нужно было Марселю уезжать в Париж?! Рисуй здесь свежевыпеченный хлеб, рассвет на море, цветы в садах Ментона. Нет, не захотел! Вместо этого, малюет грязные переулки Парижа, и живёт впроголодь, потому что картины его никто не покупает. Эх, молодёжь!

Закончив работу, Ришар шёл на улицу, это было его время – в шесть часов утра город тих и спокоен. Он варил себе кофе, вдыхая его аромат, наслаждался тишиной, которвя продлится недолго. Его патиссери-бланжери находилась на улочке Марн, а чуть дальше, на улице Революции – мэрия, полицейский участок и школа. В провинциальных французских городках, люди, выходя из дома на работу, идут в бланжери, что бы выпить чашечку кофе с только что испечённым круассаном. Для этих целей на улице Ришар держал семь столиков, за которыми утром собирались учителя, полицейские и служащие мэрии. Здесь они обменивались новостями. Хотя какие тут могут быть новости?! Вечером эти же люди, включая самого Ришара, соберутся в бистро супругов Россаль.

«Болото!» – презрительно кривился Марсель, и уехал в Париж.

Ришар покачал головой, прогоняя грустные мысли, посмотрел на улицу. По ней шёл незнакомый парень лет двадцати пяти в джинсах и чёрном свитере. Увидев Лоранса, он направился к нему:

– Доброе утро месьё, – поздоровался незнакомец. Оглядев улицу, он спросил: – Скажите, как зовётся этот город?

– Что же ты парень путешествуешь без карты?! – усмехнулся Лоранс.

– Так получилось.

– Это город Ментон. А ты откуда?

– Я приплыл сюда из Алжира, меня зовут Омар Бадиф.

– Мой старший сын погиб в Алжире, – сказал Ришар Лоранс. Он поставил чашку с кофе на стол и тяжело взглянул на Бадифа: – Вы воевали за независимость от Франции, убивали наших парней за свою свободу, де Голь дал вам её. Чего же вы к нам лезете?!

– Я приплыл сюда, потому что я хараки, – ответил Омар.

– Кто это?

– Не все алжирцы были согласны с тем, что Фронт национального освобождения борется за независимость Алжира. Многие хотели по-прежнему оставаться заморской территорией Франции, – стал объяснять Омар Бадиф, – таких людей звали хараки. Они с оружием в руках воевали на стороне французской армии. Я сам лично не воевал, мы жили в городе Анаба, там, у отца была автомастерская. Мы с братом помогали ему. Когда французская армия ушла из Алжира, партизаны стали призывать народ покарать хараки за предательство. Я по делам ездил в Константину, а когда вернулся, увидел, что мастерскую и наш дом сожгли. Мать, отца и брата убили. Целый день я просидел в подвале своего дома. Там у нас была резиновая лодка, и я решил переплыть море. Набрал в канистру воды, спасибо соседу, выручил, дал немного консервов. Я сел в лодку и поплыл.

Хозяин бланжери протянул руку Омару Бадифу:

– Ришар Лоранс, – представился он. С любопытством посмотрев на парня, улыбнулся и спросил: – Страшно было в одиночку море переплывать?

– У меня остался небольшой выбор: либо зарежут, либо я утону в море. Честно говоря, раньше я не был истово верующим, но оказавшись в море, сильно уверовал в Аллаха. Даже слова молитвы вспомнил.

– Ты, наверное, голоден?

– Очень! – кивнул Омар Бадиф. Он похлопал по карманам джинсов: – У меня есть немного денег, я заплачу.

– Побереги их, они тебе ещё понадобятся, – усмехнулся Ришар Лоранс, – сейчас я покормлю тебя.

В средние века Алжир был родиной мореходов и рыбаков. Именно оттуда знаменитый адмирал пиратов Хайрутдин Барбаросса (Рыжебородый) делал набеги на земли христиан в Испании, Франции и Италии. Шли годы, пираты в Средиземном море пропали. Алжир со второй половины XVI века, становится пашалыком (провинцией) Османской империи, причём довольно бедной. В 1830 году Франция вторглась в Алжир, а в 1834 году аннексировала его, разделив на три провинции – Алжир, Оран и Константину. Теперь это были заморские владения Франции.

В 1865 году для алжирцев был принят Кодекс поведения, по которому они считались субъектами мусульманского законодательства, то есть жили по законам шариата, алжирцы призывались во французские вооружённые силы. Хотя Алжир входил в состав Франции, но алжирцы не являлись гражданами этой страны. Получить гражданство алжирцу было сложно, требовалось заполнить на французском языке множество бумаг, а большинство алжирцев было неграмотными, они и по-арабски то писать не могли, не то, что на французском языке. Только 13% алжирцев имели гражданство Франции.

Во второй половине XIX века из Франции в Алжир ринулись колонисты. Они захватывали плодородные земли, которых в Алжире было не так уж и много. Этих колонистов во Франции звали колоны (черноногие). К середине ХХ века колонам принадлежало 40% всех плодородных земель Алжира, было их около миллиона человек, жили они обособленно от местного населения. Алжирцы служили прислугой у колонов, либо работниками на их фермах. Колониальная администрация в дела алжирцев не лезла: у них были старейшины, которые ведали административными вопросами, а правосудие осуществляли судьи-кадии. В армии Франции алжирцы служили в национальных частях сапагов и тиральеров, офицерами там были французы. Алжирцы воевали за Францию в обе мировые войны, а также на войне в Индокитае. Во время второй мировой войны многие алжирские улемы5 стали призывать к независимости Алжира. Ещё в 1938 году алжирец Фархад Аббас организовал Алжирский демократический союз, но до 1945 года вся борьба была мирной. 8 мая 1945 года в алжирском городе Сети прошла массовая демонстрация молодёжи, с требованиями независимости. Полицейские при её разгоне застрелили двадцатилетнего парня. В стране вспыхнули погромы ферм колонов, были убиты сто два человека. После этого колоны вооружились, и совместно с французской армией, провели «жёсткие» зачистки в алжирских кварталах. При этом было перебито около десяти тысяч алжирцев. Трупы хоронить не успевали, потому их просто сбрасывали в горах Кобилии. Залив кровью Алжир, французы добились успокоения всех трёх провинций.

После этой кровавой бойни в Союзе Фархада Аббаса появилось боевое крыло, в которое входили: Рахаб Битад, Бен Булаид, Мухаммед Бадиаф, Белькасем Крим, Бен Мухди и Мурад Дидуш. Именно эти люди 1 ноября 1954 года создали Фронт национального освобождения Алжира. Это уже была партизанская армия. Свой первый бой она дала 1 ноября 1954 года, напав на несколько гарнизонов французской армии. Франция направила в Алжир дополнительные воинские части, а Фронт начал активные боевые действия. Так в Алжире разгорелась война. Французское правительство в борьбе с партизанами ввело тактику квадрильяжа – весь Алжир разбили на квадраты, которые закрепили за определённой воинской частью, та отвечала за порядок в своём квадрате. Против партизан в основном воевали парашютисты и Иностранный легион6. Именно во время войны в Алжире, войска впервые к месту боя стали перебрасываться на вертолётах.

Одновременно с ведением боевых действий, французское правительство начало повышать благосостояние алжирцев, склоняя их к лояльности. Эта политика приносила свои плоды, многие алжирцы вступали в военизированные формирования, которые воевали против Фронта национального освобождения Алжира, таких алжирцев звали – хараки. Со временем так стали звать всех алжирцев вставших на сторону французской армии, даже тех, кто не воевал с оружием в руках.

В июне 1956 года премьер-министром Франции стал герой французского Сопротивления в годы Второй мировой войны Шарль де Голль. Он посетил Алжир и понял, что военным путём остановить деколонизацию этой страны не удастся. 16 сентября 1959 года Шарль де Голь выступил с речью в парламенте, в которой согласился с правом алжирцев на самоопределение.

Правительство СССР формально признавало за алжирцами право на независимость, но не хотело портить отношения с Францией. Потому Советский Союз военной помощи Фронту национального освобождения Алжира не оказывал. Оружие партизанам поставляли Китай и Куба. Руководство Управления «С»7 ПГУ КГБ СССР разрабатывая легенду для Мухтара Хусаинова, прежде всего, учитывало, что он мусульманин, прошедший в детстве обряд хитан8. Было принято решение натурализовать Хусаинова во Франции как алжирца.

Мухтар попал в поле зрение кураторов из ПГУ КГБ в 1955 году. Он, будучи студентом третьего курса Московского автомобильно-дорожного института, принимал участие во встрече американского писателя Трумена Капоте. Американцу решили показать, как живут студенты в СССР. Выбор пал на МАДИ, а отличник Хусаинов общался с писателем Капоте. Именно тогда в КГБ было отмечено хорошее знание английского языка Мухтаром Хусаиновым. Полгода КГБ изучал его биографию, а когда он на четвёртом курсе сдал зимнюю сессию, его вызвали в комитет комсомола. С ним беседовал седовласый товарищ в коричневом твидовом костюме. Он поговорил с Мухтаром, заставил его написать автобиографию. В 1957 году Хусаинов получил распределение в «почтовый ящик № 106»9. Это была легенда для родственников и друзей, на самом деле Мухтар стал проходить подготовку на разведчика-нелегала. Он жил в маленьком уральском городке Куса, в общежитии геологоразведочного отряда. Такая там была табличка на дверях здания, на самом деле оно принадлежало Управлению «С». Мухтар изучал арабский и французский языки, специальные предметы, историю Алжира. В уральском городке Мухтар прожил три года, кроме преподавателей он не видел ни одного такого же слушателя, как он сам, хотя знал, что они есть.

В 1960 году Мухтар был переведён в город Куйбышев10, здесь он жил на частной квартире и продолжал обучение. Тем временем Фронт национального освобождения Алжира организовал временное правительство. В октябре 1960 году Фархад Аббас, будучи главой временного правительства Алжира, приехал в Москву. Он вёл переговоры с первым заместителем Председателя Совета министров СССР Алексеем Косыгиным, пытался получить поддержку Советского Союза. В качестве советников к Аббасу были приставлены несколько офицеров КГБ. Один из них, майор Анисимов выступал в роли переводчика с арабского языка, он являлся сотрудником Управления «С». Целью его командировки в Алжир была проработка мероприятий по легализации в стране агента-нелегала. В апреле 1961 года в алжирский город Анаба приехал Хусаинов, именно здесь он стал Омаром Бадифом. В декабре 1962 года Мухтар вернулся в Советский Союз. Он получил отпуск и поехал в Стерлитамак к маме, с которой прожил сорок пять дней. Потом опять была кропотливая отработка легенды, так пролетело ещё полгода, и вот Омар Бадиф пьёт кофе в бланжери Ришара.

– Спасибо за заботу месье Лоранс, – сказал он, и собрался уходить, но тут из дома Ришара вышла темноволосая девушка в синем платье. Она встала за прилавок и включила радиоприёмник. Энрико Масиас пел свою грустную песню «Я покинул свою страну».

– Как раз для тебя песня, – усмехнулся Лоранс. Он подошёл к девушке и, указав рукой на гостя, продолжил: – Знакомься Клодин, это наш постоялец Омар Бадиф, он поживёт у нас, пока не определился с работой.

Ришар обернулся к Омару:

– Это моя дочь, Клодин.

– Омар, интересное имя, – улыбнулась девушка. Она налила себе кофе и с любопытством, посмотрела на Бадифа: – Ты случайно не турок.

– Нет, я приплыл из Алжира.

– Клодин, покажи ему комнату Амори, и дай кое-что из вещей брата. Они одного роста, вещи должны быть впору Омару, – велел Ришар. Он встал за прилавок и кивнул в сторону двери: – Иди, отдохни пару часов, затем займёшься делами.

На вид Клодин Лоранс было лет двадцать, стройная, темноволосая. Красавицей, её назвать нельзя, но был в ней какой-то шарм, а нежный, как колокольчик голосок, делал её привлекательной. При ходьбе Клодин сильно хромала на правую ногу. Девушка привела Омара в маленькую комнату, в которой едва помещались кровать, шкаф и стол со стулом. На стене висела фотография светловолосого парня в форме лейтенанта пехоты.

– Это твой брат? – спросил Омар.

– Да, это Амори, – кивнула Клодин, – он три года назад окончил пехотную школу в Монпелье. Через полгода, добился назначения в Алжир, а спустя несколько месяцев погиб.

– Да много людей убили на этой войне, – вздохнул Омар Бадиф.

– Ты тоже воевал?

– Нет, у моего отца была автомастерская в Анабе. Нас было трое братьев, я старший. Мы со средним братом Авазом помогали отцу, а младший братишка, Рахат, не любил копаться в моторах, и пошёл воевать на стороне французской армии. Таких алжирцев, как мой брат звали хараки. Впоследствии хараки стали звать всех, кто не поддерживал партизан из Фронта национального освобождения. Рахата убили партизаны. Когда французская армия ушла из Алжира, нас стали резать. Мать, отца и брата убили, а мне чудом удалось спастись. Я сел в лодку и переплыл море.

– Страшно было плыть через море?

– Очень, – рассмеялся Омар.

Первый день пребывания в Ментоне, для Омара оказался очень удачным – он получил временное удостоверение личности, встал на учёт на бирже труда в мэрии. Впрочем, безработным Омар был ровно одни сутки. Тео Лоранс – старший брат Ришара был владельцем автомастерской, убедившись в высокой квалификации Омара, он взял его к себе на работу.

***

Ах, Париж, Париж! Прекрасный и романтичный город. Сибиряк Иван Волков влюбился в него с первого взгляда, когда оказался здесь в 1947 году. После окончания ВШР11 Волков попал на службу в Комитет по информации12, и его направили в Париж. Разведчика всегда спасает хорошее знание города, а для этого нужно ногами походить по его улицам. Вот так изучая Париж, Волков и влюбился в него. Особенно Ивану нравилось бродить по Монмартру. Как раз в 1948 году, когда он изучал Париж, на площади Тертр (район Монмартр), певица парижских кабаре Анриетта Рагон, которую все знали по сценическому псевдониму – Паташу, открыла чайный салон. Чтобы развлечь клиентов, она пригласила аккордеониста Мориса Виятне, а тот позвал своего приятеля, контрабасиста Пьера Никола. Вот так чайный салон превратился в кабаре под названием «У Паташу». В основном пела сама хозяйка Анриетта Рагон, она предлагала спеть и своим гостям.

Ивану нравилась атмосфера в этом кабаре. Здесь начинали свой путь многие известные шансонье: Брассане пел тут свои непристойные песни, и стал знаменит в Париже. «У Паташу» в оркестре на фортепьяно играл Серж Генсбур, впоследствии ставший известным композитором. Это именно Паташу «раскрутила» Жака Бреля – шансонье из Бельгии. Всё происходило на глазах Ивана Волкова. Он проработал в Париже четырнадцать лет, после чего был переведён в Москву в Управление «С». Подполковник Волков входил в группу по подготовке Мухтара Хусаинова. Именно его предпочтение явилось причиной того, что приехав в Париж, Омар Бадиф направился в кабаре «У Паташу».

Освоившись в Ментоне, Омар Бадиф в середине августа решил съездить в Париж. Побродив два дня по городу, он позвонил из таксофона по номеру, который помнил наизусть. Когда на том конце взяли трубку, Омар сказал:

– Это фирма «Фламенко»? Будьте любезны позовите, пожалуйста, к телефону месьё Фолле.

– Вы ошиблись, это торговое представительство Советского Союза, – последовал ответ. Неизвестный абонент посоветовал: – Набирайте правильно номер.

– А может, это вы неправильно телефон берёте?! – недовольно проворчал Омар.

– Возможно, – развеселился незнакомец. Отсмеявшись, он сказал: – Остаётся мне поискать месье Фолле.

Омар повесил трубку.

Спустя несколько часов в Москве на площади Дзержинского13, в ПГУ КГБ заместитель начальника Управления «С» генерал- майор Виталий Абердин получил шифровку, что агент-нелегал, закодированный как «Учитель», вышел на связь. Дальше всё должно идти по разработанной схеме. Вот и отправился Омар Бадиф через день после звонка в торговое представительство СССР, в кабаре «У Паташу». Там в туалете, за смывным бачком, он нашёл маленькую бумажку, а взамен оставил свою. Сделав дело, он пошёл в зал слушать песни Ги Беара.

В записке была инструкция: ему надлежит приобрести транзисторный приёмник «Филипс», а его заводской номер дать связному при следующей встрече. В своей записке, Омар указал, что встреча со связным должна состояться ровно через месяц, в Ницце, в парке Вальроз, возле входа в университетский городок. На этой встрече Омар передал связному заводской номер транзисторного приёмника, и получил пароли для следующего контакта.

Встреча со связным самый опасный момент в работе нелегала-разведчика. Именно тогда за ним может проследить контрразведка. После знаменитой речи Уинстона Черчилля14 в СССР опустили так называемый «Железный занавес», людей из Советского Союза за границу практически не выпускали. Разведчики КГБ и ГРУ15 работали под «крышей» посольств или торговых представительств СССР. Во Франции сотрудники DST16 знали всех советских разведчиков, и вели наблюдение за ними. Встреча нелегала со связным, это риск «засветиться» перед контрразведкой. По этой причине такие контакты сводятся к минимуму.

Для связи с Центром, Омар приобрёл транзисторный приёмник. В структуре КГБ было специальное подразделение – оперативно-техническое управление (ОТУ), в состав которого входил Центральный научно-исследовательский институт специальной техники (ЦНИИСТ). За неделю тамошние умельцы изготовили радиопередатчик на базе транзисторного приёмника «Филипс». Он был точно таким же, какой приобрёл Омар Бадиф, и с тем же заводским номером. В транзисторный приёмник был встроен радиопередатчик.