Главная партия для третьей скрипки

– А твои – муж, дочь, родители – они тоже к тебе приходят?

– Почему приходят? – удивилась Зина. – Мы живем вместе. Как раньше и жили.

«Быть такого не может», – жалобно пискнул разум.

Но Арина велела ему замолчать. Вышла из гостеприимного дома. В бодром темпе дошагала до первого встретившегося кафе. Вошла, заказала огромную пиццу с креветками и поймала себя на том, что улыбается. Тоже впервые со дня маминой смерти. Да и раньше она улыбалась нечасто.

Когда поела, вышла на улицу. Привычно достала сигареты. Вынула одну, прикурила. И вдруг почувствовала – ничего более мерзкого она не пробовала никогда в жизни.

Раскашлялась, вышвырнула пачку и зажигалку в урну. И зачем она травила себя столько лет?

* * *

Первый день после новогодних каникул на работе прошел предсказуемо. Коллеги наперебой хвастались, как провели праздники. Первая скрипка, старая и толстая тетка, позволила себе Таиланд, виолончелистка-стажерка – юная и большеглазая – уела старшую коллегу Мальдивами с новым другом. Горнолыжники уезжавшие форсили перед теми, кто позволил себе только ближнее Подмосковье. Трубачи, все как один, явились с красными лицами – говорили, что обветрились на зимней рыбалке. Запах перегара подтверждал: действительно, пили. А предъявить рыбу никто не требовал.

Арина в общих бахвальствах традиционно не участвовала. Пока мама была жива, на зимние каникулы они по Золотому кольцу путешествовали. Или по монастырям. Подобные маршруты в оркестре не слишком котировались. Но Люська, с которой рядом сидели, все-таки поинтересовалась:

– А ты как время провела?

– Четвертого января маму похоронила, – буркнула Арина.

– Ой! – растерялась коллега. – Мои сочувствия. То есть соболезнования.

– Спасибо, – с каменным лицом отозвалась Арина.

Больше третью скрипку никто не беспокоил. Ближе к концу рабочего дня подошел дирижер, велел:

– Зайди завтра в бухгалтерию. Там тебе матпомощь.

Взглянул пристально:

– Чувствуешь себя нормально? Работать можешь?

– Вроде не фальшивлю, – вымученно улыбнулась Арина.

– Правильно, – похвалил шеф. – Молодец. Держи себя в руках.

Еще неделю назад от столь скудных слов поддержки она бы заревела в три ручья. Но сейчас за плечами была почти неделя в антикризисном центре.

Арина ходила туда каждый день. К девяти утра, как на работу.

Терпеливо сносила множество глупостей. Пели мантру – каждый день разную, но по сто раз. Проводили женские практики – раскрывали, с помощью упражнений и песнопений, центр энергии. Расположен он был в неприличном месте, Арина страшно смущалась. Слушали лекции Балаева – очень странные, все в кучу. История древних инков мешалась с горячими призывами не есть глютен. Разумная, на первый взгляд, теория чакр прерывалась горячими призывами не вставать позже пяти утра. «Я леплю из вас совершенных людей», – любил повторять Лев Людовикович.

Паства благодарно кивала. Но Арина видела: все, как и она, ждут десерта. Медитации. Выхода в потусторонний мир.

Ученики лягут на маты, гуру достанет свою поющую чашу – и можно будет улетать. Прочь с земли. В рай.

Правда, рай общественный оказался куда скромнее персонального – того, что Балаев устроил ей в день знакомства. Маму Арина, конечно, видела. Но поговорить получалось не всегда. Иногда та являлась лишь тенью. Или шла далеко впереди – никак не получалось догнать. Балаев говорил: «Учись. Молись. Жди. Все придет».

Другие девочки (Арина, хоть и стеснялась, расспрашивала их в перерывах) достигли гораздо большего просветления. Кто-то умел управлять снами: «Моего зайчика нет со мной днем, но ночью он всегда рядом». Иные могли и безо всякой поющей чаши и расслабляющих слов вогнать себя в транс. «Но с Львом ярче получается, красивее».

Иногда Арине поручали: вымыть пол, убрать в кухне или приготовить на всех салат из фермерских овощей. Повинность она исполняла с улыбкой.

А вот основную свою работу – в одночасье возненавидела.

Кому нужен их жалкий оркестр? В чем радость – ездить по подмосковным домам культуры, играть в полупустых залах? Зачем тратить драгоценное время: учить свою партитуру, потом бесконечно репетировать?

А главное: оркестр отнимал ее от мамы.

Когда человек только отбывает повинность, это видно сразу.

Дирижер прежде вообще ее не замечал, а теперь все чаще останавливал репетицию. Прикрикивал:

– Ты, желтоглазая с хвостиком! Опять опоздала на полтакта!

Арина краснела, пыталась сосредоточиться, но через полчаса делала новый ляп.

Дирижер терпел десять дней. На одиннадцатый велел остаться. С кислым видом спросил:

– Чем я могу тебе помочь?

Арина удивилась:

– Я думала, вы меня увольнять позвали.

– Ну, что мы – звери? – укоризненно проговорил он. – У тебя психологическая травма. Да и где я скрипачку найду – на твою зарплату?

– Мне нужен отпуск, – быстро сказала она.

Дирижер прищурился:

– Будешь сидеть в квартире и рыдать?

– Нет, – заторопилась Арина. – Я хожу в антикризисный центр, мне там помогают.

– Что еще за центр?

– Ну… частный.

– Не знаю, как тебе там помогают, – безапелляционно молвил босс. – Но играть скоро совсем разучишься.

Вырвал из блокнота листок, написал что-то, протянул.

– Вот, держи. Телефон нормального врача. Обязательно позвони и сходи.

– А зачем мне к врачу?

– Уж поверь опытному, – усмехнулся дирижер. – Депрессию лучше в самом начале поймать – чем потом в дурке валяться полгода.

– Нет у меня никакой депрессии! – возмутилась Арина.

– Ой, слушай. Я с вашей творческой братией двадцать лет работаю. Вижу каждого насквозь. Попьешь таблеточек – слабеньких, безобидных – и будет полный нормуль.

– За психичку меня, значит, считаете, – буркнула Арина.

Сунула листочек в сумку, пообещала:

– Позвоню обязательно.

Зашла в туалет и порвала бумажку в мелкие клочки.

Надо уволиться. А с голоду не умереть ей Лев Людовикович поможет. Надо попроситься в центр на постоянное место жительства. Она согласна и готовить, и убирать. Даже на секс согласна. Только бы позволили присутствовать на медитациях.

* * *

Федор Константинович долго не мог поверить в смерть давней подруги. Просто в голову прийти не могло. Ведь в ночь на первое он звонил Горошевым. Приятельница веселым голосом отчиталась: сидим за столом, смотрим «Профессионала», оливье с креветками удался.

– По нашему телевидению больше ничего нет? – усмехнулся он.

– Арина сказала: Бельмондо стоит пятерых Киркоровых.

Федор вздохнул. Неразумно поощрять дочкино затворничество. Арина от рождения бука, вечно комплексовала: лицо не то, фигура не такая. Ее бы отдать в командный спорт или в театральную студию, пусть самую что ни на есть любительскую. Встряхнуть, раскрепостить. Но матери больше нравилось, когда дочка под рукой. Вместе бесконечно чаевничать, смотреть по телевизору старые фильмы. Кто еще из молодых девушек в сотый раз плачет над старомодным «Профессионалом»? Но «Секс в большом городе», что он однажды принес, Арине решительно не понравился. И «Амели» не пришлась по душе. И «Голодные игры».

Федор Константинович с огорчением забрал диски. Подруга довольным тоном прокомментировала: «Зато с моей Ариной есть о чем поговорить».

Ну да. Поддержать беседу про «Осенний марафон», «Берегись автомобиля» и прочие старые фильмы девушка могла свободно. Только как ей это поможет выйти замуж?

О трагедии в семье Горошевых Федор узнал только на Крещенье.

До того просто не до Арины с ее мамой было. Англия затянула. Внук, дочкин сын, очаровательный Тоби не давал скучать. И сад – Федор любил в нем возиться. А еще в Ковент-Гарден на гастроли – очень удачно! – приехала российская балетная труппа. Федор пересмотрел множество постановок – за смешные деньги, в сравнении с ценами родимого Большого театра.

А когда позвонил одиннадцатого – телефон в квартире Горошевых не ответил. «Аринка на работе, мама в магазин, наверно, пошла», – решил он. И снова не проявил настойчивости.

От каникул прихватил еще неделю, вернулся в Москву и лишь девятнадцатого наконец застал Арину и узнал, что случилось.

Рассердился:

– Почему ты мне сразу не позвонила?

– А где мне ваш лондонский телефон было брать? – буркнула девушка.

Это верно. Его подруга не держала записных книжек. Дочь могла банально взять материн аппарат и всех абонентов обзвонить, но от Арины активности (какой бы то ни было) ждать не приходилось.

– И что ты сейчас? Как?.. – осторожно произнес он.

– Нормально, – спокойно ответила девушка. – Я ушла из оркестра, теперь на новой работе.

– На какой?

– В антикризисном центре.

– Чем занимаешься?

– Клиентов привлекаю.

– Ты?! Привлекаешь клиентов?! – Федор опешил.

Арина дорогу спросить стеснялась, на рынке сроду не спорила – даже если ее нагло обсчитывали. Как она может кого-то там привлекать?

– Что еще за центр?

– Антикризисный центр духовного развития.

– Арина, ты сегодня вечером будешь дома?

– Э-э… я точно не знаю.

– Совсем вечером. В девять, в десять.

– Я не всегда прихожу домой, – промямлила она. – Иногда остаюсь ночевать. В центре.

Час от часу не легче.

Но давить на девушку он не стал. Спокойно спросил:

– Хорошо. В какой день ты точно сможешь меня принять?

– Ну, не знаю, – в ее голосе засквозило раздражение. – Давайте в выходные. Только в квартире у меня не убрано. И никаких разносолов не будет.

– Я переживу.

Едва положил трубку, Федор вбил духовных развивальщиков в поисковик. Официально такой организации не существовало. Но ссылки имелись. Много восторженных: «Здесь меня сделали счастливой!» И не меньше гневных: «Шарлатаны. Дурманят людям мозг, обдирают как липку».

Арина, значит, для этой чудесной организации клиентов находит. Все понятно. Не прошло и месяца – неприспособленное создание в секту попало.

И что теперь прикажете делать? Хватать за руку, тащить из вредного антикризисного центра прочь?

Но послушается ли его тридцатидвухлетняя особа?

«Никуда не денется – если я ее к себе домой заберу». – Мелькнула вдруг мысль.

Федор замер. Прислушался к себе.

Он искренне симпатизировал Аришке. Давно. С ее подростковых времен. Едва видел неприкаянную мордаху, печальный взгляд, сердце сразу екало. Что за бытие у девчонки. Живет рабыней при властной мамочке. В тепле и комфорте – но без намека на счастье.

Очень хотелось отогреть ледышку. Показать ей другую жизнь. Сделать, в конце концов, женщиной.

Но Аринина мать клялась: девочка считает его очень старым. Хихикает над его сединами.

И он верил. Может быть, зря?

* * *

Ее предложение: помогать в центре с уборкой Лев Людовикович сразу отверг:

– Очередь из желающих. И хозяйка ты, Арина, не самая лучшая.

Она потупилась. Чего оправдываться? Мыть посуду и полы начала только сейчас. Прежде мама все делала.

Взглянула на гуру жалобно:

– Я хочу к вам каждый день приходить, но приходится еще на работу. А вы не можете меня только на медитацию пускать? Я бы тогда успевала.

– Арина, исключено. – Он сурово помотал головой. – Нужно проходить весь комплекс в целом. Для тебя нужно. Иначе бессмысленно. Никаких результатов не добьешься.

– Тогда буду только по выходным, – печально вздохнула она.

– Есть еще вариант. Приводи в центр новичков. Один человек – один день для тебя. Жилье, питание, вся дневная программа.

– Жилье?

– Многие остаются. Не хотят тратить время на дорогу.

– Но я совсем не умею работать с людьми, – потупилась Арина. – Меня никто не послушает.

– Надо знать, где искать. В ночном клубе успех вряд ли будет. Тебе нужны те, кто переживает горе. Иди на кладбище. В церкви. На Крымский мост, – усмехнулся Лев. – Где ты сама стояла. Только не надо обещать: «Вы, мол, встретитесь со своими близкими». После подвигов Грабового это пугает. Упирай на психологическую помощь. Очень эффективную, практически бесплатную.

Арина не сомневалась: ничего у нее не получится. Но все-таки решила попробовать. Все лучше, чем возвращаться в постылый оркестр.

Первую клиентку нашла случайно. Приехала проведать мамину могилку и увидела – в соседней аллее, подле свежего захоронения, рыдает девушка.

Арина молча подала ей воды. Когда беднягу начала колотить дрожь, сняла с себя шарф, укутала.

– Че те надо? – Наконец обратила на нее внимание потенциальная клиентка центра.

– Ничего. У меня тоже мама три недели назад умерла. Понимаю, как тебе плохо.

– Ничего ты не понимаешь!

– Мы жили вдвоем. Больше у меня никого не осталось.

– Значит, ты не любила ее! – взвыла девица. – Не ходила б иначе с довольной рожей!

Арина не обиделась. Спокойно отозвалась:

– Страдала побольше тебя. Собиралась с собой кончать. Спасибо, сняли – прямо с Крымского моста. И отвели в антикризисный центр.

– Это что еще такое? Типа дурки?

– Нет. Никаких таблеток. Чистая психология. Много всякой мутни, конечно. Но помогли. Знаешь чем? Я маму во сне стала видеть. Каждую ночь.

– Да ладно!

– Честно. На кладбище с тех пор езжу – больше не плачу. Спокойно с ней разговариваю, рассказываю, как у меня день прошел. И уверена: она меня слышит.

– Брехня! – решительно отозвалась девица.

– Не хочешь, не верь, – Арина поднялась с ледяной кладбищенской скамейки. – Шарф можешь себе оставить.

– Хотя… – слезы у девушки начали подсыхать. – Чего б не попробовать? Водка уже не помогает.

Приехала вместе с Ариной в антикризисный центр. Скептически улыбалась. И даже осмелилась задавать ехидные вопросы во время лекции Балаева. Но после медитации вышла с просветленным лицом. Бросилась Арине на шею:

– Спасибо тебе! Я… я просто не думала! Она совсем рядом со мной была!

Лев Людовикович Арину похвалил. Пообещал приятнейший бонус: за каждого клиента, что новенькая приведет, Арине дополнительный бесплатный день. Такая очень приятная пирамида.

Она воодушевилась, бросилась на новую охоту. И ей везло куда больше, чем пробивным да напористым.

Народ привык гнать настойчивых свидетелей Иеговы с порога. А скромная девушка, которая ни на чем не настаивала и сама только что потеряла мать, убеждала куда эффективнее. За пять дней работы Арина себе целый месяц в антикризисном центре обеспечила.

С удовольствием уволилась из оркестра.

Но в самом конце января Лев Людовикович объявил: на весь февраль он уезжает. Паломничество в Индию. Хампи. Варанаси. Другие святые места.

– Кто желает, может ехать со мной.

Озвучил сумму – для Арины неподъемную.

– А нам что делать? – жалобно загудели неплатежеспособные клиенты.

– Центр продолжит свою работу, – оптимистично заверил Балаев. – У меня много учеников. Они будут проводить медитации вместо меня.

Но только в первый же вечер без гуру Арину ждало жесточайшее разочарование. Начиналось все как при Льве. Мягкие слова настройки. Пронизывающие звуки поющей чаши. Тело привычно расслабилось. Мозг слегка поплыл. Арина привычно устроилась перед черным экраном закрытых глаз. Какое кино покажут сегодня? Вчера – они с мамой ездили в лес, долго бродили без особых успехов, а потом вдруг вышли на поляну, просто усыпанную опятами. Веселились, соревновались: кто больше грибов настрижет.

Но тщетно она вглядывалась в черноту. Обычно, когда Лев практику проводил, в какой-то момент Арина переставала слышать его голос, полностью погружалась в себя, в свой внутренний мир. Но сегодня до нее доносилось и бормотанье инструктора-девушки, и громыхание чаши. А картинки никакой не было. Только мысли в хаосе мчались.

Когда практика закончилась, новая ведущая усадила паству в позу учеников, заверила: настроиться на волну группы непросто. Кто не смог увидеть своих близких сегодня, обязательно встретит их завтра.

Но только и назавтра Арина неплохо расслабилась, отдохнула. Даже увидела мини-сон: почему-то вдруг дядю Федора. А мама – опять к ней не пришла.

* * *

– Мама, сколько лет январю?

– Почему спрашиваешь?

– Ты в туалете книжку оставила. «Январь, старик в державном сане, садится в ветровые сани».

– И что тебя смущает?

– Почему он старик – если это месяц только первый?

– Поэт Игорь Северянин так решил.

– А ты тоже считаешь, что январь – старик?

– Нет. Я думаю, он – совсем мальчик. Хороший, но не всегда разумный. Примерно такой, как ты.

– Да ладно! А почему у него тогда получается? Все заморозить, вьюгу, метель запустить?

– Но ты ведь у меня тоже сильный. Пакеты из магазина всегда несешь.

– Мам! Давай не про меня – про январь!

– Я про него и говорю. Январь кое-чему уже научился, но многое ему пока не под силу. Поэтому часто ошибается. Знаешь, как его в народе называют? Просинцем.

– Кем-кем?

– Январь так яростно и неумело морозит, что мелкие речки замерзают до дна. Вода выступает на поверхность и лед в просинь красит. Вот почему просинец.

– А я тоже не всегда могу себя контролировать. Витьку только напугать хотел, а теперь у него фингал. Меня в школе ругают.

– Вот видишь. Но все равно маленьким и неразумным быть лучше, чем старым и мудрым.

– Зато взрослым можно делать что хочешь.

– Успеешь ты еще поделать что хочешь. Все впереди. Жизнь только разгорается.

– Мам, опять ты про меня. Расскажи лучше про Январь.

– А что Январь? Ростом он с тебя. Только светленький. Кожа бледная, волосы совсем белые. Любит бегать – тогда получается вьюга. Часто злится – тогда ударяет мороз. Но он добрый. Искренне хочет людям помочь.

– Как?

– Помнишь, я тебе читала повесть Пушкина «Метель»? Ты там не все понял.

– Да все я понял!

– Там ведь именно январь чудо сотворил. Чтобы девушка замуж не вышла за нелюбимого – сбил обоих с дороги.

– Значит, он хороший.

– Да. Он хороший, но шаловливый. Как все дети.

* * *

Арина водила его за нос почти неделю и только в самом конце января соизволила принять. Поначалу Федор Константинович опешил – прежними в квартире остались лишь планировка и мебель. Аринина мать ненавидела пыль, каждый день, словно хищная птица, высматривала: нет ли где залежи? Намывала полы, протирала каждую висюльку у люстры. Пока мать была жива, дочка иногда тоже снисходила до тряпки. Но сейчас хозяйство пришло в полный упадок. Пол в прихожей затоптан, пыль скаталась в клубочки, грязная посуда по всей квартире. «Но бутылок-бокалов нет, – отметил Федор. – Уже хорошо».

Аришка никогда особо не интересовалась спиртным, но сейчас, когда потеряла единственного близкого человека, мало ли что?

Он попросил чаю.

– Сейчас, – кивнула Арина.

Бухнула в чашку пакетик. Традиции заброшены. Ее мама всегда священнодействовала. Заваривала в чайнике. Добавляла травы.

– Печеньки есть деревянные, – предложила гостеприимная хозяйка.

– Давай.

Мужественно проглотил старинное курабье. Сама Арина к угощению не притронулась.

– Чего не ешь?

– Аппетита нет.

Федор взглянул внимательно. Девушка бледная, безучастная. Под глазами круги. В отчаянии прыгнула кому-то в объятья и забеременела?

– Засверлили вы уже меня глазами своими, – буркнула Арина. – Не волнуйтесь. Не пью, не курю, по мужикам не шляюсь. А беспорядок – мое личное дело.

Хотя бы признает по-прежнему, что он имеет право: знать об ее жизни.

– Ариша, – Федор отхлебнул невкусного чая, – а можно я тоже схожу в твой антикризисный центр?

– Да что вы привязались к нему? – психанула девушка. – Это не секта, не вертеп. Обычный йоговский клуб.

– А чего ты тогда так в него рвешься?

– Ну… люди там приятные. Полезным вещам учат.

– Например?

– Как дышать, чтобы подавить гнев. На ощущениях сосредотачиваться.

Взглянула с вызовом:

– А главное – как о своих проблемах забыть. Причем без всякого алкоголя и наркоты.

– Слушай, ну поделись тогда. У меня на работе не все гладко идет. Приходится коньяком стресс снимать.

– Спиртное – путь слабых, – презрительно молвила Арина, похоже, гуру своего процитировала.

– А что делают сильные?

Спросил с искренним интересом. И Арина мигом перестала ершиться, посмотрела жалобно:

– Они умеют контролировать свои сновидения. Могут общаться с кем угодно. Я несколько раз с мамой встречалась. Разговаривала с ней. Курить бросила – потому что она меня попросила.

Федор опешил:

– Ты действительно ее видела?

– Да.

– Но как это возможно?

– Не понимаю я, как. Уже в Интернете искала, книги читала. Вроде обычная восточная практика. Называется йога-нидра. Сначала полное расслабление, потом концентрация на всех частях тела. Дыхание по особой схеме. Пытаешься холод почувствовать, жару. Чтобы тело тяжелым стало, потом невесомым. А дальше – перед тобой вроде как экран открывается. И ты одновременно спишь и не спишь. Но можешь видеть, очень ярко: людей, события. Фильмы целые. Учитель наш говорит: это отражение ума. Вот я и видела самое дорогое.

Федор молчал, переваривал. Йога-нидра, значит. Что-то слышал. Довольно безобидное. Вроде как обычная релаксация. Но никто и нигде не писал, что во время этой практики можно встречаться с мертвыми.

Вслух произнес:

– А ты дома не можешь делать эту свою нидру?

– Нет, – вздохнула Арина. – Мысли бегут, мешают. Расслабиться не могу. Надо с учителем практиковать.

И вдруг разрыдалась:

– Но сейчас он уехал, и все кончилось! Другой инструктор ведет, и ничего у меня не выходит. Экран черный есть, а мамы нету. Я зову ее, кричу – и не вижу больше. А я не могу без нее, понимаете?!

Федор отставил чашку. Подхватил худышку на руки, отнес на диван, укрыл пледом, сел рядом. Еще долго слушал: про гения по фамилии Балаев, про то, что тот спас ее от самоубийства, и как Арине хочется снова оказаться рядом с мамой.

А когда слезы у его подопечной наконец высохли, деловито произнес:

– Арина, а зачем тебе это?

– Что?

– Ну, быть с мамой?

– Мне плохо без нее!

– Мне тоже плохо. Но она умерла. Отпусти ее. Пусть уходит.

– Нет! – отчаянный, детский выкрик.

– Душа мертвого неспокойна, когда ее с Земли тревожат.

– Но я не могу одна!

– Эх, – вырвалось у него. – Зря мама держала тебя на цепи. Птенцы должны вылетать из гнезда. А ты так и осталась воробушком.

– Не говорите так!

– Хорошо, не буду. Но давай, раз ее уже с нами нет – попробуем с тобой новую жизнь построить. Без мамы.

– Как? – она взглянула дико. Опасливо забилась в угол дивана.

Да. Дикого зверька легко не приручишь.

Федор улыбнулся:

– Мне приятель из турфирмы навязал путевку на две недели. Горела и совсем сгорела. Выезжать надо было вчера. Но сегодня тоже примут.

– Не поеду я никуда!

Пришлось наврать:

– Ко мне, между прочим, тоже приходит твоя мама. Во сне. Безо всякой йога-нидры. И насчет дома отдыха – это она попросила.

Арина взглянула просветленно:

– Правда?

– Честно. Так и сказала: «Арине надо развеяться. Помоги ей, пожалуйста». Номер люкс. Подмосковье. Сосновый лес. Миллион развлечений: лыжи, коньки, косметологи. Питание, спа, бассейн – все включено. И даже фитнес-инструктор положен.

– Что я там делать буду? – возмущенно спросила Арина.

Вот он, продукт старорежимного воспитания. Девочки должны пить чай и смотреть телевизор с мамой, но никак не разъезжать по пансионатам.

– Ариша, – мягко произнес Федор Константинович. – Тебе тридцать два года. Любая ровесница тебе скажет: в этом возрасте обязательно надо ходить к косметологу. И мышцы нужно подкачать. Пусть ты худая, но когда кожа висит – некрасиво.

– Мне все равно, – отмахнулась она. – Для кого стараться-то?

– А ты журналы глянцевые тоже не читаешь? – с нарочитым ужасом спросил он.

– Не-а. Только «Антенну».

– Вот и зря. В модных журналах из номера в номер пишут: красивой надо быть – исключительно для себя.

– Мне это все равно не грозит, – вздохнула Арина. – Хоть обходись по косметологам – уродиной была, уродиной останусь.

– А просто для удовольствия? Знаешь, какое чудо – тайский массаж? Или шоколадное обертывание? Куда приятнее твоей йоги-нидры.

– А вы на это все ходили, можно подумать.

– На массаж я все время хожу. А про обертывания мне дочка рассказывала. Что каждый раз улетает в нирвану.

И продолжил напирать:

– Ну вот, что, скажи, тебя держит? С работы ушла. Инструктор твой любимый уехал. Путевка все равно пропадет.

Может, предложить ей вместе поехать? Нет. Перепугается окончательно.

– Буду там белой вороной, – проворчала она.