Иллюзия

На какое-то мгновение задумавшись, я повернулся к дракону и почти прокричал в пустое пространство:

– Я назову тебя Артак!

Дракон услышал, привстал, оттолкнулся от черной, в инфракрасном свете, планеты, и на секунду затмив своим телом весь небосвод, приземлился мне на плечи, обернувшись вокруг шеи. Он был теплым, этот дракон, мягким и шелковистым.

– Он – твой путь на свою страницу, – Агафья Тихоновна развела плавниками в сторону, охватывая все вокруг, – Когда решишь вернуться – он поможет. Все фотокарточки, связанные с домом и вырванные из твоего альбома Времени внутри него и стоит только пожелать…

– Нет, нет. Еще рано, – я решительно встал и взял акулу за плавник, – ведь зачем-то мы здесь. Надо выяснить зачем, а там уже будет видно. Правильно, Артак?

Где-то в области сердца, драконья голова, свешенная с моего плеча, издала нечто наподобие рыка, что могло означать только решительное и полное, безоговорочное согласие. Я не мог посмотреть ему в глаза, но шеей чувствовал тепло всей Вселенной, вырванной у Времени и заключенной в его мягком и жгучем теле.

Мы молча продолжали стоять на берегу темного пруда, словно в ожидании чего-то важного и настоящего, я держал акулу за плавник, а на моих плечах, словно невесомая шаль, лежала вся человеческая Любовь, весь страх, все действия и бездействия, все мысли и намерения, вся наша Планета с ее единственным, таким ярким и горячим Солнцем. Вся наша Вселенная. Все уже открытое и неизвестное, все изданное и неопубликованное, все прочитанное и продуманное, все идеи и озарения, все поступки и проступки человечества. Все страницы, все фотокарточки из альманаха Времени, длиной в почти 14 миллиардов лет, сейчас имели лишь одну опору – мой скелет, мои мышцы и моя решимость действовать. Мог ли я их подвести?

Небольшой, непонятно откуда взявшийся рюкзак, вместивший все бутылочки с красками, лежавшими на берегу, подлетел ко мне, обхватив за плечи, и застегнулся на большую медную защелку на моей груди. Краски внутри него вели себя тихо и не отсвечивали.

Агафья Тихоновна, наблюдая мое удивление, объяснила:

– Это ваш багаж, – она сделала ударение на слове «ваш», – и вам его нести. Иногда он будет помогать, иногда тяготить, но избавиться от него можно лишь заменив на настоящий луч настоящего Света. Сейчас в рюкзаке эрзац-свет, свет-заменитель. Можно даже сказать – это проекция живого Света, его составные части. Они необходимы до тех пор, пока вы не обнаружите источник Истины, место, где все сделанное и подуманное обретает смысл. Место, где Мысль дружит со Светом. Место где любой вопрос уже отвечен, похоронен и забыт. Место, где Пространство и Время склонятся перед вами в почтительном реверансе, после чего исчезнут навсегда.

– И где это?

– Где? Я не знаю. Но думаю где-то внутри вас, – Агафья Тихоновна замолчала на мгновение, – ведь иногда чтобы дойти до искомой точки внутри необходимо пройти длинную дорогу снаружи.

– Я понимаю.

– Еще бы вы понимаете, – Агафья Тихоновна хмыкнула, – иначе бы вас здесь не было, – она продолжала держать меня под руку и смотреть вперед, в озерную даль, подернутую туманом, затем повернулась и посмотрела прямо в мои глаза. Я выдержал ее взгляд молча, как бы ожидая продолжения. Но ничего не последовало, акула отвернулась и сохраняя молчание кивнула в сторону озера.

– Вы уверены что эта дорога верна? – в воду лезть совсем не хотелось.

– Любая дорога верна. Много дорог ведут на вершину горы, но вид с нее один, – акула подплыла вплотную к озеру и ударила хвостом по водной глади. Вода вздулась и рассыпалась мелкими, матовыми, не пропускающими свет, черными брызгами, – но вы не бойтесь, вам ничего не угрожает. Времени здесь нет, а одна вода, без Времени, никак не сможет вам навредить. Она бессильна. Не бойтесь, – уже мягче повторила Агафья Тихоновна, – человеческий страх иллюзорен, и пока вы не начинаете его испытывать – его нет. Только вы сами способны пустить его в свое сердце. Или закрыть перед ним дверь. Вы и только вы есть его единственный и полноправный хозяин.

– И что же делать?

– Всего лишь сделать выбор. Стать ветром, гнущим траву. Или травой, гнущейся от ветра.

Я молча кивнул головой и постоял еще мгновение прислушиваясь к внутреннему противоборству, после чего дернул головой, что могло означать лишь принятие решения и сделал первый шаг в воду:

– В путь, – мои слова гулко разнеслись над озерной гладью и вода подернулась мелкой рябью.

Внезапно, одновременно с моим первым шагом, в землю ударила радуга. Внезапно, без всякого дождя и солнца. Без всего того что мы привыкли считать необходимым для образования этого удивительного феномена Природы и человеческого зрения – радуги. Ударила вертикально вниз, как будто кто-то невидимый сверху направил на нас светящий полным спектром мощный фонарик.

Мы с Агафьей Тихоновной, словно повинуясь неслышной команде, подняли головы и застыли наслаждаясь этим неожиданным светом, питались им, глотали его, словно голодный дракон, только что покинувший свой зонт, и наполнялись силой, так необходимой нам для путешествия. Радуга была мощной и плотной, наполненной живой субстанцией – вибрацией еще полностью неизвестного человеку, но уже названного им электромагнитным, поля. Отдельные ее цвета переливались, появлялись и исчезали, вновь исчезали и вновь появлялись, словно невидимый композитор исполнял цветовую симфонию, пользуясь Светом, как музыкальными нотами. Радуга практически не рассеивалась, била вертикальным лучом, впитывалась в наше Сознание, рождала светлые мысли, а в голове звучала музыка. Даже не звучала. Рождалась. Такая реальная и живая. Музыка Света.

Спустя какое-то время радуга начала терять густоту, насыщенность, и достигнув края своего существования, растворилась в Пространстве, но оставшись навеки в наших головах, она продолжала питать воображение, формируя тем самым все наши последующие мысли. Мысли, а значит и действия.

– Вот теперь точно в путь, – я повторил свои же слова, сказанные минуту назад, сжал акулий плавник, который не выпускал все это время и мысленно поблагодарив неизвестного мне создателя радуги, сделал второй шаг в воду.

5

Вода обняла меня за щиколотки, пробежав холодком по коже. Сотни красных, а точнее инфракрасных солнц освещали матовую поверхность озера, но этот Свет не освещал, а грел. Лучи не могли проникнуть сквозь толщу воды и она переливалась всеми оттенками темного. Черный и фиолетовый преобладали.

Первый шаг, нарушивший покой воды, и одновременно с моими словами покрывший рябью все озеро, разорвал водную гладь в разных местах. Разорвал в прямом смысле этого слова. Разорвал глубокой пропастью, отвесной скалой, бездной. Вода рвано расступалась то здесь, то там, и над ее поверхностью появлялись молчаливые фигуры. Фигуры мужчины с рюкзаком на спине и драконом на шее. Мужчины, держащего за плавник большую белую акулу, которая говорила ему что-то, склонившись прямо к его голове.

– Здесь все существует одновременно, помните, – Агафья Тихоновна наклонилась к моему уху и объясняла шепотом, еле слышно, едва касаясь меня губами, – а значит мы уже были и там и там, – она указывала на темные тени по очереди, – или будем, или есть, здесь это совершенно неважно.

– Они реальны?

– Так же как мы с вами.

– А мы реальны?

– Это решать только вам, – Агафья Тихоновна улыбнулась, – реальность – вопрос относительный и вы сами наделены властью назначать реальных и выдуманных персонажей.

Второй шаг скрыл наши ноги, третий разрезал тело по пояс, а четвертый полностью погрузил наши тела в мир, не пропускавший в себя ни единого луча никаких из известных человечеству электромагнитных полей, а попросту говоря – не пропускавший Свет. Только Артак на моей шее продолжал светиться, но как-то тускло – внутренним, матовым, скрытым от других глаз свечением. Еще бы, внутри него была целая Вселенная, целый пожар энергий, включая такое родное и любимое, наше земное, привычное Солнце. Но сейчас Пространство вокруг нас все было новым и непонятным.

Мы медленно продвигались вперед. Шаг. Еще шаг. Свет, исходящий из Артака пробивал толщу воды на расстояние вытянутой руки, но не более того. Агафья Тихоновна, как и подобает рыбе, отпустив мою руку, приняла горизонтальное положение и стала похожа на тысячи других акул. Она немного заплывала вперед, на разведку, и возвращаясь, кивала головой на глубину, оповещая меня о безопасности и приглашая двигаться дальше.

Акулы, в живой природе, не полагаются преимущественно на зрение, они с успехом могут охотиться и выживать и в мутной воде, улавливая вибрации в диапазоне, недоступном человеку, и Агафья Тихоновна использовала свои уникальные для человека рыбьи возможности чтобы помочь нам продвигаться в вязкой и теплой, как кисель, жидкости. Мы шли вперед уже достаточно долго. Дно, такое пологое у берега, здесь, на глубине, иногда резко уходило вниз, образуя впадины, обрывы и сопутствующие им водовороты.

– Это озеро поглощает весь видимый свет, – Агафья Тихоновна в очередной раз подплыла ко мне, – впрочем оно поглощает также и невидимый нам спектр – инфракрасный и ультрафиолетовый, радиоволны и гамма излучение. Поглощая, впитывает их энергию и от этого нагревается, – Агафья Тихоновна, между делом, решила объяснить мне высокую температуру жидкости, обволакивающей наши тела.

– Конечно, в мире с сотней солнц, вода не может быть холодной, – я был полностью согласен с акулой, и судя по всему, мое согласие распространялось не только на вопросы, касающиеся температуры озера.

Как ни странно, но вода не препятствовала произношению слов и разговаривать можно было совершенно свободно. Звук акульего голоса доходил до меня без искажений, и отсутствие дыхания никак не сказывалось на моей способности говорить.

– Дышать будете потом, – Агафья Тихоновна рассмеялась, – мы сейчас в отдельном измерении мира, – чувственном, здесь другие правила. Судя по цвету окружающей нас субстанции, а точнее по его отсутствию (ведь черный цвет – это отсутствие Света, не более), мы как раз и проходим человеческие неведение и невежество, игнорирование, тупость, гнев, страсть, злость, привязанности и зависимости, отвращения, чувства мести. Ощущаете, насколько вода густая и вязкая? Она пытается вас остановить чтобы поглотить и растворить.

– Растворить? – я остановился на мгновение и попытался взглянуть акуле прямо в глаза.

– Да, да, конечно, растворить, – Агафья Тихоновна подплыла вплотную ко мне, – именно растворить и оставить здесь навечно. В поглощающих, вязких и плотно укутывающих чувствах. Просто сейчас, в этом озере, все эти разрушающие, я не побоюсь этого слова – уничтожающие чувства приобрели свойства материи. И эта материя обволакивает вас пытаясь оставить здесь навсегда. Так что чего тут не надо делать точно – это останавливаться.

Она посмотрела на меня в упор и повторила уже настойчивее:

– Не останавливаться ни на мгновение.

Я пошевелил ногой и понял что имела в виду Агафья Тихоновна. Дно, незаметно, но уже начало втягивать меня, и мои ноги погрузились в илистую почву почти по щиколотки.

– Что же делать? – я почти кричал, злясь на себя за остановку, – что делать?

– Идти. Не останавливаться ни на секунду. Ни на мгновение. Просто продолжать идти, – акула махнула хвостом, погнав тугую волну и отрезвляющий поток моей же злости ударил меня в лицо, – вы же видите – я двигаюсь постоянно. И это совсем не просто так, потому что мне хочется двигаться. Это по совсем другим причинам, впрочем я только что их озвучила.

– А он? – мой взгляд опустился на Артака, который, не замечая ничего вокруг, пребывал в полном блаженстве, ему тоже надо двигаться?

– Артак в полной безопасности, где бы он не находился. Артак везде дома и везде счастлив, – Агафья Тихоновна торопливо, немного суетясь плыла рядом со мной и вдруг горячо зашептала на ухо, – еще неизвестно что внутри чего. Мы в озере или озеро в нас.

– Как называется это место?

– Никак.

– Никак?

– Не надо называть то что пройдено. Это озеро уже в прошлом. Пусть оно само схоронит своих мертвецов, не давайте им имя. Никогда не называйте то, чего хотите избежать, – Агафья Тихоновна помолчала и добавила, – дав имя этому месту, впрочем, как и любому другому, вы вновь пустите его в свою жизнь.

– Я понимаю, – немного ускорив шаг я вскоре почувствовал небольшую усталость, вода была болотная, трясинная, тягучая и густая, – а отдыхать? Мы не остановимся на привал?

– Нет.

– А если оно бесконечно, это озеро?

– Не бойтесь и не торопитесь. Просто не спеша идите рядом. Знаете, – акула усмехнулась, – человек может идти без конца, если не будет торопиться и напрягаться. Но здесь конец все же будет. И что-то мне подсказывает что уже скоро.

Мы продвигались вперед. Медленно, неторопливо, но смело и уверенно. Дно иногда вздыбливалось и на поверхность поднимались большие круги какого-то газа, как в лавовой лампе, включенной в розетку.

– Что это?

– Ваши чувства и ощущения, – акула была спокойна, – такие как просвет в гневе, или знания из открытой книги, или побеждённая привязанность. Им здесь не место. Они поднимаются вверх.

– И это мои чувства? – я опять чуть было не остановился в изумлении. До меня только сейчас дошло то, о чем мне говорила акула уже битый час.

– Конечно, ваши. А чьи же еще? Это же ваше озеро.

Насколько мог охватить глаз – то здесь то там в ил погружались молчаливые фигуры мужчины с рюкзаком на спине и драконом на шее, держащего за плавник акулу, которая что-то ему говорила.

– В чувственных измерениях свои черные дыры… – только и произнесла Агафья Тихоновна, подплыв сзади к моему уху.

Я оглянулся на нее и увидел что она смотрит в ту же сторону что и я.

Моя нога попала в расщелину и я погрузился в ил почти по пояс. Злость, смешанная с отчаянием, охватила меня как-то сразу, мощно и целиком. Я хватался руками за мягкие, глинистые выступы дна, однако это не приносило видимого результата, даже наоборот, меня затаскивало глубже и сильнее. Крик о помощи вязнул в тягучей жидкости но, казалось, звучал и был слышен только рядом со мной. Я звал Агафью Тихоновну, которая плыла, разведывая дорогу, где-то впереди, в надежде ухватиться за ее хвост и вырваться из цепких объятий ила, но ее все не было. Отчаяние охватило меня сразу и целиком, как будто меня погрузили в него с головой. Какие-то непонятные, темные желания всплывали в моем сознании. Я пытался освободиться от затягивающего меня ила и песка и барахтался в нем, зарываясь еще глубже. Мне совсем не хотелось опуститься на самое дно пусть даже и своего озера, но озера темных чувств и убеждений. Я уже видел как это сделали сотни скульптурных композиций «мужчина, держащий за плавник акулу с драконом на шее».

– Артак! – я закричал что было сил, внезапно и вовремя сообразив, что даже если вода поглощает все звуковые волны, дракон, находящийся у меня на шее, мог меня услышать и, наверняка, каким-то образом помочь, – Артак! Артак! – я кричал и кричал, не контролируя себя.

Ярость и злость окутали меня плотной простыней черного ила, и уже почти отчаявшись выбраться, я заметил два желтых вертикальных зрачка, смотрящих прямо на меня.

– Тссссссс, – Артак, а это был именно он, приложил когтистую лапу к своей пасти и попытался изобразить на морде нечто вроде улыбки, – тссссссс…

Я перестал кричать, сразу успокоившись. Я услышан, помощь пришла. Артак справится с любой проблемой. Так говорила Агафья Тихоновна, а я ей полностью доверял.

Чувство веры, надежды и умиротворения, откуда-то из глубин ила, поднялось большим воздушным пузырем, который проходя сквозь меня, мгновенным образом освободил мои конечности, позволив всплыть. Я находился внутри воздушного шара спокойствия и безмятежности, потихоньку поднимаясь к поверхности.

– Тссссссс, – Артак закрыл глаза и опять свернувшись вокруг моей шеи счастливо засопел.

– Тссссссс, – повторила Агафья Тихоновна, хвостом разрушив границу между моим воздушным пузырем и темной жидкостью. Она тут же вплыла в образовавшееся отверстие и плавниками, словно строитель, заделала дырку.

Мы барахтались в невесомости спокойного бесстрашия и умиротворения, со всех сторон окруженные злобой и человеческими страстями, поднимаясь все выше и выше.

– Только вы сами были в состоянии себе помочь, – Агафья Тихоновна победно приподняла плавники, – и вы справились! Вы, черт побери, справились! Но подниматься еще рано, надо зафиксировать победу! – она подплыла к латке на воздушном пузыре и ударом плавника разбила стенку.

Я находился в радостно-приподнятом состоянии и, казалось, ничто и никто не может нарушить моего спокойствия. Темная и матовая, болотистая жидкость клокотала около весьма значительной бреши в моем пузыре невесомости, но никак не могла затечь внутрь. Агафья Тихоновна, с удовлетворением отметила это событие, и схватив меня за рюкзак с красками, потянула на самое дно, именно в ту расщелину, где я оступился.

Артак умиротворенно спал и уверенность и благодушный настрой уже не покидали меня. Они стали моими спутниками, такими же реальными, как дракон и Агафья Тихоновна.

Мы погружались все глубже и глубже, пока не достигли настоящего дна. Воздушных пузырей здесь было меньше, чем на поверхности, и сами пузыри были мельче, плотнее и сжатее. Однако меня это совсем не волновало.

Агафья Тихоновна что-то расчищала на дне озера, быстро работая плавниками. Спустя какое-то время я увидел большую белую пробку, похожую на обыкновенную сливную пробку в ванной.

– Ваш выход! – акула указала на пробку и отплыла в сторонку, освобождая мне место.

Я схватил за кольцо и резко дернул. Пробка не поддавалась, но я был настойчив и упершись ногами в скалистое, уже без ила, дно, тянул из всех сил. В какой-то момент мне показалось что пробка немного сдвинулась и начала поддаваться. Я потянул еще сильнее и мой труд был вознагражден – длинно всхлипнув, сливная пробка оказалась у меня в руках.

Жидкость, с громким чавканьем уходила в темное отверстие, образовав большую черную воронку. Акула подхватила меня на спину и, быстро двигаясь в черной жиже, отплыла на безопасное расстояние. Мутная черная вода уносилась через скалистое дно неизвестно куда, а нас охватывали все укрепляющиеся ощущения радости и счастья. Сотни инфракрасных солнц опять сияли над нашими головами, и если отвлечься от того что это был купол моего зонта, пейзаж был очень впечатляющий.

– А что это? – я показывал на скалы, покрывающие дно.

– Карма. Отвердевшая и поэтому неотвратимая, – Агафья Тихоновна задумчиво смотрела на камни, – ваши мысли и чувства, накладываясь друг на друга, под большим давлением толщи воды, формируют скальную породу, прессуют ее, и слой за слоем вырисовывают ваш личный рисунок. Необходимо приложить много сил чтобы изменить эту картину.

– Много сил? Что надо делать?

– В человеческом понимании работы – со скалой ничего не сделаешь. Отбойный молоток тут не помощник. Дно может выровняться и подобные озера высохнут сами, растворившись в ваших деяниях. Испарившись от тепла ваших мыслей. Странно, но даже спокойное и невозмутимое созерцание чувственных озер очищает и фильтрует воду. И наоборот. Испытания, которые оказались вам не под силу, невыполненные обещания, долги, переживания и тревоги, все это накладывается друг на друга, отвердевая и формируя донья ваших озер. Но никуда не денешься и это обязательная часть пути.

– А что под дном? Куда ушла вода?

– Этого нам не дано знать, – отрезала акула, отвернувшись и давая понять что не хочет продолжать разговор на эту тему.

– Артак! – я наклонил голову, и поймав взгляд из только что приоткрывшегося глаза дракона, спросил, – что внизу? Куда ушла вода?

Артак, расправив крылья, подлетел к открытому отверстию, и заглянул внутрь, как бы приглашая меня сделать тоже самое. Труба, в которую без труда смог бы пролезть человек, уходила куда-то глубоко и конца ее не было видно.

– Так то же там? – я вопросительно переводил взгляд с акулы на дракона.

Агафья Тихоновна нехотя подплыла к нам и тихо, с опаской оглядываясь по сторонам, сказала:

– Время. То самое Время, которое человек наделил всеми известными вам полномочиями, исходя из ваших мыслей и поступков, формирует основание скал на дне чувственных озер.

– И нам туда?

– Нет, нет. Достаточно иллюзий. Нам только вперед и никак не вниз. Поймать Время, осветить его мнимую реальность и вывести на чистую воду, можно лишь обладая настоящим, живым Светом. Точнее его скоростью, – акула запнулась, потом подумала и повторила:

– Да, именно его скоростью, какой бы она ни оказалась. Так что нам вперед, – Агафья Тихоновна быстро переглянулась с драконом и взяв меня за руку, отвела подальше от дыры.

Артак вдохнул полные легкие воздуха, и выдыхая, огнем запаял зияющую чернотой дыру.

– Так надо, – акула вздохнула, – Время, попавшее в чувственное измерение, разрушит его.

– Разрушит ненависть и боль, гнев и привязанность? Злость, чувство мести? Разрушит отвращение? Все что было в этом озере?

– Да. И их тоже. И без них, как и без всего остального, Мир станет неполным.

Огонь из пасти дракона растопил донный камень. Скала плавилась и горячая лава текла вглубь трубы, застывая на ее стенках. Спустя минуту или две все было в прошлом. На месте отверстия слои еще расплавленной лавы, остывая, образовали причудливую застывшую фигуру.

– Значит мои темные чувства и переживания, мое темное чувственное озеро, поглотило само Время?

– Конечно.

Я молча смотрел на Агафью Тихоновну, ожидая продолжения.

– Времени необходима Энергия, чтобы существовать, и оно берет ее из человеческих чувств, мыслей и слов.

– Только человеческих?

– Более ни один биологический вид на Земле не подпитывает эту иллюзию, поскольку не знает о существовании Времени, как такового. Та что только человек в состоянии прокормить Время.

– Я понимаю. Время перемалывает все что попадается на его пути. Оно питается им. И хорошим и плохим. Ничто не вечно в человеческой жизни.

– Да, – только и произнесла Агафья Тихоновна, – в человеческой жизни – да.

Мы сидели втроем на каменном выступе, наконец-то позволив себе передышку. Агафья Тихоновна, опершись на хвост и положив плавники на одну из скал, отдыхала с полузакрытыми глазами, Артак, спрыгнув с моей шеи, подставил брюхо солнечным, инфракрасным, а от этого еще более теплым потокам света, а я просто наблюдал за происходящим.

Есть не хотелось, пить не хотелось, дыхание отсутствовало. Ничего не изменилось в зонтичном мире сотни красных светил.

Сбросив со спины рюкзак с красками и достав несколько разноцветных бутылочек, я расставил их в известной последовательности, запомнившейся мне еще со школы, по фразе «каждый охотник желает знать где сидит фазан», начав с красного и закончив фиолетовым.

Краски отличались по температуре и консистенции. Красная была более теплой, оранжевая немного холоднее, потом желтая и все остальные цвета. Синий и фиолетовый завершали температурную палитру и были много холоднее моего тела. Они же были и наиболее густыми и тягучими.

Я открыл бутылочку с красным цветом, помнив о том что это наиболее распространенный краситель и засунул палец внутрь. Он погрузился в теплую и водянистую субстанцию, полностью скрывшись из вида. Достав палец, я рассмотрел его, понюхал и, не найдя ничего особенного или интересного, вытер краску об близлежащий камень.

Оглянувшись на моих спутников, я заметил что Агафья Тихоновна исподтишка наблюдает за мной, и Артак, продолжая нежиться в инфракрасном излучении, тоже время от времени с интересом посматривает в мою сторону.

Краска, оказавшись на камне, быстро затвердела и покрыла гранит твердым слоем красного. Подождав немного, я взял бутыль с оранжевой краской и проделал те же манипуляции. Оранжевый, не растворяя красный, покрыл его своим цветом, образуя нечто наподобие цветной ступеньки. Желтая ступенька, далее зеленая, голубая, синяя, и вот я уже держу в руках бутылочку фиолетовой краски, готовый нанести последний слой нарисованной радуги, и представляя себя пещерным человеком, впервые занимающимся наскальной живописью.

Мазок фиолетового сверху изменил мой рисунок до неузнаваемости. Краски, уже твердые и, казалось бы, полностью застывшие, вдруг начали пузыриться, смешиваться, бурлить. Еще мгновение и вспышка ослепительного Света полностью затмила сотню зонтичных солнц, заставив нас закрыть глаза. Волна тепла и какой-то Энергии прошла сквозь мое тело, однако нисколько не повредив и не нарушив его.

Немного погодя, как только смог, я приоткрыл один глаз, и еще не понимая, что натворил, осмотрелся. Артак и Агафья Тихоновна были рядом и тоже в изумлении оглядывались по сторонам. Вокруг, куда ни глянь, простирался гладкий и теплый грунт. То здесь то там пробивалась трава, которую освещали все те же сотни инфракрасных солнц. Дно моего озера, скалистое еще мгновение назад, с уступами и впадинами, с горными хребтами, огромными валунами и разбросанными то здесь то там камнями, превратилось в ровную и мягкую, словно недавно вспаханную землю. Взяв горсть земли, я поднес ее к лицу, помял в руках, и убедился что это был настоящий чернозем – благодарная и жирная почва. Внизу, прямо около моих ног рос подорожник, умело подставляя крупные листья падающему на него свету.