Героями рождаются. Сборник рассказов

Юрий Яковлев

Героями рождаются. Сборник рассказов

Героями рождаются

Это я был спортсменом. А он не был. Он не прыгал с парашютом. Он не делал сальто и рондат с фляком. Он не акробат. Он не снимался в кино в роли Рэмбо. Он директор фирмы. Он просто Пётр Юрьевич. Хороший специалист. Успел поработать в порту ещё при Союзе. Это потом туда волнами прибивало всяких начальников, не разбирающихся, но жаждущих денег. Эти странные волны шли с суши, с Киева, а не с моря.

Я отклонился от темы. Это было ещё до празднования миллениума, в прошлом веке. А при чём тут спорт и Рэмбо? Я хочу сказать, что мы не знаем своих возможностей в экстремальных условиях. Как они на нас подействуют? Замрёшь ли ты, как хамелеон, приняв окраску окружающей среды, побежишь ли, как заяц, или будешь атаковать, как делает ёж, пытаясь уколоть противника? Это всё записано в генетическом коде, и вслух не прочитаешь.

Встречаемся мы с Петром Юрьевичем. Вижу, он немного возбуждён.

– Что случилось? – спрашиваю его.

– Не могу успокоиться со вчерашнего дня. Эта собака, такая противная, волосатая, вернее, лохматая и вонючая. Псиной пахнет.

– Зачем же нюхать такую собаку? – удивился я.

– Я её не собирался нюхать. Так получилось.

– Это интересно, расскажи подробней.

– Ты же знаешь, моей дочке четыре года. Прелестная девочка. Она гуляла с мамой во дворе, когда я подъехал на машине. Я ездил в магазин. Несу в руках два полиэтиленовых пакета с продуктами. Дочка увидела меня. Закричала: «Папа приехал!» – и побежала мне навстречу. Весёлая такая, красивая, в голубеньком платьице. Когда до меня ей оставалось метра четыре, я заметил, что огромный чёрный пёс со злым рычанием бежит к дочке. Жена закричала от ужаса. Казалось, ещё мгновение, и пёс укусит девочку. Но его путь проходил мимо меня. Ему не повезло. Я не знаю, что со мной случилось. Наверное, я озверел. Неведомая сила оторвала меня от земли, я полетел ласточкой на собаку и точно вцепился зубами в её загривок. Руки так и оставались заняты пакетами, свободны были только зубы или клюв, если уж лететь ласточкой. Я от себя такого не ожидал! А как собака не ожидала! Она взвизгнула и стала удирать. Потянула меня за собой, вместе с моими покупками! Я её отпустил, но не сразу, а когда стал соображать. Невкусная такая собака попалась! Очень мохнатая. И воняет псиной. Когда я разжал зубы, она быстро убежала. Одна шерсть у меня во рту осталась. Даже не знаю, есть ли у собаки хозяин. А то бы и ему досталось. Судя по вкусу и запаху собаки, хозяина нет. Вряд ли бы я его покусал, но пакетом по голове треснул бы обязательно. А так – я только зубы чистил да плевался весь вечер. Под удивлёнными и благодарными взглядами жены и дочери.

– Так становятся героями? – предположил я.

– Да, эта неведомая сила бросает людей на амбразуру, – согласился мой товарищ.

– Это героизм? – спросил я.

– Нет, это программа выживания, вложенная в нас. Или любовь к ближнему.

– Теперь понятно, почему ты не бросил в собаку пакетами: их придумали позже и в программу не вложили.

– Может быть это так, или я просто озверел. Определённо, озверел. Можно не сомневаться, моментально озверел. И немножко рычал.

– Главное, что озверение уже прошло, – улыбнулся я.

– В жизни всё проходит, и это прошло.

2020 г.

Вот так встреча

Мы встретились с ней взглядом. Она не отвела глаза. Бывает, когда она не отводит глаза, в них можно увидеть бездну, вечность, где время остановилось. Она – наша кошка, в преклонном кошачьем возрасте. Вот она запрыгнула на колени, потом на клавиатуру компьютера. Потопталась по клавишам, хитро заглянула мне в глаза, спрятала улыбку в усы и спрыгнула на мои колени.

А на экране появилась моя фотография, армейская, где мне девятнадцать лет. Вот кошка дает! Но, удивительное дело, фотография двигается, смотрит на меня через экран с удивлением.

– Вы кто? – спрашивает меня моё изображение.

Я потерял дар речи от удивления. Какой-то похожий на меня юноша пытается меня, опытного дяденьку, разыграть. Достали где-то в интернете моё фото, одели человека в пограничную форму, загримировали шутника под фотографию.

– Вы похожи на моего родственника, – сказало моё изображение. – Глаза как у мамы. И на фотографию дедушки тоже. И откуда мне явились, как во сне? Задремал что ли? Я тут сижу с книгами, готовлюсь к поступлению в институт. Все кино смотрят. А мне начальник клуба капитан Саушкин дал ключ от библиотеки.

Нет, этого разыгрывающие не могли знать! Произошёл какой-то прорыв во времени? Сорок восемь лет. Любопытно будет пообщаться.

– Нет, я не родственник. Похоже, что я – это ты в далёком будущем.

– Разве так бывает?

– Нет, так не бывает. Это подарок от кошки.

– Кошка может только мышь принести в подарок. Или крысу. А наш кот ходил через балкон в гости к соседям и принес канарейку. В подарок.

– Да, я помню тот скандал.

– У меня много вопросов к будущему. Давайте пообщаемся. Мы будем на «ты» или на «Вы»?

– Давай на «ты», мы же, можно считать, близкие родственники. Зови меня Семёнычем, как на работе меня зовут, а я тебя – Юрой.

– Ты меня плохо помнишь, а я тебя совсем не знаю.

– Да, Юра, биологи говорят, что каждые семь лет все клетки организма меняются. Так что ты поменялся семь раз, чтобы стать мной. Спрашивай, что бы ты хотел узнать?

– Я поступлю в Высшую школу КГБ?

– Да поступишь. Прошлое не изменить. Только будущее.

– Вопрос спорный. Для кого прошлое, а для кого и нет. Будущее можно и своими руками создавать. Вот мы переписываемся с Ирой из Новгорода, и я на ней, вероятно, женюсь после армии и учебы. Я предвижу будущее.

– Нет, Юра, на ней не женишься.

– А на ком из девочек?

– Ты её пока не знаешь. Через пять лет познакомитесь.

– Пять лет я не буду встречаться с девушками?

– Будешь в Москве встречаться с девушкой, но тоже не женишься.

– Если ты помнишь, Семёныч, я всегда хотел, чтобы рядом была не только любимая красивая девушка, но и надёжный друг, с которым можно пойти в разведку. И это должен быть один человек, в её лице. И чтобы любила.

– Да, это всё у тебя будет. Тебе повезёт. И любимая, и в разведку, и в охрану, и в огород.

– В какой ещё огород? Я спортсмен, а не огородник.

– О, у вас будет много огородов. В Казахстане, в Одессе, в Бессарабии, в России. Где будете жить – там будет огород. И много цветов.

– И дети у нас будут или только цветы?

– Да, дочка и внучка будут.

– Красивые и умные?

– Конечно. С голубыми глазами, как у нас. И спортом будут заниматься.

– Дочка будет заниматься гимнастикой или акробатикой?

– Она вырастет смелой. Добьётся высших результатов в парашютном спорте.

– А ты старый и уже не можешь делать сальто и переворот вперёд? А мне кажется, что я это всегда смогу делать. Какой у тебя там год?

– Две тысячи двадцатый.

– Две тысячи двадцатый! Это просто немыслимо! И я доживу? У вас там трамвай на Луну не ходит?

– Нет, всё так же в Аркадию и Черноморку. И по Преображенской – «Троечка».

– Это раньше, до революции, она была Преображенская. А теперь Советской армии.

– Нет. Она опять Преображенская.

– Я надеюсь, сама Советская армия никуда не делась?

– Не хотелось тебя расстраивать, но нет Советской армии.

– Мы проиграли в ядерной войне? Или в химической, бактериологической?

– Ближе всего, пожалуй, бактериологическая. В мозг людям, особенно руководству, проникла бацилла наживы и предательства. Как тебе это объяснить? Ну вот, ты хотел бы что-то купить, совсем иностранное, иметь такое, чего у тебя нет?

– Да, например, кроссовки, как у парня, мастера по лёгкой атлетике, ему моряки привезли. «Пума» называются. Но я бегаю кроссы в кедах за четыре рубля. Как и все друзья. Ради кроссовок я не хочу разрушать страну. Надеюсь, у вас теперь сплошная «Пума», и никто в кедах не бегает?

– Даже на сцену выходят. Модно. Например, представляющие поп-культуру.

– Как смешно! У вас культура поп? Вы деградируете, не развиваетесь в культуре?

– Можно сказать и так. Да я не очень разбираюсь в этом направлении. Они поют популярные песенки низкого качества, а чтобы зрители не заметили явной серости и убогости – крутят попами. За это им платят деньги. Здесь теперь всё диктуют законы рынка.

– Какого рынка: «Привоза», «Староконного» или «Нового рынка»? Там что, воровские законы? Рыночные карманники в законе?

– Нет, теперь такие ворюги разрешены, что карманникам и не снилось. Вся страна – рынок.

– А как же партия, все государственные органы, как это всё позволил народ?

– Народ развращали медленно. Теперь кто имеет деньги, занимается шопингом. Остальные смотрят глупые фильмы по телевизору. Производство, например, «Бабблгам продакшн».

– Почему всё по-английски? Мы же с тобой английскую спецшколу заканчивали. Можем перевести. Люди занимаются магазинством и смотрят фильмы производства «Жвачки, которую можно надувать в пузырь». Чувствую, вас там всех надувают в пузырь.

– Не всех. Многие увлечены делом, наукой, техникой. Есть журналисты и политики, которые пытаются отстаивать правду и справедливость. Но их голос заглушают потребители. Молодым внушили, что вы там очень плохо жили. В очередях за колбасой.

– Наша мама считает, что колбаса – продукт не для еды. Лучше купить на рынке кусочек мяса или рыбы.

– Да, но теперь это никому не докажешь. Авторитетные руководители говорят, что в твоё время производили только калоши.

– Калоши? Как смешно. Запустили «калошу» на Луну. Взять настоящую калошу и настучать по задам вашим лидерам, чтоб не врали.

– Вы можете взять у него интервью сами на соревнованиях. Это соперник Вити Глазунова в весе шестьдесят два килограмма в команде Ленинграда.

– Да, это интересно. Я думаю, вы несчастные люди.

– Почему? Мы любим друг друга с женой, дочка у нас славная. И внучка. Мы ездим путешествовать. В этом наше счастье.

– Разве может быть полностью счастлив человек, если рядом люди страдают от неравенства и несправедливости?

– Наше общество приучили к неравенству, равнодушию к чужому горю. Специальными телепередачами о том, что слабое звено надо безжалостно уничтожать. Фильмами о свободной конкуренции. Сначала иностранными, потом и нашими.

– У вас что там, Российская империя и царь во главе?

– Нет. Хуже. Всего не расскажешь. Теперь граница между Украиной и Россией.

– Не надо обманывать. Тысячу лет не было этой границы и не будет. Может, скажешь ещё, что там вооружённые пограничники стоят?

– Да. И до такого дошли.

– С чего же это всё началось, Семёныч? Мы рассказываем анекдоты про Брежнева, но мы готовы защищать свою страну от врагов. Да, политинформация у нас низкого качества, вроде как у нас всё хорошо, а в капиталистических странах плохо. А уехавшие евреи пишут, что там столько сортов кофе в магазине, что выбрать не могут.

– Потом поймёшь на своем опыте, что вам, точнее, нам на политинформации правду говорили про капитализм. Иногда нудно, бездоказательно, но правду. А кофе бывает только двух сортов: «Арабика» и «Робуста». Всё остальное – их смесь, реклама и добавки. В вашем случае лучше употреблять в зернах или молотый.

– Мы после тренировки предпочитаем сок яблочный или виноградный, по двенадцать копеек стакан.

– Да, я помню, даже спорили на стакан сока.

– Что-то не очень хочется в ваше «светлое» будущее. Есть те, кому нравится ваша новая жизнь?

– Да, богатые обормоты, бездельники. Не знают, куда деть себя и свои деньги. И не сознают, что без цели в жизни они бесполезны в обществе и несчастны. Человеку свойственно убедительно оправдывать свою жизнь и поступки. Есть те, кто убедил себя, что сейчас им лучше. Они свободны. Ездят в Турцию на отдых. Вот при прежней системе они ходили бы в одной калоше, а на вторую денег бы не хватило. А большинство просто работают, зарабатывают на жизнь. Им некогда подумать на эти темы и нет вариантов разбогатеть.

– А бездельников не судят за тунеядство?

– Нет такой статьи. Отменили родители тунеядцев.

– У меня такое впечатление, что кто-то бросает по пятнадцать копеек в междугородный телефон-автомат, и мы поэтому говорим. Пока у него не кончились монеты, хочу спросить: я выиграю первенство Одесской области по самбо через неделю? Это для меня сейчас главное.

– Не помню. По-моему, выиграешь. А может, и нет. То, что нам кажется важным, со временем теряет значимость. Вот, во время учёбы будешь волноваться перед экзаменами, как будто это вопрос жизни и смерти. А потом забудешь и названия предметов, по которым сдавал экзамены.

– Ты, Семёныч, не расстраивайся. Всё будет у вас, или у нас, хорошо. Люди у нас замечательные. У нас же самая читающая страна. Самая грамотная. Вон сколько книг в библиотеке. Они не дадут оскотиниться народу.

– Спасибо, Юра. Ты меня успокоил. Я не буду продолжать про самый читающий народ. И объяснять тебе, что такое гаджеты.

– «Гады» понимаю. А дальше – нет. Это болезни? Инопланетяне? Они вредят знаниям? Не пускают в библиотеку?

– Да, вместо капитальных глубоких знаний дают поверхностный справочный материал. Часто ложный, особенно в сфере истории и обществоведения.

– Посоветуй что-нибудь мне, пока не оборвалась связь. Чтобы я не менял судьбу, а только чуть подправил.

– Не пей спирт с салом на пятом курсе после зимних каникул. Испортишь желудок, будешь долго мучиться с гастритом. И ты ещё очень ответственно подходишь к соревнованиям, сбрасываешь вес и волнуешься. Это плохо для здоровья. Купи молодой жене спортивную обувь для походов в горы. А то пойдёте на зимнее восхождение на небольшую горку в Казахстане, и она испортит свои красивые югославские сапожки. И в снежки с ней поосторожнее играй – попадёшь в глаз.

– Это я понимаю. Генетическая память. Наши предки, отец и дед, в Сибири пушнину добывали, как говорили, «белку в глаз били». И во время войны лучшими стрелками были. А у тебя с белками как-то не сложилось. Совсем без белок. Вот и получилась незадача, – посмеялся Юра.

– Да, я уже при игре в снежки стал бросать их просто вверх. Так она посмотрела, куда они полетели. И опять попал. Не смейся, я продолжу свои предупреждения. За дочкой следите в парке, где качели. Это очень опасный аттракцион. В четыре года объясните ей, что кушать ягодки во дворе с кустов нельзя: их обработали ядом против гусениц, а в тринадцать лет её фраза: «Крутые горки – для крутых велосипедистов» закончится гипсом на ноге. Будешь ездить по границе – возьми шерстяные носки. Машина сломается – замёрзнешь. И постарайся не ехать вдоль границы в пургу: провалишься в старую силосную яму. Не садись в борт номер 16, в вертолет в Афганистане. Я не сел и правильно сделал. Не вкладывай деньги (да, у тебя появятся деньги) в недвижимость на Украине: после политических беспорядков всё подешевеет в несколько раз. Остальное ты всё равно не сможешь исправить. Нельзя продлить жизнь, изменить судьбу наших родителей.

– А что с моими друзьями: Виталькой художником, Шуриком, Валерой Гладковым, Коцюбой, Кротовым, Глазуновым?

– Это всё естественно. Из них остались только Коля Коцюба да Валера. Виталька сказал перед смертью, что вовремя смыться – это большое искусство. Он умер в шестьдесят три года.

– Как же ты живёшь без них? Ты сам боишься смерти?

– Ко всему привыкаешь. А от друзей юности отдаляешься, как и от самой молодости. Конечно, боюсь смерти близких. А своей – нет. Как говорили у нас в Афганистане, я и смерть – несовместимые понятия. Пока есть я – нет смерти. А когда есть смерть – нет меня. Пожалуй, боюсь продолжительной болезни и страданий. Да и горя для всех близких по такому поводу.

– В каком ещё Афганистане? Ты два раза сказал про Афганистан. Что вы там делали?

– Да практически в никаком. Сам узнаешь.

– Кончился фильм, я сейчас пойду на ужин. Опять дадут кашу и скумбрию, которую готовят на пару, без специй, только соль и лавровый лист.

– Это нормальная, полезная пища. Не колбаса. Особенно рыба, приготовленная таким способом.

– Ты говоришь как моя мама. Ну, наша. Будем прощаться. Передать привет нашим общим друзьям и тренеру?

– Не надо, они не поверят. А раз я не помню этой встречи, значит, и ты сейчас всё это забудешь. Хоть бы мои предупреждения помнил. Тоже не сохранятся в памяти, раз уже всё случилось.

Экран погас. Осталось ощущение, что не сказал чего-то самого главного. Может, был шанс изменить к лучшему судьбу Родины? А мы просто поговорили.

Кошка продолжала мурлыкать на коленях. Даже голову не подняла.

2020 г.

Лебединая песня

Может быть, над Афганистаном лебеди пролетали. Но мы их не видели и не слышали. Речь не о птицах. Это про нас. Какими мы тогда были. Внизу протекала река Пяндж. Такая голубая и прозрачная зимой. Бурная, как штормовое море, и мутная летом. Когда высоко в горах таяли ледники. Они блестели очень ярко, если смотреть с вертолёта. А тут ущелье, ледников не видно, только огромные горы. Чуть ниже, среди осыпи камней, в реку Пяндж впадает река Куф. И ущелье поэтому называется Куфабское. Бандитов там было много. И когда басмачам удавалось выходить из ущелья, они, словно для развлечения, обстреливали мирные автомобили, изредка появляющиеся на узкой дороге, вырубленной в скалах на советском берегу. Тогда движение по дороге перекрывалось, и начинались мероприятия по поиску и уничтожению банды.

Чтобы закрыть выход из ущелья, и расположился здесь заграничный объект пограничных войск «Убагн». Застава Московской десантно-штурмовой группы. Не подумайте, что там служили ребята из Москвы или что-то было связано со столицей. Посёлок был на советской стороне с названием Московский, где и находился пограничный отряд. Но это далеко, за горами, вертолётом надо лететь. А совсем близко, за речкой, вечнозелёным пятном виднелась советская застава «Рогак». Такое название напоминает горного рогатого козла. А зелёное пятно – потому что рядом с заставой лимонная роща, всегда зелёная.

Объект «Убагн» попадал под обстрелы нечасто, совсем рядом советская территория, поэтому и внимание на него обращали в последнюю очередь. Все живы, службу несут, иногда обстреливают банды, пытающиеся выйти из ущелья. Тихо и спокойно.

В тот год зимой этой заставой в Афганистане командовал молодой капитан Валера Д. По делам службы я несколько раз прилетал к нему на вертолёте в ту зиму. Кровать для приезжих в землянке так и была заправлена мной. Никто из офицеров больше на заставу не приезжал. Валера обрадовался мне – хоть поговорить можно, в шиш-беш сыграть. Он один офицер на объекте. Заместителя забрали на учебный пункт. Готовить молодое пополнение бойцов. А прапорщик заболел желтухой, так и не вернулся. Валера жил интересами заставы, проверял несение службы, проводил учёбу, был и за замполита, и за командира, и за старшину по хозяйственным вопросам. Третий год уже пошёл его службы в Афганистане. Так бывало у тех, кто служил в Среднеазиатском пограничном округе. Как бы и не загранкомандировка. Просто речку перелетел на вертолёте. Кто-то из офицеров рассказал, что психологи определили: нельзя находиться в командировке на войне больше двух лет. Жёны не выдерживают большего срока напряженного ожидания и одиночества. Семьи распадаются. На самом деле это ложь. Наши пограничные жёны самые терпеливые и надёжные.

Вертолёт не глушил двигатель, я выпрыгнул из него. Быстро выгрузили мешки с мукой, письма, посылки и ящики с боеприпасами. Второй вертолёт, как всегда, гудел над нами, прикрывая на случай обстрела. Вот наш вертолёт улетел, обдав нас горячим керосиновым выхлопом и пылью. Стало так тихо, что слышно было, как внизу шумит река.

– Привет, Валера, – пожал я руку улыбающемуся капитану. Он был в спортивной вязаной шапочке и с резиновым экспандером в руке.

– Пойдём физкультурой позанимаемся, – предложил он.

– Положу рюкзак, автомат и приду.

Валера был крепкий спортивный мужчина. Мы позанимались физзарядкой на площадке за землянкой. Там была скамейка, чтобы качать пресс, и труба с насаженными на неё двумя миномётными минами калибра 120 мм. Каждая мина весом 16 кг. Это была штанга. Такие спортивные снаряды имелись на каждой заставе в Афганистане.

Вернулись в штабную землянку.

– Что у вас нового с прошлого моего приезда? – поинтересовался я.

– Вчера банда шла по тропе, что поперёк большой горы. Мы её обстреляли из автоматического гранатомета АГС-17. Только эффективность этого оружия в каменистых горах невелика. Граната попадает между камней, и осколки большей частью уходят вверх. Только напугать можно басмачей. Нам бы ЗУ-23 на объект! Обещали прислать.

– Да, обещают прислать. А помнишь, Валера, как летом мы приезжали сюда с офицером медицинской службы, спали с ним в одной землянке, а бандиты стрельнули по объекту. В ответ заработал АГС. Медик во сне услышал и подумал, что кто-то стучится в дверь. «Войдите!» – кричит. Я ему говорю: «Это АГС!» А он, не просыпаясь: «Всё равно кто, пусть войдёт!»

– АГС не войдёт. У него три ноги, и все не ходят, – улыбнулся Валера. – А ещё обещают, что пришлют офицера на временную замену и отпустят меня на побывку к семье в поселок Московский, где я не был уже полгода.

– Буду в оперативной группе, обязательно напомню об отшельнике в горах, – ответил я.

Солнце в ущелье всходило из-за одной высокой горы, показывалось между скал и быстро заходило за такую же огромную гору. И сразу становилось темно. Сырой зимний вечер, с тучами, выползающими из Куфабской щели.

Застучал генератор, дающий свет на пару часов. Пока все поужинают, подготовятся к нарядам на службу. И мы поужинали кашей с тушёнкой и чаем со сгущёнкой. Тушёнка надоедает очень быстро. Всегда хочется свежих продуктов. А сгущёнка не надоедливая. Её готовы есть все и всегда. Услада нашего детства, войн, гор и походов.

Вот наряды ушли на службу, генератор отключили. Полная темнота и тишина.

Над столом у Валеры горела тусклая маленькая лампочка от аккумулятора. Мы с ним сидели и говорили о жизни, о войне.

– Представляешь, меня когда-то научили гадать на картах. Хочешь, тебе погадаю? – предложил капитан.

– Не верю я в эти гадания, – ответил я.

– Но ведь во что-то веришь? Все на войне во что-то верят. В Бога. В приметы. Если один раз повезло небритому – не бреешься перед выходом в горы. Вертолётчики перед вылетом боятся фотоаппарата как черт ладана.

– Никогда не видел, как чёрт боится ладана. Ладан видел, чёрта пока не довелось, – посмеялся я.

– Просто ты не допивался до чёртиков. Когда-нибудь увидишь.

– Не увижу, не пью до чёртиков, – упрямился я.

– Напьёшься до чёртиков. Жизнь длинная и многообразная! – настаивал на своём Валера.

– Без чёртиков в жизни хватает чудес, – перевел я тему с нечестивых.

– Тогда давай, я опять себе погадаю. Тут у меня чертовщина какая-то получается. Моя жена, красавица блондинка. Бубновая дама. Я сам – пиковый король, хоть уже и масть мою трудно разобрать за светом лысины. Служба в суровых условиях среднеазиатских застав просветляет прическу. Здесь все становятся немного «бубновыми»: кто лысым, кто седым. Но, когда гадаю, рядом с бубновой дамой выпадает бубновый король! А это не я! Сейчас погадаю. При тебе будет другой результат.

В полной тишине Валера раскладывал карты. На стенах землянки двигались причудливые тени от его рук. Как потусторонние силы под напряжённый шелест карт. Очень хотелось, чтобы бубновый король ушёл куда-нибудь в казённый дом или дальнюю дорогу, чтоб Валера не беспокоился. Но нет! Бубновый король нагло падает на бубновую даму!

– Ты плохо их перемешал, вот поэтому и результат одинаковый получается, – поспешил я выдвинуть свою версию. Взял колоду, тщательно перетасовал карты и вернул их приунывшему капитану.

– Вот теперь карты правду скажут, – недоверчиво улыбнулся я.

Валера нервно и быстро раскладывал карты. Проклятый бубновый король настойчиво упал на бубновую даму! Мы оба молчали. Какие-то бесовские шутки выдает нам теория вероятности! Валера схватил колоду карт и бросил их в снарядный ящик, висевший на стене в виде тумбочки или полки.

– Этого не может быть, – прервал он наступившую тишину. – Мы любим друг друга. У нас двое прекрасных детей. Мы вместе прошли много трудностей во время службы на забытых богом заставах Средней Азии. И никогда не было повода усомниться в её надежности и любви.

– Вот ты и сам убедился, что нельзя верить во всю эту чертовщину, приметы, гадания! – старался успокоить я товарища не очень уверенным голосом. – Просто ты давно не был на побывке в Союзе. Обязательно поедешь в ближайшее время.

– Пойдём, проверим несение службы и освежимся горным воздухом, –предложил он.

Мы вышли из землянки. Тишина. Совершенно свежий горный воздух. Чуть пахнет дровами, которыми топили печки. Теми дровами, что привозят вертолёты! Самые дорогие дрова, если посчитать!