Лытдыбр. Дневники, диалоги, проза

Не претендуя на статистическую достоверность своих наблюдений, отмечу, однако, цифру. Из четырёх израильтян, чьими именами была подписана статья в “Вестях” 1992 года, по состоянию на конец декабря 2002 года жить в Обетованной остаётся один. Самый, замечу, старший из нас четверых и первым из всех (чуть ли не в 1988 году) в Израиль приехавший. Не скажу за всю алию девяностых (так как не располагаю цифрами), но по субъективному моему ощущению, с целевой аудиторией статьи “Как мы пели за деньги” произошла примерно такая же история. Под “целевой аудиторией” я понимаю не весь миллион с лишним приехавших из СНГ в Россию в первой половине девяностых, а вполне конкретную (и, вероятно, узкую) прослойку молодых профессионалов в возрасте от 23 до 35 лет, с нормальной специальностью и хорошим ивритом. Прослойку, которая, в общем-то, оказалась в Израиле вполне успешно устроена и востребована сразу по приезде.

Я не говорю о “социальных случаях” – репатриантах в возрасте за 45, которые после нескольких лет мытарств в Обетованной вернулись бедствовать в Россию от невозможности найти в Израиле работу или выжить на пособие. Среди моих русско-израильских знакомых в этой возрастной категории “ре-репатрианты”, они же йордим, сколько-нибудь заметной доли не составляют. А говорю я как раз о тех своих сверстниках, которые в начале 1990-х выводили чёрной икрой поверх красной девиз: “Жизнь удалась”, снисходительно пролистывали в местной прессе раздел новостей с “доисторической родины” и вальяжно подкармливали ресторанными ужинами заезжих московских коллег, полагая их бедными и голодными. Мы свято были уверены тогда, в первой половине девяностых, что в Израиле всё у нас сбылось, что тут мы пустим корни, наплодим детей, и здесь же они нас со временем похоронят. И если во второй половине девяностых мы двинулись стройными рядами обратно в Россию (вариант: в Европу, Америку, Канаду), то случилось это отнюдь не от безработицы, скромного размера выплачиваемых пособий или “иврит катан”.[56]

Оперируя аналогией из советских времён, мы вернулись в Россию по тем же самым причинам, по каким возвращается в Москву выпускник московского вуза, отбыв несколько лет по распределению в Бийске или Кемерове, сделав фантастическую, по бийско-кемеровским понятиям, карьеру. “Ну почему, почему ты едешь? – пытаются понять его порыв остающиеся в Кемерове (Бийске) начальники, сослуживцы, друзья, любовницы, невесты. – Ты же здесь добился всего, о чём мы даже не мечтали. В Москве ты никогда не получишь должности главврача облздрава, не станешь главным архитектором города, не возглавишь губернаторский предвыборный штаб”… А он и не спорит, только улыбается загадочно. Потому что он уже понял то, чего не поняли они. Или думает, что понял. А на самом деле он – заложник своих неуместных амбиций. Но факт остаётся фактом: он садится в самолёт и летит в Москву.

Отток из Израиля профессионалов международного класса в таких областях, как программирование и компьютеры, современная музыка, неивритская журналистика, бизнес и финансы, – процесс совершенно неизбежный, с учётом таких объективных обстоятельств, как размеры страны, географическое её расположение, структура и состояние экономики. Процесс этот не с нашей алией начался, мы тут только часть общенациональной (чтобы не сказать общемировой) тенденции. Офра Хаза, Джерри Левин и Яаков Агам тут такие же показательные примеры, как Максим Леонидов, Михаил Козаков и создатели “Би-2”. Большая проблема Израиля состоит в том, что многие местные уроженцы, вслед за покойным Ицхаком Рабиным, склонны рассматривать эту объективную реальность в гормонально-пафосных терминах, видеть в уезжающих “предателей”, “отрезанный ломоть” и чуть ли не врагов народа. Такое отношение знаменует впечатляющий триумф провинциальных комплексов над пресловутым еврейским здравым смыслом, победу истерического ура-патриотизма над трезвым прагматизмом, позволившим еврейскому народу выжить и сохраниться на протяжении двух тысячелетий в рассеянии.

Люди, уехавшие из Израиля, на самом деле являются не столько “врагами” и “предателями”, сколько проводниками израильских интересов в тех странах, где официальная дипломатия пока никаких впечатляющих успехов не добилась, несмотря на сотни миллионов долларов, исправно выделяемых из года в год на поправку имиджа и столь же исправно “осваиваемых” устроителями посольских и сохнутовских фуршетов. Каждый “йоред”, сделавший удачную карьеру, будь то в Москве, Милане, Нью-Йорке или Лондоне, на практике может быть полезен Израилю куда больше, чем пресс-атташе посольства в том же городе, со всеми его пресс-релизами, брифингами и контакт-листами. Эта простая мысль, вероятно, куда более очевидна для представителей “нашей” алии девяностых, носителей постсоветской космополитической ментальности, чем для местных уроженцев и иных старожилов, не способных поступиться принципом “ха олам куло негдейну”.[57]

В этой связи я смею надеяться, что кто-нибудь из “русских” представителей в будущем кнессете поставит, наконец, на повестку дня израильского законодателя хотя бы такую мелочь, как вопрос о предоставлении всем гражданам Израиля, независимо от места их нынешнего пребывания, права голосовать на выборах. Права, которое россиянами, американцами, итальянцами, бельгийцами, немцами, канадцами или французами воспринимается как нечто само собой разумеющееся: не лишать же гражданина страны одного из основополагающих конституционных прав просто за то, что он посмел работать и жить за границей!.. Израильское табу на избирательное право для “йордим” – постыдный пережиток однопартийного маарахного правления и мировоззрения – давно должно было быть пересмотрено, если не из соображений юридических, то хотя бы в силу его явной непристойности.[58]

[1994. Из армейского дневника]

Прошлое больше не кажется сном – ни сладким, ни otherwise. Вообще всякая способность оценивать образы и как-то к ним относиться – медленно отступает.

Глава третья

Кто придумал Рунет

Арсен Ревазов. Несколько эпизодов с Антоном Носиком в главной роли

Эпизод первый. Москва. 1999 год Кому принадлежит интернет?

У кого-то заканчиваются лихие девяностые. У нас надувается великий пузырь интернет-компаний. Двукратный годовой рост доткомовской компании в год считается скромным, почти лузерским. Вся просвещённая публика офигевает от интернета как от явления. В бизнес-журналах публикуются захватывающие дух статьи про новую экономику. Время славы и восторга. До того, как пузырь начнёт лопаться, ещё долгих 11 месяцев. В “Балчуге” проходит одна из первых в Москве конференций про интернет. Слушают инвесторы. Выступают интернет-гуру образца 1999 года. Всё выглядит очень по-взрослому. В соседнем зале – очередная конференция стоматологов, которым впаривается какое-то оборудование для протезирования. Мы смеёмся, что в “Балчуге” на одном этаже представлены две успешных экономических модели: новая и старая. Стоматологи уже что-то слышали про интернет – и в совпавшем перерыве группой подходят к группе интернетчиков. Один из них обращается к Норвежскому Лесному, воплощению Иисуса Христа из рок-оперы “Джизус Крайст Супер Стар”: правильная борода с усами, длинная рубаха и страдающий взгляд. Лесной смотрит всепонимающими глазами на подошедшего к нему стоматолога. Мы знаем, что этот взгляд означает: “зря ты ко мне подошёл, добрый человек”. Но стоматолог не знает. Он спрашивает, обращаясь к Лесному, но почему-то во множественном числе:

– Пацаны, я так понял, что вы из интернета?

Лесной складывает руки на груди и страдальчески кивает.

– Слушай, а кому этот ваш интернет принадлежит? Кто тут главный?

Лесной не задумываясь, точным движением руки указывает на Носика, который в это время что-то разъясняет инвесторам, и говорит коротко и внушительно:

– Ему!

Группа стоматологов в благоговении затихает и смотрит на Антона. Если человек, похожий на Иисуса Христа, говорит, что интернет принадлежит еврею в кипе, значит, так оно, скорее всего, и есть.

– А лет-то ему сколько? – спрашивает самый недоверчивый из стоматологов.

– Тридцать три, – вновь кратко отвечает Лесной.

Группа уже в остолбенении переводит взгляд с Лесного на Носика, с Носика на Лесного и постепенно отходит, перешёптываясь. Один из них возвращается и осторожно спрашивает у Лесного, указывая головой на Носика:

– А где он учился?

– У вас, – по-прежнему лаконичен Лесной, которому весь этот разговор с самого начала неинтересен.

– Как – у нас? – начинает выпадать в осадок стоматолог. – Где – у нас?

– В стоматологическом, – мрачно уточняет Лесной, – вот он подтвердит, – и кивает на меня.

– Не может быть! – хватается за голову стоматолог.

– Может, – вполне дружественно объясняю я. – Лечфак ММСИ. Выпуск 1989 года.

– И он главный в интернете? – переспрашивает меня стоматолог.

– Он, – решительно заявляю я.

– А как его зовут?

– Антон Носик.

– И это нормально?.. – спрашивает стоматолог уже сам себя и, покачивая головой, возвращается к своим коллегам и протезной презентации.

Эпизод второй. Москва. 1982 год Первая встреча

Мы познакомились с Антоном на лабораторной работе по бионеорганической химии.

– Сколько надо капать этой херни? – проявляя формальный интерес, устало спросил у меня студент с большими грустными глазами.

– Долго. Пока не посинеет. В этом фишка буфера: льёшь в него щёлочь или кислоту, а pH не меняется. Это вы сейчас буферные свойства крови изучаете.

– Раз ты разбираешься в свойствах химических буферов, значит, ты умеешь играть в преферанс, – предположил студент, непринуждённо сменив тему.

– Умею, – сказал я. – А что, есть компания?

– Сейчас образуется, – уверенно ответил он. – А есть тут где собраться?

– Чердак подъезда напротив вполне обжитой. И не пыльный. А карты у твоей компании есть?

– Есть и карты, и бутылка Плодововыгодного. Пошли!

Через полчаса Антон, пара студентов из его группы и я рассаживались на раздолбанных табуретках вокруг стола-ящика. Антон высунулся из круглого окна чердака и удовлетворённо засунулся обратно.

– Лучший вид на этот город.

Из окна виднелся Кремль с соборами.

– Если сесть в бомбардировщик, – механически ответил я.

Антон кивнул, мы пустили бутылку по кругу и сдали до туза.

На следующий год я поступил в ММСИ, оказавшись на курс младше него. Следующие шесть лет мы виделись по несколько раз в месяц в перерывах между лекциями и семинарами. Время от времени пили, время от времени играли в преферанс, обсуждая студенток и преподавателей.

Эпизод третий. Иерусалим. 1992 год Бибиэски и Телнет

В 1990 году мы независимо друг от друга оказались в Израиле: я в Беэр-Шеве делал PhD, а Антон с феноменальной скоростью становился звездой израильской журналистики. Первая его статья была написана и опубликована на второй месяц его пребывания в Израиле. Причём написана она была по-английски, а опубликована в Newsweek. Вслед за этим он написал несколько статей для “Маарива” на иврите. Специализировался он на алие и её проблемах. И когда “Маарив” решил сделать русскоязычную газету, Антон самым естественным образом занял в ней место главного колумниста. А поскольку он ещё с конца 1980-х освоил компьютеры, то именно он помогал израильским айтишникам в “Маариве” наладить русификацию издательской системы.

Антон уговаривал меня бросить провинциальную размеренную академическую карьеру и переехать в Иерусалим. В июне 1992 года, чтобы показать мне Город воочию, он пригласил меня провести в Иерусалиме выходные.

Я вошёл в маленькую прокуренную спальню по адресу Метудела, 28 и увидел IBM PC AT, активно работающий в отсутствие хозяина (компьютер пытался дозвониться кому-то по модему, шипел, ругался и снова пытался дозвониться). Его клавиатура была неаккуратно посыпана пеплом, а на стенках монитора коричневели три-четыре раны от шальных сигарет.

Буквально за месяц до этого дрожащими руками я распаковывал свой первый компьютер, новенький Мак-Классик, и до сих пор бережно сдувал с него пыль.

Я с интересом стал изучать автономно пикающий и жужжащий IBM PC AT изнутри. Он был настолько давно лишен кожуха, что кожух даже не валялся рядом. Возможно, остался на прошлой квартире. Или как-то сам собой потерялся.

– Что он у тебя делает? – кивнул я на комп.

– Дозванивается по бибиэскам, но, как правило, отваливается, – мрачно объяснил Антон и выключил модем.[59]

– А что такое бибиэски?

– Такие же компьютеры, подключённые к модемам.

– А что можно делать, дозвонившись?

– Не знаю. Письмо оставить. Файл скачать.

– И твой компьютер тоже бибиэска?

– Пока меня нет дома, он – бибиэска.

– Странно. Я из своего компа захожу на сервер университета, и там у меня всё есть: и почта, и файлы всякие. Игрушки. Книг много, английские в основном. И чат есть онлайновый в Телнете, я по нему с друзьями из Штатов общаюсь. И дозваниваться надо только до самого сервера.

– Что? – сказал Антон. – У тебя есть свой аккаунт? И свой e-mail?

– Ну да, – ответил я. – Университетский, [e-mail].

– И ты можешь дать логин с паролем от своего аккаунта? – не поверил Антон.

– Какие проблемы? Могу дать всё. И телефон, по которому звонить, и логин, и пароль.

После того, как я сдал пароли-явки, Антон был потерян для общества на все выходные. Он погрузился в Телнет, как в новую вселенную, а я пошёл общаться с его иерусалимскими друзьями – Арканом Каривом и Демой Кудрявцевым.

Интернетом назвать эту вселенную было нельзя. Во-первых, не было языка разметки страницы HTML. Во-вторых, не было знакомых URL, начинающихся с http://www.etc. В-третьих, не было браузера. Никуда нельзя было кликнуть мышкой, и все команды надо было вводить руками. Но почта, онлайновые чаты, подписка на новости всех мастей и скачивание самых разных файлов, включая какие-то книги, – всё это было доступно. Носик влюбился в университетский Телнет и забросил свои бибиэски. Так мы оба оказались тогда в интернете, сами ещё не зная, что это называется именно так.

Эпизод четвёртый. Тель-Авив. 1995 год “Депортация новых репатриантов с финансовыми проблемами”

Первым профессиональным контент-проектом Антона в интернете стал “Вечерний Интернет” – полный аналог ежедневной авторской колонки в газете, а по сути – классический stand alone блог. Название проекта, скорее всего, было навеяно не газетой “Вечерняя Москва”, к которой Носик относился так, как она того заслуживала, а газетой “Вечерний Тель-Авив”, в которой Антон, по моей просьбе, вёл авторскую колонку, основанную на истинных fake news в стиле первоапрельских шуток.

Концепция была в том, что человек, взявший газету в руки первый раз (а газета была новой), читал эту колонку, приходил в ужас и начинал звонить знакомым, спрашивая, в курсе ли они, что… (например, депортация новых репатриантов, вышедших за границы разрешённого банковского овердрафта, начнётся уже на следующей неделе; закон подготовлен министерством абсорбции по заказу банковского лобби; при этом Антон выражал неподдельное возмущение этим законом, проклинал и банки, и министерство, обещал лично оспорить этот закон в Высшем суде справедливости и сетовал, что на рассмотрение его жалобы уйдёт как минимум полгода-год: тут доставалось и израильской бюрократии). Постоянные читатели, которые уже знали, в чём дело, просто веселились. В общем, первоапрельские, комментированные Носиком, безумные новости круглый год. Он же сам обычно подбирал картинки, а часто сам эту статью и завёрстывал. Мы любовались скоростью, с которой страница появлялась на свет: 10 тысяч знаков связного, часто прикольного авторского текста за полтора часа, включая поиск картинки и вёрстку. Колонка была украшением газеты – к сожалению, недолгим.

Последний придуманный нами прикол выглядел так. Банк “Мизрахи”, абсолютно забывший о работе с новыми репатриантами, якобы решил резко увеличить число клиентов-репатриантов. Для этого он собрался частично компенсировать финансовые потери новых репатриантов на российских финансовых пирамидах, прежде всего на МММ. Концепция, разработанная мной и Антоном, была такая: раз репатриант вкладывал деньги в пирамиды, значит, они у него были. Следовательно, он успешен и доверчив – идеальный клиент для банка. Если вернуть ему, например, 30 % потерянных средств, он привяжется к новому банку всей душой. И Антон писал скептическую статью о банковском идиотизме и наивности, предсказывая, что сейчас из России в Израиль будут присланы десятки тысяч билетов обанкротившихся пирамид и перед отделением банка в Кольбо Шалом в Тель-Авиве (именно его мы выбрали в качестве жертвы) возникнут километровые очереди, после чего банку придётся срочно и с позором отменить свою маркетинговую программу. Антон с пафосом указывал на то, что банк даже не обеспокоился предъявлением доказательства принадлежности данных “пирамидальных” билетов конкретным репатриантам, и сетовал на банковскую доверчивость. Программа компенсации якобы должна была стартовать в воскресенье. Газета выходила в пятницу. Мы хотели с утра в воскресенье приехать к отделению банка, чтобы посмотреть, не подъедет ли какой идиот за компенсацией, но потом нам стало лень. И это нас спасло. Несколько десятков гневных звонков в редакцию с проклятиями за дурацкие шутки дали нам представление о силе печатного слова, пусть и малотиражного. Совершенно неясно, чем бы закончилось наше появление перед банком, тем более что Антона русскоязычные израильтяне хорошо знали в лицо.

К сожалению, эти приколы не помогли нашей бедной газете. Через пару месяцев я продал её за долги и уехал в Москву. Антон оставался пока в Израиле.

Эпизод пятый. Москва. 1999 год Дружба новостных площадок

В 1996 году он начал делать колонку в газете “Вести” под названием “Наши Сети”; это была первая в истории колонка, посвящённая интернету и интернет-проектам на русском языке. А в декабре 1996 года, по заказу “Ситилайна”, вновь начал делать “Вечерний Интернет”, уже в качестве обзора сетевых новостей. Писал Носик, как всегда, обо всём, что его интересовало, не особенно вникая в то, чем в данный момент интересуются остальные. Он считал, что остальные подтянутся. Разумеется, “первоапрельских” новостей он уже себе не позволял, всё делалось на полном серьёзе. “Вечерний Интернет” вывел его в интеллектуальные лидеры русского интернета, и дальше на него посыпались заказы.

В 1999 году ФЭП предложил ему создать и возглавить “Газету. ру”[60]. Носик пригласил делать дизайн Тёму Лебедева, программировал сайт Максим Мошков. Успех был невероятный, но через полгода ФЭП продал “Газету. ру”, а Носик начал делать “Ленту. ру”, тем же составом и с тем же успехом. Потом он консультировал “Медиа-Мост” в создании их первой интернет-медиа-структуры и помогал делать сайт ntv.ru. В этот момент, сидя, по сути, на трёх стульях, он сделал великое бизнес-открытие. Произошло это так.

– Гусь в бешенстве, – грустно сообщил мне Антон. – Говорит, что я сижу на трёх стульях. Предлагает определиться.[61]

Проблема была понятна. Новостные СМИ везде – в России, Америке и Европе – между собой конкурируют. Как за читателей, так и за рекламодателей. Причём самыми серьёзными конкурентами считают друг друга тематически близкие СМИ. “Ведомости” и “Коммерсантъ”. Daily News и Daily Mirror. Так же собирались вести себя только что вылупившиеся из яиц странных инвесторов онлайновые СМИ.

– И что ты собираешься делать?

– Объяснить ему, что онлайновые СМИ не конкуренты, а партнёры.

– А он поверит?

– Ну, попробуем.

– Тогда покажи ему настоящих конкурентов. В идеальную дружбу он не поверит никогда.

– Я объясню ему, что наши главные конкуренты – офлайновые СМИ. У них – настоящие бюджеты и настоящая аудитория. С ними мы и будем конкурировать. А между собой – дружить.

– А что нам даст дружба?

– Дружба даст обмен аудиторией. Мы будем меняться ссылками на лучшие новостные заголовки друг у друга, и аудитория у каждого из нас будет расти быстрее, чем в случае естественного роста. Но это не главное. Главное – что получат пользователи в результате обмена интересными ссылками. Главное, что получит аудитория!

– А что получит аудитория?

– Лёгкий доступ к интересному контенту. Она будет проводить в интернете гораздо больше времени. Посидел человек на “Ленте. ру”, почитал новости, увидел ссылку на аналитическую статью на “Газете”, пошёл туда. Увидел там какую-нибудь смешную ссылку на anecdot.ru, пошёл на анекдоты. Человек за свою интернет-сессию посетит больше сайтов. А сайты получат больше пользователей, которых попробуют продать рекламодателям.

Первые инвесторы Рунета (по крайней мере те, с которыми начинал работать Носик, в том числе и Гусинский) были не идиотами. Они приняли концепцию дружбы и обмена трафиком между онлайновыми СМИ и создали рекламную сеть под смешным названием “Союз журналистов”. Идея оказалась революционной. Ни в одной стране мира она не появилась и не прижилась – только в России, точнее, в русскоязычном сегменте интернета. Русскоязычные читатели поверили в онлайновые СМИ, стали доверять им и регулярно пользоваться ими.

Результаты воплощения этой идеи видны сегодня всем нам невооружённым глазом: новостной сегмент российского интернета превосходит по качеству и разнообразию политических взглядов любой новостной сегмент других языков, возможно, даже американский. Идея дружбы и кооперации тех, кто мог бы считать друг друга конкурентами, и усилия по воплощению этой идеи (то есть дар убеждения владельцев онлайновых СМИ) принадлежат лично Антону Б. Носику. И если кто-то ценит возможность авторам высказывать, а читателям – читать разнообразные, в том числе и полярные, точки зрения на русском языке, то за эту свободу слова следует сказать спасибо Антону.

Эпизод шестой. Москва. 2002 год Профессия – блогер

В 2002 году Антон сказал мне: “Увидишь, блогер станет профессией”. Это казалось ересью. Я готов был допустить, что профессиональные журналисты могут вести блоги, но в этом случае их профессия всё-таки будет называться “журналист”, а блог будет просто ещё одним СМИ. Но чтобы люди – в массе своей без журналистского образования – становились профессионалами, живущими на доход с ведения блога (тогда ещё с аудиторией не более 10–15 тысяч), мне казалось невозможным даже арифметически. “Профессия блогер” – это резало слух. Указывать её в важных анкетах (на получение визы, например) в 2002 году казалось невозможным.

Сегодня топ-блогеры своими постами могут зарабатывать по 5–7 млн рублей в месяц. Антон знал, что так будет, ещё 15 лет назад – и делал всё, чтобы это произошло: не только вёл собственные блоги в ЖЖ, фб, инстаграме и т. д., но и настойчиво обосновывал блогинг как основное занятие самыми разными аргументами, в ряду которых может быть поставлен и состоявшийся над ним суд.

Жанр блога Антона сочетал в себе традиционность и уникальность. С одной стороны, это был жанр акына: что вижу, о том пою. Антон писал только о том, что его интересовало. Но поскольку интересовало его всё, то и писал он обо всём. Воспроизвести концепцию “писать обо всём”, кажется, очень несложно. А вот сделать это так, чтобы обо всём было ещё и интересно читать, удаётся совсем немногим.

Эпизод седьмой. Москва. 2007 год Новая форма СМИ

Примерно в 2007 году я услышал от него имя Павла Дурова.

– Кто это? – лениво спросил я. Круг знакомых Антона превосходил мои представления о допустимых размерах адресной книжки на порядок.

– Это гений, – тепло и нравоучительно объяснил Носик. – Он сделал аналог фейсбука, только написали они его с братом лучше Цукерберга со всеми его вице-президентами. На него уже пол-Питера подсело. Нет, правда, офигенный чувак, – продолжил Антон, посмотрев на мой сморщенный нос. – Умный, спокойный, образованный. И видит на пять лет вперёд, если не на десять.

Антон влюбился в Телеграм с самого момента его появления и евангелизировал его до последнего своего дня. Он считал, что новостные потоки и даже потребительские потоки (покупки) со временем сместятся в телеграм-каналы. Одним из первых в мире – если не самый первый – он запустил свой телеграм-канал: “Бюро Находок”.

– Понимаешь, – объяснял он мне, – телеграм-канал – это новая форма СМИ. Анонимная, но с брендом. Ты доверяешь не конкретному человеку или редакции, а бренду как таковому.

– Понимаю, – отвечал я. – Но анонимность вызывает страшное искушение начать торговать своим брендом направо и налево. А если бренд засрётся – какая проблема, всегда можно новый создать. А капитализация бренда из-за анонимности всегда будет относительно невысокой.

– Допустим, – соглашался Антон. – Но ведь и расходы на создание такого СМИ тоже невысоки. Их можно плодить, как кроликов.

– А зачем нам столько кроликов?

– Чтобы оставаться свободными от государственной пропаганды.