Имя палача

– Джеш, Глидда просто не хотела говорить вам. Ваш брат просил деньги со дня смерти вашего почтенного батюшки, и не просто просил, а угрожал приехать и поднять против нас здешний клир. Вся наша прошлая бедность – это не только плохие урожаи, это те тысячи и тысячи, которые мы вынуждены были отправлять ему каждый месяц. Именно поэтому мы и предохранялись от зачатия, боясь даже думать о детях, а когда решились – для Глидды, насколько я понимаю, было уже поздно. Первые роды чуть не убили ее, я сделал все, что мог, но дальше о потомстве говорить уже было нельзя. При всей живости ее характера Глидда, увы, очень слаба женским здоровьем. Здесь нет ее вины – рожать ей нужно было в юности, но сперва преградой тому был отец, не отпускавший ее от себя, а потом – брат, избравший себе путь клирика.

Хадден тяжело вздохнул и выколотил трубку о каблук. Мать он помнил плохо – огромная, неистово скандальная, она умерла, когда ему было всего десять лет, и с тех пор в доме хозяйствовала Глидда. Тихий, крохотный отец, отставной кавалерийский полковник, награжденный множеством королевских орденов, предпочитал отсиживаться в своей комнатке под куполом боковой башни, выбираясь оттуда лишь для того, чтобы раз в месяц съездить в городок за заказанными в столице книгами. Женился он на шестом десятке, исключительно в силу необходимости продолжения рода. Маленький Джеш однажды стал свидетелем безобразной сцены, когда широченная, с трудом передвигающаяся мать пыталась бить его своими громадными кулаками прямо в трапезной зале на первом этаже. Сперва отец терпел, уговаривал ее уняться, а потом, вдруг вспыхнув, прыжком отскочил к стене и сорвал с креплений длинный прямой меч одного из предков. Острие давно потемневшего клинка уперлось в громадный неподъемный живот, и только тогда мать угомонилась: все еще бормоча страшные угрозы, она потащилась к себе. Мать и старший брат все время ели, это он тоже помнил достаточно отчетливо. Они вместе ели постоянно, за исключением того времени, которое братец отводил молитвам, а молился он много.

– Надеюсь, этот чокнутый ублюдок все-таки помрет от обжорства, как мамаша, – пробормотал Хадден. – Вот, кстати, Харик, вы смотрите за Глиддой? Что-то мне показалось, что она здорово раздалась в последнее время.

– Н-нет, в ней как раз больше от отца, нежели от матери, – усмехнулся Харик. – Старый барон, да пребудут в мире его кости, был мужчиной редкой выносливости. Дожить до таких лет и умереть просто от старости, с его-то жуткими ранениями, – это мало кто сможет. Вы знаете, я досматривал его до последних дней, скажу вам как врач, я был просто поражен. Он умер вполне здоровым человеком, просто срок пришел! Вы и Глидда унаследовали от семьи матушки крепость скелета, но ничего более. Вам, Джеш, можно обжираться хоть до потери сознания, толстым вы не станете.

– Но урок я помню, – мрачно ответил Хадден. – В последние годы мать уже почти не могла ходить и все же постоянно ела. Да, точно! Она уже не могла подняться на второй этаж и поэтому спала в той комнате, где сейчас живут служанки! По-моему, она ела жирное мясо и белый хлеб вообще все время, не останавливаясь. Все время! Я помню ее вечно жирные руки, ее ужасный запах. Зачем отец, человек с королевской пенсией, решил на ней жениться – не понять. Никогда я не возьму в жены девушку из хорошей семьи, на которую мне тошно смотреть. Нет уж, Харик, я найду себе вдовушку с капиталом, в добром соку, и привезу ее сюда, а тут она нарожает мне целый выводок новых барончиков…

– Так было бы лучше для всех. – Харик слабо улыбнулся, поскреб подбородок и качнул головой. – Но ваш брат помешает вам это сделать. Или же вы прикончите его: другого выхода уже нет.

* * *

Чердачный люк, расположенный в потолке старой комнаты Джеша Хаддена, вел не совсем на чердак, – в крохотную мансарду, которую дед его, заново выстроив дом на древнем фундаменте, поднять поднял, а как ее использовать, так и не придумал. Хуже того, внешняя лестница, что должна была идти к мансарде по торцовой стене, обвалилась через несколько лет после постройки, в дальнейшем попасть туда можно было только через этот самый люк.

В мансарде хранилось всякое барахло, может, и ценное, но никак не применимое в хозяйстве. Книги двухсотлетней давности, адмиральский мундир одного из пращуров, пара старинных винтовок, под которые не найти было патронов, свадебные пояса прабабок и прочий хлам, неизбежно скапливающийся у семьи, много веков живущей на одном и том же месте. Мальчишку Джеша туда пускали нечасто и только под присмотром отца. Со временем он, конечно, перерыл все, или почти все, в том числе и сундук с бумагами, оставшийся от основателя баронской фамилии инженера Арвела Хаддена, которого, надо сказать, в доме поминали редко. Иные кичатся родословной в три столетия, заказывая художникам портреты первого дворянина в роду, чтобы развесить их где только можно, но, увы, Хадденов все это не интересовало. Бесконечные, из поколения в поколение, семейные неурядицы и скандалы из-за неудачных браков отбили у них желание чтить предков.

Здоровенный сундук, обитый растрескавшейся зеленой кожей, особого интереса у Джеша не вызывал. Там лежали какие-то альбомы в обложках из лакированного картона, большие папки со странными рисунками, пара ящиков со сломанными замками. Ящики кто-то обмотал проволокой, так что юный Хадден до их содержимого не добрался, и еще бронзовый конический снаряд, высверленный изнутри. На снаряды современных пушек он был похож, но не более. Повертев его однажды в руках, Джеш отложил старинную вещь в сторону и забыл про нее навсегда. После того как он вступил в первый свой полк, о чердаке Хадден позабыл почти напрочь. Визиты домой случались нечасто, и лишь иногда, лежа в кровати и глядя в потолок, он видел контуры люка. Тогда вспоминались сундуки, обтянутые парусиновыми чехлами ящики и ощущение тайны, такое яркое в детстве.

Ключ от врезного замка люка Глидда искала долго. Сперва в своих шкатулках, потом в комоде, а нашелся он в конце концов на дне одного из ящиков массивного буфета, что стоял на кухне.

– Сто лет бы я про него не вспомнила, – сказала она, отдавая ключ Хаддену.

– А чего вспоминать-то? – невесело усмехнулся тот.

Инго ждал его в просторной гостиной на первом этаже. Несмотря на изобильный ужин с вином, юноша выглядел вполне бодрым и отдохнувшим. Ветер северной весны веселил его, придавая новый вкус ощущению жизни, здесь по-иному пахли все цветы и по-своему пели птицы.

– Идемте, – позвал его Хадден и указал на скрипучую боковую лестницу, что вела на второй этаж через левое крыло дома.

– Нам, наверное, потребуется лестница? – заметил Инго.

– А-ай, обойдемся. Там очень низкий потолок. Мальчишкой я становился на стол и вполне дотягивался до края люка. С тех пор, знаете ли, я изрядно вырос!

Принц с сомнением приподнял брови, но возражать не стал.

Рядом с поджарым и гибким офицером он чувствовал себя неловко. Хадден побывал во многих заморских странах, путь в которые был для принца закрыт по определению, превосходно владел оружием и вообще видел множество таких вещей, о которых Инго, наверное, даже и не подозревал. При всем при том барон Джеш вел себя с принцем дружелюбно, хоть и с некоторым оттенком протокольной почтительности. От этого, пожалуй, было еще хуже.

– Ну, вот и моя затворническая келья, – капитан повернул вытертую до блеска бронзовую рукоять, посторонился, пропуская Инго, – здесь я провел все свое детство.

Принц вошел и с любопытством осмотрелся по сторонам: комната была вытянутая, с большим окном напротив двери. Справа всю стену занимал огромный шкаф из темного дерева с пятью книжными полками и множеством выдвижных ящиков, слева стояла высокая кровать, а под ней виднелся пенал на роликах, в котором хранилась одежда. Завершали обстановку простой письменный стол с плетеными прямоугольными корзинами для бумаг, и два стула – черных от древности. На стенах висели несколько бронзовых колец под масляные лампы.

– Наверное, здесь было довольно печально зимними вечерами, – проговорил Инго, выглянув в окно, за которым шевелил ветвями сад.

– Мне помогали книги, – подмигнул Хадден.

Он взялся за край стола и без особого труда передвинул его на середину комнаты. Потом, переставив на подоконник письменный прибор и массивную деревянную подставку для молитвенника, застелил стол заранее припасенными газетами.

– Вот и готово, – сказал капитан. – Сейчас открою.

Инго задрал голову вверх. Встав на стол, он, пожалуй, окажется в открытом люке примерно по плечи, но вот что делать дальше? Хватит ли сил взобраться? Хаддена, судя по всему, этот вопрос не тревожил ни секунды. Он легко влез на столешницу, воткнул ключ в прорезь замка, провернул его и уверенно толкнул потемнелую крышку вверх. Через несколько мгновений его тело исчезло в светящемся серым светом прямоугольнике.

– Ну и все, – услышал Инго его голос. – Залезайте на стол и давайте мне руку.

Принц без рассуждений исполнил команду, стоило ему сунуться в люк и протянуть ладонь, как Хадден без видимых трудов выдернул юношу наверх.

– Ну вы даете… – зажмурился Инго. – Н-да…

Обтянутый зеленой кожей сундук, что стоял в углу возле грязноватого, давно не мытого окна, принц разглядел сразу. Одобрительно кивнув, Хадден коротко взмахнул рукой: давай, мол, сам, а я рядом постою. Света здесь было вполне достаточно, но все же Инго достал из кармана новенький электрический фонарь со складными ножками, который можно было установить на полу.

– Итак… – задумчиво произнес принц.

Как положено пеллийскому мальчишке, Инго вырос на старых романах, в которых, помимо рыцарей и прекрасных дам, обязательно присутствовали пираты, разбойники и упрятанные в пещерах сокровища. Книжек такого плана он перечитал множество… Но вот настоящий сундук, хранящий в себе тайны из эпохи ни много ни мало Династических войн, принц Инго не мог себе даже вообразить.

Очень осторожно размотал он проволоку на петле миниатюрной щеколды, откинул вверх бронзовый язычок и, улыбаясь, поднял крышку. Под ней обнаружилось чистое сухое полотно, сложенное в несколько слоев. Вынув его, Инго передал ткань Хаддену, а сам посветил в чрево сундука фонариком. Более чем наполовину сундук был заполнен какими-то папками непривычно большого формата. Принц вытаскивал их одну за другой, передавая хозяину, а потом увидел толстый альбом в переплете из растрескавшейся кожи. Его взял в руки с особой осторожностью. Альбомов, совершенно одинаковых, оказалось два.

– От почтенного предка осталось еще кое-что, – произнес Хадден, – но это не бумаги. Бронзовый снаряд – очевидно, плод какого-то из его экспериментов, пара шляп, старинный костюм. Думаю, вас это добро не заинтересует. Хотя…

Хадден уложил альбомы на большой деревянный ящик рядом с сундуком, а потом нырнул куда-то под противоположную стену, теряющуюся в полумраке. Вскоре он вернулся, держа в руках длинный сверток из грубой парусины. Ткань упала на пол, и Инго изумленно раскрыл глаза: в руках у капитана тускло поблескивал золотыми кольцами ножен длинный меч со сложной плетеной крестовиной. Навершие эфеса украшал крупный зеленый камень.

– Это дар Уллы, – сказал Хадден и указал на золотую табличку, прибитую к ножнам двумя крохотными заклепками. – Читайте.

«Храбрейшему из хитроумных АРВЕЛУ ХАДДЕНУ, преград не знающему», – прочитал Инго.

– Самого Уллы? – прошептал Инго.

Хадден протянул меч ему, но принц только мотнул головой, не решаясь прикоснуться к сокровищу.

– Этой вещи место в музее, – сказал он.

– Когда-нибудь, – покачал головой капитан, снова заматывая реликвию в парусину.

Инго спустился вниз – теперь уже без помощи капитана, – осторожно принял папки и альбомы, уложил их на стулья и дождался, когда Хадден спрыгнет, а потом закроет люк.

– Ну и глаза у вашей милости, – хмыкнул Хадден. – Может, оставим пока все это здесь и пойдем прогуляемся?

– Бумаги нужно упаковать, и я позаботился об этом. – Инго тряхнул головой, пытаясь выдавить бодрую улыбку, но у него ничего не вышло. – У меня есть специальные сумки с шелковым нутром. Смотреть я это все пока не буду.

– Вот как?

– Да, господин Джеш. Попозже. Вы правы, я взволнован: не каждый ведь день удается прикоснуться к настоящему сокровищу. Я чувствую себя мальчишкой… Давайте действительно прогуляемся по окрестностям – мне самое время подышать свежим воздухом.

Хадден одобрительно кивнул.

– Боюсь, что в ближайшем будущем нас ждет немало всяких приключений, так что лучше отдохнуть как следует. Не переживайте, господин Инго, день-другой среди наших лугов, и вы будете готовы к передрягам. Здесь, на Севере, хорошее место для приведения нервов в порядок.

– Вы не понимаете! – внезапно вспыхнул принц. – Прикосновение к древности – для меня это… что-то вроде сбывшейся мечты. А уж нервы мои – они тут совершенно ни при чем!

– Понимаю, – мягко отозвался Хадден. – Идемте, ваша милость. Побродим, поболтаем о том о сем. Сейчас начали цвести дрогсы, нигде они не цветут так сладко, как здесь, у нас. В былые времена мамаши запирали своих дочек в тот день, когда в долинах распускались первые цветки.

– Вот даже как?

– Именно. И к вашему сведению, кое-какие старинные легенды настолько ярко отпечатались в моей памяти, что я готов поведать их вам без всякого труда.

Близился полдень. Солнце, ярко сиявшее с самого рассвета, теперь то и дело пряталось за облака, поддувал северный ветер, обычный в эту пору года. Хадден предупредил одну из служанок, что к обеду они, скорее всего, не вернутся, дождался, пока Инго накинет на плечи короткий плащ из тонкого сукна, и вышел за ворота. Глидда уехала куда-то по делам, а Харик торчал у пациентки на хуторе Липни, так что беспокоиться о гостях было некому. Сперва путешественники шли по выложенной брусчаткой дороге, потом Хадден решительно повернул налево, на плотную грунтовку, кое-где подсыпанную гравием. Впереди замаячила мельница, явно старинная, характерной для Севера брусово-наборной конструкции. Недавно замененные лопасти поблескивали свежей серой краской. Чуть правее тянулся к небу торфяной дымок, и было слышно пыхтение машины.

– Ваша? – прервал долгое молчание Инго.

– Да, ей лет двести, – кивнул Хадден. – Какое-то время она стояла и начала уже разрушаться, но Глидда привела ее в порядок, поставила паровик и вообще все там механизировала. Теперь, как я понимаю, дело стало приносить хорошие деньги.

При мысли о деньгах ему сразу же вспомнился разговор с Хариком, и Джеш сплюнул в сторону. На развилке он снова взял влево, дорога теперь шла вниз, и за редкой рощицей виднелись крыши какого-то села.

– Там, впереди – Балиф, – сказал он Инго. – В таверне у Тида подают отличных копченых гусей, но мы сейчас не за этим. Скоро ваша милость увидит холм, а на холме…

Они прошли еще две сотни шагов, и принц вдруг остановился. На лице его появилась недоверчивая улыбка.

– Бу-удь я проклят! Неужто развалины замка?

– Не совсем так, это была сторожевая крепость. Ее, кстати, зачем-то перестраивал мой почтенный пращур Арвел. Когда-то там казнили знаменитого Кину-резника, который лет десять держал в страхе всю округу. Ему выпустили кишки и повесили, но не на стене, как это обычно делалось, нет. Пойдемте, я покажу вам.

Хадден сошел с дороги на едва видневшуюся в траве тропку и уверенно зашагал в обход поселка к холму на северо-западе, голая вершина которого щерилась полуразваленными, заросшими мхом и вьюном стенами древней крепости. Когда-то такие укрепления стояли по всему Северу, но со временем, утратив свое значение, оказались покинутыми. Зимы, ветры и дожди неумолимо делали свое дело, разрушая камень. Инго с горечью подумал, что живущим здесь людям нет никакого дела до своего прошлого. легенды и песни они еще помнят, но вот о крепостях, служивших некогда единственной защитой для мирных фермеров, помнить не желают. Хадден поднялся на холм с восточной стороны, там, где изрядный кусок стены просто вывалился и лежал теперь грудой камней на берегу небольшого ручья. Перелезть через грубо вытесанные опорные блоки, разрушить которые стихия пока не сумела, было нетрудно. Инго спрыгнул с замшелой площадки и огляделся. Внутри крепость оказалась совсем невелика. Деревянные постройки давно превратились в прах, но кирпичная казарма под стеной и пороховая башенка посередине двора стояли как ни в чем не бывало.

– Идите сюда! – позвал Джеш.

Инго повернул голову и увидел, что капитан указывает рукой в дальний угол стены, где из травы торчал каменный столб, высотой в два человеческих роста, и какой-то черный от мха предмет, напоминающий гриб на слишком толстой ножке. Путаясь ногами в плетях вьюна, что умудрялся расти на каждом кирпиче, валяющемся в траве, принц прошел через весь крепостной двор и остановился у столба. Чуть ниже верхушки, выполненной в виде неровного шара, из камня торчали два заржавленных крюка.

– Вот здесь его и подвесили, – сообщил Хадден и достал из поясной сумки трубку. – Говорят, столб этот стоит тут с незапамятных времен, и алтарь тоже…

– Алтарь? – Инго обошел по кругу каменный гриб, а потом вдруг опустился на колени. Хадден увидел в его руках небольшой складной нож.

– Да, это алтарь Старых богов, и когда крепость только строилась, его хотели сковырнуть отсюда, но местные старики подняли жуткий крик. Так рассказывают… Я, честно сказать, и сам считаю, что с этими вещами лучше не шутить. Стоит себе – да и пускай стоит!

Несмотря на толстый слой мха, Инго все же удалось разглядеть глубоко вырезанные в камне рисунки и письмена. Вот, правда, что они значили – он сказать не мог. Период до пришествия Пелла и его воинства только ждал своих исследователей, хотя времени у них уже оставалось мало, – артефакты, подобные этому алтарю, разрушались или же сносились при строительстве. С ножиком в руке Инго двигался вдоль круглого камня, иногда счищая мох, чтобы вглядеться в острые, будто наконечник стрелы, буквы, или в жуткие рожи, вырезанные, однако ж, с большим искусством. Внезапно он остановился, снова встал на колени и принялся скрести камень быстрыми нетерпеливыми движениями. Через пару мгновений его взгляду предстало изображение лодки, в которой сидели несколько фигурок с большими коническими головами и… четырьмя руками, сжимающими нечто вроде коротких толстых дротиков.

– Значит, и здесь вы тоже побывали, – прошептал Инго.

– Что вы там нашли? – спросил Хадден, пуская в небо ароматный дым.

– Да разве разберешь, – досадливо проворчал принц и поднялся на ноги. – С письменностью допеллийского периода у нашей науки дела плохи. А тут еще и не летопись или хроника правления, а наверняка какие-то молитвы.

– Значит, камень действительно очень древний?

– Не меньше трех – трех с половиной тысячелетий.

– Ого-го! Понимаю тех стариков, знаете ли.

– Именно. Ну что, господин Джеш, я здорово натрудил ноги и мечтаю понюхать копченого гуся, да и вообще во рту у меня совсем пересохло. Далеко тут до таверны?

– Будем через четверть часа, господин Инго! Идемте, кажется, скоро случится гроза, и лучше нам переждать ее под крышей.

Глава 4

Над южной частью столицы накрапывал мелкий дождик. С высоты холма Эстро, что буквально нависал над центром с северо-запада, хорошо были видны тяжкие серые тучи, медленно плывущие за горизонт. Когда Маттер поднялся на площадь с фонтаном Поминовения, солнечные лучи вдруг залили все вокруг желтоватым послеполуденным светом. Князь присел на скамейку, положил на колени кожаную сумку с серебряными пряжками и устало прикрыл глаза. С островов Банлун «Даамир» шел больше восьмидесяти часов, то и дело меняя курс, чтобы обойти сверкающие молниями грозы. Несколько раз пришлось подниматься на предельно возможную высоту, иначе страшные океанские штормы грозили разорвать корабль в клочья. Измученные люди, закутанные в меха и не расстающиеся с кислородными баллонами, держались отлично, однако Маттер знал, что у всех есть свой предел. Жуткий холод, кислородное голодание и постоянная тряска способны сломить самого стойкого воздухоплавателя. Несколько королевских воздушных крейсеров погибли в прошлом году именно под ударами весенних штормов – не хватило прочности корпуса и мощности двигателей. «Даамир» был намного крепче и крупнее любого из этих изящных белых красавцев, но в споре с внезапным ураганом даже он вполне мог оказаться проигравшим…

За спиной князя гулко ударил храмовый гонг. Маттер пошевелился, выпрямляя ноющую спину, потом встал и медленной стариковской походкой зашаркал в сторону улицы Вилдо, где у дверей ресторана только что остановился серый экипаж с непривычно длинным капотом и большими овальными фарами. Маттер видел эту машину, но на лице его не отображалось ровным счетом ничего, кроме усталости человека, вымотанного до предела как физически, так и духовно.

Привратник в зеленом камзоле глянул на князя, тревожно нахмурился и распахнул двери чуть резче, чем обычно. В зале Маттер вяло махнул рукой распорядителю, бросил на ходу:

– Тростниковой из Уалли! – и пошел, горбясь, к лестнице на второй этаж.

В коридоре второго этажа князь остановился у дверей хорошо ему знакомого кабинета, нажал ручку из полированной китовой кости. Дериц сидел за низким столиком, уставленным закусками, и быстро писал что-то в небольшом блокноте, лежащем у него на правом колене. Услыхав щелчок двери, он вскочил и внезапно замер, глядя на друга изумленными и даже испуганными глазами.

– Мне уже говорили, что я не похож на самого себя, – произнес Маттер и сел на диван, бросив в угол комнаты шляпу.

– Вымотало на переходе? – дернул щекой Энгард.

– Восемьдесят три часа, – пробормотал Маттер. – И если бы отказал хоть один мотор, я б сейчас тут с тобой не сидел. Пришли вчера под вечер, так и эту ночь я фактически не спал.

– Да, выглядишь ты не очень.

– Ты, как я понял, успел ознакомиться с моим письмом?

– Разумеется. Ты сам знаешь, что твои письма я всегда читаю первыми.

Дериц придвинул к Маттеру тарелку с жареными ломтиками морского змея, сыр в пряном рассоле и мелко нарезанные маринованные овощи. Князь взял в руку вилку, съел кусочек сыра и откинулся на спинку дивана.

– Не могу, – сказал он. – Даже есть не могу. Сейчас принесут эту дрянь из Уалли, она меня взбодрит.

– Ту, на горных травах? – понимающе усмехнулся Энгард.

– Ее не рекомендуют сердечникам, но с сердцем у меня пока все в порядке. Стали болеть суставы. На высоте это просто невыносимо.

– Сочувствую…

Солидный разносчик – других здесь не держали – бесшумно вошел в кабинет, поставил перед князем кувшин с чуть запыленной печатью на пробке и исчез. Дериц, тревожно качая головой, налил другу полный бокал.

– Не забудь поесть, – предупредил он.

– Да хорошо бы.

После чашки овощей и нескольких глотков тростниковой лицо Маттера немного разгладилось, хотя синие тени под глазами остались, делая князя заметно старше. Дериц курил, следя за другом, потом встал и подошел к окну.

– За историю с Инго ты достоин как минимум медали, – проговорил он, не оборачиваясь.

– Ну, не нам мелочиться, – проворчал Маттер с набитым ртом. – Тем более что впереди у нас та-акое…

– Вот даже как? Ну ладно, давай сперва разберемся с Инго, кстати, через полтора часа он должен явиться ко мне, и ты тоже не будешь там лишним.

– Я так и думал. Я еще не видел его, если ты об этом.

– Ну вот, значит, Инго… Ты идешь на определенный риск, приближая его к себе. Да, я понимаю, что вывернуться из этой ситуации не получится, но он все-таки принц, Персона Крови…

– Да хоть кто. Энни, он получил доступ к информации, совершенно закрытой для простых смертных. И не только доступ, он теперь знает, что все это – правда. Что вокруг нас тысячи миров, торгующих, воюющих, пес его знает чем еще занимающихся и иногда вмешивающихся в наши ничтожные дела. Что я должен был делать – пустить ему пулю в лоб и сбросить в шахту? Ха! И не забывай, он действительно принц. Его будущая власть сулит нам большие возможности.

– Хвала богам, родня окончательно махнула на него рукой. Наследником ему не стать, у них там других хватает, а значит, пусть себе занимается наукой и не маячит перед глазами. Ему назначили достойное содержание, захочет, лет через пять получит где-нибудь кафедру, формальное образование ему позволяет.

– То есть я должен понимать это так, что теперь он относительно свободен?

– Даже не относительно, – Дериц снова сел на диван рядом с другом и усмехнулся: – Времена меняются очень быстро, и там, в Граде, это понимают. Не думай, что вокруг Трона Пеллийского толкутся одни болтуны и обжоры. Будь Инго человеком, от которого можно ждать неприятностей, тогда его опекали бы во весь рост, а так… зачем? С их точки зрения, если он вдруг начнет писать действительно толковые работы и публиковаться в университетской печати, – хвала богам, разве ученый принц способен скомпрометировать Трон? Понятно, что нет, – даже в старые времена… А насчет его манеры волочиться за актрисами, так тут тоже нет ничего предосудительного, скорее уж наоборот, а то среди высшей знати развелось такое количество мужеложцев, что становится дурно.