Треснутое зеркало

– Почему некоторые из них, лишая себя многочисленных мирских услад, закрываются в монастырях, облачаясь в рясы? Нет, я не верю в то, чтобы нормальный мужик, пришедший с работы, съев свой честно заработанный ужин и хлопнув жену по пышному заду, вдруг решил, а не уйти ли мне в монастырь. И вот через некоторое время это уже не сосед Вася, а отец Василий со степенными манерами и приобретенной солидностью как в теле, так и в речах. Вот ты веришь в прозрение наркомана или вора, открывших в себе бога? В моих словах много богохульства или нездорового скептицизма, который недопустим в данном случаи? Но ведь это как минимум забавно, сегодня ты изнасиловал тринадцатилетнюю девочку, а затем после месяца тюрьмы даешь интервью какому-то провинциальному репортерешке, который забивает недостающие несколько тысяч слов в очередном выпуске газеты. И вот появляется статья о мученике, который полон терзаний, ведь вчера перед отбоем он вдруг открыл для себя бога. Это прозрение перевернуло его мировосприятие, и он уже не тот гад, который тушил бычки о гениталии девочки, а глубоко раскаявшийся грешник, пример для нас “заблудших овец”, работающих по шестьдесят часов в неделю и не уделяющих времени на спасение собственной души. В нем живет господь, а в нас искуситель, который требует гребаных утех, новый мобильник, одежку поприличней для жены и новый велосипед детям. Почему все так?

Гратко закончил так же резко как и начал. Опустил глаза, и даже не глянул на товарища. Словно он находился на исповеди, высказался, а наставлений ждать не стал. Семен хотел ответить, но понял, что ответа от него не ждут. Замялся. Какое-то время молчали, пока допивали уже теплое пиво.

– Ну, что пойдем?

Семен как-то нерешительно задал свой вопрос, глядя на задумчивое лицо собеседника.

– Да, конечно.

Через несколько метров Семен пожал руку товарищу и свернул на тенистую аллейку, ведущую к его дому, Иван же зашагал дальше сам. Проходя мимо церквушки с баллонами вместо колоколов, он надеялся еще раз увидеть священнослужителя, но дворик пустовал, а из открытых дверей слышалась музыка и пение большого количества человеческих голосов. Непонятный соблазн зайти внутрь охватил Гратко, он даже сделал несколько шагов в сторону церквушки, но затем резко повернул и зашагал прочь.

Замок привычно щелкнул, Иван открыл двери квартиры и зажег свет. Каждый день, возвращаясь с работы, он непонятно почему надеялся на какие-то изменения в обстановке. Он просто жаждал увидеть сдвинутые на пару сантиметров тапочки, или переложенную на другое место грязную рубашку или что-либо, что изменило свое положение за время его отсутствия, но… Но все упорно оставалось на местах. Гратко усмехнулся и направился на кухню, только теперь он вспомнил, что хотел зайти в магазин, так как холодильник пустовал еще со вчерашнего дня. Но вновь выходить на улицу пусть даже за съестным психолог не захотел. Ужин оказался аскетичным: корка засохшего хлеба и чашка полусладкого кофе.

Иван лежал на кровати, глядя на свет уличного фонаря, который заливал потолок его спальни. То ли кофе действовал на его организм, то ли голод, но спать не хотелось. Он более часа изучал узор на потолке, стараясь уловить нить всевозможных мыслей, которые хаотично метались в голове.

Он ничего не сделал из того, что запланировал еще в кабинете. Перед тем как оказаться в кровати он в ванной долго изучал трещину, затем положил руки на зеркало, и даже снял его с гвоздя, но так и держал над раковиной. Держал до тех пор пока не заболели плечи, еще бы минуту и он уронил бы его на пол, и быть может одной проблемой стало меньше, но руки сами осторожно навесили зеркало снова на гвоздь. Иван выругался и решительно направился к небольшой кладовке. Пока пересекал коридор и комнату родительской «хрущевки», убеждал себя в том, что зеркало ему еще пригодится хотя бы для поддержания собственного эстетического вида.

«А как бриться? А как расчесываться? Вот завтра же, хотя нет, после получки через неделю, зайду на рынок и куплю новое зеркало в ванну и тогда, это выброшу!» – уговаривал он себя.

Иван решительно распахнул двери кладовки. Взгляд взметнулся по полкам и заметил край картонной коробки. Та выглядывала из-за пакета со старым спортивным инвентарем. Нужно было протянуть руки и взять ее. Не требовалось времени на поиски, не нужен был стул. Вот она. Коробка с прошлым. Стоит на том же месте, куда он ее поставил год назад. Ничто в кладовке, да что в кладовке, в квартире, в целом мире не мешало ему, снять ее и вынести на свалку. Боковым зрением он даже заметил жидкость для разведения костров, которая хранилась тут с очередного пикника.

«Тебе даже не нужно туда заглядывать, ведь за год, что бы там не лежало кроме фотографий совместной жизни, это тебе не нужно!» – логично рассуждал Гратко. – «Бери ее сейчас, бери эту жидкость и неси все на свалку, облей и спали, если не зеркало так коробку! Начни с чего то! Действуй!»

Иван не шевелился еще несколько минут, пока не затекла шея, стоять с высоко запрокинутой головой. А затем его руки аккуратно, закрыли дверцы шкафа, словно он боялся потревожить мирно спящее дитя, имя которому «прошлое».

И вот теперь психолог лежал в кровати и смотрел в потолок, пытаясь то ли заснуть, то ли навести порядок в мыслях. Считать баранов не получалось. Тогда он решил прибегнуть к проверенному способу. Отвечать на вопросы, на которые в принципе не существовало ответов. Еще в детстве он задал себе один простой, как ему казалось, вопрос о том, зачем люди живут?

Только с возрастом он понял, что последние три тысячи лет все великие мыслители только и делали, что пытались ответить на это. Тогда же он с легкостью ответил. В период одиннадцати лет Ваня решил, что хочет получить на день рождения железную дорогу. С этими мыслями он продолжал жить до знаменательной даты. После, когда железная дорога была добросовестно разобрана до болтика, вопрос о смысле жизни вновь начал тревожить его разум. Тогда все уперлось в поездку на море, где он до того момента не был ни разу. И так до бесконечности, он жил ради какой-то простой цели, которую затем сменяла другая, третья, четвертая, вплоть до старших курсов вуза. Затем все это исчезло за вереницей “взрослой” жизни, и вот теперь этот риторический вопрос встал перед ним снова. Иван, лежа в темноте, попытался сформулировать свой нынешний ответ – что держит его тут? Жить ради детей, построенного дома и выращенного дерева? Это как шпаргалка для людей, лишенных фантазии, жить ради других – глупо и несовременно. Так ради чего? Чтобы оставить после себя след? А нужно ли это ему, чтобы кто-то заметил его след, ведь, по сути, Ивану абсолютно все равно, что будет потом. Так что заставляет его каждое утро через силу идти на роботу, встречаться с ужасными вещами, от которых просто хочется блевать? Что заставляет его выслушивать нотации начальства за мизерные подачки государства, которых хватает лишь на то, чтобы утром хватило сил дойти до работы? Зачем все это? Зачем? Страх!? Этот неожиданный ответ возник из ниоткуда. Да, страх! Именно, страх! Только перед чем? Перед тем, как в одно прекрасное утро планета Земля не досчитается в живых еще одного обитателя, или начальство на утрешнем рапорте не увидит его лица, или продавщица в ближайшем магазине продаст на одну булку хлеба меньше? Так за это можно не беспокоиться равновесие жизни не пошатнется ни на миллиметр, о нем вспомнят буквально на пару секунд, чтобы сказать: “Вот, блин, а вчера он выглядел нормальным. Я еще с ним разговаривал”. И все. Большего не жди. Да, и ему в тот момент уже будет все равно. Тогда чего он боится, если жить стало просто лень? Боится ли он того, что ждет его потом? А есть ли то потом? А нужно ли его бояться? Иван понимал, что простой детский вопрос вытянул за собой на свет много непонятного, на что никто не мог ответить. И в тот же момент он вновь возвращался к тому, чтобы хоть что-то удержало его на этом свете. И так, прячась за стеной мыслей, к нему пришел долгожданный сон.

*-*-*

Утро началось, как и вчера, только теперь в голове вертелся на один неразрешенный вопрос больше. Иван вышел из подъезда и прищурился от лучей раннего утреннего солнца. Пятница, очередная пятница, сколько подобных он пережил за последний год. Пятницы, четверги, понедельники, которые были похожи один на другой, как две капли воды. Они создавали иллюзию нескончаемого дежавю. Эта цикличность действовала на нервы лучше любой камеры пыток, разлагая мозг на кашу, не способную не то, что генерировать какие-то мысли, а просто оставаться сами собой. Ваня направился к газетному ларьку, делая небольшой круг по пути на работу. Он не читал газет, относя их к разряду напечатанных сплетен и перекрученных фактов, для повышения тиражей и привлечения денег рекламодателей. Но в это утро он все-таки купил свежий номер городского вестника. Просмотрел обложку, на которой среди огромных букв липовых сенсаций и громких новостей, была небольшая сноска на пятую страницу, о зверском убийстве беременной учительницы. Сегодня это была лишь только пятая страница, но что-то недоброе подсказывало, что скоро первая страница любого печатного издания области будет посвящена их команде. Откуда у него появилось такое предчувствие, Иван не знал, но и полностью избавиться от этих мыслей не мог. Гратко открыл газету и пробежался по статье глазами.

Журналист рассказывал о страшной находке, не стесняясь вставлять собственные догадки и поливая грязью милицию за полную профнепригодность. Он приводил массу заплесневевших фактов вплоть до одиннадцатого века о том, что подобные убийства, как правило, остаются не раскрытыми, и завершал свой опус очередной нотой негодования в сторону правоохранительных органов. Иван никогда не причислял себя к защитникам правопорядка, и его не задевали такие нападки, но побывав на месте преступления и зная, что зацепиться действительно не за что, мысленно причислил этого журналюгу к враждующему клану.

Ваня скомкал газету и выбросил ее в первую попавшуюся урну. Только теперь заметил, что на автопилоте, читая статью, прошел большую часть пути. Сейчас он находился рядом со знакомой обителью божественного духа. Гратко непроизвольно всматривался в окна здания, в котором почитался лик божий. На порог вышел все тот же мужчина, который вчера красил опоры для колоколов. Их взгляды встретились, и голова священника кивнула приветствие. От такого поворота событий Иван вздрогнул, но на приветствие ответил кивком, затем ускорил шаг, пытаясь избавиться от ощущения, что за ним внимательно наблюдают.

Иван вошел во двор розыска и вновь наткнулся на беременную дворнягу. Сегодня она казалась толще. Гратко прогнал от себя эти мысли, понимая, что за сутки такой разницы невозможно заметить. Но глаза не хотели соглашаться с разумом и видели то, что беременная сука стала толще. Она вновь пристально смотрела на человека, выворачивая душу наизнанку взглядом черных глаз, и вильнула хвостом. Иван вздрогнул и отвел глаза в сторону, собака то ли зарычала, то ли кашлянула. Глаза мужчины вновь встретились с ее. Если с самого утра на душе было тревожно, то теперь стало омерзительно. Гратко решительно обошел животное и зашагал к двери, поймав себя на том, что ощущает на себе чужой пристальный взгляд.

Дежурный на входе кивнул. Иван ответил на приветствие и зашагал к своему кабинету. Чья-то заботливая рука воткнула в дверную щель чуть выше замка конверт. Гратко взял послание, вошел в кабинет, уселся и достал из конверта фотокарточки с места преступления. Долго смотрел на лицо девушки и не мог понять, что его беспокоит. Она была красива, и даже мертвой она не потеряла своей привлекательности. На ней почти не было косметики, глаза закрыты. Казалось, Иван рассматривает снимки в каком-то глянцевом журнале, если не обращать внимания на синяки на шее жертвы. Глаза снова и снова всматривались в снимки, но найти причину того, что кажется ему неправдоподобным, Иван не мог. Сколько он так просидел Гратко не знал, но только через какое-то время раздался телефонный звонок.

Психолог вздрогнул, схватил трубку. Секретарь уведомила о совещании через двадцать минут в кабинете полковника. В трубке послышались гудки, а Иван продолжал держать телефон возле уха.

– Итак, господа! Я жду от вас прозрений и блестящих открытий. Начинай Семен.

Они сидели вчетвером: сам Кролевич, Семен, Виктор и Иван. Места распределили, как и на вчерашней промывке мозгов, и самое печальное с тем же набором фактов и версий. Семен, пару раз кашлянув, начал что-то доставать из папки.

– Мы получили результаты вскрытия, медэксперты не обнаружили следов химических веществ. Ее не усыпляли и ничем не травили. Женщина скончалась от удушения, на виске слева присутствует гематома. Вероятнее всего, нападавший ударил девушку в висок, а затем накинул удавку. Под ногтями ничего нет. Следов побоев, кроме указанных, нет. Следов изнасилования нет. Волосы приклеены обычным суперклеем, который можно купить в любом ларьке. По ошейнику тоже ничего нет, самая дешевая версия, отследить невозможно. Вот в принципе и все, что мы имеем.

Семен виновато опустил голову, ожидая шквала негативных эмоций, но полковник молчал, медленно покрываясь красными пятнами. Взгляд Николая Львовича тяжелел, пригибая к столу головы подчиненных.

– У кого-нибудь появились какие-то новые версии или предположения за минувшую ночь? – Кролевич, в который раз обвел всех взглядом.

Все молчали и старались не встречаться с глазами начальника. Действие, разворачивающееся в кабинете, было подобно сложному уроку в средней школе. Когда учитель-садист, буравя взглядом притихший класс, пытается найти камикадзе, который пойдет отвечать домашнее задание. При этом он иногда поглядывает в открытый журнал, бормоча себе под нос фамилии учеников в алфавитном порядке.

Кролевич остановился на Иване, который немигающим взглядом пытался проникнуть сквозь стену.

– А что наш психоаналитик молчит? – мерзкая улыбка заиграла на лице полковника. – Может, у вас появились новые более фантастические идеи или даже версии, мы с удовольствием послушаем их.

Глаза Вани стали осмысленными. Глянул на начальника, и улыбка на лице последнего сошла. Тот попытался пересмотреть подчиненного, но вздрогнул так, словно открыл окно морозным утром. Кролевич не выдержал и отвернулся.

– Убийца ездит на фургоне!

Эти слова вырвались изо рта Ивана неожиданно даже для него самого. Язык опередил мысли. Гратко растерялся. Все удивленно уставились на парня, тот обвел присутствующих взглядом и к большому удивлению не заметил ни одной ехидной улыбки.

– Вы обратили внимание на одежду убитой? – Иван заговорил. Точнее мыслил вслух, внимательно слушая каждое слово. – Легкое летнее платье, немного бесформенное, как и у всех беременных, но оно осталось чистым. То есть на нем не было пыли и грязи из той трансформаторной будки. Значит, ее ударили, поймали тело, положили на чистый предмет, и затем проделали все остальное! Даже очень сильный человек не сможет душить и одновременно держать тело девушки, чтобы оно не коснулось земли. Значит, душил он ее в машине, но это снова риск, а главное неудобно. Скорее всего, убийца оглушил жертву, затем перетянул ее в фургон, где оказался в полной безопасности, и уже там спокойно закончил. Затем вернулся на место водителя, привез тело ближе к дому жертвы. Аккуратно положил девушку на камни и…

Иван снова мысленно оказался там, в трансформаторной будке.

«Что ты сделал еще?» – Гратко мысленно спросил в пустоту. Уверенность в том, что убийца сделал что-то еще, чего никто пока не заметил, крепла в психологе с каждой минутой. Это что-то было и на фото, на которые он пялился полдня, и чего так и не увидел. Иван, что называется завис, и никто из присутствующих не осмелился вывести его из этого состояния. Гратко вздрогнул, моргнул. Внимательно оглядел присутствующих пытаясь понять, как восприняли его слова остальные. Все молчали. Изучая их задумчивые лица, он понял, что в этот раз его не поднимут на смех.

– Тогда начнем просматривать базу данных ГАИ? – Семен нарушил всеобщую задумчивость и уже напрягся для того, чтобы встать со стула.

– Бесполезная работа! – отрезал Иван.

Психолог потерял свою мысль о том, что пропустил какую-то значительную деталь, и переключился на дальнейшее обсуждение.

– Таких машин в городе как минимум тысячи три, можно конечно проверить все, но шансы на успех почти нулевые. И не факт, что машина зарегистрирована в нашей области, а это значит, что наши поиски увеличатся раз в сто, как минимум.

– Что тогда предлагаешь? – полковник, казалось, забыл свой недавний сарказм и с надеждой смотрел в лицо Ивану.

– Ждать и надеяться на удачу, – глаза парня превратились в лукавые щелки, а на губах появилась злая ухмылка.

Это произвело эффект, как хлопок в ладоши опытного гипнотизера, после которого все просыпаются ото сна. Последняя фраза снова нагнала красные пятна на лицо начальства.

– Чего ждать?!

Кролевич ударил ладонью по столу, тяжелое пресс-папье подпрыгнуло на сантиметр.

– Ты что хочешь сказать, что у нас завелся маньяк? – спросил полковник, шепотом произнося последнее слово.

Двое коллег Ивана потупили взгляды. Начальник озвучил самые гадкие предположения всех присутствующих. Каждый в этой комнате, имея определенный опыт работы в розыске, уже прикидывал, как худший вариант развития событий, серийность. Теперь же начальник стал той “вороной”, которая накаркала худшее.

Иван не отвечал, он все также ухмылялся, и казалось, полностью отключился от мира сего. Кролевич переключился на остальных, решив, что от психоаналитика больше ничего не добьется.

– Так, слушай мою команду, никакого общения с прессой, никаких неосторожных, а главное необдуманных заявлений. Главная версия та же – группа пьяных отморозков затащила девушку себе в машину, и задушила. Сдадите все свои дела и занимаетесь только этим убийством, и запомните, что в ваших интересах, чтобы найти виновных. Все! Свободны.

Иван возвращался к себе в кабинет с задумчиво-отстраненным видом. Это собрание не принесло ни крохи новой пищи для мозга. Ни одной зацепки. Был труп красивой девушки, находящейся на восьмом месяце беременности и все. Выдвинутая Иваном теория о наличии фургона у преступника, казалась теперь лишь логической выдумкой.

Иван вздрогнул и остановился. Эта мысль казалась не выдумкой, это прозвучало, как план. Так бы поступил он, если бы захотел убить. Ваня точно не знал, как он бы заманивал девушку к себе в машину, но делал бы он это в фургоне. Максимум удобств, минимум риска. Как же все обстояло на самом деле, покажет время. А пока единственным правильным решением оставалось ждать и надеяться на то, что в следующий раз, а он, непременно, должен произойти, убийца допустит ошибку.

Иван относил таких людей к роду наркоманов, которые один раз убив, становятся зависимыми. Они не могут существовать без этого. Им жизненно необходима та боль, то страдание, та беспомощность жертвы.

Иван подошел к кабинету, ключ сделал полных два оборота и полумрак небольшой комнаты поглотил человека. Тот не стал включать свет и раздвигать шторы, закрыл за собой двери и почти в полной темноте дошел до кресла. Фотографии, которые он оставил на столе, так и лежали веером, только картинки на них не было видно. Пялиться дальше в снимки было бессмысленно, пока что он не замечал того, что хотел сказать убийца. Но не было и сомнений в том, что тот хотел что-то сказать, а главное уже сказал. Иван закрыл глаза. Казалось, еще немного и он услышит крики девушки. Стоп. А были ли крики? Этот вопрос возник только сейчас. Душила ли сволочь жертву в бессознательном состоянии или дождалась, когда та придет в сознание? Иван не мог этого объяснить, но в тот момент он улыбнулся. Улыбнулся не от радости, а хищно, обнажая левый ряд зубов. Он знал ответ на свой вопрос, и это его тешило. Конечно, убийца дождался пока девушка придет в себя.

Тот урод сидел в полумраке фургона и смотрел, как сознание медленно возвращается в тело жертвы. Он улыбался, потирая руки и сдерживая дрожь в коленях от нетерпения, предвкушая забаву и истинное наслаждение, в сравнении с которым, секс был сродни профилактическому массажу в местной поликлинике. Вот она застонала, поджала ногу, в этот момент легкое платье было уже на уровне пояса, демонстрируя не совсем эротичное, но удобное, белье беременной. Вот она застонала громче, приподняла голову. На виске слева ужа появилась гематома. Быть может, жертва даже дотронулась до ушиба. И вот она открывает глаза, и пелена сна в них сменяется занавесом страха и непонимания. Она глотает воздух, пытаясь вспомнить события прошедших нескольких часов, в глазах уже пылает полноценный ужас, и жертва пытается закричать.

Иван вздрогнул, холодный пот покрывал его тело, руки дрожали, а во рту пересохло так, что язык прилип к небу. Что это было? Сон? Неужели он заснул? И что тогда его разбудило? В этот момент в двери постучали вновь.

– Да, – откликнулся Ваня.

Двери приоткрылись, стучавший опешил от полумрака и не спешил входить.

– Кто там? Входите!

Двери открылись шире, на пороге стояла Лилия. В руках она держала швабру и ведро.

– Все уже разошлись, я подумала, что давно тут не мыла пол, кабинет постоянно закрыт. Я помешала? – спросила она. – Можно включить свет?

– Да-да, то есть включи, но ты не помешала, я тут задумался просто.

При щелчке выключателя, Иван вскочил с кресла, осмотрел кабинет в поиске забытых вещей.

«Неужели ты заснул?» – спрашивал себя психолог мысленно. – «Хорош работничек, мало того, что проспал весь день, так тебя никто и не хватился! У вас убийство, все отделение на ушах, у всех задницы в мыле, а ты спишь с обеда до вечера, и этого никто не замечает! Что бы это значило? А? Догадываешься? Есть этому правильный психологический термин, когда сомневаешься в необходимости собственного дела?»

Лиля тем временем подняла единственный стул, подготавливая небольшую площадь комнаты к уборке. Иван же все еще стоял оловянным солдатиком, глупо оглядываясь по сторонам.

– Это она?

Вопрос уборщицы заставил его вздрогнуть.

– Что?

Иван проследил за взглядом девушки, и теперь тоже смотрел на верхнее фото. На нем – лицо девушки, и как бы сказали критики, фотографу особенно удалось передать цветовую гамму синяков на шее жертвы.

– Красивая, – задумчиво проговорила Лиля.

Иван сглотнул и посмотрел на уборщицу. На миг ему показалось, что шрам на лице девушки шевелится сам по себе. Словно эта белая сороконожка сжимает и шевелит своими лапками-морщинками. Словно какой-то паразит пытается залезть в голову Лиле. Он проталкивается сквозь маленькое отверстие где-то на виске девушки, и у него это получается.

– Жаль, конечно, – добавила уборщица.

Иван сглотнул. Обошел Лилю и вышел за порог кабинета.

– Я, наверное, пойду, – попытался уйти психолог. – Ключ тебе оставлю, а ты потом дежурному отдашь?

– Я быстро, что тут мыть, – она улыбнулась, поворачиваясь к нему стороной без шрама.

Этой улыбке Иван не смог отказать. Девушка тем временем, ловко натянула полупрозрачные медицинские перчатки. Поймала удивленный взгляд психолога.

– Это я у экспертов целую пачку взяла, все равно через начальство не выбьешь для уборки, а эти даже лучше, плотнее на руке сидят, почти не мешают.

Иван только кивнул. Лиля тем временем утопила тряпку в ведре, отжала и стала мыть пол. Гратко невольно засмотрелся на наклонившуюся девушку. Даже под синим рабочим халатом уборщицы, ее фигура пробуждала совсем «не чистые» помыслы.

– Я водичку сменю, еще буквально пять минут, и все.

Иван вздрогнул, а девушка бросила на пол отжатую тряпку и оперла швабру на стену. Она прошла мимо психолога и зашагала в туалет с ведром грязной воды. Гратко мотнул головой. Ему нужно было поспать, и поспать нормально в кровати, всю ночь, а не изучать потолок до четырех утра, а затем проваливаться в сонную бездну прямо за столом. А еще его почему-то привлекла отжатая тряпка на полу. Он сам и довольно часто, как для холостяка, мыл полы у себя дома, но такого идеально скрученного валика у него никогда не получалось. Иван настороженно глянул в сторону коридора, где за дверьми мужского туалета скрылась Лиля, и шагнул в свой кабинет на влажный пол. Он присел над тряпкой, словно это была мина, с тикающим таймером, и медленно протянул руку. Зачем он это делал? Ваня не понимал. В последнее время он сам себя удивлял.

Подрагивающая кисть опустилась на скрученный валик. Пальцы надавили на ткань, мягкой податливости Иван не почувствовал. Скорее он ощущал разбухший от воды кусок древесины. Он услышал, как кто-то приближается по коридору и вскочил на ноги. За спиной звякнуло ведро.

– Лиля, извини, я совсем забыл, мне фото надо вернуть, я вот зашел, – затараторил Гратко.

Он выскочил из кабинета.

– А фото? – спросила девушка, когда психолог уже стоял рядом с ней.

Фото с красивой задушенной девушкой по-прежнему лежали на столе.