bannerbanner
Мелодия одержимости
Мелодия одержимости

Полная версия

Мелодия одержимости

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 4

Немец помог мне раздеться и повесил все вещи на вешалку. Окинул меня хмурым взглядом с головы до пят. Задерживаясь то на длинных волнистых волосах, которые после шапки были особенно растрепаны, то на растущей груди, которая без лифчика начала уже проявляться под кашемировым свитером, то на моих острых коленках. Вернулся облапывающим взглядом к припухшим красным от холода губам и шумно выдохнул.

– Или мне кажется, или ты стала еще мельче, – недовольно проворчал немец.

– Это просто ты еще больше вымахал, верзила! – я показала ему язык.

Наглость Адлера раздражала меня. Но он промолчал. Лишь смотрел мне вслед мутным, чуть потемневшим взглядом.

– Евгения, до встречи, – добавил он глухо, мне в спину. Потому что продолжал стоять в своих армейских ботинках и пальто на пороге.

Я обернулась. Вид у него был грозный и в то же время очень стильный. Кожаные перчатки скрывали длинные ровные пальцы, а шарф на шее был по-модному завязан узлом. Я обычно заматывалась, как куколка, не заморачиваясь. А в Адлере чувствовалось, что весь его образ брутального современного мужчины продуман до мелочей. И прическа его современная. С одной стороны за ухом выбрито, с другой – длинная светлая челка заломана и тщательно уложена с видом легкой небрежности. Только глаза его пугают и завораживают своей яркой голубизной. Будто в его суровое лицо умелый скульптор вставил редкие прозрачные бриллианты. Так и манит всмотреться в радужку, уловить все оттенки их мерцания.

– До встречи, Адлер Леннон, – на автомате ответила я, пытаясь скинуть морок.

– Женечка, там что, Адлер пришел? – вдруг вскричала мама с кухни. Я от неожиданности чуть не подпрыгнула на месте.

Мама выскочила с кухни, вытирая руки от муки об передник. Приметив в дверях Адлера, бросилась его обнимать.

– Привет, дорогой! Боже, как ты вымахал. Настоящий спартанец! – причитала мама. Адлер смотрел на нее с высоты своего исполинского роста и мило улыбался.

– Здравствуйте, Алина. Мама просила передать вам приглашение на завтрашний ужин, – добавил он и глянул снова на меня. Я невольно отступила на шаг к лестнице.

– Спасибо, Адлер. Заходи на чай, я испекла шарлотку, – засуетилась мама.

– Спасибо, но я пока откажусь. Меня бабушка ждет, – проговорил он и чуть заметно кивнул мне. Вот наглец. Продолжает меня подначивать!

Я снова показала ему язык и побежала по лестнице в свою комнату.

Захлопывая двери, я услышала мамин голос.

– Ой, а где Женька? Я ж хотела вас познакомить. Она у меня творческая личность, певица. Думаю, вы бы подружились…

Ответ Адлера я не расслышала. Подошла к ноутбуку и включила сборник Шазам на всю комнату, чтоб заглушить глухой бархатный голос Адлера и свои бешеные мысли. Покрутилась по комнате, как неприкаянная. Все-таки расслышала, как захлопнулась входная дверь.

Ноги сами понесли меня к окну. И я всмотрелась, как в снежном пейзаже высокая черная фигура в пальто уверенным шагом пошла по дороге. Подходя к воротам, Адлер замер и обернулся. Безошибочно нашел мое окно, и мне показалось, что всмотрелся в мое лицо. Я рывком присела. Прижала руками выпрыгивающее сердце. Не хотелось бы мне снова встречаться с этим немцем, которого и другом-то можно назвать с натяжкой.


***


– Женька, ты знаешь, что на выходные в клубе будет Данил. Это точная информация. Брат слил, – Марина по-деловому покачала светлой головой и внимательно уставилась на меня синими глазами, гораздо темнее, чем у Адлера, про себя отметила я.

Я пододвинулась ближе к ноуту и подключила микрофон с наушниками. Надела их на голову, чтоб лучше слышать подругу и не кричать на всю комнату. А то не хватало, чтоб мама еще услышала за клуб и Данила.

– Я смогу сбежать к десяти. Никита проведет нас? – спросила я, чувствуя волнение от предстоящего события. Это будет уже третий мой побег в клуб. Мама бы ни за что не отпустила меня в четырнадцать лет. И даже растущая грудь и целый год месячных, не убеждают ее, что я уже взрослая.

– Конечно. Брательник мне должен. Я прикрыла его перед батей, когда он стащил деньги. Сказала, что это я. Поэтому он в долгу, – Маринка хитро улыбнулась.

– А Данил… Он будет с Лерой? – озвучила я мучивший нас с подругой вопрос.

– К сожалению, да. Он пока не наигрался с этой расфуфыренной пустышкой, – обреченно проговорила подруга. Наша безответная любовь к Данилу нас объединяла.

– Надо одеться покрасивее, – выдала я.

– Постарайся стащить то мамино платье, в котором ты выступала на «Голосе» – вспомнила подруга. Я довольно закивала.

– Точно. А ты что оденешь?

– Я купила крутые кожаные шорты и короткий топ. Наряд огонь. Сейчас покажу.

Подруга зашуршала. Потом вернулась с пакетом. Везет ей. Она старше меня на пару лет, и ее родители уже отпускают с братом на дискотеки. А я не уверена, что меня и в шестнадцать выпустят. Марина покрутила перед камерой обновки. Я прицокнула языком с видом знатока.

– Да уж, прикид что надо! – удрученно проговорила я, думая, как залезть к маме в шкаф, чтоб стащить платье.

– Женечка! – позвала мама из-за двери.

– Мариш, давай, до встречи. Мы сейчас идем к соседям на ужин, – проговорила я.

– О, это к той бабуле, к которой приехал внук из Германии? – вспомнила подруга, как я ей на днях жаловалась на наглого Адлера.

– Именно, – подтвердила я.

– Держись там молодцом. Не давай фашисту запугать себя. Помни, что мы их победили во Второй мировой, – засмеялась Маринка. И я невольно тоже усмехнулась. Если б все немцы были такими же огромными, как Адлер, то у нас бы не было шансов!

– Постараюсь, – ответила я и быстро отключилась, слыша мамин стук в дверь.

– Иду уже, мам, – громко крикнула я.


Оглядела себя перед выходом. Простое вязаное платье нежно-розового цвета. Колготки я одела обычные черные. Но, чтоб не замерзнуть, в ноги натянула белые вязанные гольфы с отворотом на коленях. Волосы распустила и прихватила две пряди от ушей, заколов жемчужной заколкой прическу-мальвину. Эдакая пай девочка. Хоть во мне и бушуют вселенские страсти и я могу очень колко выражаться, захотелось пойти к соседям именно в таком образе. Может, тогда этот верзила Адлер не будет меня вымораживать своими холодными глазищами.

Папа уже ждал одетый в дубленку и шапку в коридоре и немного спарился. Его очки запотели, и он нервно постукивал пальцами по часам на руке. Мама обувалась в ботинки.

– Принцесса, ну наконец-то! Мы вообще-то только тебя ждем. Давай, милая, поторопись. Ты ведь знаешь, как я не люблю опаздывать, – добродушно торопил он меня.

Родители никогда не повышали на меня голос, за что я им была благодарна. От Маринки знала не понаслышке, как родители могут ругаться и кричать на детей. Ей с братом иногда и по заднице прилетало. Поэтому я лишний раз улыбнулась папе и поспешила надеть меховые валенки и пуховик. Намотала шарф и надела шапку.

– Ну что, красавицы, поехали, – скомандовал папа.

– Дим, может, пешком пройдемся? Тут всего два шага, – спросила мама.

– Нет, там сегодня очень холодно. И возвращаться будем поздно. Лучше подъехать, – парировал отец, открывая дверь и впуская морозный воздух.

– Поздно?! А мы надолго? Просто у меня еще гора не сделанных уроков, – поморщилась я. Проводить кучу долгих часов в компании напряженного немца не хотелось.

– Не переживай, успеешь, – ответила мама и приобняла меня за плечи, подталкивая к выходу.

– А остаться нельзя? Тем более, что у меня завтра математика. Вы ведь знаете, как она тяжело мне дается, – предприняла я очередную попытку остаться дома. Но мама мягко увела меня за собой.

– Перестань, Женя, нас пригласили всех. Это некрасиво – отказываться. Тем более, что к подружкам ты бегаешь, несмотря на математику, – сказал папа и сел в авто.

К соседям мы доехали за пять минут, и я поразилась тому, как дом старушки освещался множеством огней. Обычно он был мрачный и пустой. Ведь у нее не бывало гостей. А тут он словно ожил, засиял. Мы подошли к двери, и она сразу распахнулась. Нас явно ждали. На пороге возникла высокая женщина в вязаном спортивном костюме со светлыми волосами, завязанными на затылке в хвост. Она выглядела достаточно молодо и современно. Мама сразу улыбнулась ей и кинулась в дружеские объятия.

– Стелла, привет. Выглядишь великолепно, годы не властны над тобой, – сказала она.

– Кто бы говорил, Алина! Сама как куколка. Димка, привет, заходите, – затараторила хозяйка, пропуская всех в дом.

Когда они только успели так сдружиться?! Ведь знакомы каких-то пару лет. Но, видно, хорошим людям и дня пообщаться достаточно.

– Боже, что это за милаха?! Неужели Женечка, это ты? Красавица. Мы с Адлером смотрели все твои выступления. Третье место тебе досталось не заслуженно! Твое только первое, – воскликнула она.

Я аж чуть слюной не подавилась. Так Адлер смотрел мои выступления?! Партизан нацистский! Ведь ни слова не проронил об этом.

– А где вы видели, на Ютюбе? – неуверенно спросила я.

– Алина мне все в Вайбере скидывала. Но если у тебя есть свой канал, мы с удовольствием подпишемся, – мило улыбнулась женщина. Она мне определенно уже нравится.

– Конечно, я скину вам ссылку. Спасибо, – добродушно улыбнулась я.

– Давайте, раздевайтесь. Мама за столом ждет нас, ей тяжело уже ходить, – грустно вздохнула Стелла, помогая нам развешивать вещи.

Я разделась, поправила съехавшие гольфы. Разогнулась и встретилась с ледяным взглядом. Адлер медленно спустился с лестницы, не сводя с меня глаз. Я недовольно отметила, что выглядит он круто. Модные светлые джинсы и белая рубашка с высокими отворотами до локтей. На узком запястье брендовые часы – хронометры. Волосы аккуратно уложены на бок. Лицо светлое, с чувственными губами, чуть поджатыми в легком пренебрежительном выражении.

Он был почему-то недоволен моим внешним видом. Особенно ему не понравились гольфы. Он несколько секунд смотрел именно на них. А потом шумно сглотнул и кадык на его жилистой шее дернулся вверх. Я сама глянула на гольфы, думала, они съехали. Но нет, все в порядке.

– Сынок, подойди. Это дочка Алины и Димы. Я тебе показывала видео с ней, помнишь? Ты лично еще не знаком с Женечкой? – спросила Стелла, переходя на английский.

Адлер изобразил подобие улыбки и кивнул. Он подходил ко мне медленно, вальяжно, как снежный барс. Если б не родители, я бы стыдливо сбежала. А так не оставалось ничего другого, кроме как включить режим гордости и мнимой уверенности.

– Знаком, мам. Она мне пела песню Кэти Перри, – усмехнулся он, и все удивленно уставились на меня. Я была готова его убить и покраснела с макушки до пят.

Адлер был даже выше и больше отца, что тот сразу подметил.

– Оу, ничего себе ты вырос! Настоящий мужчина. Как твои занятия боксом? – спросил он.

– Спасибо, Дима. Все окей, – ухмыльнулся немец, не сводя с меня взгляда. И крепко, по-мужски, пожал протянутую отцом руку.

Он чувствовал себя хозяином положения. Его уверенность и простое обращение к старшим немного меня смущало. Адлер протиснулся ко мне и, нависая горой, склонился к моему лицу. Его запах сразу вскружил голову. Немец провел рукой по моим распущенным волосам, совершенно не смущаясь присутствия родителей. И поцеловал меня в висок. Так интимно и нежно, что я прикусила губу, громко выдохнув.

– Привет, девочка-космос, – прошептал он. Моя кожа моментально покрылась мурашками от его низкого гортанного шепота. И уже громче Адлер добавил, отклоняясь от меня. – Мы с Евгенией успели подружиться!

Родители радостно закивали, поздравляя нас будто с помолвкой. Я сжала кулаки. Этот немец манипулировал моей неопытностью и специально поддевал. Чувствую, вечер будет убийственным!

– Ой, пойдемте к столу. А то мясо остынет, – воскликнула Стелла. И мы, как ее верные подданые, увязались следом. Адлер шел последний. Хоть я и пыталась плестись медленнее всех. Несколько раз я оглянулась, чувствуя, как он прожигает меня насквозь своим тяжелым взглядом. Прям чувствовала покалывание. Но он даже не скрывал своей заинтересованности. Смотрел в открытую сверху вниз. Я чувствовала себя букашкой перед Богом.

Когда нас рассадили за стол, он плюхнулся совсем рядом. Даже стул придвинул. Мария Захаровна сидела во главе стола и выглядела откровенно неважно. Хоть старушка и улыбалась, и старалась быть приветливой, чувствовалось, что семейное застолье она выдерживает с трудом. Разговоры вертелись вокруг Нового Года. Кто как отметил и какие подарки были куплены.

Я никак не могла расслабиться рядом с наглым блондином. Я весь вечер ощущала его запах. А когда он вставлял реплики в разговор старших на равных, я не могла уловить суть. Сидела как на иголках. Он определенно влиял на меня очень необычно и сильно.

– Миленькие гольфы, Женечка, – сказал он, копируя обращения старших, наклонился и запустил руку под стол. Коснулся моей ноги, потянул за белую резинку гольфа. Я аж дернулась. Но никто ничего не заметил.

– Убери руки, Адлер, – я хлопнула его под столом ладонью по локтю. Отчего мама недоверчиво покосилась на нас.

Адлер с непроницаемым лицом обернулся ко мне.

– Пап, я пойду. Ты ведь знаешь, мне надо готовиться на завтра к математике, – быстро проговорила я и резко вскочила. Адлер откинулся на стуле, будто это не он только что ущипнул меня под столом.

– Женечка, саму я тебя не отпущу. Дождись нас, детка, – ответила сразу мама.

– Я мог бы провести Евгению, – встрял Адлер. И я была уже готова выцарапать его бесстыжие голубые глаза.

– Кстати, он может помочь тебе с математикой. В точных науках он гений, – добавила гордо Стелла.

Я обреченно выдохнула, думая усесться обратно. Уж лучше дождаться родителей, чем с этим спартанцем остаться наедине. Я, может, и маленькая еще, но прекрасно ощущала опасность, исходящую от него. Но Адлер не собирался меня дальше слушать. Ему, видно, тоже надоело изображать из себя паиньку при родителях. Он встал из-за стола и, подхватив меня за локоть, поволок в коридор, обещая всем скоро вернуться.

– Я не хочу с тобой никуда идти, – смело проговорила я.

– Не бойся, я тебя не съем. Я не питаюсь маленькими девочками, – усмехнулся немец и начал надевать на меня пуховик. Сам застегнул молнию. Затем достал мой шарф и завязал модным узлом, расправил мои волосы. Ловко пригладил их руками. Даже шапку надел на меня сам, пока я пыхтела, как злобный ежик. Когда он достал мои сапожки и присел передо мной на колени, я отступила к двери. Это уже перебор.

– Я сама в состоянии одеться, – еле выговорила я. Но немец молча подхватил мою ступню в свои большие горячие ладони. Чтоб не упасть, я была вынуждена опереться ему на плечи. Коснувшись его твердых мышц, я чуть не отдернула руки. Под тонкой тканью рубашки, он состоял из живой стали. Горячей, упругой и очень твердой.

Я нервно сглотнула ком в горле. Послушно помогла Адлеру обуть меня, чтоб быстрее закончить эту пытку его близостью. Сам же парень оделся очень быстро. Натянул свое пальто и шарф, обул высокие кожаные ботинки и рукавицы.

– Пошли, девочка-космос, будем грызть гранит науки, кажется, у вас так говорят, – проговорил он, выводя меня из оцепенения. Потому что я откровенно пялилась на него, пока он одевался.

Я лишь кивнула. Смирилась. От этого приставучего немца не отвязаться. Быстрее бы он уехал обратно в свой Берлин…


На улице было холодно и темно. Адлер сразу взял меня за руку и так сжал, что вырваться не было ни малейшей возможности.

– Так чем ты занимаешься, Евгения, кроме песен? – спросил он, пока мы шли. Я снова почувствовала в его голосе явную насмешку. Он считал мои занятия вокалом блажью. Глупостью разбалованной девушки.

– Хорошо, я покажу тебе, – громко проговорила я, когда мы дошли до моего дома. Сама быстро разделась, боясь, что немец снова полезет ко мне своими огромными ручищами.

Подождала, пока мой гость разденется, и сама схватила его за руку. Адлер удивился переменам во мне, но не стал препятствовать и позволил утащить себя по лестнице наверх. Отец оборудовал в доме мне зал с интерактивной стенкой для просмотра видео-уроков. Зал был большой и просторный. Паркет на полу заблестел, когда я включила свет.

В углу стоял рояль, на котором аккомпанировала мне Елена Георгиевна. Вдоль противоположной стены были прикреплены огромные зеркала и станок. Я втолкнула Адлера в святая святых. Свою тренировочную, или пыточную, как ее называла мама и посмеивалась с моего рвения, но я знаю, что она гордилась моим упорством и усидчивостью.

Я усадила Адлера на стул возле рояля. Он заинтересованно смотрел на меня.

– Для начала, разминка, – скомандовала я. Принесла огромную вазу с каштанами. Излюбленное средство пытки Елены Георгиевны. Взяла внушительную жменю в рот и протараторила длинную скороговорку. Затем зачерпнула из вазы штук шесть каштанов и подошла к Адлеру.

– Открой рот, – четко скомандовала я удивленному немцу. Он усмехнулся, но позволил запихнуть себе в рот все каштаны. Я старалась не заострять внимание на том, что случайно касалась его мягких упругих губ. Я нашла в интернете список скороговорок на немецком и протянула ему телефон.

– Читай. Хотя бы десять скороговорок, – снова отдала я команду.

Адлеру нравилось со мной забавляться. Он взял телефон из моих рук и начал пытаться проговоривать написанные слова.

Скороговорки на немецком это что-то. Такие каверзные и сложные слова, что я подумала: не дай Бог, Елена Георгиевна додумается меня ими мучать. После третьей строчки Адлер сдался. Рассмеялся громко и выплюнул в руки каштаны. Я пододвинула к нему ногой урну и дала салфетку для рук. Первая победа осталась за мной. Учить его распевке и нотам я не стала. Это слишком сложно для новичка. Я потянула его к станку.

– Ты решила сделать из меня балерину? – продолжал смеяться мужчина.

– Нет. Просто хочу, чтоб ты повторил пару движений из обязательной танцевальной программы.

Я включила пультом ритмичную мелодию и начала медленно показывать в зеркало движения.

– Повторяй, не стой, как дерево, – громко скомандовала я, перекрикивая музыку.

Сначала руки, затем плавные шаги ногами. Разворот. Танец Адлер повторял неплохо. И я не сдержалась, похвалила его.

– Молодец. Вот так. Руки выше. Плавнее, – подбадривала я его, видя, как немец старается успеть за мной повторить.

Когда мелодия закончилась, и мы отдышались, я снова усадила его на стул.

– Теперь посмотри, как этот танец должен выглядеть, – я заново включила музыку.

Начала медленно двигаться. Словила ритм, закружилась. Упала на колени и прогнулась. Каждое движение у меня отточено до автоматизма. Я кружилась в танце по залу, а Адлер молча наблюдал за мной, чуть нахмурившись. Когда снова закончилась композиция и я поклонилась, мужчина резко встал.

– Я все понял, пошли, – грубо сказал он.

Я отдышалась и посмотрела на него. В платье было жарко, но я решила уже не переодеваться. Интересно, что так испортило настроение этому каменному спартанцу…

– Куда пошли? – переспросила я.

– Я помогу тебе с математикой и пойду. Уже слишком поздно, – он помедлил какое-то время, затем встал и стремительно вышел из моего зала.

Я выключила свет и обернулась в коридоре. Столкнулась с массивной фигурой мужчины. Мы оказались слишком близко друг к другу. Адлер сразу отошел на несколько шагов. Шарахнулся от меня, как от чумной. Я не понимала изменения, произошедшие в нем. То он сам придвигался за столом, то отскакивает на метр при нашем сближении. Я не стала анализировать его поведение. Да и в четырнадцать лет я вряд ли поняла б, какие эмоции и желания пробудила во взрослом мужчине. Поэтому я пошла в свою комнату, а он послушно потопал за мной.

«Хорошо, что я застелила кровать перед выходом», – подумала я, открывая вторую тайную комнату в мой мир перед посторонним человеком. Я вошла в свою спальню и подошла к письменному столу.

Адлер вошел следом и начал с интересом осматривать внутреннее убранство моей комнаты. Потрогал мягкие игрушки на полке. Коснулся моей пижамы с кисками, сложенной в углу на кровати. Осмотрел каждый постер, прикрепленный над кроватью. Глядя на Кэти Перри, улыбнулся. Подошел к шкафу с книгами, изучил содержание.

Мне не нравилось, что он так бесцеремонно и нагло впитывал мой мир. Буквально касался каждой детали, характеризующей меня. Создавал в уме цельный образ моего внутреннего мира. Я никому, кроме родителей и Марины, не разрешала входить в мою комнату. А уж трогать вещи и подавно. Но и сказать что-то против была не в силах. Словно онемела от его дерзости.

Адлер осмотрел створки шкафа, обклеенные наклейками еще с детства. Тут были и «Симпсоны», и фото героев «Моста в Террабитию», и уроки макияжа и контуринга, которые я распечатывала и расклеивала на шкаф перед конкурсом, чтоб самостоятельно сделать идеальный макияж.

– Досмотр окончен? Может, приступим к урокам? Ты ведь сам сказал, что уже поздно, – откашлявшись, наконец, вымолвила я.

Адлер обернулся ко мне и кивнул. Я пододвинула стул к моему письменному столу. Сама уселась на свой офисный. Адлер послушно сел на предложенное место рядом. Я включила настольную лампу и достала из рюкзака задания по алгебре и геометрии.

– Тут же все на русском. Ты ничего не поймешь в книге, – осенило меня. Но немец снова усмехнулся моей наивности. Открыл задание на закладке и быстро пробежался глазами.

– И ты это не понимаешь? – удивленно проговорил он. Глянув на мой растерянный вид, пробормотал: – Детский сад, честное слово!

– Ну, знаешь, я в девятом классе. Понятно, что ты давно прошел этот материал. А у нас скоро экзамен, между прочим, – уныло вспомнила я.

– Тут решение согласно теореме Виета. Еще нужно использовать формулы сокращенного умножения. Вот, смотри, – Адлер взял чистый лист и быстро переписал пример. – Нам нужно преобразовать выражение. Давай же, девочка-космос, вспомни теорему Виета.

Он внимательно посмотрел на меня. Его уверенное лицо так близко. Я могла рассмотреть, как светлые волоски на бровях и ресницах блестят в свете лампы. Будто солнечные лучи пропускают и отбрасывают длинные тени под небесные глаза блондина…

– О чем ты думаешь? – вдруг грубо спросил Адлер. Я покраснела и уставилась в тетрадь.

– Женя, ты хоть какие-то теоремы знаешь? – спросил, наконец, мой учитель.

Мне было стыдно признать, но для меня вся эта математика была темным лесом, и я сейчас искренне восхищалась знаниями Адлера. Даже взглянула на него иначе.

– Я могу тебе спеть песню про числа, – неловко пошутила я.

Немец откинулся на спинку стула и отодвинул тетрадь и книгу с заданием от себя подальше.

– Тогда ты не нуждаешься в моей помощи. Тебе невозможно помочь за один вечер. Я должен прогнать с тобой программу с первого класса, с таблицы умножения. Хотя, могу поспорить, ты и ее не знаешь, – саркастически добавил немец.

Мне стало очень стыдно и обидно. Я резко встала со стула. И чтоб скрыть слезы, задрожавшие в глазах, быстро отчеканила:

– Я честно призналась, что ничего не понимаю. У меня творческий склад ума, и я не претендую на звание магистра высшей математики. От тебя требовалось просто решить этот чертов пример, чтоб я его переписала. Но ты считаешь: лучше самоутверждаться за счет моего унижения. Браво, Адлер. Проваливай из моей комнаты. И я не хочу дружить с тобой, – последнее я добавила аж дрожа.

Верзила подался вперед. Долго всматривался в мое лицо, затем пододвинул обратно тетрадь и, не глядя в книгу, быстро расписал все решение.

– Ответ единица, – ответил он и встал.

Развернулся ко мне своей огромной спиной, закрыв все пространство в комнате. Я испытывала снова противоречивые чувства. Хотелось остановить его, извиниться, и в то же время скорее прогнать наглого и высокомерного немца, который считает себя умнее и лучше других.

Я промолчала, а он вышел из комнаты. Просто ушел, пропитав все мое личное пространство своими умопомрачительными духами и запахом своей безграничной силы. Я смогла выдохнуть только когда дверь внизу хлопнула.


Когда я ложилась спать, вспомнила и прокрутила весь вечер, проведенный с немцем. Почему-то стало очень тоскливо и грустно. Тем более, что я сказала ему, будто не хочу дружить с ним. Не смогла сдержаться и расплакалась. Уснула, еще продолжая всхлипывать, вспоминая кристально чистые холодные глаза, выворачивающие душу наизнанку.


– Женька, привет. Во сколько будешь выходить? Мы с Никитой заедем за тобой, – щебетала Маринка на экране ноута.

Я подперла голову руками и длинные кудряшки засыпали мои щеки и прикрыли глаза.

– Привет, я не хочу сегодня никуда идти, – глухо проговорила я. Впервые мое сумасбродство не доставляло радости.

Целый день я бродила, как сама не своя. Только и думала, как бы найти предлог, чтоб сходить к Леннону. Я чувствовала, что обидела его. Он ведь сказал всю правду, что я ничего не соображаю. Даже в школе еле высидела все уроки, разрисовывая тетрадку нотами грустных песен. На геометрии учитель, как всегда, делал вид, что не замечает меня. Давно уяснил, что меня бесполезно позорить перед классом.

На страницу:
2 из 4