Иллюзия

– А что тебя смущает?

– Но ведь любая фотокарточка в этой Вселенной, хоть и является двухмерным изображением трехмерного Мира, – от умственного напряжения мои руки сжались в кулаки, – как ни крути, является трехмерной? И она по праву является частью трехмерного Мира, ведь так? – я жестом остановил дракона, который пытался мне что-то сказать, – тогда как же мое Сознание может являться частью четырехмерного Мира, когда само по себе оно трехмерное, а? – я выдохнул остатки воздуха и застыл в ожидании ответа.

– Фотокарточка, конечно трехмерная, как ты правильно сказал – как ни крути, – Артак лениво ковырял длинным загнутым ногтем своей передней лапы поверхность звезды, – но изображение на ней двухмерное. Точно так же как и в зеркале, – он ухмыльнулся, – само зеркало трехмерное, но изображение на нем двухмерное. Отдели изображение от зеркала, спусти его в двухмерный Мир, и оно продолжит свое существование, так никогда и не узнав, что является лишь отражением трехмерного Пространства.

– И в этом двухмерном Мире будут свои законы физики?

– Конечно. И их точно так же будут открывать какие-то двухмерные отпечатки высшего для них, трехмерного Сознания. Понимаешь? – Артак улыбался, – точно так же как вы, люди, открываете законы трехмерного Мира и путаетесь в них, придумываете исключения, разделяете физику своей Вселенной на атомную, квантовую, ядерную, на статистическую, на физику конденсированных сред, физику высоких Энергий и даже на физику элементарных частиц, словно не подозревая, что все законы каждого из разделов физики поэтому и разные, – дракон показал мне свою переднюю лапу и тень, падающую от нее на свое тело, – потому что они лишь проекция чего-то большего. А проекция, как ты сказал, как ни крути, – он покрутил лапой в воздухе и тень тут же поменяла свои очертания, – всегда разная – хоть лапа остается одной и той же.

Артак опустил лапу и продолжил ковырять поверхность звезды.

– Что ты делаешь? – я придвинулся поближе к дракону и приблизил лицо к звезде, чтобы увидеть то что он там искал. Артак был в меру сосредоточен, он пришёптывал про себя какие-то слова, и как ни странно, я совсем не слышал его речь в своих мыслях.

– Девять, семнадцать, три, потом сорок пять, двенадцать и опять три, – Артак, казалось не замечал никого вокруг себя, по крайней мере не обращал ни на кого внимание, словно демонстрируя нам с Агафьей Тихоновной, что он занят чем-то важным. Чем-то, что нельзя отложить. Чем-то, что должно быть сделано именно сейчас. Чем-то, что должно быть готово ко Времени.

– Нет, совсем не важным, – он вдруг мысленно ответил на мой незаданный вопрос, – просто один человек как-то попросил меня кое о чем.

– Как-то? Когда? Кто попросил? О чем попросил? – вопросы сыпались один за одним, и я даже не давал дракону времени на ответ. Он выдержал паузу, подождав, пока я закончу, и произнес:

– Когда-то. Сейчас. Ты. Именно ты. Ну и Агафья Тихоновна, – дракон подмигнул ей желтым глазом, – а вот о чем, ты вполне сможешь догадаться сам.

– Но я вроде ничего не просил… – только успел я произнести, как в этот самый момент поверхность звезды лопнула, испустив звук, отдаленно напоминающий треск от разрыва старой ткани, и из этой трещины, из этого вновь образовавшегося разлома, появилось какое-то черное, сам не знаю, почему, но я бы даже сказал – влажное свечение. Вода, или какая-то водная субстанция незримо присутствовала в этом угольно-черном, мокром свете. Оно было осязаемо материально и чем-то напоминало дымку или утренний туман. Черный цвет из разлома сменил теплый, но тяжелый инфракрасный свет, который испускала звезда; темная туманная дымка поднялась конусом от поверхности, немного видоизменилась и в этот момент в разломе показалось пламя. Несильное, но все же пламя. Как от газовой горелки. Горячее и мощное. И было непонятно к чему оно может привести.

– Огонь, смотрите, огонь! – я закричал и вскочил на ноги, не зная что предпринять, но до краев наполненный уверенностью в том что нам всем угрожает какая-то неведомая, но реальная опасность.

– Огонь, – тихо произнес дракон. Ничто не изменилось в его действиях, и он продолжал расковыривать трещину как ни в чем ни бывало, – какая же звезда без огня, – он улыбался и тут его спокойствие каким-то совершенно непостижимым для меня образом передалось мне сначала в руку, потом прошло по руке вверх, к шее, и уже оттуда, распространилось вверх и вниз по моему телу, вытеснив все остальные чувства, – звезда обязательно должна быть с огнем, – Артак все еще смотрел на меня и спокойно улыбался, – иначе какая же это звезда.

Благодаря его действиям трещина еще больше расширилась и теперь в нее спокойно могла пройти моя рука. Даже две, если сложить их вместе.

– Видишь, – Артак посмотрел на меня и продолжил: – Стоило тебе успокоить свои мысли и страх прошел сам, не правда ли?

– Успокоить свои мысли? – я машинально повторил за драконом, потом будто сбросив с себя наваждение, добавил: – Но я ничего не делал…

– Ты беспокоился, даже боялся, а я это чувствовал, – он сел рядом с разломом породы и Время от Времени заглядывал внутрь, казалось, он чего то ждал, – можно даже сказать переживал, но так как я точно знаю что беспокоиться нечего, я был спокоен. Более того – я не просто знаю что беспокоиться не о чем, я в этом уверен, – дракон смотрел то на меня, то на разлом в звезде, – а ничто так не заражает, как уверенность другого человека, особенно если он твой собеседник. А еще больше – если он – твоя мысль, – Артак вздохнул, но как-то легко, словно хотел просто набрать в легкие больше воздуха, – и именно поэтому ты и успокоился.

– Я…

– Ты молчал, – Артак вопросительно глянул на Агафью Тихоновну, словно убеждаясь в том что она не произнесла ни слова, и в ответ акула безмолвно и утвердительно кивнула, – ты молчал, и в этом молчании родилось нечто новое для тебя. На одно мгновение ты стал мной, а если сказать другими словами – стал своей мыслью, и даже начал постигать прежде закрытую для тебя, – он кивнул на темную дымку, выходящую из разлома, – закрытую для тебя этим туманом саму природу мышления. Мышления, которое приведет тебя к каким-то выводам, и в конце концов, к пониманию. А понимание – такая штука, – дракон сделал паузу, – она рождается лишь в одиночестве, – Артак улыбнулся и погладил меня по голове, взъерошив мои волосы, – мы с Агафьей Тихоновной не в счет.

– Я что-то совсем запутался…

– Ничего, ничего, – Артак еще раз ласково провел рукой по моей шевелюре, – скоро все разъяснится.

– Но что ты имел в виду?

– Я лишь имел в виду, что имея спокойные мысли совершенно невозможно волноваться, и точно так же и наоборот.

– Как это?

– Если страх накрывает тебя, – дракон смотрел мне прямо в глаза, – а страх, чтобы ты понимал – это искусственная эмоция, которая направлена лишь на сохранение твоего иллюзорного тела, – он поддел ногтем меня за подбородок, как раньше подковыривал поверхность звезды, – и эта эмоция направлена, как бы это ни звучало странно, на то, чтобы лишить тебя настоящего. Того, что ты не можешь увидеть глазами. Ведь настоящее в твоем теле – лишь Энергия, из которой ты состоишь. И вот он, страх, проникая в твои мысли, начинает высасывать твою реальную Жизнь, твою настоящесть, тем самым лишая тебя способности к мышлению, блокируя какие-то творческие задатки, страх отсекает тебя от всего того, что может быть действительно важным, – Артак немного устало выдохнул:

– Отсекает от общего Сознания, от твоей собственной Природы.

– И как с этим бороться?

– Никак. Борьба вообще бессмысленна. Бороться ты можешь только сам с собой, а надо ли? Просто прими это и успокой свои мысли. Это так, как есть. Это не может быть иначе. Не поддавайся на провокации. Нигде в реальном Мире нет ничего такого, чего следовало бы бояться.

– Да, да, я понимаю…

Артак кивнул головой, показывая что он меня услышал и продолжал: – и как только ты успокоишь свои мысли, страх тут же потеряет над тобой всякую власть, – дракон продолжал смотреть прямо мне в глаза, – а как ты наверняка помнишь – я, будучи лишь твоей мыслью, сохранял совершенное и абсолютное спокойствие. И это спокойствие передалось тебе. Перепрыгнуло в одно непойманное и неизмеримое мгновение. Можно даже сказать, перепрыгнуло моментально, без какого-либо временного интервала. И конечно же, оно перешло в тебя настоящего, а не в твое видимое, материальное тело, – он усмехнулся, – ведь само тело и сейчас еще готово быстро отдернуть руку от горячего, провести тебя менее опасной дорогой, отказаться от сигареты или стакана виски, тем самым сохраняя твою плоть, но мысли… Мысли уже ведут тебя и никуда от этого не скрыться, – глаза у дракона стали веселыми и совсем не страшными, – не скрыться, только если ты не хочешь стать СО-КРОВИЩЕМ. То есть похоронить себя глубоко в земле, а попросту в своем собственном теле, которое гораздо прочнее любой могилы и любого склепа.

– Нигде и Никогда нет Ничего что стоило бы бояться?

– Да. Нигде и Никогда. Везде только ты сам, – Артак махнул рукой, – ведь не боится же твоя левая рука правую, даже если та вынимает из нее занозу…

– Я понимаю.

Дракон лишь молча кивнул головой и продолжил свое занятие – всматривался в глубину звезды, как будто оттуда должно прийти нечто долгожданное и всем нам необходимое.

– Нет, нет, – Артак отрицательно помахал своей большой мордой, – не всем нам. Только тебе. Нас-то вроде как и нет.

Огонь потихоньку иссякал, дымка разветрилась и из разлома в поверхности послышался какой-то далекий звук. Он отдаленно напоминал скрип веретена или колодезного ворота, присутствовало в нем какое-то цикличное и повторяющееся металлическое дребезжание.

– Чего мы ждем? – я нетерпеливо посмотрел на Агафью Тихоновну, но та или сделала вид что не слышала моего вопроса или не слышала на самом деле.

– Ты все увидишь сам, – голос дракона всплыл в моей голове и тут же растаял. Слова, объемные, словно сделанные из воздушных шариков еще некоторое время повисели в моих мыслях, и лопнули, словно мыльные пузыри, – ты все увидишь сам…

И тут из самой расщелины показалось нечто, напоминающее тонкий ствол какого-то растения, он прямо на глазах рос вертикально вверх и в какой-то момент застыл в неподвижности. К его концу, горлышком вниз, вверх тормашками, была привязана и болталась на ветру бутылочка, в точности копирующая посудины, лежащие у меня в рюкзаке. Моя челюсть совершенно непроизвольно отвисла и я лишь смог пробормотать:

– Что это?

– Кое-кому понадобилось Время, – слова опять всплыли в моей голове из ниоткуда. Они переливались всеми красками мыльных пузырей и лопнули, как только я их смог полностью прочитать.

– Кому же?

– Тому, кто существует. Другими словами, тебе.

– Мне? – я почти вскрикнул, – мне? Но я здесь. И мне ничего не надо.

– Тебе, тебе, кому же еще. Кроме тебя самого, что здесь, что в других местах, никого нет, никогда не было и никогда не будет. Да и быть не может.

– Это мне… – я задумчиво повторил, не спеша протянул руку к болтающейся бутылочке и оглянулся на Агафью Тихоновну, словно ища поддержку. Та, как ни в чем ни бывало, продолжала хранить молчание, словно меня тут и не было.

– Мне… – повторил я и вдруг в моей голове всплыли и темное озеро недалеко от столовой в зоопарке, и отверстие, выпаленное Артаком словно огненным напалмом в дне этого озера. Что-то в моей голове щелкнуло, переместилось и вся мозаика вдруг в один миг приобрела красивый, я бы даже сказал, правильный рисунок, как кружева, вытканные умелою рукой, – мне, таки точно мне, – я засмеялся и повторил уже твердо и с уверенностью.

Артак, делая вид что его ничего не интересует, все же наблюдал за моими мыслями, подслушивал их, а Агафья Тихоновна не сводила взгляд с рюкзака с красками, и иногда посматривала на меня, словно пытаясь что-то подсказать, чем-то направить. Но в этот момент я уже и сам знал что мне делать.

– Позвольте, – обращаясь к дракону, мысленно проговорил я, – позвольте, – я вдруг решил пошутить, – но как я могу отдать то, чего нет в Природе? – я улыбался и одновременно с этими словами открывал рюкзак, доставая оттуда то, что должен был достать, а именно, бутылочки со Временем.

– В Природе может и нет, но ты знаешь место где его полно, – дракон одобрительно следил за мной и скалил зубы, – что же мешает тебе поделиться этим с тем, кому оно сейчас необходимо?

– Это место, место где полно этого, – я выразительно посмотрел на две бутыли в моих руках, – это место называется моим Сознанием?

– Конечно. Я был уверен что он догадается, – Артак обратился к Агафье Тихоновне и та радостно кивнула.

– И оно в этом рюкзаке?

– Что именно?

– Мое Сознание?

– Да, оно там. В точности там же, где твое Знание, – Артак кивнул головой, – частичка «со» лишь указывает на родственность этих понятий. Сознание всегда рядом со Знанием и наоборот.

– Значит это и есть самое ценное из того что я имею? – я держал рюкзак в одной руке, словно пробуя его на вес.

– Если ты добавишь туда немного чувств, то так и будет. Не только самое ценное, но и единственное, чем ты действительно обладаешь.

Я кивнул, соглашаясь со сказанным и достал из рюкзака сначала одну бутылочку с непонятной субстанцией, а потом и вторую. Открутив крышку и крепко схватившись за торчавшую из звезды веревку я перелил содержимое своей бутылочки в привязанную к ней посудину. Как ни странно, жидкость лилась вертикально вверх, нарушая все законы гравитации, она не проливалась и не расплескивалась, а веревка, будучи мягкой по своей природе, сохраняла свою вертикальность и упругость, будто была натянута весом жидкости на ее верхнем конце. Веревка с легкостью выдержала вес наполненной бутылочки и какое-то время еще продолжала торчать и немного покачиваться, как ствол дерева с невиданным плодом на небольшом ветру.

Как только я закончил свои манипуляции, кто-то невидимый на том конце веревки потянул к себе и полная бутылочка с Временем скрылась из виду.

Мне не нужно было повторять или объяснять дважды. Я уже точно знал что произойдет дальше.

Спустя некоторое время веревка показалась вновь, и я повторил все свои действия со второй бутылкой.

– Получается что сейчас, впрочем, как и в течение всей Жизни, я в состоянии сам дать себе то, что мне действительно необходимо?

– А по-другому никак, – дракон пожал плечами и повернувшись к разлому, одним мощным дуновением огня из своей пасти запечатал его, – по-другому и не бывает. Только ты. Везде, куда бы ты ни посмотрел. Только ты можешь спросить и сам же, когда будешь готов, ответишь. Только ты можешь попросить, и сам же получишь желаемое. Только ты можешь подумать и материализовать то, что тебе действительно нужно. Материализовать – это собрать энергетический пазл, результатом которого будет готовая и так необходимая тебе вещь. Все это можешь сделать только ты и Никто другой. Никто. Другой.

– Да, да, я уже понял, – счастливая улыбка не сходила с моего лица, – а дырку в поверхности звезды надо было обязательно заваривать? – вопрос выскочил сам собой и я отчетливо помнил уже произнесенный на этот вопрос ранее ответ.

– Обязательно, – Артак подмигнул мне желтым, солнечным глазом, – без этого никак. Иначе все может смешаться.

– И что же тогда?

– Тот ты, который там, – он кивнул на запаянный разлом, – получит то Знание, к которому еще не готов. А все должно происходить в свое Время. Не раньше и не позже.

– И что тогда произойдет? – я повторил вопрос.

– Тогда оно может навредить. Оно, – задумчиво повторил Артак, словно вдумываясь в значение слова, – Знание. Оно. Ты замечал, что слово Знание, как и Сознание – среднего рода. Язык, будто подстраиваясь под то, что он не в состоянии выразить словами, придумал средний род, – дракон повернулся ко мне, – а частичка «со» выражает как бы причастность объекта к выраженному – Сознание так же причастно к знанию, как, например содружество к дружбе, а сопереживание к переживанию. Эти две буквы придают слову новый смысл, не так ли? Если Знание – только твое, твоего тела, твоего материального воплощения, то Сознание, как и сопереживание – относится уже не к своему телу, а к чему-то или к кому-то другому, – Артак улыбнулся, – ведь нельзя же со-переживать себе самому. Так и Со-знание относится к чему-то гораздо большему чем просто твое физическое тело, понимаешь? И сам язык нам на это четко указывает. А сколько таких слов, – дракон поднял голову вверх, и не сосчитать, – содействие и сопротивление, сочувствие и сострадание, совершенство, соревнование, соперник, соратник, соотечественник, сокровище… – дракон немного подумал и добавил:

– Кстати, слово «сокровище» своим ярким примером утверждает что клад, или то, что скрыто, всегда был, есть и будет связан с кровью. Ну, это мы отвлеклись, – Артак посмотрел на то, что было зажато в моих руках, а именно, на две пустые бутылочки.

– И что мне с этим делать? – я покрутил в руках посудины, в которых еще мгновение назад было само Время.

– Вернем там где взяли, – вдруг Агафья Тихоновна, которая все это время хранила полное молчание, выхватила бутылочки у меня из рук и выкинула за спину. Туда же, откуда она все доставала. Бутылочки исчезли так же мгновенно, как когда-то появились. Из Ниоткуда вернулись в Никуда. Прошли сквозь пальцы и Время. Прошли сквозь то, что хранили в себе. И освободившись от иллюзии вернулись в реальность. Вернулись туда, где все везде и сразу. И насовсем.

29

Я продолжал сидеть, обдумывая сказанное и пытаясь увязать все в понятную для себя, единую схему. Новые Миры, новые измерения, и соответственно, их новые характеристики и качества, пока еще не доступные человеческому мозгу, привыкшему, да нет, какое там привыкшему – умеющему, да, это будет правильное слово – умеющему работать только с тремя пространственными измерениями; добавившему к ним для своего собственного удобства и кажущейся простоты фактор Времени, да, все это погружало меня в состояние перманентной задумчивости. Желание понять всегда брало верх над всеми остальными желаниями, но как понять то, что не укладывается в трехмерной голове и в трехмерном же мозге? Как понять то, что Мир продолжает развиваться, меняться, но одновременно с этим, фактором, или если хотите, мерой его изменчивости становится уже не Время, а нечто другое? Как понять то, что развиваясь и меняясь, Вселенная все равно остается статичной и содержит в себе все возможные варианты развития? Как это можно было понять? И я спросил, обращаясь к дракону:

– Но если представить что Времени попросту нет, то как что-то может меняться? В чем эти изменения будут происходить? Чем будет отмеряна та же Жизнь, например? И как это возможно понять? Может быть появится что-то новое, пока еще необъяснимое и непонятное, которое наравне с Пространством будет изменять новый Мир и позволять его жителям следовать из начала в конец?

– Никак не понять, – Артак безразлично пожал плечами, – да и незачем понимать. Сможешь ли ты понять устройство такого Мира, где фактором изменчивости будет, например, польза? То есть ты будешь жить до тех пор, пока нужен, и как только польза, которую ты можешь принести для Вселенной заканчивается, ты умираешь за ненадобностью? И на твоей могиле будет написано – прожил 132 пользы, – Артак засмеялся. – Да и на какой такой могиле? Для того чтобы тебя похоронить необходимо два фактора – наличие тебя самого и наличие места для кладбища. И если ты сам, – он скептически оглядел меня с ног до головы, – и если ты сам еще вроде бы как существуешь, – дракон еще раз ощупал меня взглядом, только теперь с головы до ног, – по крайней мере, к тебе можно прикоснуться глазами, что, конечно же, не является достаточным доказательством твоего существования, но тем не менее, – он скривился, – так вот, если ты сам вроде и существуешь, то где взять место для твоей могилы в Мире без Пространства, а следовательно, и без каких-либо мест, куда можно было бы пойти. Можешь ты сейчас представить Мир без материи, без Пространства и расстояний? – дракон говорил громко, наверное, для того чтобы до меня наконец-то дошло, – можешь или нет? – и сам ответил, – нет, не можешь. Не можешь и никогда не сможешь, пока не окажешься сам внутри такого Мира, пока не станешь его частью. Или им самим.

– Миром?

– Да, Миром. Чем же еще. Ты и сейчас представляешь собой целую Вселенную. Например, для микробов в твоем кишечнике нет другого Мира кроме того что ты им там предоставил. Или для атомов твоего скелета, – он похлопал меня лапой по ноге, – нет другой Вселенной, кроме твоей бедренной кости и они, эти атомы, смогут выйти за пределы твоего тела только в случае твоей смерти, – Артак вдруг засмеялся, – хе-хе, ну или если тебе оторвет ногу.

Я на всякий случай отодвинул свою ногу от лапы дракона, подумав что ему может прийти в голову мысль продемонстрировать процесс гибели целой Вселенной, путем отрывания мне этой самой ноги. Артак, прочитав мои мысли, громко засмеялся:

– Мне не может прийти в голову ничего, чтобы не пришло бы в голову тебе. Я – всего лишь твоя мысль. Твоя, – повторил он, – и ты мой создатель.

– Мало ли что может прийти мне в голову, – я тоже громко засмеялся.

– А как ты думаешь, что произойдет, если атом кальция из твоей бедренной кости наделить разумом, похожим на человеческий?

– Я… Я не знаю…

– Представь себе, что этот разумный атом, подчиняясь эволюции атомов кальция, решит развиваться, продвигать вперед науку, и эта самая наука рассчитает математически, что за пределами бедренной кости есть еще много интересных мест, где можно побывать, – Артак, похоже, был в прекрасном расположении духа, – например, в сырой земле, или в космической ракете. И разумный кальций вдруг покинет твою кость для исследования новых мест пребывания. Что будет с костью?

– Э-э-э…

– Ты заболеешь, – дракон кивнул утвердительно, – дырка в кости называется остеопороз, – он опять засмеялся, – заболеешь и сляжешь в кровать, а разумный атом так и не будет знать, что он наделал.

– Но он бы и так оказался в сырой земле, – я старался подыграть Артаку, – ведь после смерти моего тела, он там окажется сам собой, не так ли?

– Так ли, так ли, – дракон улыбался, – окажется. В свое Время. Лето приходит вовремя и не спешит обогнать весну. И ему ничего не надо было для этого делать, кроме как полюбить приютившую его бедренную кость и, если уж тяга к Знаниям настолько велика, заниматься именно ее исследованием. Ему совсем не надо было спешить выбраться наружу из бедренной кости. Ведь для настоящего Разума совсем неважно где ты находишься. Природа Мира одинакова, и исследуя себя самого ты вполне можешь познать весь Мир. Кстати, – дракон еще раз осмотрел меня с ног до головы, – это еще одно доказательство иллюзорности Пространства.

– Но мы сейчас говорим о других измерениях, о других Мирах, других Вселенных. Совершенно непохожих на этот трехмерный Мир. А атом может перемещаться лишь в трехмерной Вселенной, ведь так?

– Ну, – Артак неопределенно пожал плечами, – я бы на твоем место был осторожнее с атомами, – он заулыбался, – особенно в части их возможностей, которые человечество только начинает открывать.

– Ты прав, – я закрыл глаза и представил путешествующий между различными измерениями атом кальция. Дракон, как обычно, подслушивал мои мысли (да и мог ли не подслушивать – я не знаю).

– Да, да, – Артак вмиг стал серьезным, – и такое возможно. Поэтому и стоят черные дыры на страже Мироздания. Следят чтоб то что должно находиться тут – тут и находилось. А что должно перейти туда – перешло.

– И находясь тут, – я открыл глаза и посмотрел вокруг, – никак не понять что происходит там, – взглядом я показал на черную дыру, которая, казалось, была совсем близко от нас.

– Впрочем, – дракон тоже смотрел на водоворот материи вокруг черной дыры в центре японского зонта, – некоторые люди все же смогли кое-чего добиться и кое-что понять. Их мысли по какому-то чудовищному недоразумению попадали в другие Миры. Я говорю – по какому-то недоразумению, ибо сбоев в работе таких природных механизмов, как черная дыра просто не может быть. Скорее, это можно назвать мутациями, но не на уровне ДНК человека, а на уровне ДНК Вселенной. И эти общемировые мутации, конечно, очень необходимы и являются неотъемлемой частью дальнейшего развития.

– Что это за люди? – усмехнувшись, я посмотрел на Артака, – сумасшедшие?

– Сумасшедшие или гении, – просто ответил дракон, – скорее гении.

– А это не одно и тоже?

– Совершенно одно и тоже, – желтый зрачок радостно сверкнул, отражая огненно-красный звездный свет, – никакой разницы.

– Но почему одни находятся на вершине развития человечества, а другие в сумасшедших домах?

– Потому что первые увидели что-то, совпадающее с общим направлением развития человечества, как вида, то есть, как говорят, попали в струю, а вторые – противоречащее этому направлению. Однако, это совсем не умаляет достоинств ни первых, ни вторых. И только субъективная оценка большинства или общественное признание, что в принципе одно и то же, делает из сумасшедшего гения, не более.