Чужая игра

– Ничего. Среднее отравление углекислым газом. Голова пару дней может поболеть. А так – все в норме, – ответила Стелла, снимая присоски с тела Волкова. – Вставай, историк!

Капитан сел, взял со стола салфетку и вытер контактный гель, щедро размазанный по коже.

– Стелла, принеси, пожалуйста, мою одежду.

Девушка вышла, и мужчины остались в помещении одни.

– И что произошло с вами, капитан?

– Ничего особенного, тривиальный сбой в работе системы жизнеобеспечения флаера, – Волков примерился и бросил влажную салфетку в зев утилизатора. – Воздушная смесь не обогащалась, видимо, кислородом в полном объеме, вот и траванулся слегка.

– А кто сделал такое заключение, вы сами, капитан?

– Да, но техники сейчас как раз копаются в аппарате.

В бокс вернулась Стелла с одеждой капитана и протянула ее Волкову. Тот отбросил в сторону простыню, встал с кровати и начал одеваться. Вскоре они втроем покинули медблок и остановились в коридоре.

– Вы себя как чувствуете, капитан? Может отдохнуть надо? – спокойно спросил Ричард. – Я серьезно.

– Нет, господин Сноу, все о’кей, не волнуйтесь.

– Точно? – переспросил Ричард и, дождавшись утвердительного кивка, закончил: – Тогда проводите нас к флаеру. По дороге и расскажете, что же с вами произошло.

– Попрощавшись с вами, я вспомнил, что давно не проверял Одинокий утес, – усевшись в неудобное кресло МГА, начал Волков. – Это у нас так называют небольшой астероид, расположенный на примерно той же орбите, что и Тетраэдр, в пятидесяти километрах выше. Там давным-давно построена небольшая автономная научная лаборатория низких температур. Много лет назад, как мне рассказывал полковник АНБ Сэм Бридж, туда завезли дополнительное криооборудование, видимо, готовились расконсервировать лабораторию, прислать людей. Но – нет. До сих пор она так и стоит на этом Утесе позабытая и пустая…

– И никто никогда туда не летает? Что, запрет какой есть?

Капитан задумался и проводил взглядом проплывший мимо них встречный МГА с несколькими оживленно разговаривающими техниками.

– Черт его знает, господин Сноу. Вроде никаких запретов и ограничений на полеты к Одинокому утесу никто никогда не устанавливал, да и зачем? Я вот один раз всего и слетал… Сами видите, чем это кончилось.

– Хорошо, что дальше?

– Дальше. Встав утром пораньше, отправился к спейсфлаеру. Минут через десять-двенадцать после старта я подлетел к Одинокому утесу. Но вдруг закружилась голова, и стало нехорошо. Теперь-то я понимаю, что с самого начала начал травиться углекислотой, но тогда не понял, в чем дело, и продолжил сближение. Я четко видел посадочные огни Утеса и саму научную станцию. Все ее иллюминаторы были темны, и только два прожектора освещали причальный модуль со шлюзом и небольшую площадку вокруг. По-моему, там стоял… Нет, ничего не могу утверждать.

– А все-таки? – прищурился Сноу.

– Не знаю, ей-богу… не уверен. Я вскоре сознание потерял, но, как выяснилось, успел включить аварийный режим. Флаер вернулся на Тетраэдр, причалил на автопилоте, и тут его встретил дежурный техник, который и вызвал врачей, обнаружив меня. Вот, собственно, и все.

Как раз в это время МГА затормозил и надписью на дисплее пульта возвестил о прибытии в пункт назначения. Детективы спешились и подошли к открытой шлюзовой камере. Обе двери – внутренняя и внешняя – открыты, и в глубине кабины ошвартованного флаера просматривался силуэт человека, копошившегося под открытым кожухом секции жизнеобеспечения. Сноу пригнул голову и зашел на борт крошечного орбитального челнока. За ним в тесный отсек аппарата втиснулись Волков и Блумберг.

Техник, рывшийся в механизме, недовольно обернулся на вошедших:

– Не раскачивайте лодку, господа, – вместо приветствия хмуро бросил он.

– Ладно, Ален, не ворчи, – примирительно ответил капитан. – Ты лучше скажи – нашел причину сбоя?

– Причину… – проворчал Ален, распрямляясь и вытирая ветошью грязные руки. – Вот, полюбуйся.

Волков с удивлением взял в руки увесистый баллон для сжатого воздуха, на котором сильно затертыми буквами значилось: СО2. Все трое вопросительно воззрились на техника.

– Какой-то олух перепутал баллоны при зарядке. Вместо кислородно-азотной смеси зарядил углекислоту как для погрузочной пневматики. Бардак! Ты бы внимательнее следил за своим флаером, Волков. В следующий раз тебе зарядят ацетилен или еще что похуже, и рванет так, что в медблок тащить нечего будет.

– Постойте, – вмешался Ричард. – Получается, что к вашему флаеру имеет доступ каждый? Так, что ли?

– Ну да, – пожал плечами Волков и, открыв вентиль, пшикнул из баллона себе в лицо. – Мне и в голову никогда не приходило проверять, как и что в нем заправлено, а тем более запирать. Приборы же показывали норму!

– Да, показывали, потому что датчик-анализатор состава воздуха барахлил. Я его заменил, – ответил Ален и с шумом закрыл кожух. – Я могу идти, капитан?

– А флаер… – начал было Блумберг.

– Флаер в полном порядке и готов к вылету хоть сейчас. Так я могу?..

Получив утвердительный ответ, техник отобрал баллон у Волкова, поставил чемоданчик с инструментами на платформу подлетевшему дроиду и удалился. Офицеры и Блумберг тоже выбрались из флаера и проводили взглядами скрывшуюся в туннеле фигуру техника и скользящего над полом рядом с ним дроида.

– Так что же с вами произошло, капитан? – задумчиво посмотрел на Волкова Сноу. – Это что – несчастный случай, стечение обстоятельств, или кто-то хотел…

– …меня убрать? – закончил Волков и искренне рассмеялся. – Нет, господин Сноу, для такого предположения должны быть веские причины, а их нет. Кому, в каком бреду могла прийти в голову идея меня ликвидировать, зачем?

– Не знаю, не знаю, – пробормотал Ричард. – А не слетать ли на самом деле на Одинокий утес? Вы как, Волков, составите нам компанию?

– Полетели, – спокойно ответил тот и полез в кабину.

* * *

И снаружи, и внутри лаборатория низких температур на Одиноком утесе выглядела заброшенной и малоухоженной. Даже чальные захваты сработали не с первого раза, а гофрированный хобот гермотрапа, соединивший флаер и астероидную станцию, долго скрежетал зажимами по обшивке, никак не желая войти в специальные пазы. Наконец, давление уравнялось, автоматика показала герметичность соединения, и трое астронавтов, пройдя по короткому переходу, попали в приемный шлюз. Металлический пол помещения оказался сплошь покрыт тонким слоем серой пыли, на котором бледными, едва заметными контурами отпечатывались следы вошедших. Термометр на стене шлюза замер на отметке -5 градусов по Цельсию, и изо рта астронавтов вырывались прозрачные клубы пара. В темном, слабоосвещенном углу шлюза виднелся переходный тамбур для выхода на поверхность астероида. Там же, рядом, возвышался шкаф с пустотными скафандрами, смотревшимися немного жутковато в общей атмосфере забвения и инертности.

Волков подошел к двери и повернул выключатель. Тяжелая панель с легким чмоканьем разлепила склеившиеся от времени и холода резиновые уплотнители и открыла проход в коридор. Здесь царили такой же холод и темнота, слабо горели лишь дежурные огоньки аварийного освещения, придавая внутреннему пространству налет загадочности и мистицизма.

– Надо расконсервировать станцию… – пробормотал Волков. – Темно, холодно…

– Подождите, капитан, пока ничего не надо. Давайте лучше осмотрим все повнимательнее, – ответил Сноу, крутя головой и осматриваясь.

– Ричи, вот ты мне скажи – что мы здесь надеемся найти, а? Ну какое отношение к нашему расследованию имеет эта забытая Богом лаборатория на замшелом астероиде? – проведя рукой по пластиковой полке и растирая собранную пыль пальцами, спросил Айво. – Я решительно не вижу тут ничего примечательного. Таких консервных банок, закрытых и заброшенных по разным причинам сотни, если не тысячи, в дальнем Внеземелье.

– Очень может быть, Айво, не спорю. Но ведь заметил же капитан при подлете какое-то движение? Заметил.

– Ой, Ричи, брось! Сейчас, например, когда мы причаливали, параболическая антенна лаборатории заметно провернулась на несколько градусов, и с ней вместе передвинулась тень – вот тебе и движение! Я уж не говорю о том, что капитан слегка того… отравился углекислотой, – Айво стрельнул глазом в сторону Волкова, но тот никак не отреагировал на реплику, либо сделал вид, что не услышал.

– Может, все и было, как ты говоришь, но проверить мы все-таки обязаны, – гнул свое Ричи. – Значит, давайте так: вы с капитаном облачаетесь в скафандры и обходите всю лабораторию снаружи, а я тут внутри поработаю.

Капитан и начальник отдела не стали спорить, вздохнули и вернулись в шлюз к шкафам с пустотной амуницией, откуда вскоре раздалась шумная возня и сопенье – астронавты напяливали на себя громоздкие вакуумные скафандры. Через пару минут за ними закрылась дверь переходного тамбура и в шлюзе негромко сыграла мелодия, оповещая о том, что вскоре откроются внешние люки.

Сноу тем временем, без особого труда пройдя несколько десятков метров по опоясывающему весь комплекс кольцевому коридору, нашел центральный пост управления. На загоревшихся после нажатия нескольких кнопок экранах появилось изображение Волкова и Блумберга, спускающихся медленными затяжными прыжками с аппарели входного тамбура.

– Вижу вас на главном экране, друзья, как самочувствие? – включил связь Ричи.

– Нормально, только трудно приноровиться к силе тяжести, – ответил Айво. – Процентов десять от земной, максимум.

– Восемь и семь десятых, – уточнил Волков.

– Активируйте электромагниты, – посоветовал Сноу.

– Активировали уже, контролер, – проворчал Блумберг. – Послушай, Ричи, ты зачем там остался? Нас с капитаном пасти или осмотреть все внутри?

– Все-все, больше вам не мешаю, – улыбнулся Сноу. – Но вы тоже не молчите, выходите со мной на связь каждые… ну, скажем, полчаса. Нашлемные камеры включены? Да, вижу картинку. Все, работаем!

– Конец связи, – донеслось из миниатюрного динамика.

Ричи переключил видеокамеры Блумберга и Волкова на небольшие боковые мониторы, а на основной экран вывел панорамную картинку поверхности астероида перед входом в лабораторию. На ней виднелся кусочек здания лабораторного комплекса, ошвартованный рядом и соединенный со шлюзом коротким гофрированным переходом небольшой спейсфлаер капитана Волкова и относительно расчищенная от камней площадка. Две небольшие фигурки затяжными медленными шагами удалялись в сторону совсем близкого горизонта. Сноу вынул из кармана и надел на голову миниатюрный обруч с наушником и видеокамерой-проектором, которая не только снимала, передавала и принимала изображение, но и могла проецировать голографический экран в метре от лица. Открыв автоматическую дверь, агент вышел в коридор.

Ричард, не желая расконсервировать станцию, подсознательно не хотел нарушать тот порядок, или, скорее, запустение, царящее в помещениях лаборатории. Коридор, по которому он шел, и отсеки, куда он по ходу заглядывал, являли собой яркое подтверждение на практике второго закона термодинамики. Предоставленная сама себе, лаборатория, в которой отключили даже дежурных дроидов-техников, постепенно, из года в год, приходила все в больший упадок. Слой пыли, срабатывающие с запаздыванием автоматические двери и нехотя включающиеся лампы при приближении говорили сами за себя.

«Пройдет эдак лет пятьдесят и позабытая лаборатория на Одиноком Утесе вообще рассыплется на кирпичи», – с горечью подумал Ричард, но тут же вспомнил рассказ Блумберга про обнаруженный на Луне русский «Луноход-2». Айво поведал тогда ему и начальнику безопасности лунной базы «Скотт» капитану Барту Хэлвуду, что когда больше века назад совершенно случайно нашли русский «Луноход-2», выяснилось, что связь с ним была потеряна из-за того, что он свалился в глубокую расселину, от стен которой отражались радиоволны, и куда не проникали лучи солнца даже днем. Батареи вскоре сели, а подзарядиться уже не могли. Так и провалялся он почти сотню лет в лунном кювете, покуда его не вытащили на свет божий и не поставили на колеса. Ископаемый «Луноход-2», пока все вокруг охали и ахали, постоял немного на солнышке, подзарядился и поехал![8]

Может, и лаборатория окончательно не захиреет, и процесс энтропии, который ее заметно задел, несколько сбавит обороты. Тем не менее осмотреть всю лабораторию следовало, по мнению агента, не расконсервируя ее, сохранив тем самым все возможные следы…

«Какие следы?» – сам себе возразил Сноу, пожимая плечами. Хотя смутное ощущение, что Одинокий утес и заброшенная лаборатория низких температур могут иметь непосредственное отношение к проводившемуся расследованию, не только не покидало его, но все больше и больше крепло.

Мелодия вызова застала его в подсобном помещении биохимического кабинета. Он закрыл створки шкафа, содержимое которого рассматривал, и ответил, включив связь. Перед ним высветился экран, передающий в трехмерном режиме картинку с камеры Айво. Оба астронавта находились в ущелье, и окружавший их первозданный космический мрак рассеивался лишь скудными лучами их заплечных фонариков.

– Слушаю тебя, Айво.

– Отошли от лаборатории на двести метров и двинулись вокруг. Пока все нормально. Что у тебя?

– Пока ничего.

– Ладно, мы потопали дальше.

Картинка перед лицом померкла и исчезла. Ричи вздохнул и закончил осмотр кабинета, в котором не обнаружил ничего интересного. Он вышел в кольцевой коридор и понял, что обошел по кругу всю станцию. Нигде ничего примечательного – везде царило запустение и относительный порядок, только подчеркивающий необжитость станции, ее лабораторий и крошечных кают, предназначенных для проживания ученых и техников. Но персонала не было, и каюты оставались пустыми. Он вздохнул и собрался вернуться в центральный пост дожидаться возвращения товарищей, как его внимание привлек ничем не примечательный овальный люк, утопленный в глубокую нишу стены. Подойдя поближе, он прочитал выцветшую надпись на стене: «Вспомогательные помещения. Технические службы». Сноу голосом приказал главному компьютеру лаборатории высветить схему расположения помещений. На возникшей перед глазами картинке он нашел и люк, и то, что скрывалось за ним. Протянув руку, Ричи нажал на кнопку замка. Ничего не произошло. Тогда он вспомнил, что Волков снабдил его «вездеходом» – радиочипом с кодом, открывающим любые двери на Тетраэдре. Следуя элементарной логике, можно было предположить, что он сработает и на Одиноком утесе, как части комплекса всей астроверфи. Сноу активировал его, и люк нехотя, с неприятным скрипом и щелчками, открылся, сбросив с себя тучу многолетней пыли. Очевидно, что он не открывался очень и очень давно. Из темного провала выплеснулось облако холодного пара с крупицами серебристого снега. Простояв несколько секунд на пороге, Ричард зажег мощный фонарь и решительно шагнул в темноту.

Тут оказалось значительно холоднее, и почему-то не работало не только стандартное, включающееся при приближении человека освещение, но и автоматическое аварийное. Луч яркого фонаря высвечивал покрытые кое-где изморозью стены, пыльный пол и тянущиеся вдоль коридора толстые жгуты силовых кабелей и гофрированных гибких труб. Кое-где из стен выпирали шкафы, предназначенные, по-видимому, для различных инструментов и оборудования. В одной нише висел накрытый прозрачной пленкой безголовый скафандр. Шлем лежал на полке рядом на уровне поясницы. Через несколько метров справа в стене появилась первая дверь.

«Фильтрационная», – вслух прочитал Сноу табличку и, открыв замок волковским «вездеходом», вошел. В центре большого помещения располагались несколько больших прозрачных емкостей, заполненных водой. К ним подсоединялись различные по сечению трубы. Их было так много, и переплетались они столь причудливо, что в мечущемся свете фонаря напоминали шевелящие клубки ядовитых змей. Ричи невольно передернул плечами и бросил взгляд на показания электронного градусника на стене: плюс два. У дальней стены светился несколькими тусклыми индикаторами щит управления всем этим водным хозяйством. Когда Ричи проходил мимо одного из прозрачных чанов, раздался громкий булькающий звук. Сноу замер и медленно повернулся к емкости. Со дна сосуда поднялись воздушные пузырьки и исчезли в верхней непрозрачной части огромной колбы. Сноу внимательно присмотрелся к воде в емкостях. Всюду она казалась прозрачной и чистой.

«Естественно, ведь лаборатория на консервации, циркуляции воды практически нет, а сама она стерильна от бактерий», – решил он, снова вышел в коридор и двинулся дальше. Склад, душевая, криокамера и другие, осмотренные помещения, не вызвали никаких подозрений. Справа от каждой двери тускло горели крошечные красные индикаторы, сообщая, что в помещениях никого нет, и они заперты. Наконец, агент отворил дверь с табличкой «Технологический блок». На его удивление, после того, как он шагнул внутрь, там медленно стал разгораться неяркий свет. Ричард опустил и выключил фонарь, сделал шаг от двери и остановился. Что привлекло его внимание, он сразу не понял, а когда осознал, ему стало ясно, что не зря они прилетели на Одинокий утес, ох не зря!

Весь пыльный пол технологического блока был истоптан рифлеными подошвами.

Глава 7

– Похоже на кроссовки, размер 42-й, даже фирма отпечаталась… так-так… Сноу, дай-ка зеркало. Ага «Миллениум коллекшн», – сидевший на корточках Блумберг победно взглянул на Ричи.

– Это не фирма, а название серии. Но неважно, зацепка есть, – Ричард посмотрел на Волкова. – Дело за малым: выяснить, кто из обитателей Тетраэдра носит такие кроссовки.

– Это же больше пяти тысяч человек! Каждый носит по две-три, а то и пять пар обуви! – всплеснул руками капитан. – Несколько недель работы!

– Ничего подобного, – ободряюще улыбнулся Ричи. – На Тетраэдре на сегодняшний день зарегистрировано… пять тысяч семьдесят человек. Мы втроем отпадаем, так? – Волков машинально кивнул. – Наверное, можно отмести и всех женщин, ведь редко кто из них носит кроссовки, да еще 43-го размера. Так? А сколько у нас женщин на верфи?

– Пятьсот сорок три, – сверился с МИППСом Волков.

– Итого, за вычетом нас и всех женщин остается… четыре тысячи пятьсот двадцать четыре человека. Сущий пустяк! А мы еще сократим список, если узнаем что-нибудь о фирме и коллекции. Но мы оставим это на потом, а для начала выясним одну деталь, которая, возможно, освободит нас от необходимости проверять всех. Надо проверить Бонне. Уверен на девяносто процентов, что это он здесь наследил, больше некому.

– Но почему именно Бонне? – задал резонный вопрос Айво. – Где логика?

– А логика простая – ни с кем больше тут в последнее время не происходило ничего необычного. Поэтому Бонне, я уверен!

– Хорошо, хоть логика и хромая, ну да ладно, – согласился Блумберг. – Капитан, а не можете вы сделать стандартный полицейский запрос: какая фирма выпускает кроссовки модели «Миллениум коллекшн» и продавались ли они в арктурианской колонии?

Волков кивнул и углубился в МИППС, а Сноу и Блумберг тем временем продолжили осматривать мастерскую. Кроме натоптанных следов кругом по полу, везде отмечался тот легкий беспорядок, который характерен для обжитых помещений, где работают люди: положенные не совсем ровно инструменты, чуть сдвинутые приборы, неплотно прикрытые створки металлических шкафов.

– Что здесь делали, Айво?

– Кто ж его знает, Ричи? Ты такие вопросы задаешь… Но, похоже, в технологическом блоке работали сравнительно недавно – недели две назад, не больше.

Блумберг покачал головой и заглянул в самый дальний конец блока:

– Эй, а здесь какой-то люк!

– Стой, Айво, не трогай его, не открывай! – плавно подлетел к нему Сноу. – Подожди.

Блумберг резко отдернул руку и вопросительно посмотрел на Ричарда:

– Что еще случилось?

– Коллеги, есть информация! – Волков шел в их сторону, глядя на светящийся монитор МИППСа. – Господин майор во многом прав. Но не во всем. Ограниченная коллекция «Миллениум» фирмы «Ларк» продавалась эксклюзивно в одном-единственном магазине Бриза. Так как при покупке на сумму свыше ста кредитов автоматически фиксируются данные покупателя, то вот вам итог: в течение последних трех месяцев продано двести двадцать пар обуви, и пятеро из счастливых обладателей кроссовок сейчас находятся на Тетраэдре. Среди них – Лоик.

– Лоик? – одновременно воскликнули Ричи и Айво.

– Да, Барбара Лоик, – ответил капитан и опустил коммуникатор.

– Да у нее размер… совсем маленький – тридцать пятый или тридцать шестой, не больше!

– Верно, я тоже помню – она ходит в замшевых мягких мокасинах и размер не больше тридцать шестого! – поддержал Ричард коллегу.

– Значит, покупала не себе! Потому что размер купленной ею пары тоже зафиксирован: сорок третий, – уточнил Волков.

– Черт побери! Капитан, а можно узнать, какой размер носит Бонне?

– Нет ничего проще, господин Сноу. Сейчас я свяжусь в пунктом выдачи спецобмундирования, и все прояснится.

Через несколько минут получили ответ: Бонне носит обувь сорок третьего размера.

– Ну, вот видите, капитан, все оказалось довольно просто, – подмигнул ему Сноу. – Теперь и проверять больше ничего не надо – и так ясно, что здесь орудовал главный инженер.

– Ричи, пока у нас только косвенные доказательства и никаких прямых улик! – покачав головой, пробормотал швед.

– Согласен, Айво, но вероятность, что это все-таки Бонне, растет! Интересно, чем же он тут занимался?

– Ричи, чем он тут занимался – хороший вопрос, но вот у меня в запасе специально для тебя есть другой, не менее забавный: а как он попадал в мастерскую, минуя тамбур? Вход в лабораторию с поверхности астероида один – через тамбур или шлюз, называйте, как хотите.

– Что-что? – одновременно переспросили Сноу и капитан. – Минуя тамбур?

– Вы прекрасно все поняли, не валяйте дурака. Следы «Миллениума» обнаружены только в технологическом блоке, больше нигде их нет. У входной двери в коридоре были следы?

– Нет, – мотнул головой Ричи.

– Ну вот, не перелетел же он сюда по воздуху! МГА здесь нет.

– Просто тут дроиды не убирались, а в других местах смахнули пыль вместе со следами, только и делов.

– Ричи, станция на Одиноком утесе законсервирована, причем давно и полностью. Дроиды не убираются тут нигде.

– А как тогда? – спросил Волков.

Айво лихорадочно набрал что-то на МИППСе, подождал, потом поднял озадаченный взгляд на коллег:

– Если не считать сегодняшнего дня, то, согласно главному компьютеру лаборатории, входной шлюз открывался последний раз почти год назад.

– Год назад… – задумчиво повторил капитан, пытаясь что-то вспомнить. Потом брови его поползли вверх. – Я прибыл на Арктур год назад.

– На верфи ничего тогда не случилось? – Блумберг опять взглянул на монитор МИППСа. – Точнее четырнадцатого мая 2274 года?

– Мая, мая… – шевелил губами Волков. – Минуточку! Уехал полковник АНБ Сэм Бридж! Ах, нет, это произошло в марте. Точно помню. А двадцатого мая я прилетел на Тетраэдр…

– Что нам это дает? – задумчиво спросил Ричард. – Подождите, подождите, а когда умер этот, как его… ваш предшественник?

– Тор Гиллиам? Не помню точно, – задумался русский. – По-моему, в мае, числа двадцать пятого.

– Двадцать пятого. И что?

Волков пожал плечами.

– Эй, мастера словесной формы, идите-ка сюда, – раздалось из дальнего угла блока, куда успел переместиться Айво.

Офицеры поспешили к начальнику научного отдела. Тот сидел на корточках перед металлическим шкафом для инструментов и рассматривал темное пятно на полу.

– Как вы думаете, что это? – поднял он голову и взглянул на подошедших.

– Это может быть и разлитое машинное масло, и краска, и… Стоп, Айво! Ты хочешь сказать, что это – кровь? Я угадал, верно?

– Угадал, Шерлок Холмс. Да, причем четвертой группы резус отрицательный – очень редкая кровь и еще более редкое сочетание с резус-фактором. У меня с собой экспресс-анализатор, – пояснил он, заметив готовый сорваться с губ Ричи вопрос. – Группу крови и резус фактор определяет точно и быстро. Вот биохимию, извините, сделать не могу.

Блумберг встал и положил на рабочий стол миниатюрный медицинский прибор. Сноу несколько минут молча переваривал сообщение, потом посмотрел на Волкова:

– Капитан, срочно запросите информацию, кто из сотрудников верфи имеет такую группу крови, вернее, список тех, кто, имея такую группу, находился на Тетраэдре 14 мая 2274 года. Это пока. Потом, возможно, нам потребуются списки командированных на астроверфь в этот период. Как быстро сможете получить информацию, капитан?

– Прямо сейчас, – улыбнулся Волков и потыкал пальцами в сенсорный экран МИППСа. – Стелла, привет, это опять Волков…

Сноу повернулся к Айво. Ученый передернул плечами и произнес:

– Что ты на меня так смотришь? Трудно сказать, венозная это кровь или артериальная, то есть я не знаю, порезал кто-то себе палец, намазывая бутерброд, или кого-то здесь укокошили, разрезав пополам молекулярным резаком. Натек совсем небольшой, поэтому, скорее, похоже на небольшой порез.