Двое в пути. Записки Белого Лиса

Или вот ещё одна неувязочка. По какой причине проявленная форма сознания остаётся неизменной после слияния с высшим я? Что может помешать этому высшему я растворить проявленную им же форму в отсутствии ума, если согласиться с утверждением, что со стороны высшего я никаких преград для слияния не существует? Это всё равно, как капнуть из пипетки в стакан с водой и ожидать, что капля сохранит свою первоначальную форму, когда вам снова вздумается наполнить пипетку. А ведь форма точно остаётся неизменной, иначе возвращение памяти о прошлых воплощениях не имело бы смысла. Чьи это будут воспоминания?

Имелись и другие вопросы, к примеру, как в принципе можно изменить спектр восприятия сознания, если этот спектр определяется исключительно его проявленной формой, то есть в терминах Ворона – истинным я. Какое же оно истинное, если может меняться в зависимости от того, пребывает ли сознание в проявленном мире или мире посмертия? А если оно меняться не может, то что тогда заставляет наши сознания переключаться на мир посмертия? Вот такие непростые вопросы начали донимать неумелого дознавателя. В итоге, вместо того, чтобы подготовить для Ворона интеллектуальную ловушку, я так увлёкся, что ненароком сам же в неё и угодил. Теперь детали предстоящего нам экзамена на взрослость отошли на второй план, жажда познания оказалась сильнее.

– Сам-то ты что обо всём этом думаешь? – уже привычно отозвался мой учитель, когда я изложил ему свои сомнения. – Когда мы работали над этой областью знания, всё казалось довольно логичным.

– Так это результат совместного творчества,– я даже обрадовался, что не один так облажался.

– Больше моего,– Ворон смущённо потупился,– раньше тебя вопросы, связанные со смертью, совсем не интересовали. Что это тебя сейчас разобрало? Смотри, солнышко, весна, птички поют, а тебя тянет на такую невесёлую тему.

– Ты сам меня провоцируешь,– пожаловался я,– в последнее время только и слышу, что ты собрался уходить. Давай уж разбираться, собственно, куда ты планируешь отправиться.

Я произнёс эту фразу как бы шутливым тоном, но у Ворона моя шутка не вызвала даже мимолётной улыбки. Напротив, он как-то сразу сник, уголки его губ поползли вниз, а в глазах появилось уже знакомое мне затравленное выражение. Ох, не нравится мне его реакция, что-то мой учитель совсем раскис. Однако голос Ворона прозвучал вполне бодро.

– Давай разбираться,– согласился он. – Так ты считаешь, что наше сознание не может покинуть мир Демиурга?

– Думаю, это невозможно,– я самоуверенно ухмыльнулся,– по крайней мере, до полного взросления. Всё, что происходит с нами в режиме посмертия, происходит в том же мире, в котором мы пребываем сейчас. И при переключении в режим посмертия меняется не структура восприятия нашего сознания, а спектр интерпретаций ума.

– Поясни,– Ворон уже натурально оживился, его глаза загорелись. – В свете твоих недавних прозрений касательно тело-ума, картина должна выглядеть несколько иначе, чем нам представлялось вначале.

– Помнишь, мы рассматривали наше тело, как щуп-анализатор, а ум – как софт, позволяющий оперировать полученными данными? – слова сами полились из меня словно поток, мне даже не нужно было задумываться. Вот так и действует подключение к источнику: отвернул краник, и водичка свободно течёт сама собой. – Что случится с этим софтом, если от анализатора начнут поступать неадекватные данные, или вообще никаких данных не поступает?

– Это ты про тот момент, когда сознание испытывает катастрофическую нехватку грубых вибраций, которые ум интерпретирует как человеческое тело,– подхватил мою мысль Ворон.

– Не обязательно грубых,– я задумчиво посмотрел на горизонт,– думаю, фатальный провал в любой части спектра можно назвать неадекватными данными. Если не хватает, например, эфирной энергии, то кровь не сможет течь по жилам, а это тоже приведёт к смерти.

– Ну да, от горя и тоски тоже умирают,– согласился учитель,– правда, медленней, чем от пули в голову. Но провал в астральном спектре всё же не обязательно закончится фатально, реабилитация в этом случае возможна. А как быть с нехваткой ментальных энергий?

– Наверное, это приводит к коме,– я неуверенно пожал плечами. – Мне почему-то кажется, что повреждение высших тел наше сознание в состоянии излечить самостоятельно. Критичной является только утрата грубых вибраций.

– Хм, возможно,– учитель на секунду замолк,– сознание просто перекачивает грубые энергии в тонкие тела. Но если запаса грубых энергий оказывается недостаточно, чтобы компенсировать высокочастотные потери, то причиной смерти будет истощение физического тела. По крайней мере, именно так это будет выглядеть со стороны.

– А в результате у нас создаётся представление о том, что физическое тело является главным,– продолжил я. – Но на самом деле для сознания тонкие тела важнее, поэтому оно жертвует в первую очередь тем, что менее значимо для выживания.

– Ладно, с этим разобрались,– заключил Ворон,– давай вернёмся к феномену смерти. Так что же происходит, когда наш ум получает неадекватные данные, которые не в состоянии интерпретировать?

– Ум полагает себя лишь частью инструмента познания,– мой голос звучал твёрдо и уверенно, словно, я зачитывал текст. Как ни странно, именно такое чувство было и у меня самого. – Кстати, это вполне правомерное заключение, ум – действительно лишь софт, а тело – «железо». Поэтому ум априори полагает, что не может существовать без носителя, по крайней мере, бесконтрольный ум. А когда вибрации, которые он обычно интерпретирует как этот самый носитель, напрочь отсутствуют, то ум как бы подвисает. Ведь если нет носителя, то и самого ума тоже не может существовать. Логично?

– Так сознание поэтому уничтожает свой ум? – предположил Ворон.

– Никто никого не уничтожает,– я нетерпеливо махнул рукой. – Сознание в отсутствии ума лишено воли, и принять решение об уничтожении ума не в состоянии, по крайней мере, осознанно. Конечно, можно предположить, что в ум заложен механизм самоликвидации на случай зависания программы, но это даже для наших человеческих технологий звучит как перебор, не говоря уж про технологии Создателя. Представляешь, если бы каждый раз, когда твой комп зависал, происходило бы форматирование жёсткого диска? Зачем что-то уничтожать, если можно просто перезагрузить?

– Полагаешь, Демиург жмёт на control-alt-delete? – поинтересовался Ворон.

– Я думаю, всё происходит автоматически,– я неуверенно пожал плечами. – Если бы я был программистом, то предусмотрел бы какой-нибудь алгоритм для перезагрузки подвисшего софта.

– Но ведь перезагрузка ума никак не исправит того факта, что в спектре наших вибраций образовался провал,– возразил Ворон. – Каким же образом эта процедура может изменить восприятие нашего сознания таким образом, чтобы мы оказались в мире посмертия?

– Изменить спектр восприятия сознания невозможно,– я отрицательно покачал головой,– потому что он определяется его проявленной формой. А эта форма неизменна весь период своего существования. Её можно только растворить полностью, но переделать никак, ведь тогда это уже будет совсем другое существо. А мы в процессе реинкарнации сохраняем свою индивидуальность и даже можем вернуть себе воспоминания. Тут я, разумеется, говорю не о личности, а об истинном я.

На этот раз Ворон не прореагировал на моё замечание, видимо, другой версии у него не было. Поэтому, немного подождав, я продолжил вещать.

– Алгоритмы нашего мира перезагружают ум, но воссоздать прежний мир он уже не может, потому что отсутствуют грубые вибрации, отвечающие за «материальность». И тогда ум создаёт новую схему интерпретации вибраций. При этом сами вибрации воспринимаются сознанием так же, как раньше, но теперь ум интерпретирует как физические объекты уже гораздо более тонкие вибрации, которые раньше воспринимались, как нечто эфемерное. Вот так мы и попадаем в мир посмертия, где у нас появляются как бы нематериальные тела.

– Лис, а из чего ты сделал вывод, что ум обязательно сдвигается по частотной шкале в сторону более тонких вибраций? – вопрос Ворона прозвучал, скорее, как риторический. – Кстати, а зачем уму переделывать всю реальность целиком, если не хватает только вибраций, отвечающих за тело?

Ну вот умеет же мой лукавый гуру задать вопрос так, чтобы враз поставить в тупик, даже в два тупика. Надо же, стоит только слегка копнуть какую-нибудь теорию, и тут же выплывет масса ошибок. Или это вовсе не ошибки? Как раз наоборот, вопросы Ворона как бы прокладывают новые пути к пониманию.

– Ум сам ничего не создаёт,– я принялся рассуждать, что называется, с колёс,– он всего лишь интерпретирует то, что проявляет и воспринимает сознание. Причём делает он это в соответствии с заложенными в структуру нашего мира алгоритмами, то есть и здесь никакой вольницы. Но отчего-то, вместо привычной реальности, получается реальность посмертия. Видимо, дело в том, что выбирается иная точка отсчёта.

– И такой точкой отсчёта является тело,– радостно закончил за меня Ворон. – Ум строит целый мир вокруг тела, потому что именно тело является тем щупом-анализатором, который позволяет сознанию обрести самоидентификацию. Так отчего же эта точка отсчёта непременно должна сдвигаться в сторону тонких вибраций?

– Не должна,– вынужден был признать я. – Не вижу причин, почему бы уму не построить тело, наоборот, из более грубых вибраций. Но тогда вся реальность для такого тела будет совершенно иной,– я был реально озадачен собственным выводом, и это не укрылось от Ворона.

– А чего ты удивляешься? – ехидно поинтересовался он. – Взялись же откуда-то легенды о рае и аде. Кстати, у славян тоже имеется представление о двойственном мире посмертия. Они делили навь на светлую и тёмную, причём тёмная навь располагалась как бы ниже явного мира.

– Ты хочешь сказать, что после смерти мы действительно попадаем либо в райские кущи, либо на адские сковородки? – я скептически усмехнулся.

– Я не думаю, что существует какой-то один рай и один ад,– пояснил учитель. – Ум может выбрать любую частоту в качестве точки отсчёта, кроме той, которая является несущей в проявленном мире, потому что в момент смерти эти вибрации отсутствуют. Так что мир посмертия – это сугубо индивидуальное творение каждого Игрока. Вот только непонятно, как сознание решает, куда ему сдвигаться по частоте.

– А оно и не решает,– вставил я свои пять копеек. – После перезагрузки ума сознание представляет из себя практически неосознанную субстанцию, проявить волю оно, я думаю, не в состоянии. Выбор происходит автоматически, исходя из превалирующих в этот момент частот.

– Как всё красиво получается,– Ворон мечтательно закатил глаза. – Если при жизни ты функционируешь в тонких вибрациях, то после смерти отправляешься в рай или светлую навь. А те, для кого грубые вибрации являются более естественными и привычными, идут в адские миры. Очень рационально и, кстати, справедливо.

– Ворон, ты понимаешь, что мы с тобой только что осознали,– у меня от волнения даже ладони вспотели. – Нет никакого мира посмертия, отдельного от проявленного мира. Сознание как проявляло какую-то реальность, так и продолжает проявлять, только меняет точку отсчёта. Вся разница заключается в том, что ум после перезагрузки теряет часть своего функционала, поэтому интерпретации ума в посмертии гораздо больше напоминают сумбурный сон, нежели какую-то осмысленную и логичную картинку.

– А почему в нашем проявленном мире у всех его обитателей несущая частота одна и та же? – бросил в пространство мой коварный гуру. – Если нет никакого одного мира посмертия, то не должно быть и одного проявленного мира.

Ну вот опять он ставит меня в тупик своими вопросами. Сам бы и отвечал, а то сделал вброс и отстранился, словно у нас какое-то разделение обязанностей. Он спрашивает, а я отвечаю. А если у меня нет ответа? Кстати, почему же нет?

– Не вижу никаких причин для подобной унификации,– я нацепил на себя маску бесстрастного учёного. – Выбор несущей частоты – это дело сугубо индивидуальное, как и та реальность, которая строится вокруг этой несущей частоты. У каждого из нас свой мир, ты же сам мне это талдычишь постоянно.

– Но как же тогда…,– начал Ворон, и тут же сам себе ответил. – Наши индивидуальные реальности в состоянии взаимодействовать, если их спектры накладываются, то есть находятся в пределах одного диапазона. Тогда они как бы представляют из себя единый мир, состоящий из отдельных, но близких реальностей.

– А если частота функционирования сознания выпадает за рамки этого диапазона, то остальные сознания теряют с ним связь,– продолжил я. – Кстати, никто не гарантирует, что такой составной мир существует в единственном экземпляре. Гораздо более вероятно, что таких миров несколько. Буддисты, к примеру, говорят о шести мирах, которые располагаются в частотном диапазоне от адских до божественных.

– Удивительно, как смыкаются постулаты различных учений, когда подходишь к ним без всякой мистики,– задумчиво произнёс Ворон.

Некоторое время мы оба завороженно молчали. В наступившей тишине было слышно, как шуршит оттаявший песок под мягкими прикосновениями озёрных волн. Этого звука мы не слышали уже очень давно, всю зиму озеро скрывало свой буйный норов под толстой шубой из снега и льда. Тихий вздох за нашими спинами заставил нас резко обернуться. Оказывается, Ника уже давно сидела чуть выше по склону и слушала нашу беседу.

– Наверное, вы хотите перенести прогулку,– предположила невольная слушательница.

В её голосе не было упрёка, моя малышка просто сделала логичный вывод из подсмотренной сценки нашего с Вороном культурного шока. Но мы в едином порыве вскочили на ноги и принялись убеждать Нику, что она нам ничуть не помешала, и мы готовы выступить в поход в любую минуту. Можете не верить, но мы были вполне искренни в своём желании прогуляться, нам действительно требовалось выдохнуть и на что-нибудь отвлечься. Уж больно ошеломляющими оказались выводы, к которым мы пришли. И эти выводы со всей очевидностью вели к ещё более любопытным и нетривиальным умозаключениям. Только кавалерийским наскоком тут было не обойтись, требовалось время, чтобы информация улеглась в наших головах. И прогулка на южный мыс была очень кстати.

5 мая

Я знал, что этот момент рано или поздно наступит, не стоило ожидать, что Ника последует моему примеру и станет жить одним моментом. Для нормальных людей это совсем не свойственно. Молодая женщина просто обязана была озаботиться мыслями о нашем совместном будущем. Вот она и озаботилась. Сначала это были только намёки и расплывчатые мечты о своём доме, о детях, о посиделках с друзьями. Но чем ближе подходило время открытия туристического сезона, тем настойчивее, если не сказать, навязчивее делались разговоры о том, чтобы нам свалить с острова. Я неловко отшучивался, уводил беседу в более нейтральное русло, но долго так продолжаться не может, нам придётся объясниться. А чем закончится это объяснение?

Я, конечно, понимаю, что веду себя с любимой женщиной не совсем честно. Наверное, было бы правильно рассказать ей, кем для меня является мой учитель. Она же до сих пор не знает, что я и есть тот самый друг, о котором он рассказывал. Ей кажется, что жизнь свела нас с Вороном совершенно случайно, а значит, и расставание не станет трагедией. Это же так естественно, что молодая семья должна жить отдельно. Ну как я ей объясню, что не в силах расстаться со своей половинкой, даже подумать о таком мне страшно. Тот путь, что мы когда-то давно выбрали с моим товарищем, предполагает, что мы будем идти по нему вместе. Но согласится ли Ника делить меня с Вороном? Готова ли она к роли третьего члена нашей команды?

Я никак не мог решиться обсудит этот щекотливый вопрос с моей малышкой. А вдруг она пошлёт меня куда подальше с моими претензиями? Нормальная женщина точно не потерпит наличие постороннего в её семейной жизни. Конечно, назвать Нику обычной женщиной никак нельзя. Она для меня больше, чем жена и возлюбленная, она стала частью меня так же, как Ворон. Расставание с ней я тоже не переживу. И что мне делать? Естественно, со своими фрустрациями я отправился к учителю, а к кому же ещё? Тот молча выслушал мои истеричные вопли и участливо похлопал по плечу.

– Лис, ты напрасно переживаешь,– уверенно заявил Ворон,– тебе нечего опасаться. Вся эта ситуация разрешится сама собой, просто отпусти её.

– Хорошо тебе говорить…,– начал я, но тут же оборвал себя и с подозрением покосился на беспечного советчика. – Как она разрешится?

– Ты всё время забываешь, сколько мне лет, Лис,– посетовал Ворон. – У наших тел тоже есть свои естественные циклы, как и у остальной природы. Инструменты не обязательно ломаются, могут просто изнашиваться, в том числе и инструменты самопознания. Мой инструмент уже здорово поизносился и требует замены, тут нет никакой трагедии.

– Сам же говорил, что ум способен взять под контроль тело,– обиженно пробурчал я. – Твой ум точно на это способен, я это видел собственными глазами. Чего ты нагнетаешь?

– А ты говорил, что ум не в силах представить себе существования без тела,– возразил Ворон. – И кто из нас прав?

– Так, то ж бесконтрольный ум,– я недоумённо пожал плечами. – Если осознанности хватает на то, чтобы управлять умом, то умирать необязательно, можно просто создать себе новый инструмент, например, астральное тело, а то и вовсе ментальное. Про астральные путешествия, кстати, не пишет только ленивый. Да и во сне мы тоже не в физическом теле развлекаемся. Меня вполне устроит, если мы будем общаться в астрале.

– Лис, не передёргивай,– Ворон устало усмехнулся,– ум ничего не создаёт, это работа сознания. А у моего сознания уже откровенно заканчивается завод в диапазоне вибраций тела. К тому же я вовсе не всемогущий, не обладаю нужными компетенциями, чтобы осознанно переместить свой ум в тонкое тело. Если бы это было так просто, то никто бы не умирал.

– Просто обычно люди ассоциируют себя с физическим телом,– запальчиво возразил я. – Тот факт, что это всего лишь ментальный концепт, слабо помогает в стрессовых ситуациях, тем более, что этот концепт активно культивируется в нашем социуме. Смерть наступает вовсе не от того, что уму реально негде существовать. Тут всё дело в шоке, который получает ум, когда лишается физического носителя, как ему представляется, единственно возможного. Именно этот шок и подвешивает нашу программу.

– Полагаешь, если не паниковать, то можно осознанно изменить точку отсчёта и реализовать посмертную картинку мира, оставаясь собой? – Ворон явно заинтересовался предложенным концептом контролируемого умирания. – Ладно, предположим ты прав, над этой техникой стоит поразмыслить на досуге. Но в любом случае, твоя гипотеза никак не объясняет, как сознание должно восстановить свой энергетический баланс. Это ведь получается путь в один конец, возвращение к прежней точке отсчёта будет невозможно. Без слияния с высшим сознанием, будь то высшее я или хотя бы сознание Демиурга, взяться этой энергии неоткуда. А если ум, как ты считаешь, не уничтожается, то и слияния никакого не произойдёт.

– Боюсь, что это как раз слияние с высшим сознанием и означает для нас путь в один конец,– я снисходительно улыбнулся,– только благодаря уму мы способны сохранять свою целостность, как проявленной формы сознания. Кстати, с чего ты взял, что мы можем подзарядиться только от высших сил? Вот сам ты каким образом подпитываешься в своей берлоге?

– Перераспределяю энергии от окружающей среды в своё тело,– самодовольно пояснил Ворон. – Все эти проявленные формы, по сути, являются мной, так что это даже насилием назвать нельзя.

– А какие формы там у тебя в землянке? – удивился я.

– Как это какие,– Ворон насмешливо поджал губы,– земля, разумеется. Это самый надёжный и мощный источник энергии.

– Так ты качаешь энергию непосредственно из земли? – я восхищённо присвистнул. – Да, в изобретательности тебе не откажешь.

– Вот только в мире посмертия такой источник отсутствует,– ехидно отозвался польщённый Ворон,– там ведь нужных вибраций нет. Как же ум сможет восстановить свой спектр?

– А как зима сменяется летом? – я тоже не отказал себе в желании потроллить моего гуру. – Откуда берутся энергии, которые вроде бы уходят в ноль в зимнее солнцестояние?

Примерно с минуту Ворон обдумывал мой ехидный ответ. Он сидел совершенно неподвижно и смотрел в одну точку на горизонте, словно именно там спрятался смысл моих слов.

– Лис, я когда-нибудь говорил тебе, что ты – чёртов гений,– наконец пробормотал он. – Ну разумеется, это же просто естественные циклы нашего мира. Наше сознание способно вполне самостоятельно восстановить свой исходный спектр, помощь высших сил ему не требуется.

– А вот что требуется, так это время,– самодовольно добавил я. – Вот поэтому нам приходится так долго отсиживаться в посмертии. Иначе мы могли бы перевоплощаться практически сразу после смерти.

Некоторое время учитель задумчиво смотрел в потолок, оценивая мои слова. Мне, конечно, было лестно заслужить его похвалу, но долгое молчание, по моему опыту, не сулило ничего хорошего. Как бы он ни наковырял в моих рассуждениях ещё каких-нибудь несуразиц. Так что на третьей минуте тишины я уже начал дёргаться. И точно, как в воду глядел.

– Ты никогда не задавал себе вопроса, зачем мы вообще возвращаемся,– задумчиво поинтересовался Ворон. – И кстати, что заставляет наш ум снова изменить точку отсчёта после восстановления энергетического баланса, чего нам не живётся в реальности посмертия?

Ну вот опять. Я что, википедия? Откуда мне знать какие механизмы возвращают нас в мир живых? Впрочем, речь ведь даже не о механизмах, а о причинах.

– А каковы причины формирования той или иной картинки реальности? – я тоже умею задавать вопросы, если кто забыл.

– Правильно, это более общий вопрос,– снова похвалил меня учитель. – Процессами проявления управляют три силы: автоматические алгоритмы нашего мира, воля Игрока и карма. Судя по всему, это именно карма обуславливает нашу смерть, по крайней мере, в абсолютном большинстве случаев. Естественные циклы, которые, как в моём случае, могли бы отправлять людей на перевоплощение, скорее всего, гораздо более длинные, чем их нынешние жизни. Наверное, где-то лет триста. Конечно, самоубийства никто не отменял, есть у нас такое право.

– Значит, и возвращает нас карма,– заключил я. – Волю Игрока в данном случае можно не учитывать. Когда ум едва начал восстанавливать свои функции, говорить об осознанности не приходится. Именно поэтому мы и не помним своё посмертное существование, оно представляется нам чем-то вроде сна, а сны забываются очень быстро.

– Нет, Лис, ты забываешь о свободе воли,– Ворон произнёс это с нажимом, словно уличил меня во вранье. – Намерение Игрока вернуться должно играть важную роль, ведь законы нашего мира неизменны во всех реальностях, в том числе и в реальности посмертия.

– Ага, и многие твои хотелки сбывались? – ехидно поинтересовался я.

– Твоя вот сбылась,– угрюмо прокомментировал Ворон,– иначе мне не пришлось бы тебя дожидаться двести лет. Согласен, одного желания вернуться недостаточно, нужно ещё, чтобы карма не препятствовала, но без этого желания возвращение в принципе невозможно. Я даже допускаю, что отдельные упёртые в своей религиозности персоналии так и зависают в посмертии, потому что в принципе отрицают возможность перевоплощения.

– А мне кажется, что они всё равно перевоплощаются,– упрямо заявил я. – Ведь, кроме неполноценности ума, мир посмертия ничем не отличается от проявленного мира. А потому сработает закон слияния реальностей. Рано или поздно какой-то из проявленных миров поглотит индивидуальную посмертную реальность, просто потому, что его энергетический потенциал выше за счёт большого количества Игроков.

– Если принять гипотезу, что мир Демиурга делится на несколько типов миров по своим частотным характеристикам, то вполне логично предположить, что посмертная реальность притянется к тому типу, который ближе всего по частоте точки отсчёта в посмертии,– резюмировал Ворон.

– Упс, так ведь запросто можно угодить в адский мир, если уровень твоих вибраций опустился до минимума,– я невольно передёрнул плечами.

– Или вылететь в мир богов,– с улыбкой согласился мой добрый гуру. – А не хотелось бы отрываться от своих близких, правда, Лис?

– Что предлагаешь? Искусственно опускать свои вибрации? – я уже начал прикидывать, а не начать ли мне принимать алкоголь, к примеру. Расставаться с Никой мне совсем не улыбалось.

– Я тебя умоляю,– Ворон смешно всплеснул руками,– не воображай себя таким уж продвинутым практиком. Поверь, парень, тебе ещё столько кармы отрабатывать, что как бы Ника раньше тебя не улетела к какому-нибудь белокурому богу.

– Типун тебе на язык,– я сплюнул через левое плечо. Знания – это, конечно, хорошо, но приметы тоже не на ровном месте кто-то придумал. Не повредит. – А сам-то ты не собираешься от меня слинять?