Женские судьбы Гражданской войны

Как видим, оба претендента на отцовство Софии де Боде были достойными представителями баронского рода Боде и храбрыми военными, проявившими себя в боях. В опубликованных биографических сведениях у обоих указано, что они являются отцами баронессы Софии де Боде. Но родным отцом мог быть только один из них. А вот кто конкретно, долгое время оставалось загадкой. Конечно, в послужных списках полковника А. К. Боде и генерал-лейтенанта Н. А. Боде все сведения об их семейном положении имеются. Но эти документы хранятся в архивах. Как видно, до сих пор никого из историков, краеведов и других исследователей, пишущих о судьбе баронессы Софии де Боде, в силу каких-то причин архивный поиск документов не заинтересовал. В наши дни доступ в архивы в связи с пандемией оказался закрытым. Пришлось искать другие возможности для установления факта отцовства. Зная, что барон А. К. Боде был полковником Генерального штаба, по спискам генштабистов по состоянию на июнь 1914 года нами был установлен интересный факт. Оказалось, что на эту дату полковник А. К. де Боде, несмотря на свои 43 года, был холост. Поэтому отцом Софии, родившейся в 1897 году, мог быть только барон де Боде Николай Андреевич. Кстати, это подтверждается упоминанием в публикации 1914 года о бароне в качестве отца выпускницы Смольного института благородных девиц Софии де Боде.

2.2. Расколотое детство

Как и где проходили первые годы жизни юной аристократки, доподлинно неизвестно. Более того, остается загадкой день и месяц её рождения. Надо признать, что для дворянских детей подобная ситуация была редким исключением. В метрической книге церкви, где она крестилась, обязательно должна сохраниться запись с указанием дня и месяца её рождения. Кстати, там же указывались сведения о родителях. Например, о её матери. К сожалению, о ней тоже ничего не известно нашим современникам.

В некоторых случаях по имени девочки удается хотя бы примерно определить месяц и некоторый набор возможных дат рождения. Известно, что имя ребенка в царские времена выбирали родители, чаще всего по совету приходского священника. А тот предлагал его из перечня женских имен в святцах, ближайших к дню рождения девочки. Так что по именинам можно примерно определить дату появления младенца на свет. Известно, что имя София имеет древнегреческие корни и переводится как «мудрость, разумность». Оно получило распространение в основном в аристократических кругах во многих странах. Среди христиан именины Софии празднуются в разные даты. Католики отмечают их дважды в год весной и осенью. Православные справляют именины несколько раз в году. Но есть среди них только одна совпадающая дата в церковных календарях – 17 сентября, когда именины Софии отмечают и католики, и православные. В этот день вспоминают о Святой Мученице Софии или Софии Римской, которая является самой почитаемой из прочих святых, обладательниц этого имени. Рискнём предположить, что в древнем французском роду баронов де Боде, прежде бывших католиками, а затем на русской службе принявших православие, сохранились какие-то прежние религиозные традиции и предпочтения. Тогда совпадающую дату именин 17 сентября можно условно принять в качестве даты отсчёта и предположить, что день её рождения может находиться перед датой именин. Крестины проводились в ближайшие несколько дней после рождения. На основании всех приведённых доводов и примерных подсчётов рискнём предположить, что день рождения Софии де Боде по старому стилю может быть в период с 10 по 17 сентября 1897 года.

Семья барона была, в традициях того времени, многодетной, однако из всех семерых детей сведения сохранились лишь о Софии. Отцу на момент её рождения было 37 лет. Он тогда проходил службу в Симбирске в чине подполковника, занимая должность офицера-воспитателя в кадетском корпусе. В конце XIX века корпус считался лучшим среди всех кадетских корпусов Российской империи. За 25 лет из него на попечение родителей было уволено всего 38 человек. Так в те годы формулировали решение об отчислении кадета из корпуса. При этом более 700 выпускников корпуса были приняты в военные учебные заведения империи. Четверо из них попали в Пажеский корпус, но большинство перешагнули пороги Павловского, Константиновского и Александровского военных училищ. Военный и литературный журнал «Разведчик» в номере от 15 декабря 1898 года разместил большой материал, посвящённый 25-летнему юбилею кадетского корпуса. Там же была размещена фотография, на которой изображалась Юбилейная группа Симбирского кадетского корпуса. На снимке были изображены 55 человек, но офицера-воспитателя барона Н. А. Боде среди них не оказалось. Согласно приложенному списку, там перечислены пофамильно 8 других офицеров-воспитателей. Однако это вовсе не означает, что Николай Андреевич, получивший к тому времени чин подполковника, в корпусе не служил. Дело в том, что на фотографии изображены не все офицеры-воспитатели, а только, как уже упоминалось, 8 человек из 17 офицеров-воспитателей, числившихся по штату. Для руководящего состава кадетского корпуса к концу XIX века на Комиссариатской улице Симбирска был построен отдельный жилой дом на 28 квартир, где проживали директор корпуса, инспектор классов и его заместитель, четыре командира кадетских рот, 17 офицеров-воспитателей, два врача и некоторые другие офицеры.

К сожалению, до сих пор неизвестна ни дата рождения баронессы Софии, ни где проживала её семья в 1897 году. По неизвестной причине о своей матери, которую, как известно, звали Софьей Михайловной, юная баронесса почти не вспоминала, как и о своих братьях и сёстрах.

Нет сведений и о том, было ли у барона Н. А. Боде родовое поместье, где могли бы пройти первые годы жизни девочки. Или многочисленная семья барона долгие 9 лет ютилась в Симбирске в его служебной квартире?

Но где бы ни жила девочка София, её детство условно можно разделить на две части. Первую часть она провела в домашней обстановке. Так продолжалось, судя по всему, до 7–8 лет. К этому времени девочка получила неплохое домашнее воспитание и образование. Как минимум, к этому времени она должна была достаточно хорошо знать русский и французский языки. Это было необходимо для того, чтобы подготовиться к испытаниям во второй части своего детства и последующего девичества. Впереди юную представительницу знатного баронского рода ждали новые впечатления и непривычно строгий распорядок жизни в элитном женском учебном заведении в столице Российской империи.

В стенах Смольного института

Попасть в Смольный институт было совсем не просто, и удавалось это далеко не всем дворянским дочерям. Институт вёл свою историю со времён императрицы Екатерины II, по повелению которой он и был основан в 1764 году. Это было первое в Российской империи женское учебное заведение. К тому же Смольный институт стал первым в Европе государственным учебным заведением для обучения девиц. Правда, официально он назывался по-иному – Императорское Воспитательное общество благородных девиц. Это привилегированное учебное заведение предназначалось для дочерей дворянской знати. Планировалось набирать по 200 воспитанниц (4 класса по 50 девиц) и размещать их в Новодевичьем монастыре. Спустя год после открытия элитного учебного заведения при нём было создано отделение для девиц недворянского сословия. Сюда набирали воспитанниц из всех сословий, кроме крепостных крестьян. В будущем это стало Мещанским училищем.

В 1796 году институт был передан Ведомству учреждений императрицы Марии. А спустя 10 лет воспитанницы переехали в специально для них построенное здание Смольного института. Здесь их готовили для придворной службы и светской жизни.

Строгие правила приёма предусматривали возможность поступления на казённый кошт в институт дочерей, чьи отцы достигли военных чинов полковника и выше. Для гражданских чинов такая возможность была у действительных статских советников или выше. Дочерей потомственных дворян принимали на платное обучение. Родители вносили годовую плату в размере 300 рублей до выпуска из института.

Сама София не оставила воспоминаний о времени своего пребывания в стенах Смольного института. К тому же до сих пор нет ясности в том, на каких условиях она поступила в это элитное женское учебное заведение. Скорее всего, она была принята на казённый кошт. Её отец участвовал в Русско-японской войне и чин полковника получил в октябре 1905 года. На следующий год его дочь София стала воспитанницей столичного института благородных девиц. Кстати, спустя несколько лет в институт была принята и её младшая сестра – баронесса де Боде Кира Николаевна. В году, когда её старшая сестра покидала стены института, Кира была воспитанницей 2-го отделения V класса. При этом известно, что на момент выпуска Софии из Смольного института весной 1914 года баронесса-мать Софья Михайловна была жива.

Баронесса София Николаевна де Боде значится в списке окончивших элитный Смольный институт благородных девиц под № 30 в 1914 году. Это был 82-й выпуск из института в юбилейном году, когда торжественно отмечалось 150-летие Императорского Воспитательного общества благородных девиц. Такое официальное название сохранил Смольный институт с момента своего создания.

Всего в тот юбилейный год стены института покинули 62 выпускницы, среди которых пятеро окончили учёбу с шифром. Так называлась награда, вручавшаяся лучшим выпускницам института. Она представляла собой вензель в виде инициала императрицы Екатерины II с короной в верхней части, изготовленный из золота высшей пробы. Шифр вручался отличившимся выпускницам лично императором в Зимнем дворце и носился на белом банте с тремя золотыми полосками. Баронесса шифра не удостоилась. Сведений о её успехах в науках пока не обнаружено.

Обучение в институте к тому времени длилось 9 лет, с разбивкой на три цикла (класса) с учётом возраста обучаемых. Возраст поступления составлял от 8 до 9 лет. Кандидаткам из числа дворянских дочерей необходимо было пройти вступительные испытания по русскому и французскому языкам. Вместе с этим учитывалось наличие хорошего православного воспитания. Но главным критерием во все времена считалось дворянское происхождение кандидаток.

Условия обучения были достаточно суровыми, в чём-то напоминавшие казарменное пребывание. При приёме девицы в институт её родители подписывали письменное обязательство, что не откажутся от её обучения и не заберут дочь домой ни при каких обстоятельствах. Это условие тяжело переносилось воспитанницами, которые оказывались в ситуации, когда обратной дороги для них не было. В большей мере это касалось тех девиц, чьи родители не проживали в столице, а находились в провинции. Часто случалось так, что они не виделись с дочерью весь учебный год в институте. Встречи выпадали лишь на дни каникул. При этом тоска по дому считалась слабостью воспитанницы и жестоко высмеивалась другими девицами. Непросто проходила и возрастная социализация девушек. Сложно порой складывались отношения между воспитанницами-одноклассницами. Имело место скрытое соперничество за лидерские позиции и право получить шифр при выпуске.

В условиях закрытого женского учебно-воспитательного учреждения взрослевшие в казарменной обстановке строгой дисциплины и всеобщего контроля девицы стремились самоутвердиться за счёт менее знатных и психологически более слабых одноклассниц. Те, кто среди своих сверстниц терпел неудачу, обычно вымещали накопленные обиды на младших однокашницах. Возможно, такие условия формировали определённые черты характера, считавшиеся столь необходимыми для их будущей придворной и общественной жизни.

Готовность к лишениям и опасностям

Подобное почти спартанское воспитание дочерей российской элиты, безусловно, формировало у воспитанниц твердость духа и способность переносить различные тяготы и лишения. Достаточно скромное и ограниченное в калорийности питание, сон на ровной жесткой постели и активные гимнастические упражнения позволяли не только поддерживать стройность фигуры, но и сохранять хорошую физическую форму. Умывание водой уличной температуры закаляло и позволяло легче переносить болезни.

Помимо физического закаливания, воспитанницы приобретали опыт противодействия и преодоления последствий морально-психологического давления. Это была преобладающая форма наказания девиц за различные нарушения, шалости или провинности, поскольку физические (телесные) наказания были категорически запрещены. Не воспрещалось преподавателям и классным дамам кричать на провинившихся и выставлять их за дурное поведение в унизительном положении.

Нарушительниц установленных в институте порядков публично называли на французский лад «мовешками» – от французского слова «mauvaise». В дословном переводе на русский язык это означало «дурная». Тех же, кто отличался примерным поведением, величали «парфетками». Так с известным искажением переводилось на русский язык французское слово «parfaite» в значении «совершенная». В общем, за 9 лет учёбы у каждой воспитанницы не раз случались неприятности, слёзы, разочарования и обиды. Иногда ситуация выходила из-под контроля и приводила к трагедиям. Так, в 1907 году две 14-летние воспитанницы предприняли попытку самоубийства, выбросившись из окна 3-го этажа. Генеральская дочка при этом погибла, а дочь полковника в отставке сильно пострадала. Сама баронесса София об этом случае не вспоминала, хотя в это время она уже училась в младшем классе Смольного института.

Дело о неблагополучии в элитном институте благородных девиц получило широкую огласку. Появились многочисленные публикации в столичных изданиях. Было проведено внеочередное углубленное медицинское обследование воспитанниц старших классов, которое выявило серьёзные психологические отклонения у некоторых из них. Двум девицам поставили диагноз неизлечимого невроза с последующим отчислением из института. Одну нервную воспитанницу отправили домой на поправку под надзор родителей. Нескольких девиц и их родителей предупредили, что в случае повторения нервных припадков их дочерей отчислят из института. Вопреки всем правилам в тот год было решено всех воспитанниц, кроме восьмерых, отправить домой для отдыха в период летнего отпуска.

Происшествие в стенах института выявило немало изъянов в обучении и воспитании девиц из дворянских семей. Многие из них выпускались во взрослую, самостоятельную жизнь с перенесёнными психологическими травмами и накопившимися за время учёбы негативными переживаниями. Всё это несло в себе риски формирования в будущем устойчивых комплексов и даже некоторой деформации личности с непредсказуемыми последствиями. Например, у утонченной аристократки Софии де Боде, ставшей легендой Белого движения, это позже проявилось в немотивированной жестокости по отношению к пленным красноармейцам, которую неодобрительно воспринимали даже бывалые офицеры-фронтовики.

2.3. Фронтовая жизнь Софии: легенды и небылицы

Легенды о героической жизни генеральской дочери возникли ещё при её жизни. В советские времена белогвардейская тематика в нашей стране была под запретом, поэтому военная судьба баронессы Софии Николаевны де Боде общественного интереса не представляла. Однако в белоэмигрантских кругах за рубежом её имя не раз появлялось в воспоминаниях бывших аристократов и военных. Правда, в них рассказывалось чаще всего только о времени её офицерской службы в Добровольческой армии.

Если же обратиться к дооктябрьским страницам биографии баронессы, то возникает вопрос, чем она занималась в период после окончания Смольного института благородных девиц в 1914 году и до момента её записи летом 1917 года в качестве доброволицы в Московский женский батальон смерти. Когда в 1933 году в Харбине появились воспоминания известной деятельницы женского военно-патриотического движения в революционной России генеральши М. А. Рычковой, то создалось впечатление, что это белое пятно в линии жизни героической баронессы будет устранено. Ведь М. А. Рычкова была не только близко знакома с храброй представительницей древнего рода, но и в какой-то мере способствовала её военной службе в женском батальона и учёбе в Александровском военном училище.

Тогда же с лёгкой руки Марии Александровны в публичном пространстве появился рассказ о героическом участии выпускницы Смольного института в сражениях Первой мировой войны.

«София де Боде, дочь начальника дивизии, – писала М. А. Рычкова, – в 1913 году окончила Смольный институт, в 1914 году поехала на фронт к своему отцу и пробыла там, в команде разведчиков, восемь месяцев. Во время одной из поездок она упала с лошади, сломала ногу и была отправлена отцом в Москву, где находилась в то время ее семья». Впоследствии этот героический эпизод не раз повторялся в разных версиях и пересказах, несмотря на то что эти факты ничем не были подтверждены. Более того, М. А. Рычкова писала свои воспоминания спустя почти два десятилетия по памяти, поскольку при отъезде в эмиграцию все её записи и материалы остались в России. А факты и утверждения о пребывании Софии в команде конных разведчиков и её участии в боях, по нашему мнению, могли быть приведены со слов самой баронессы либо были пересказом слухов того времени. Тем не менее неподтверждённые документами, очевидцами и участниками, эти недостоверные сведения стали широко использоваться другими авторами из числа историков, краеведов и журналистов. И никого из них не насторожило, что М. А. Рычкова в своих воспоминаниях честно признала, что этот текст она писала за рубежом «много лет спустя по памяти, не имея под рукой никаких свидетельств». Отсюда все эти неточности и ошибки в приведённом выше коротком фрагменте текста воспоминаний одной из лидеров женского патриотического движения в Москве. Конечно же, София завершила учёбу в Смольном институте не в 1913 году, как написала Рычкова, а в 1914 году. Фамилия баронессы включена в список 82-го выпуска в год 150-летия этого элитного женского учебного заведения. Далее ситуация ещё больше запутывается. Указано, что отец Софии был начальником дивизии и есть уточняющая сноска. Однако в ней речь не о настоящем отце баронессы – генерале Н. А. Боде. Ошибочно приводятся сведения о полковнике А. К. Боде, командовавшем 16-м стрелковым полком и погибшем от полученных ран в бою в феврале 1915 года. Эта путаница, о которой мы уже ранее писали, до сих пор появляется в разных публикациях.

Теперь попробуем разобраться в ситуации, когда София де Боде, со слов М. А. Рычковой, «в 1914 году поехала на фронт к своему отцу и пробыла там, в команде разведчиков, восемь месяцев».

Сначала напомним читателям о том, как складывалась военная служба в гвардейской пехоте генерал-майора Н. А. Боде в канун и в начальные годы Первой мировой войны. С мая 1912 года по октябрь 1914 года генерал командовал лейб-гвардии Санкт-Петербургским полком и встретил начало войны с германцами во главе своих гвардейцев. По иронии судьбы эта привилегированная воинская часть многие десятилетия носила почётное звание «короля Фридриха-Вильгельма III полк» и за боевые заслуги была причислена к старой гвардии. Барон Н. А. Боде на должности полкового командира в начальный период войны на Западном фронте пробыл примерно три месяца, после чего получил новое назначение. Он возглавил 1-ю бригаду в той же 3-й гвардейской дивизии. Теперь в его подчинении были лейб-гвардии Литовский и Кексгольмский полки. С октября 1914 года по май 1915 года гвардейцы под командованием генерала Н. А. Боде участвовали в боях на Северо-Западном фронте. В этой должности он пробыл примерно семь месяцев. После до мая 1917 года барон занимал должность начальника 57-й пехотной дивизии.

В составе конной разведки – правда или вымысел?

Теперь о том, что касается мифа о пребывании Софии де Боде вместе с отцом на фронте в течение восьми месяцев. По существовавшему в военное время порядку её пребывание на передовой, даже в военной форме и под мужским именем, было бы весьма проблематично. Единственный вариант обманного пути в армейский строй мог быть в случае поступления её на службу в качестве вольноопределяющегося под мужским именем. Теоретически такое было возможно в случае, если бы генерал готов был рисковать жизнью дочери и своей военной карьерой в условиях боевой обстановки.

По существовавшим тогда правилам, добровольцев брали в качестве вольноопределяющихся только в строевые части и выпускница Смольного института благородных девиц должна была бы жить окопной жизнью и участвовать боях вместе с малообразованными солдатами низших сословий. Аристократке пришлось бы питаться из солдатского котла, спать в полевых условиях и нести все тяготы военной службы.

Ещё большее сомнение вызывает упоминание о том, что все восемь фронтовых месяцев она провела в команде разведчиков. Такой ситуации не могло быть по определению. По военной практике тех лет, команды разведчиков были внештатными сборными формированиями в полках. Для них из каждой роты подбирались по 4–6 наиболее храбрых, опытных и находчивых солдат. Обычно во главе команды разведчиков был обер-офицер, в подчинении которого находилось от 64 до 85 нижних чинов. Как правило, среди них был старший унтер-офицер, 4 младших унтер-офицеров и до 80 рядовых. В командах могли быть пешие и конные разведчики.

Как видим, ни по каким критериям баронесса для службы в войсковой разведке не подходила. По нашему мнению, это одна из легенд, с помощью которых осуществлялась героизация и военная романтизация жизни этой необычной молодой женщины.

При этом до сих пор остаётся загадкой, где утончённая аристократка София де Боде научилась верховой езде и владению оружием. В Смольном институте дворянских девиц этому не учили. Однако позже в октябрьских боях 1917 года в Москве, а затем в сражениях в составе Добровольческой армии на Юге России она не раз проявляла удивительную храбрость и хорошую военную подготовку. К тому же лишь она одна из всех выпускниц Александровского военного училища попала служить в белогвардейскую кавалерию. Это свидетельствует о том, что командиры высоко ценили её верховую подготовку и умение воевать в конном строю. Впрочем, служила она не эскадроне, а была ординарцем у командира Отдельной конной бригады генерала от кавалерии И. Г. Эрдели. В некоторых публикациях упоминается, что она была даже офицером для связи у самого генерала Корнилова, но достоверных подтверждений этому факту не приводится.

2.4. Среди московских доброволиц батальона смерти

Приезд Софии де Боде в Москву в воспоминаниях М. А. Рычковой объясняется тем, что в одной из своих верховых поездок она упала с лошади и сломала (по другим сведениям – сильно повредила) ногу. В этой связи она была отправлена отцом на московскую квартиру, где в то время жила их семья. Удивительно, но до сих пор не обнаружены какие-либо подробности о проживании семейства барона Боде в Москве. Сама София тоже нигде об этом не упоминала.

В конце мая 1917 года в московской газете «Русское слово» был напечатан призыв младшего унтер-офицера М. Бочкарёвой «К русской женщине». Это обращение получило поддержку среди патриотически настроенных москвичек, и уже в следующем месяце в Москве был образован женский союз «Помощь Родине». Его возглавила жена генерала М. А. Рычкова. Главными целями союза стали военно-патриотическая работа среди молодых женщин и девиц, а также организация набора доброволиц в новый женский батальон смерти из числа тех, кто изъявил готовность с оружием в руках сражаться на фронте.

За прошедший месяц с момента публикации обращения М. Л. Бочкарёвой в женском добровольческом движении произошли большие изменения. В отличие от в общем-то недостаточно организованного формирования и обучения Первой женской военной команды смерти Марии Бочкарёвой дальнейшая работа по созданию двух новых женских добровольческих батальонов проходила в соответствии с положениями военной науки и требованиями войсковой практики. После того как Военным советом 29 июня 1917 года было одобрено представление Генерального штаба о формировании из доброволиц женских войсковых частей по временному штату отдельного Туркестанского стрелкового батальона, было предписано сформировать два отдельных пехотных батальона из женщин-доброволиц. Речь шла о 1-м Петроградском женском батальоне и 2-м Московском женском батальоне смерти (далее – 2МЖБС). Согласно приказу № 1 по батальону, изданному 28 июня 1917 года, Московский батальон стал вторым женским военным добровольческим формированием, созданным по утверждённым военным ведомством штатам и в соответствии со специально разработанными для этого нормативными требованиями.

Вся организационная работа, материальное обеспечение и обучение доброволиц военному делу были возложены на штаб Московского военного округа. Осуществлять контроль и общее руководство процессами формирования батальона и обучения женщин-солдат предписывалось лично командующему войсками округа. Все расходы, связанные с формированием батальона из женщин-доброволиц, осуществлялись за счёт казны (военного фонда), а также с использованием финансовой помощи женского союза «Помощь Родине» и сбора пожертвований. Как и каждая отдельная воинская часть, женский батальон имел свою печать.