Полотно

Катарина Коложвари

Полотно

Обращение к читателю

С радостью и с благодарностью приветствую каждого читателя, который придет на страницы этого сборника, на встречу с моим поэтическим «багажом». Некоторым стихам здесь больше 40 лет, некоторым около 30, а некоторые совсем юные, рожденные в минувшем году. Мне дороги они все, и может быть в силу особой привязанности к ним и желания представить их публике достойно, я так долго снаряжала их для публикации. Но все эти годы они были со мной, радовали поклонников моего творчества, досаждали случайным слушателям и редакторам, волновали и поддерживали близких людей.

Я слышу здесь хор голосов, это герои прошлого и настоящего, это образы мирных обывателей и мятежных путников… Одно время я хотела разделить этот сборник на 5 частей, по пяти классическим голосам, которые выделяются в музыке. Надеюсь, они не потеряются, и каждый найдет своего слушателя…

Песен я написала гораздо больше, чем просто стихов, обычно поэтические строчки приходят ко мне вместе с мелодией и ритмом, поэтому очень часто из них получались композиции, циклы, темы с вариациями и сюиты. Эта форма немного необычная, но отражает каждую тему более полно. Такие циклы дали мне возможность воплотить не только свою личную точку зрения, но и представить, что сказали бы об этом другие люди, поэтому в сборнике Вы увидите много стилизаций, цитат и игры с определенными паттернами.

Спасибо Музам и Гениям мест, где создавались мои стихи, за их неоценимую помощь, может быть, их заботами Вы также встретите что-то свое в этой подборке. Песни лучше, конечно, воспринимаются с музыкой, но пусть у каждого читателя будет своя внутренняя мелодия, которая откликнется и пропоется. Здесь не более четверти того, что написано за эти годы, если говорить только о поэзии, а еще есть проза, – и все это дает надежду на новые встречи…

Полотно

Да, друг мой – вот канва,

По ней узоры набросайте прихотливо…

(Э.Ростан)

Жить с «душой на засов»

Мы не можем, но ложем Прокруста

Пяльцы слова нас держат…

Меж них – нашей вышивки нить:

Это пять голосов,

Это все интонации чувства,

Это слово, готовое вылететь – воспламенить -

Воспарить – воскресить – и воскреснуть…

…Из множества мнений

Чтим лишь бёрдо любви, – так, как чтима вассалами – знать,

Ведь нам, сотканным, лестно,

Что там, на Его гобелене,

В этих абрисах, чуточку стертых, нас можно узнать…

О том как ковчег уплыл, а мы все остались

…И вышли на берег, стараясь ни с кем не встречаться,

И еле вместились все чада их и домочадцы,

И, с борта на борт начиная неловко качаться,

Отчалил корабль, но никто не стоял у руля,

И те из соседей, что поздней порой не дремали,

Следили за ними в сиянии лунной эмали,

Но мало в ту пору мы все в кораблях понимали,

И нас еще ждали, и нас еще ждали поля…

Наши стропила смерть отмечали,

Нас затопило в самом начале,

Мы замолчали, мы замолчали

В самом начале…

Беззвучные трубы пропели в ночи позывные,

И море под утро вступило в границы земные,

И люди прервали работы свои посевные,

Покуда ссылаясь на Нил, на дожди, на прилив,

Отчанье нас на вершины холмов выводило,

Но все же вода доходила, вода доходила,

И в мутном потоке мелькала спина крокодила,

Будь к нам справедлив, кто не видел, будь к нам справедлив…

Наши стропила смерть означали,

Нас затопило в самом начале,

Мы замолчали, мы замолчали

В самом начале…

О том, как случилось всесветное это цунами,

Пусть кто-то поверхность листа испещрит письменами,

Корабль, отошедший в ночи, не вернулся за нами,

Но, корм уделяя безумным от качки котам,

Усердно давали приплод корабельные мыши,

А мертвые воды вставали под килем все выше,

И в них растворялись знакомые долы и крыши,

Но нас уже не было, нас уже не было там…

Наши стропила смерть обличали,

Нас затопило в самом начале,

Мы замолчали, мы замолчали

В самом начале…

Из цикла Вавилонская башня

Молитва строителей

Нас держал в когтистой лапе наш великий Хаммурапи,

И тамкаров крик на трапе гнал все дальше корабли,

И, возделывая пашни, мы задумались о башне,

Мы задумались о башне, уводящей от земли,

Мы с упорством впряженного зебу

Строим башню, ведущую к небу,

Где огромные белые пальмы

Поднялись на песке голубом,

Солнце львом над незримой дорогой

Рвется вслед за луною двурогой,

И в какую б ни двинулись даль мы,

Плещут воды в колодце любом…

Все неслись с мечтой на лицах в необгонных колесницах,

Сны сгорали на ресницах, в свой черед – всем свой полон!..

От величья холодея, у руин сошлись халдеи,

У халдеев есть идеи, как прославить Вавилон,

Нам нужна больше сна, больше хлеба,

Эта башня, ведущая в небо,

Там, где солнечный лев поспешает

За луною двурогою вслед,

Где обиды забыв и удары,

Мы оденем златые тиары,

Где никто никому не мешает,

Где врагов и соперников нет!..

Строя храмы, пирамиды, и сады Семирамиды,

Все же люди – не термиты, и надежда есть в пути,

Чтоб росла, нас возвышая, башня самая большая,

Чтоб, работу завершая, в небо чистое уйти,

Мы с упорством впряженного зебу

Строим башню, ведущую к небу,

Где на верхних ступенях непрочных

В дымке тают земные следы,

Где прыжками в полнеба длиною,

Солнце мчит за двурогой луною,

Где в темнеющих листьях полночных

Зреют звезд серебристых плоды…

Монолог архитектора

В дни, когда кормят зодчих цари,

Замыслы горбят нас изнутри…

И сквозь папирус черновиков

Медленно вырос контур веков:

До неба вплоть обрел он плоть и воспарил,

Сплав миражей без этажей и без перил…

Я все отдам, но будет там высокий свод

И к облакам, и к облакам упругий взлет!..

Я почитаю деспота бич,

Я посчитаю каждый кирпич,

И при подсчете все в аккурат,

Чтобы в отчете был зиккурат,

Но будет тут все так, чтоб труд наш воспарил,

Вел вверх мужей, без этажей и без перил,

Растет наш круг: в пролетах дуг союз таков:

Рабочих рук и облаков, и облаков…

Пламени парус, глины замес,

Ярус на ярус яростно лез,

Меря нам плату, часто не лгал

Сквозь анфиладу видный Нергал,

Но пусть и впредь сбивает смерть тех кто парил

С их рубежей без этажей и без перил,

А мы глядим, что невредим наш труд, пока

Мы все летим за облака, за облака…

Начало

заключительная песня цикла "Завоевание Дикого Запада"

И Эдем опустел, и Творец загрустил:

Он в земные леса двух людей отпустил,

И согрел их рассвет,

и, почуяв их след,

Кровожадная тварь закричала.

Но Господь приказал этой твари молчать

И сказал: «Как я рад, что решился начать.

Ничего нет прекрасней начала!»

Март, лети и тревогу к седлу приторочь:

Плохо римляне спали в последнюю ночь,

И диктатор решил

этот бред превозмочь.

Гордость в нем, как волчица, рычала.

Цезарь встал и, исполненный новых идей,

Произнес: «Хорошо начинается день.

Ничего нет прекрасней начала!»

И походка бодра,

и улыбка хитра,

Как грядущие прянности, пахли ветра.

Хоть, как будущий груз,

Был тяжел ее курс,

Каравелла пошла от причала.

И Колумб, позабыв

планы, зревшие в нем,

Вдруг подумал: «Неважно, куда приплывем,

Ничего нет прекрасней начала!»

Пушек дымный сигнал, и атаки мотив,

Белый конь, что всегда

был не в меру ретив,

И притихла Европа, его проводив,

И Святая Елена встречала.

Срез пера утомленно к бумаге приник,

Он решил: «Хорошо, что я начал дневник,

Ничего нет прекрасней начала!»

Все прозрачнее шаг

поределых колонн,

На эпохи большак

Вышел наш батальон.

Твои дети, Адам,

Разошлись по рядам,

И история списки сличала.

Дрогнул занавес, скрипки вступили на треть,

Только, Авраам, можно и недосмотреть,

Ничего нет прекрасней начала!

Вот возвел ты свой дом, вот взрастил ты свой сад,

Дрогнул контур теней в узких нишах засад,

Для чужих, для своих

Оклик был бы так тих,

Если б эхо нам не отвечало.

И, готовый к финалу узлы расплести,

Может быть, ты в начале иного пути?

Ничего нет прекрасней начала!

Рожденные в Ленинграде

Родному городу

Город строгий и манерный,

город – жертва и герой,

создан быть столицей первой,

обреченный стать второй,

где на троне царском «немцы»

воду сделали вином,

город, чье стучится сердце

как блокадный метроном,

счастья баловней безродных

мрачной властью осиян,

город, где стихий природных

всяк и узник, и тиран…

Меж гордыней и смиреньем

ходит маятник Фуко:

исцелить Петра творенье

от бессонниц нелегко…

Сколько ран горит и сАднит?

Сколько дней в твоей войне?

Где летит твой медный всадник

на недвижном скакуне?..

Воздух шпилями распорот,

и, мятежный, деловой -

как там мой любимый город

над не-вольною Невой?!..

Я говорю о том…

Я каждый день говорю о том

Во что я верю, о чем жалею,

Чему я радуюсь, и о том что

Мне всего дороже в этой жизни…

Я говорю это разными словами,

Но если бы сейчас сию минуту

Меня взял за шиворот ангел смерти,

Разве я могла бы солгать?..

Если бы сейчас сию минуту

Меня взял за шиворот ангел смерти

И он спросил бы: во что же ты веришь,

О чем ты жалеешь, чему ты рада

и что тебе дорого в этой жизни?

Я сказала бы ему, что я верю в Бога,

И жалею,

Что участь Гарсиа Лорки меня миновала,

Но я рада,

Что моя страна

Еще не перешагнула ту черту,

За которой поэт может быть только Гарсиа Лоркой.

И я призналась бы ангелу смерти, что в этом мире

Мне ничего нет дороже твоей улыбки…

Но разве сейчас моя страна

Не заблудилась уже, сомневаясь,

Какие границы нельзя перешагнуть?

И разве сейчас, сию минуту,

Нас всех не держит за шиворот ангел смерти?

И мне все труднее

Не заговорить словами Гарсиа Лорки.

А ты улыбаешься мне

24 мая

Свобода -это когда забываешь

отчество у тирана

(И.Бродский)

День рождения Бродского. Стало быть, к лету

нас влечет… Ариадна смотала все нити.

Предложили людей отпустить людоеду,

он ответил: «Сырые. Невкусно… Сварите…»

Вот и варимся в этом котле. Кто задира,

кто герой, кто хитрец, – то возносит нас пенно,

то поникнем под лавром… Действительно сыро.

И отдельные отчества столь незабвенны…

На Письма римскому другу И.Бродского

Дождь протягивает руки сквозь перила -

анфиладу, мол, зеркал тебе готовлю…

Этот ливень переждать с тобою, милый,

я могу – но в чем увидел ты торговлю?!.

Я с Фортуной, чей фавор к тебе не меньше

моего, и впрямь судилась бы – рядилась,

не впервой!.. На свете очень много женщин,

с кем из-за тебя мне спорить доводилось…

Цезарь все еще плетет интриги – впрочем

старый волк не может сам уйти, честь честью…

Хоть разок пройди со мной садами ночью,

расскажи, как называются созвездья!..

Суждено ль нам увидаться за могилой,

где в Элизиуме снов нектар мы вспеним?!

Слишком страшно жить в Империи, мой милый,

так с тобой поговорить и не успеем.

Здесь за деньги отдаются все элиты -

что же нам с тобой до них, скажи на милость?..

Ты идешь сквозь дождь, и зеркала разбиты,

амальгама по дорожкам раскатилась…

Приговор

Жертва – сапоги всмятку

(Н.Г.Чернышевский)

Приговор порядку.

Смерть артиста – арест в зале.

Сапоги всмятку,

Так как душу уже стоптали.

Смыслы слов – в изводе…

Но, казня, лютуя,

Бодрым маршем по нам ходят

Сапоги вкрутую…

Новогодняя распродажа 6 декабря 2011

Перейду через улицу – окажусь на войне…

(Муса Джалиль)

Так выйдешь из дому, как доктор Живаго,

в аптеку пойдешь – и уже на войне,

чтоб где-то к началу трехсотого шага

уже по другой пробираться стране…

Морозней дыханья арктической вьюги

дыханья истории хриплый Чейн-Стокс,

уже казаки подтянули подпруги,

уже загрузили лопаты в обоз…

Двенадцатый год… Время красной кометы…

Все ближе Антихриста страшная рать…

А я все считаю в кармане монеты,

подарки под елку спеша покупать…

Сретенье

Ныне отпускаешь раба Твоего, Владыко,

по слову Твоему, с миром,

ибо видели очи мои спасение Твое…

Бывает, ждешь, уже не чаявши,

Придет ли?!..

А придет – дух вон…

Дождавшись – «Ныне отпущаеши…»

Сказал сегодня Симеон…

Не знает лист, раскрывший устьица,

Что знает ветка наизусть…

И мне когда-нибудь отпустится,

И я когда-нибудь дождусь…

Цикл Страстная Седмица

Вход Господень в Иерусалим

Кому тревожно, что судьбой гоним,

Кому – что он храним судьбою, мнится…

Так мы и входим в Иерусалим,

Где суждено нам всем преобразиться.

Нам в праздничном неведенье непрост

Вопрос о том, что не доступно глазу…

Пир или суд, и сад или погост,

И страх, и чудо – все приходит сразу!

Все судьбы мира скрутятся в клубок

Вкруг скромной жажды преломленья хлеба…

Рыбак, школяр, купец – и с нами Бог -

Мы входим в город, и уходим в небо…

Великий Понедельник. Притча о Смоковнице.

Душа не древо. И, чудес полна,

Переживает враз весну и осень,

Мешает словно краски времена:

Спит и растет, цветет и плодоносит…

Не медли! Об отсрочке не проси,

Сперва мол завязь, а созреет следом.

Для этих смокв не сплетено корзин,

И урожая срок душе неведом…

Ведь не сажали мы свои сады:

Их Сеятель вручил нам, бестолковым…

Когда придет Он собрать плоды,

Молись чтобы душа была готова…

Великий Вторник. Притча о женихе полунощном.

В этом мире все гости мы,

а хозяева – где?!

Научи меня, Господи,

тихо ждать в темноте:

воском сердце истаяло

и затеплилось – ввысь,

искрой, в звездное марево…

Чу! Грядет…

Дождались…

Великая Среда. Сосуд с миром

Кто пожалел бы нынче алавастра

разбить, кто б миро щедро не излил?!

Но Он был прав: вот, столь обширна паства,

вот, нищим и властям Он рАвно мил, -

но не сидит Он зримо с нами рядом,

своей готовя жертвы торжество,

и будь у нас здесь злато, смирна, ладан -

уже нам не порадовать Его…

Всему есть сроки, ведь не важно, кто ты -

покуда длится жизни нашей нить,

лишь ЭТО время есть для той заботы,

какой мы близких можем окружить…

Чистый Четверг. Тайная вечеря

Вот каждый и сидит, с судьбою возле.

Сыт и умыт. Уразумеешь после…

Кровь без вины, и кровь – вином в тот вечер…

Он в царствии ином назначил встречу.

Последний труд – чрез муки, споры, козни.

Свет глаз. След рук. Уразумеешь после…

Страстная Пятница. Молитва в Гефсиманском саду

То был седер. Опресноки.

Зелень. Горечь…

И вина четыре чаши, в честь исхода.

Выход в сад – как к морю.

Шелест. Звезды. Полночь.

Полнолуние. Хорошая погода.

Не просить же чтобы небо расступилось!

И могло б, но ведь Пришествие не бегство.

А – вся эта красота, что и не снилась,

Красота земли, отцовское наследство!..

Засыпая, город меркнет – дальше, дальше,

Зал затих – так мы в завязке иль в финале?!

Покидая, как же любишь понимавших

Вместе с теми, кто совсем не понимали…

Красоту в душе людской – отыщешь? Сможешь?..

Сотворишь?..

Ведь эта чаша не минУет:

Вот – шаги. Они идут. Все ближе.

Боже!

Знаешь, кто сейчас приветно поцелует?!

Высота

Взойти на Голгофу – куда Эвересту!

Нет выше на свете вершин!

И каждый здесь занял особое место,

А дальше – замри, не дыши…

Покуда один избегает погони,

Другой от приказов охрип,

И в небе прочерчены как на иконе:

Кто Спас – кто спасен – кто погиб,

Толпа озабочена необходимым,

В тоске осознанья Пилат,

Покуда Иосиф несут с Никодимом

Алое, и смирну, и плат,

Все – поздно. Все – столь велико, что невместно:

И боль, и надежда души…

Взгляни на Голгофу! Куда – Эвересту,

Нет выше на свете вершин…

Великая Суббота. Сошествие во ад

Сошел, как огонь благодатный, во тьму,

Явившийся в подлинной силе,

И тысячи глаз обращенных к Нему

«Возьмешь ли с собой?!» – вопросили.

И верных Он взглядом очистил от зла

И вывел в свое Воскресенье,

Разбив те врата, коих надпись рекла,

Что мы не увидим спасенья…

Вот так и нисходит на нас, как любовь,

Его обещания чудо,

И, глядя из бездны отчаянья, вновь

Мы спросим: «Возьмешь ли отсюда?»

Воскресение. Воистину!

Мы уступили властной злобе,

Не отстояв Его пред ней,

Но не нашли Его во гробе…

Так мы узнали: Бог сильней,

Так Он ушел – спасенья вестник, -

Чтоб смог поверить в этот знак

И деспот, и его наместник,

Купец, и мЫтарь, и рыбак, -

И вместе мы пришли сегодня

За утешеньем в Божий Храм,

И милосердие Господне

«Воистину» сказало нам!

Катулл. Из неопубликованного

О Цезарь, ты меня переживешь,

и омрачит ли дней твоих сиянье

то, что пишу? Клевреты скажут – ложь!

И ты не снизойдешь до оправданья.

Но эта лира пред тобой чиста,

и дух мой болен ядом той заразы,

что лживы всякий день твои уста,

твои поступки и твои приказы…

Красивыми словами не зови

то, что вершишь темно и осторожно, -

тот, кто бывал обманутым в любви,

узнал, что вновь поверить невозможно.

В пылу объятий, жарких и нагих,

страсть задохнется, гордости переча -

от женщины, лобзающей других,

смешно мне слушать клятвенные речи.

И ты, диктатор, разве не смешон,

среди триумфов, что бесстыдней оргий,

когда народу дикому внушен

тобой и страх, и трепет, и восторги?!

С меня публичных девок и мужей

довольно. Смерть! Лишь ты побед не прочишь,

не вытолкаешь спорщика взашей

и отменить свиданья не захочешь…

Последняя молитва Франсуа Вийона

Как верит каждое ухо тихим речам Твоим,

как веруем и мы сами,не ведая что творим…

(Б.Ш.Окуджава)

Не пробраться по следу Лота -

под ногами земля горит…

Разве, Господи, есть хоть кто-то,

кто не ведает, что творит?!

Мы дрожим, как судьба стасует,

мы браним потихоньку власть,

все равно, кто как голосует -

ни купить свобод, ни украсть…

У кого к новостям зевота,

кто в свой чин словно в бронзу влит, -

только разве здесь есть хоть кто-то,

кто не ведает, что творит?!

Как конвой, нас разводит действо,

словно вечный нЕчет и чёт:

кто в геройство, а кто – в злодейство,

знает каждый, куда идет…

«Дом – учеба – семья – работа -

вот бы так, до могильных плит!..»

Неужели остался кто-то,

кто не ведает, что творит?!

Может, деспот, решая судьбы,

верит в святость своих идей?!

Может, верят иные судьи,

что спасут хоть своих детей?!

Разве дуб вековой раскрошишь?

Что сказал бы нам Питирим1?..

Боже, как Ты простить нас сможешь?

Мы же ведаем, что творим…

Из писем Чаадаева

Как верит сумасшедший, что лишь он

нормален, а вокруг одни безумцы,

как верит тот, кто видит страшный сон,

что это явь, не пробуя проснуться,

как верит умирающий, что смерть

уж отступила – даже пульс отличный!, -

как мы, любя, надеемся суметь

привлечь того, кому мы безразличны,

как, может быть, мечтает агрегат,

разрушенный, изношенный и ржавый,

что вот – придут, поправят, обновят, -

так верю я, что станешь ты державой,

убогая, злосчастная страна!

Что все мы будем – не шуты, не челядь,

что наша мысль и наша жизнь – нужна…

Ведь, если любишь, можно ли не верить?!

Декабристы

Гроза летит от Таганрога,

Тревога сжала нас в горсти,

И вся Россия – как дорога:

Кому, куда по ней идти?..

Нева сквозь хладные оковы

Всё рвется к вздыбленным мостам…

Мы не готовы – не готовы —

Но день назначенный настал…

Какой тоскливый ветер, братцы,

Сквозит над площадью с утра

Как змей, что не сумел убраться

От императора Петра…

Досель держава не вступала

В круг тех магических идей,

Где со времен Петра и Павла —

Мечты о равенстве людей…

Свобода есть явленье духа,

Но есть и вольность наших дел, —

И к нам, легко коснувшись слуха,

Звук беспокойный долетел…

Не зря, не зря звенят подковы,

Судьба несется к нам, сюда…

Мы не готовы, не готовы —

Но круг очерчен, господа!..

И снег, трагедии причастный,

Нас оттенил резцом Доре,

И Милорадович злосчастный

Въезжает в скорбное каре.

Ужель и впрямь душа хотела

Сразить своей же славы взлет?!..

Но ради дела! – ради дела…

Теперь все так вот и пойдет,

Что зло приносят не злодеи:

Гражданский долг свершает Брут,

И нами взятые идеи

Потом за горло нас берут.

Империя еще не пала.

Но верно ль, что с ее начал

Взметенный шпиль Петра и Павла

Скорбящий ангел увенчал?!

Ни соболям, ни чернобуркам

Уж нас не кутать на ветру,

А небеса над Петербургом

Седыми стали поутру,

И тихий снег в лучах растает,

Как тает гнев в лучах любви,

Там где однажды заблистает

Крест Храма спаса на Крови,

Вот с этого немого круга,

Когда не надо громких фраз,

Запомним, господа, друг друга —

Ведь все мы здесь в последний раз…

Как Вий, морозные ресницы

На окна опустил Сенат,

И нам пристало повиниться

За все, в чем каждый виноват…

А каждый виноват невольно,

Что дум мятежных знал прилив,

Что сердцу нестерпимо больно

За то, как мир несправедлив,

Перед иными временами

Мы храбро выстроимся в ряд,

И наши ангелы за нами,

За нами следом полетят

Туда, где 33 недели

Зима царит в календаре,

Чтоб вместе быть, как мы хотели,

Тот день назначив в декабре,

Чтоб, поднимая веки вия,

Круг страшных чар испив до дна,

Понять, что сердца тирания

Над нами властвует одна,

И что душе еще так много

Дано свободы и любви,

И вся Россия – как дорога…

Господь ее благослови!..

Цикл песен Шахматы

Справка: по одной из легенд, шахматы (шатранж или чатуранга) были изобретены в Индии, и тогда шахматная доска отличалась по форме от нынешней, на ней стояло 4 армии по 8 фигурок, и они были окрашены в цвета алый, черный, желтый и зеленый. Их сражение подчинялось настолько сложным правилам, что опытные игроки придумали специальный прием – табия, то есть условное начало, и расставляли фигурки так, как будто они совершили уже ряд ходов до этого. Легендарному визирю Бузурджимиру приписывали изобретение шахматной игры в том упрощенном виде, как она дошла до нас, где всего две армии – черная и белая. Названия фигурок больше соответствовало тогда персидской специфике: ферзь, который у нас часто в просторечье называется королевой, – на самом деле был полководцем, аль-ферзаном, вместо ладьи было изображение птицы рух, и так далее. Многие древние истоки шахмат заметны в их специфике и сейчас, но мы не всегда их понимаем…