Героями рождаются. Сборник рассказов

Пост над обрывом. Докладывает старший наряда, Ушаков. Славный парень. На беседе ещё на учебном пункте рассказывал, что он из неблагополучной семьи, отец и мать страдают алкоголизмом. А он твёрдо решил не стать таким, как они. Спиртного не употреблял, занялся спортом, успешно окончил техникум, готовился работать и учиться в институте. Его ждёт прекрасная невеста, письма пишет почти каждый день.

Нам бы погадать тогда и уберечь его от случайной пули, которая найдёт его сердце через два месяца!

На другом посту пулемётчик боец Саша Гизай. Улыбчивый спокойный парень. Ему судьба нагадала долгую жизнь, жену, детей, хорошую работу. И смерть в центре Луганска в 2014 году, когда украинский самолёт ракетами и снарядами атаковал мирное население.

Но это я знаю сейчас, когда пишу рассказ. Тогда это было неизвестное будущее.

Через несколько дней Валера улетел домой, на побывку.

Встретились мы с ним уже ранней весной. Когда оживала природа. Вылезали из-под камней первые скорпионы. Вот уже и змеи должны проснуться, побегут быстрые фаланги – большие ядовитые пауки. Прилетят твари бестелесные – москиты. И настанет лето. Нестерпимая жара. И днём и ночью среди раскалённых камней ущелья.

Вечером, когда мы пили чай в землянке, Валера рассказал о своей поездке к жене и детям.

– Карты не врут, – вздохнул он.

– Насколько не врут? – осторожно спросил я.

– Совершенно не врут. Отчаянно не врут. Досконально не врут. Хоть бы соврали для приличия. Приехал домой, всё в порядке, в любви и уюте. Можно было бы и не вспоминать. Но предательская рука потянулась за картами. Бес попутал. Погадал при жене. Хуже некуда. Бубновый король тут как тут. Упал на неё, бесстыжий, прямо при нас. Жена перестала смеяться. Побледнела. И вдруг совершенно серьёзно сказала, что это правда. Что она всегда мечтала о высоком блондине. И он появился. Инженер-бурильщик. Приехал воду искать в безводных районах. И нашел её, бубновую красавицу. Любит больше жизни, клянется, на всё готов ради неё. Ей уже тридцать лет, и это её лебединая песня. Так и сказала. Лебединая песня. По-моему, лебедь только шипеть умеет и отвратно гоготать, как гусь.

– И ты всё это спокойно выслушал? – удивился я.

– Да, три года войны приучили ко всему. Не рвать на себе или на других волосы в любой ситуации. Я ей помог спокойно собрать вещи. Детей она взяла с собой и пошла к своему бубновому королю. С детьми мы решили разобраться попозже: им и так хватило впечатлений, они не понимали, что происходит.

– Король с радостью принял её в свое королевство? – поинтересовался я.

– Нет, король увидел делегацию, не захотел к себе пускать, кричал, что она своими детьми испортила его возвышенные любовные отношения, которые подразумевали остроту тайны. Бубновая королева переночевала у знакомой. А утром отправила детей ко мне с «челобитной». Упасть на колени и просить папу, чтобы он взял маму обратно. Что она очень любит папу и молит о прощении.

– А ты после её ухода не принял спиртного, согласно традиции и сложившейся обстановке?

– Представь себе, нет. Люблю выпить, когда праздник, всем хорошо и весело. А я молча сидел в отчаянии, в полудрёме, мечтал, чтобы это всё мне просто приснилось.

– Понятно, детей встретил в хорошей форме.

– Да, детей встретил, потом и бубновую королеву.

– И как ты теперь сможешь на всё закрывать глаза? Не вспоминать, не упрекать? – поинтересовался я.

– Я её люблю. И мне кажется, что она теперь ещё больше меня любит. И дети у нас замечательные. Переживём. Будем считать, что виновата война. Разлука.

– Да, это правильно. Ты поступил как настоящий мужчина. Заканчивать тебе надо войну. Психологи правы: три года – это слишком много!

Мы вышли из землянки на свежий воздух. Большая луна взошла из-за скал, освещая огромные камни, и речку, светлеющую между ними, и тропу, идущую к кишлаку. И безветренный прохладный горный воздух. Мир и покой. Казалось, всё здесь вечно и неизменно. Кроме нас.

2022 год.

О чём я начал вспоминать в пять часов утра

Вот только начни вспоминать Афганистан. И уже не уснёшь. О чём я ещё не написал в своих рассказах? Может, что-то главное упустил?

Про капитана Григорьева. Офицера военной контрразведки, который погиб на Куфабе. Вся его маневренная группа пошла на прочёску ущелья. Это малоэффективное и опасное мероприятие в той местности. Бандиты скрываются в щелях, заложенных камнями, стреляют через маленькие отверстия. В горах эхо, по звуку их не найдёшь. Солнце яркое – вспышки выстрела тоже не видно.

Григорьев запросил по радиостанции у своего шефа, где ему находиться на операции. Шеф позвонил большому начальству в Душанбе. Получил команду находиться в боевых порядках.

Во время прочёски убило пулемётчика группы. Григорьев лёг за пулемёт. Но и ему не повезло: пуля попала в голову. Был бы в каске, может быть, и спасся: пуля совсем чуть-чуть задела голову, но это оказалось смертельно.

Начальники испугались за свою шкурку, и все отрицали, что давали устную команду находиться в боевых порядках. Получалось, что он самовольно геройствовал.

Вот почему, когда я только приехал в Душанбе, один из замов начальника, тот, у которого голова похожа на дыню, сразу начал инструктаж на повышенных тонах: «Нам в Афганистане нужны контрразведчики, а не пулемётчики!» Я тогда не понимал, о чём это он.

Пулемётчиком я там не был. А вот гранатомётчиком станкового гранатомёта (СПГ) однажды пришлось стать.

В горах был туман. Уже несколько дней. Вертолёты не летают. Я на загранобъекте «Пашар». Застава мотоманевренной группы, 50 человек, плюс 10 миномётчиков.

Приходит местный житель кишлака Фи. Рассказывает, что в кишлак пришли бандиты, человек двадцать, требуют продовольствие с каждого двора. Что особо обидно, душманы не со своего кишлака, а «чужие». Хитрые жители просят защиты у шурави.

Взяли разрешение в оперативной группе на проведение мелкой операции без поддержки вертолётов, собрали всех, кого могли, ещё двадцать сарбозов (военнослужащих ДРА), которые жили рядом в кишлаке. Вышли по тропе под прикрытием тумана, который быстро рассеивался. Через час его уже не осталось совсем.

Сарбозов пустили вперёд, на прочёску кишлака. Но они дошли до крайних домов и попрятались там у знакомых. Наши бойцы вступили в бой.

Выходит на связь командир группы. (Попросили замолчать сарбозов, которым тоже дали рацию, и они в неё гордо кричали: «Дуст, дуст, манн меркес» (Друг, друг, я центр). Так им нравилось, что они центр.) Так вот, выходит ко мне на связь командир.

– Нас прижали огнём из пещеры. Которая выше кишлака. Ты её наблюдаешь в бинокль?

– Да, вижу.

– Попробуй попасть в неё из СПГ. Там повар учился когда-то на гранатомётчика, возьми его в помощь. Только прицел разбит, попробуй целиться через ствол.

Вызываю с кухни повара, приносим боеприпасы, начинаем стрелять. Наблюдаю, куда летят снаряды, и подкручиваю наведение. В пещеру попали два раза только, двадцать четвёртым и двадцать пятым зарядами.

Группа вернулась из кишлака без потерь. Офицеры улыбались за ужином.

– По цене зарядов ты выстрелил целый автомобиль «Жигули».

– А вы хотели, чтобы автомобиль был, а ехать некому? Жизнь дороже.

А ночью меня тошнило, и голова кружилась. Надо стрелять из СПГ в шлеме – слишком громкий звук. И ещё какая-то порошинка или песчинка залетела в ногу во время выстрела. И несколько лет в мышце выше колена было небольшое затвердение. Потом само рассосалось.

Вот вспомнилось в пять утра. И туман, и тучи, сырое утро. Подробно, ярко. В шесть часов уже всё это написал.

А почему раньше не написал об этом? Да люди будут читать, которые действительно попадали в серьёзнейшие боевые ситуации, как-то неудобно про себя писать. Григорьев погиб в нашем ущелье до моего прибытия в Афганистан, всё пишу по рассказам сослуживцев. Но помянуть его надо. Да, ещё вспоминается фраза одного начальника, которую он нам сказал на сборах офицеров контрразведки. Без сарказма. Он просто не знал, что и сказать. «Все погибли моментально, а наш – молодцом. Ещё двадцать минут жил, даже спасти его пытались». Это про Соловьёва, который прибыл с Дальнего Востока. Он ехал на бронетранспортере вместе с группой военнослужащих сверху «на броне». Чтобы не пострадать от противотранспортной мины, внутри БТРа только водитель. Мина оказалась в ручье, который переезжали. Она была усилена авиабомбой и ещё чем-то. Взрыв был очень сильный. У бронетранспортёра днище соединилось с верхней частью, а бойцы разлетелись на несколько метров. Вот и Соловьёва надо помянуть. После той войны контрразведка своих не забывала. Но и не вспоминала. Страна начала петь новые песни, такие как из «Бумера»: «Никого не жалко, никого, ни тебя, ни меня, ни его».

2018 г.

Трудно не сказать лишнего

А вы не жалели, что сказали лишнее? Иногда это всего одно слово или одна мысль. Выскочила воробьём, нагло чирикнула и улетела. А вы остаётесь с последствиями. Да, бывают сожаления и по другому поводу. Как же я, такой или такая умная, и не сказал, промолчал, а это слово было бы как победный удар молотка по пасхальному яйцу, как колокол среди ночи: все бы подпрыгнули от неожиданности. И они бы тогда ответили, а я бы тогда сказал ещё слово. А так – лежи перед сном и продолжай диалог со своей подушкой.

Но промолчать бывает ещё сложней. Когда сказанное не тайна и не несёт никому печальных последствий, кроме тебя. Когда воробей, вылетая, гадит только на своего освободителя.

В кабинете начальника сделали ремонт. Начальник в погонах полковника, и ремонт ему делали солдатики, вчерашние мальчики из далёких сёл и городков. У них свой взгляд на эстетику и дизайн. Зовёт меня начальник к себе. Обычно он любитель покричать на подчинённых и даже на каждого офицера завёл папочку с компрометирующими материалами, которые хранил в дальнем уголке сейфа. Однажды он заболел, врачи ошиблись с диагнозом. Он перед операцией в госпитале позвал всех подчинённых офицеров, попросил прощения за всё и сообщил, что папочки со всякими кляузами он сжёг. Но болезнь оказалась лёгкой, начальник вернулся и заявил, что ещё не успел очистить свой сейф.

И вот он позвал меня к себе в отремонтированный кабинет. Там были ярко-розовые стены и сейф, который солдатики пытались покрасить под дерево. Нанесли на тёмно-коричневый фон светло-коричневые пятна и полосы. В хорошем расположении духа, шеф обратился ко мне по имени-отчеству.

– Юрий Семёнович, Вы любите искусство, у вас развитое эстетическое восприятие, – начал он, разглядывая розовые стены, – как на Ваш взгляд, сейф такого цвета не очень сочетается с внешним?

Я понимал, что сейчас скажу то, чего не надо говорить. Но не смог сдержаться.

– Зато прекрасно сочетается с внутренним.

– А почему с внутренним? – Он пытливо взглянул мне в глаза. Я заметил, как его глаза начинают меняться. Сначала в глубине светился вопрос. Вопрос погас. Глаза стали больше по размеру и выпуклыми. В них любопытство быстро переросло в ярость.

– Ты хочешь сказать, что в моём сейфе говно?

Мне показалось, что он даже понюхал воздух, чтобы убедиться, что это не так. На самом деле его ноздри раздувались от негодования.

– Ты сам говно, и в твоём сейфе говно, и в кабинете у вас говно! – Он искал слова, кроме «говна», чтобы всё покрасить в коричневый цвет. Не нашёл. И ещё долго продолжал речь, в основном состоящую из этого же слова.

Он постарался покрасить мою ближайшую жизнь именно в этот цвет. И всем досталось, кто попадал под руку. Меня перевели на новое место службы, на Камчатку, а сейф и стены перекрасили.

А до Афганистана? С генералом по кличке Кровавый Карлик. Ему дали такую кличку еще до нас, где-то в Группе советских войск в Германии. Он, когда злился, становился красным, как спелый помидор, а злился он всегда. Никто не мог его уволить, потому что он был в хороших отношениях с большим московским начальником, тоже маленького роста, по фамилии Цинёв. Или Цвигун? Кто из них маленький? Неважно.

Приехал к нам Карлик с инспекцией. Нашёл желающих для откровенного разговора. И узнал, что некий капитан любит шутить. Одессит. А шутки вызывали у Кровавого Карлика дикую злобу. Собрал он офицеров, приказал мне встать и сразу покраснел.

– Вот, посмотрите, у нас завёлся шутник. Вместо офицера у нас клоун! Клоун, клоун, клоун. – Генерал заводился всё больше. Только ещё не подпрыгивал при этом, как ребёнок, который дразнится. Вот он выкричался, и лицо начало розоветь после красного.

– Вам есть что ответить? – спросил он меня. Но опять меня чёрт дернул.

– Никак нет, товарищ директор цирка!

Помидор опять покраснел. Начал кричать и угрожать. Он кричал что-то про купленную мной машину, что надо посмотреть, на какие деньги (старенькую, я её отремонтировал и ездил), я не слушал, думал о возможных последствиях.

Последствия наступили. Мой однокурсник работал в отделе кадров, позвонил мне.

– Что ты такого сказал генералу, что он лично прибежал в отдел и дал указание капитана Яковлева отправить в Афганистан на самый сложный и опасный участок? А если откажется ехать – уволить!

Вот так я и уехал в Афганистан. А там не было таких начальников. Реже встречались. Да ещё и в диких горных краях. Избегали этой загранкомандировки. Лично мне не встретились. И шутки там могли оценить.

А потом в интернете. Критиковал Майдан и новые власти на Украине. И всё это пошло в дело. А когда подослали агента, он спросил, как я буду встречать русские танки на улицах Одессы, представляете?

– Традиционно, – ответил я. Ну и можно было не отвечать на дальнейшее.

– А как это – традиционно? – не унимался посланец СБУ.

– Немецкие с гранатой, русские с цветами!

И вот они там, а я здесь, в России.

Да эта «болезнь» у меня с детства. Помню, родители наказывали, после жалоб на родительском собрании, что все дети нормальные, а этот молчит, а потом может сказать что-то очень едкое. И это передается по наследству. Дочку спросили на уроке биологии: правильно ли будет для оказания помощи закапывать в землю человека, которого ударила молния? Она ответила, что, скорее всего, правильно. Закопать. Обычно так делают. Учительница пожаловалась, как когда-то на меня. Только мы не ругались, а смеялись. Да и в четыре годика, когда я её обнимал, небритый, она сказала: «Ты не ёжик, а я тебе не яблочко, чтобы насаживать на свои колючки»! Дай бог, чтобы ей это не мешало, а помогало в жизни.

Да и мне не мешает. Жена привыкла, ей нравится. Вот только лежишь перед сном и думаешь: а если бы не сказал лишнего? А если бы вот так сказал? А если наоборот? Или от слов ничего никогда не меняется? Есть судьба и в любви, и в работе, и во всей остальной жизни. Или сначала было слово?

2020 г.

Про любовь и поэзию

Вертолёт загудел громче, обдав нас горячей струёй керосинового

воздуха, оторвался от земли, спикировал с нашей скалы в глубокое ущелье и скрылся за поворотом реки. Сразу стало тихо. Очень тихо. Всегда поражаешься в горах, какая бывает тишина. Так тихо было в этих афганских горах тысячи лет. Нет здесь дорог. Нет машин. Караванные тропы. Для ишаков и басмачей. Верблюды в горы не ходят. Ну и мы тут прижились в горах. Пограничники маневренной группы.

Только что прошёл дождь. Конец мая. Природа уже ждала дождя. Запахло травой и смолистым запахом арчи. Это такой можжевельник. Дерево.

Штаб прилепился между двух огромных камней. Двухэтажный. С потолками в средний рост человека. Маленькое окошечко из снарядного ящика. Рядом с ним выбоина от разрыва выстрела гранатомета. Кто-то забыл опустить светомаскировку вечером, когда дали свет от дизель-генератора. На первом этаже штаб, на втором – связисты. Маленькие комнатки с печкой-буржуйкой в уголке. Зимой я сидел перед горящей печкой, жарил и дезинфицировал на углях чищеные грецкие орехи, накалывая их по кусочку на шомпол автомата. Местный подарил целую связку на нитке. Я ему лекарство для ребёнка привозил. Но уже тепло, печку не топят. Потолок подбит фанерой. Со щелями. Как-то крыса свесила через щель длинный хвост во время нашего ужина. Капитан по имени Виктор, командир этого объекта, схватил за хвост. Крыса пищала, не знала, что делать. Не знал и капитан. Отпустил. Она ушла по делам. Он – мыть руку. Он был седой толковый, и всё ещё капитан. Через месяц, говорят, получит звание майора.

– Почему у тебя такая задержка в получении званий? – спросил я его.

– Это долгая история, – ответил он. – Я невинно пострадал сначала за любовь, а потом за поэзию.

Всякие истории я слышал от офицеров в эти афганские вечера в землянках. Где не было телевизора и книг. Но тут такая романтичная история! Вечером, когда пили чай со сгущёнкой, я попросил Виктора рассказать про любовь и поэзию, которые останавливают служебную карьеру.

– А что я мог сделать против любви? – начал свой рассказ капитан. – Я уже заканчивал службу на далёком острове Курильской гряды. Там не держали тех, у кого детям скоро в школу. Места красивые. Море, грибы, ягоды. Рыбалка. Остатки японских укреплений времен войны.

– И кого ты там умудрился полюбить, кроме жены? Неужели природу? – поинтересовался я. – Это не запрещено.

– Нет, жена уехала с ребёнком к матери, ждать моего назначения к новому месту службы, где есть школа.

– Не представляю, кого можно ещё полюбить на острове.

– Ты и не можешь себе представить. Летом мне прислали сразу двух лейтенантов, которые только что окончили училище. Но уже успели жениться. Один лейтенант – зам по боевой части. Другой – по политической. Оба красавцы. Молодые, подтянутые. И жены у них симпатичные. Но совершенно разные. У замполита – высокая блондинка. Вежливая, общительная. А жена зама по боевой – очень боевая, черноволосая, с хорошей фигуркой. Весёлая. Смеялась по любому поводу.

– Кто из этих жен испортил тебе карьеру? – поинтересовался я.

– Обе. Но не так, как ты думаешь. Я не аморальный тип, чтоб ухаживать за жёнами подчинённых.

– Тебя по доносу зря заподозрили?

– Нет. Мне нравилось, что молодые офицеры стараются на службе. Жены за ними ухаживают и подружились между собой. Меня приглашали на совместные празднования дней рождений. Славные ребята. Но потом наступила зима. Тоскливо зимой на острове. Туманы. Вертолёт прилетит раз в месяц. А то и не прилетит. Но молодые семьи стойко переносили трудности.

– В чём же тогда проблема, если всё в порядке и на службе, и дома?

– Случился Новый год. Встретили мы вместе с солдатами заставы, концерт организовали, песни, музыка. Потом я на службу, а молодые пошли к себе праздновать. Там выпили, играли в карты. Кто-то из них предложил, сначала шутя, а потом и серьезно, поменяться жёнами на неделю. Блондинка не соглашалась, её уговорили втроём. Я этой подмены и не заметил.

– Так ты и дальше мог не замечать, вернулись назад, всё тихо.

– В том-то и дело, что замполит с чёрненькой не захотели меняться

обратно. Они говорили, что возникла настоящая любовь. Блондинка всё пыталась ударить, чем потяжелее, своего бывшего мужа или его новую подругу. Пришлось докладывать в штаб отряда. Прилетел вертолёт, когда позволила погода, и увёз их к разным местам службы.

– Представляю, что тебе довелось услышать!

– Да, самое мягкое – что я развёл на заставе развратство, только они кричали совсем другое слово. Выговор получил, и задержали срок получения очередного звания. Пострадал за любовь.

– А за поэзию?

– За поэзию – на китайской границе. Привезли пополнение бойцов после учёбы. Один такой красавчик, городской, грамотный. Всё стихи писал. Какие-то упаднические. Про смерть. Потом повесился.

– Тебе опять выговор и задержали звание?

– Ну, конечно, без этого не могут. Но самое страшное, что через год на заставу опять попал молодой солдат, который писал невесте письма в стихах.

– Закон парности случаев? Тоже повесился? – спросил я.

– Нет, с этим гораздо лучше. Он застрелился. Они с невестой договорились быть честными. Если она ему изменит – не будет объясняться, а пришлёт в письме спичку. На третьей спичке он застрелился. А жаль: у неё ещё целый коробок спичек остался.

– Что тебе сказать на всё это? Такая вот она бывает, любовь, и такая поэзия.

– У меня на объекте нет ни одного человека, кто сочиняет поэзию.

Когда прибывает молодое пополнение, я спрашиваю, кто умеет писать стихи, два шага вперед. Если такие находятся, я их в вертолёт и отправляю, пусть заменят другими, не такими талантливыми.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.