Двое в пути. Записки Белого Лиса

– Ты ведь сам сказал, что тебе нужен стимул,– лицо Макара вдруг сделалось серьёзным,– так вот, Лис, это он и есть,– учитель нагнулся и поднял свой рюкзак.

– Ты что, собираешься меня здесь бросить? – я никак не мог поверить, что Макар это всерьёз. – Я же замёрзну насмерть.

– Ещё пару часов будет довольно тепло,– учитель повернулся и посмотрел на солнце, которое уже начало клониться к закату,– настоящий мороз начнётся только, когда солнце скроется. Не советую тебе дожидаться этого момента,– с этими словами он повернулся ко мне спиной и не торопясь пошёл в сторону дома.

– Тут, между прочим, дикие звери имеются,– крикнул я в удаляющуюся спину,– возможно, даже бешеные.

– Никаких опасных хищников на острове нет,– учитель обернулся и осуждающе покачал головой,– а от случайного бешеного ёжика ты уж как-нибудь отобьёшься, я полагаю. Давай, Лис, постарайся. Я точно знаю, что это тебе под силу, нужно только поверить в себя. Кстати, сегодня на ужин у нас будет жаркое из зайчатины, Ника его готовит просто изумительно. Жаль, если тебя с нами не будет.

Макар закинул тушку зайца за спину и бодро зашагал по тропинке, оставив меня одного, прикованного к сосне. Едва дождавшись, когда его спина скроется за поворотом, я принялся ругаться, грязно и громко. Немного отведя душу таким нехитрым образом, я перешёл к более насущным задачам. Первым делом попробовал освободиться от наручников тупо механическим способом. Как и ожидалось, это оказалось бесперспективным занятием. Но попробовать всё-таки стоило, ведь Макар, наверняка, сам материализовал эти стальные браслеты, а у него вряд ли имеется детальное представление о том, как они устроены. Мог и напортачить. Увы, тут наш доморощенный маг оказался на высоте, наручники были надёжные.

Пора было забыть про свои обидки и бунтарские замашки, солнце не станет дожидаться, пока мне надоест рефлексировать. В том, что учитель устроил мне это испытание на полном серьёзе, я уже ничуть не сомневался. Если не справлюсь, замёрзну тут ночью к чёртовой бабушке. Утром он, понятное дело, явится меня спасать и, возможно, даже спасёт, но что-нибудь важное я себе точно отморожу. И не факт, что наш самопальный целитель справится с восстановлением пострадавших органов. Так что лучше поторопиться.

Настрой у меня был боевой, этого не отнять, простимулировал меня учитель зачётно. Впрочем, я сам напросился, некого винить. Битый час я практиковал по всем канонам магического искусства, а солнце между тем уже опустилось к самому горизонту, и стало заметно холодать. В какой-то момент меня натурально накрыл приступ паники. Ну с чего учитель решил, что я вдруг срочно освою технику, над которой безрезультатно бьюсь уже не первую неделю? Да у меня это никогда не получится. Не всем же быть волшебниками.

Думаю, мне повезло, что я довольно быстро сообразил, куда заведёт меня отчаяние. Жаловаться на судьбу и проклинать бессердечного истязателя несчастных бесталанных практиков тоже было бессмысленно. Нужно менять тактику. Только вот на что? Поверить в себя? Проще сказать, чем сделать. Вроде бы я и так в себя верю, а толку? Открыв глаза, я проводил тоскливым взглядом последний лучик солнца и едва ни завыл от бессилия. Перед глазами встала картинка, как Ника порхает у стола, накрывая его к ужину, как булькает на печке ароматное варево, а Макар нарезает ломти свежевыпеченного хлеба. Я сразу почувствовал, что проголодался всерьёз. Эх, мне бы сейчас хоть корочку пожевать.

Именно в этот момент до меня вдруг дошло, что никакого праздничного ужина у нас в доме нет и быть не может, потому что моя малышка, наверное, уже места себе не находит от страха за меня. Не думаю, что Макар рассказал ей про свой садистский эксперимент, так что Ника уже напридумывала себе всяких ужасов. Наверное, плачет сейчас на чердаке, а то и вообще решит искать меня среди ночи. С неё станется. А я тут торчу как памятник собственному бессилию, даром что в лёгкую подключаюсь к неисчерпаемому источнику этой самой силы. Даже простой забулдыга-слесарь способен вскрыть эти жалкие наручники, а уж маг-недоучка должен запросто распылить их на атомы, в сахарную пудру. Я представил себе, как стальные браслеты обращаются белой невесомой пудрой, и хищно усмехнулся. Ощущение было настолько яркое, что я даже почувствовал сладкий вкус во рту. Это значительно прибавило мне злости и боевого задора. Да я сейчас…

Увы, чётко сформулировать свои намерения я так и не успел, потому что внезапно почувствовал, что мои руки свободны. Я с удивлением посмотрел на свои ладони, по которым уже успел соскучиться, и увидел, что на варежках, в том месте, где недавно были наручники, действительно видна тонкая белая полоска. Неужели сахарная пудра? Я осторожно попробовал странный порошок на язык и расхохотался. Это и впрямь была пудра, как заказывали. У меня получилось! Не совсем то, что предполагал учитель, но тоже неплохо.

По-хорошему, нужно было срочно возвращаться домой, но на меня нахлынула такая усталость, что ноги не держали. К тому же, я почувствовал, что мне сейчас просто необходимо обдумать произошедшее чудо, что называется, по горячим следам. Насчёт Ники – это я явно просто себя накрутил от отчаяния. Разумеется, Макар не допустит, чтобы она психовала, найдёт нужные слова, успокоит мою девочку. А мне требуется передышка, и согреться не помешало бы.

Я немного размялся, чтобы подстегнуть кровообращение и отправился за валежником. Вскоре около молоденькой сосны, с которой я уже успел сродниться, весело потрескивали сухие ветки, пожираемые горячим пламенем костра. Мне сразу сделалось тепло, даже расстегнул тулуп. При свете огня я как следует рассмотрел сахарные следы на варежках и убедился, что наручники исчезли без следа. Удивительно, стоило мне разозлиться, как всё получилось. А ещё говорят, что для магических ритуалов нужен душевный покой. Никому нельзя верить.

Внезапно у меня перед носом появилась кружка с горячим чаем. От неожиданности я даже вздрогнул. Макар стоял у меня за спиной с термосом в руках и загадочно улыбался.

– А принести чего-нибудь пожрать не догадался? – нагло поинтересовался я.

– Не хочу портить тебе аппетит перед ужином,– Макар с готовностью поддержал мою игру. – Чего сидим, лес греем? И кстати, где мои наручники?

– Махнул на сахарную пудру,– самодовольно заявил я, протягивая Макару варежку в качестве доказательства.

– Ого! – мой гуру, казалось, был реально шокирован. – Ты действительно превратил наручники в пудру? Ну Лис, это высший пилотаж. Больше не прикидывайся немощным инвалидом, я тебе всё равно не поверю. Ты вообще-то сегодня домой собираешься? – поинтересовался он, видя, что я и не подумал подняться.

– Меня тут один вопрос заинтересовал,– я оторвал взгляд от костра и задумчиво посмотрел на учителя,– почему наш мир не кишит магами и волшебниками?

– Хочешь сказать, это было так просто? – Макар хитро подмигнул. – Не думаю. По моим прикидкам твой костерок горит никак не дольше получаса. Так что как минимум два часа с хвостиком ты провозился.

– Да, но это же всё равно копейки,– возразил я. – Если после нескольких недель практики я смог превратить сталь в сахар, то таких, как я, должны быть миллионы. Но их нет.

– Не нужно передёргивать, Лис,– учитель вздохнул и уселся у костра напротив меня. – Ты практикуешь уже много жизней, я просто освежил твои навыки. Да, материализацией ты раньше, похоже, не занимался, но это лишь ещё один маленький шажок на твоём пути. А кроме того, не нужно забывать про третий ингредиент магического супа, помнишь?

– Так что же это за ингредиент, без которого не стать волшебником? – поинтересовался я. – Он так редко встречается у людей?

– Нет, им обладают все проявленные сознания,– учитель загадочно улыбнулся,– только в разной степени. И ты прав, без этого ингредиента не получится управлять реальностью.

– Ну уж поделись, будь так любезен,– попросил я. – По-моему, я сегодня заслужил.

– Хочешь, я угадаю, о чём ты думал, когда у тебя наконец получилось? – учитель самодовольно подмигнул. – О Веронике, не так ли?

– Ты хочешь сказать, что третий элемент – это любовь? – вот такого я никак не ожидал. Но он был прав, действительно, только беспокойство за мою малышку сдвинуло мои материализаторские потуги с мёртвой точки.

– Да, именно так мы называем то чувство, которое испытываем, когда задействуем эти тонкие вибрации,– учитель уверенно сел на своего конька, и дальше подгонять его было уже не нужно. – Эта созидательная сила и управляет процессом материализации. Любовь – словно соты, в которые практик заливает мёд вибраций создаваемых им объектов. Если соты окажутся непрочными, то мёд прольётся, и проявленная форма сознания распадётся. Увы, немногие могут похвастаться, что обладают силой любви в достаточной мере, чтобы создавать свою реальность. Вот потому в нашем мире и ощущается недостаток волшебников.

– Но любовь – не такая уж редкость,– возразил я.

– Мне кажется, что ты неверно истолковываешь этот термин,– учитель недовольно поморщился,– впрочем, как и большинство людей. Люди принимают за любовь страстное желание обладать понравившимся им объектом, будь то человек или вещь. Но созидательная сила, о которой я говорю, не имеет ничего общего с жадностью. Напротив, она вызывает стремление отдавать, делиться всем, даже собой. И кроме того, любовь не направлена на какой-то определённый объект, это, скорее, источник, из которого может напиться любой желающий, и при этом воды не станет меньше.

– Образно,– я поцокал языком, отдавая должное художественному таланту учителя. – А то чувство, что возникает между мужчиной и женщиной – это, значит, не любовь, а желание обладать,– мне стало как-то не по себе от его слов, словно он принизил и опошлил наши с Никой чувства.

– Тебе от Вероники чего-нибудь нужно? – учитель ехидно усмехнулся, видя моё скрытое возмущение.

Вопрос застал меня врасплох. Я ведь никогда раньше не задумывался о природе наших отношений с Никой и тут впервые понял, что в них нет никакой корысти. Даже если она полюбит кого-то другого, мои чувства не изменятся. Не сказать, чтобы подобная перспектива сделала меня счастливым, но её счастье всё равно было на первом месте. Да я умереть готов за то, чтобы ей было хорошо, неважно, со мной или без меня. Я с удивлением посмотрел на ожидавшего моего ответа учителя и неожиданно для себя осознал, что он мне так же дорог, как и моя малышка. Его жизнь для меня важнее моей собственной. Откровение было шокирующим. Испытывать подобные чувства по отношению к любимой женщине – это, по-моему, нормально. Но при чём тут Макар? Мы же даже не родственники. Да и ничего сексуального в нём нет от слова совсем. Ну да, он меня учит всяким премудростям, но это ещё не повод, чтобы за него умирать. Однако именно это я и чувствовал.

– На самом деле ты не сомневаешься в своих чувствах,– прервал мою рефлексию учитель,– ты её по-настоящему любишь.

– Знаешь, Макар,– я смущённо потупился,– мне здорово повезло, что ты оказался таким чутким и понимающим, что у меня нет нужды выбирать между вами. Я бы, наверное, не смог. Вы мне одинаково дороги: и ты, и Ника.

– В том-то и дело,– едва слышно пробормотал учитель и вздохнул так горестно, словно я зачитал ему приговор, а не признался, что он мне дорог.

И снова эта странная метаморфоза, словно мой могущественный гуру вдруг как-то сжался и постарел, в его глазах появилось уже знакомое мне затравленное выражение. Я уже и раньше такое видел, но причина его страданий до сих пор оставалась для меня загадкой. А ещё эта таинственная фраза.

– Что случилось? – я с тревогой уставился в полные непонятной боли глаза.

Макар смутился и отвернулся к озеру. Теперь в свете костра мне был виден только его профиль, похожий на профиль хищной птицы. Нос с горбинкой напоминал острый птичий клюв, шапка чёрных волос была похожа на взлохмаченные перья, и наброшенный на плечи тулуп – словно сложенные за спиной крылья. Ну чисто нахохлившийся ворон. Чёрный ворон. Эти два слова, такие обычные и, в сущности, ничем не выделяющиеся произвели на меня эффект удара током, примерно так же меня шарахнуло, когда Макар показывал мне точку на ладони для выведения его из летаргического сна. Паззл внезапно сложился в осмысленную картинку. И это был тот самый невысказанный вопрос, на который я теперь получил ответ.

– Я звал тебя Чёрным Вороном,– прошептал я как будто во сне.

Макар встрепенулся и резко повернулся ко мне лицом. В его взгляде была такая смесь надежды и отчаяния, что у меня мурашки побежали по спине.

– Ты правда думал, что я не догадаюсь? – улыбка на этот раз далась мне с трудом.

Какая-то неведомая сила подняла нас обоих на ноги и бросила в объятья друг к другу.

– Я очень надеялся, что догадаешься,– тихо произнёс мой гуру, а ещё мой давний друг и собрат по выбранному жизненному пути, моя вторая половинка, что ближе всех людей на земле. Так вот почему я привязался к этому человеку почти мгновенно, просто мы с ним – одно сознание.

– А почему Белый Лис? – я уже немного пришёл в себя, и мне сделалось любопытно. – Вот ты действительно похож на ворона, но я-то ничем не напоминаю лису.

– Ты всегда был очень хитрым и дальновидным, как старый матёрый лис,– Макар растроганно улыбнулся,– да ещё эта твоя лисья улыбочка. А Белый – это из-за седой пряди, похожей на кончик лисьего хвоста.

– Странно, когда я плыл на остров, никакой седины у меня не было и в помине,– я недоумённо покачал головой,– этот подарочек преподнес мне Спас, когда я прощался с жизнью на обломке скалы в ледяной воде.

– Без лисьего хвоста я тебя ни разу не видел,– Макар ободряюще похлопал меня по спине. – Мистика, однако. Идём домой, твоя милая уже заждалась, наверное, по пятому разу ужин разогревает. Ты сегодня неплохо поработал.

– Я сегодня стал собой,– моё самонадеянное утверждение прозвучало, скорее, как вопрос.

– Пока не стал,– Макар украдкой вздохнул,– ты ведь на самом деле ничего не помнишь, просто догадался. И не нужно,– добавил он уверенно,– оставайся таким, каков ты сейчас.

20 декабря

Несколько дней после озарения, постигшего меня в результате экспериментов моего изобретательного гуру, я летал в облаках, пребывая в состоянии, близком к лёгкому опьянению. Это когда хочется петь, а не спать или блевать. У меня реально было ощущение, что я наконец обрёл свою семью и стал целым. Только через неделю до меня начало доходить, что это обретение в комплекте с пряниками принесло мне и кровоточащие раны от кнута. Ведь тогда выходило, что в прошлом воплощении я покончил с собой. Да, Макар распространялся на эту тему очень осторожно, но и не отрицал такой вероятности, причём весьма немалой, судя по тому, сколько времени я не перевоплощался.

Одно дело, когда ты рассуждаешь о самоубийстве абстрактно. Тут можно позволить себе тихую печаль и сострадание к несчастному, попавшему в столь безысходную ситуацию, что альтернативного пути не нашлось. И совсем другое дело, пытаться применить все эти сантименты по отношению к себе, любимому. И тут уже неважно, насколько давно жил этот прошлый я, относиться к нему, как к чужому человеку, никак не получится, тем более, что я даже в страшном сне не смог бы себе представить причину, подвинувшую меня добровольно уйти из жизни. Но это случилось, причём я не просто по-декадентски выпил яду, а разбился, спрыгнув со скалы. Это же насколько нужно было себя не любить, чтобы желать такой ужасной смерти?

Ну и что же могло вызвать эту нелюбовь? Чего такого я натворил, чтобы так себя наказывать? Убил кого-нибудь? Разумеется, тут очень кстати в памяти всплыл недавний сон, про то, как я зарезал какого-то мужика. Мог ли я из-за этого так расстроиться, чтобы наложить на себя руки? Что-то сомнительно, даже если тот мужик был моим любимым дядюшкой. Не чувствовал я во сне никакого сожаления о содеянном. И ведь Макар знает о том, что тогда произошло. Знает и молчит. А ещё в той давней истории каким-то образом замешана Ника. Недаром же мой бесстрастный учитель так разволновался, когда я привёл брошенную на острове девушку в его дом. Побледнел так, словно увидел собственную смерть.

Впрочем, это я на Макара возвожу напраслину, смерти он не боится. Судя по всему, его долгая жизнь была, скорее, вынужденной мерой, нежели следствием его страстного желания долгой жизни. Ему нужно было дождаться моего возвращения, чтобы эстафета знаний, которую мы передавали друг другу, не оборвалась. Тогда чего он так испугался? А чего бы испугался я сам? Да я же кретин безмозглый. Макар тогда выразился вполне откровенно, мол, если мы всё равно будем с Никой вместе, то неважно где ЭТО случится. Итак, ситуация начала проясняться. Между Никой и мной двести лет назад произошло нечто, что толкнуло меня на самоубийство и, возможно, убийство какого-то мужика. Вероятно, мои страхи насчёт того, что я могу принести моей девочке гибель, тоже тянутся оттуда, из прошлого.

Ещё пару дней я обсасывал скудные вводные, что называется, до гладкой косточки, а потом пришло понимание, что я просто тяну время. Да, я уже знаю, что тогда произошло, но принять подобную версию не в состоянии, в следствие её абсурдности. И всё же именно эта версия могла объяснить все несуразности моих нынешних рефлексий. Это я сам убил Нику. Не знаю, почему я это сделал, но только это могло подтолкнуть меня к самоубийству, потому что продолжать жить с таким грузом я бы не смог. Да и мой нынешний страх причинить ей вред тоже легко вписывается в этот кошмарный сценарий. Кстати, тот факт, что Макар отказывается рассказать, что тогда произошло, также ложится увесистой гирькой на чашу весов версии с убийствами.

Не думаю, что вы сможете себе представить, в какую депрессию завели меня подобные рассуждения. Моё настроение ушло в такое крутое пике, что Макар с Никой всерьёз забеспокоились на предмет моего психического здоровья. Перемены были особенно заметны на фоне предшествующей этому эйфории. Я всё глубже погружался в мутный омут беспросветной тоски и совершенно не пытался включить рациональное мышление. А ведь речь шла о событиях двухсотлетней давности. Ну мало ли, что у каждого из нас было в прошлом? Сейчас я уже совсем другой человек, не способный на убийство, тем более, любимой женщины, даже если она влюбится в кого-то другого.

Но в то время с логикой я не дружил совершенно. Мне казалось, что я в любой момент могу превратиться в того кошмарного монстра, каким, судя по моим же выводам, я был в прошлой жизни. Наверное, если бы у меня были лыжи, я бы ушёл пешком в посёлок, только бы оказаться подальше от потенциальной жертвы моих маньячных наклонностей. Наконец Макар не выдержал накалившейся обстановки и призвал меня к ответу. Возможно, именно этот разговор и спас меня от помешательства. Я, как на духу, выложил учителю мою версию произошедшего, даже обрадовался, что не нужно больше одному вариться в этом бурлящем котле фрустраций и самобичевания. А в конце своих излияний взмолился, чтобы он рассказал мне правду, видимо, в надежде, что она окажется не такой ужасной, как мои предположения.

– Лис, ты совсем спятил,– учитель осуждающе покачал головой. – Что бы ни случилось в прошлом, там оно и останется. Тебе нужно жить здесь и сейчас, а не перемывать косточки себе прошлому. Посмотри, совсем довёл Веронику своей мизантропией.

– Ты просто увиливаешь от ответа,– обиделся я. – Если бы ничего трагичного тогда не произошло, ты бы поделился. Значит, я прав.

– Я не могу рассказать,– учитель устало вздохнул. – Сколько уже можно повторять? Я дал слово.

– Кому? – у меня от злости и бессилия буквально перехватило дыхание. – Тому мужику, которого я прирезал? Или Нике?

– Тебе,– тихо произнёс Макар и опустил голову, чтобы я не мог заглянуть ему в глаза. – Мы расстались, и перед тем, как уйти, ты взял с меня обещание молчать.

Это было неожиданно и, главное, многое объясняло. Похоже, в прошлом я так накуролесил, что единственным моим желанием стало забвение, и я позаботился о том, чтобы обеспечить молчание главного свидетеля. Но я ошибся, прошлое меня догнало, и сейчас догадки были во сто крат хуже реального знания.

– Я возвращаю тебе твоё слово, Ворон,– торжественно провозгласил я,– теперь ты можешь мне всё рассказать.

Не знаю, чего я ожидал, возможно, слёз радости на глазах моего друга и учителя. Я ведь видел, как тяжело ему давалось молчание. Но вместо того, чтобы броситься мне на шею, Макар только ехидно захихикал.

– А ведь ты предвидел такую ситуацию,– он по-отечески потрепал меня по голове,– одно слово – хитрый лис. Не раскатывай губу, парень, прошлый ты всё предусмотрел. Формулировка моей вынужденной клятвы включала и случай, если ты сам догадаешься.

Вот ведь засада. Неужели я действительно был такой умный? Сейчас и не скажешь. Хотя, чему удивляться? Я ведь тогда не был тридцатилетним оболтусом, я помнил свои прошлые жизни. Кстати, о прошлых жизнях, а нельзя ли таким нехитрым способом обойти клятву Ворона?

– Ты говорил, что мы с тобой помнили наши прошлые воплощения,– начал я как бы издалека,– ну, чтобы не начинать всё сначала в каждом новом воплощении. Значит, тебе знакомы соответствующие техники. Научишь? – я на секунду замолчал, наблюдая за Макаром. Увы, мои слова вызвали у него только новый приступ язвительного смеха. Похоже, и этот вариант прошлый Лис предусмотрел. – Ну и ладно,– я надулся как индюк,– ничего тут сложного нет. Если я могу превратить сталь в сахарную пудру, то уж как-нибудь, заставлю свой ум покопаться в архивах без специальных техник. Три компонента волшебного супа мне теперь хорошо известны.

Макар сразу перестал смеяться, видимо, в моём хвастливом заявлении была изрядная доля правды. С этой задачей я действительно смогу справиться и без его помощи.

– Лис, ты сейчас себя ведёшь как капризный ребёнок,– мой мудрый гуру поднял на меня грустный взгляд. – Помнить прошлые воплощения – это не награда, а тяжкое бремя. Если ты думаешь, что это просто некие картинки из прошлого, то не обольщайся. Ты не просто вспомнишь о себе прошлом, ты им станешь, и назад этот фарш будет не провернуть. Только смерть сможет стереть твои воспоминания.

– Ну и пусть,– я уже закусил удила. – Если ты можешь нести это бремя, то и я смогу.

– Значит, ты готов СТАТЬ убийцей? – Макар сделал ударение на слове «стать».

Меня словно окатили ледяной водой. Да, сейчас мне тошно думать о том, что в прошлой жизни я кого-то убил, но я, по крайней мере, не чувствую себя убийцей. А смогу ли я жить, если действительно им стану? Или наложу на себя руки, как в прошлом воплощении? В сущности, слова Макара уже подтвердили мои самые ужасные предположения. Чего мне ещё нужно? Вспомнить детали того, как я убил любимую женщину?

– Ты прав, мне этого не нужно,– я покаянно кивнул,– а ещё меньше я хочу стать самоубийцей.

– Лис, я не утверждал, что ты покончил с собой,– учитель сочувственно вздохнул,– это было только предположение. На самом деле я не видел твоего мёртвого тела, только почувствовал, когда ты умер. Да, судя по твоей непонятно откуда взявшейся боязни высоты, ты действительно разбился насмерть. Но сделал ли ты шаг за край добровольно, или тебя столкнули, я не знаю. Не стоит на этом зацикливаться.

– Если бы меня просто убили, то я бы не завис в посмертии на двести лет,– пробурчал я.

– У тебя не совсем правильное понимание мотивационных механизмов процесса перевоплощения,– учитель расслабленно улыбнулся, видимо, был рад, что можно переключиться на нейтральную тему. – Само событие, приведшее человека к смерти, не столь уж важно. В конце концов, можно самоубиться в результате ошибки или собственной глупости. Важно то, что человек испытывает в момент смерти, с какими мыслями он покидает наш бренный мир. Обычно самоубийцы стремятся избавиться от страданий и обрести покой. При этом проявленный мир как раз и ассоциируется у них со страданием. Именно поэтому они так долго не перевоплощаются. Но представлять свою жизнь океаном страдания могут не только самоубийцы. Все истинные буддисты так думают, по крайней мере, официально.

– Не сказать, чтобы ты меня утешил,– я невесело усмехнулся. – Значит, случившееся со мной было настолько ужасным, что единственным моим желанием стало забвение.

– Я тоже так решил, когда ты потребовал, чтобы я поклялся не напоминать тебе о тех событиях,– Макар снова тяжко вздохнул,– но я ошибся. Ты был бы не Лисом, а страусом, если бы пытался спрятаться от реальности.

– Но я ведь фактически предал тебя,– возразил я,– предал наше общее дело.

– И так я тоже тогда думал,– печальная улыбка появилась на губах учителя,– и даже обижался какое-то время. Мне потребовалось несколько лет, чтобы понять твои резоны. И случилось это только тогда, когда я осознал, какую фатальную роль сыграл в твоей судьбе. Впору каяться и просить прощенья, только это уже неважно.

– Ты меня совсем запутал, Ворон,– я сам не заметил, как всё чаще начал называть Макара этим прозвищем.

– Понимаешь, Лис, судьба уготовила нам с тобой сложный и болезненный урок,– пояснил тот,– и мы оба облажались, не сдали экзамен на взрослость. Ты это понял раньше меня и вполне резонно предположил, что провалом экзамена эта история не закончится, придётся идти на пересдачу. Вот и обеспечил сам себе беспристрастный взгляд на ситуацию, чтобы прошлые ошибки не влияли на принятие решения.