Будем жить по-новому! Освободитель. Книга 3

– Поясните, товарищ Василевский.

– У немцев каждую полевую армию обеспечивает одна разведывательная авиационная группа, самолеты которой регулярно облетают весь передний край армии, докладывая с борта обо всех изменениях, которые они обнаруживали в расположении или деятельности наших войск. На Орловском выступе оборону держит 2-я полевая армия немцев, однако в апреле на этом направлении появилась новая разведывательная авиационная группа, самолеты которой ведут разведку в узкой полосе южнее Орла. Был выявлен еще ряд признаков по работе дополнительных радиостанций, позволивших утверждать, что южнее Орла сосредоточена новая полевая армия, нацеленная для удара на Курск с севера. Было установлено количество корпусов и дивизий первого эшелона этой армии, определены разграничительные линии между ними. Данные радиоразведки подтверждаются воздушной и войсковой разведками.

– Хорошо, товарищ Василевский, мы обсудим новый план и дадим свое заключение. Запросите дополнительно «Оракула» о дате начала немецкого наступления.

– Запросим, товарищ Сталин.

Несколько раз с мая по июль в добытые разведчиками сроки немцы удара не наносили.

«Мой фюрер, наша разведка сообщает, что русские снова привели войска в повышенную боевую готовность, в точности перед доведенной в войска датой начала наступления. Рекомендую провести еще пару раз аналогичную дезинформацию, приучая русских к тому, что мы не готовы к наступлению, готовя настоящий удар в начале июля», – докладывал в мае генерал-фельдмаршал Гюнтер фон Клюге в Ставку Гитлера.

Вообще, с Рокоссовским у меня, после предсказания его встречи с Талановой, сложились, если не приятельские, то дружеские отношения, да и чувствовал он во мне человека не 28 лет, а своего ровесника. В этот день Рокоссовский разговаривал со мной у себя в кабинете: «Александр, немцы в очередной раз перенесли дату своего наступления. Перебежчики, твои разведчики, армейская разведка сообщают о сроках, которые не сбываются. Ватутин у нас, а Хрущев, как член Военного совета в Москве докладывают товарищу Сталину о необходимости начала нашего наступления, что скажешь?»

– Константин, Константинович, Хрущев это стратег, которого на пушечный выстрел нельзя подпускать к руководству армией. К докладам своих разведчиков я всегда прилагаю свой комментарий, настаивая на дате начала наступления – раннее утро 5 июля. Да вы сами вспомните начало войны, немцы используют ту же уловку, что была в мае-июне 1941 года, усыпляя наше внимание. Я вполне допускаю, что они умышленно вбрасывают дезинформацию в свои войска и проверяют нашу готовность, наблюдая, отреагировали мы или нет на их информацию. Они же знают, что разведчики обязательно возьмут «языков» и нам все станет известно. Стойте с Жуковым и Василевским на своем – надо сидеть в обороне до немецкого наступления. Немцы жахнут так, что мало не покажется – силы у них еще много. А вот после Курской битвы уже мы будем доминировать на полях сражений, захватив стратегическую инициативу, как это было у немцев в 1941-м».

– Возможно, очень возможно и очень похоже на действия в 41-м.

– Вот и доложите товарищу Сталину.

– Так, Александр, давай еще раз пройдем по карте, покажешь свое видение Курского сражения.

– Вот смотрите, Константин Константинович, удары будут на Курск с Белгородского и Орловского направления. С Белгородского танковый удар будет нанесен через Прохоровку, где произойдет грандиозное встречное танковое сражение, с целью охвата Курска в кольцо. Далее в их планах будет попытка атаковать Курск и Новый Оскол.

– Хорошо, Генштаб снова внес корректировки в план операции с учетом новых разведданных и все больше вырисовывается рисунок операции, который даешь ты.

Про себя я усмехнулся: «Ну, так вы ж его разработали и утвердили в июне 1943 года, еще бы мои прогнозы были бы неверны». Своим бойцам я запретил охотиться на Моделя, Клюге, Манштейна и других высших офицеров армий, а то мало ли, что могло измениться, появись тут другой командующий немецкой группировкой.

Ежедневно полковые разведгруппы, заброшенные во второй эшелон немецкой группировки, выходили на связь, сообщая о новых подошедших частях вермахта. В первом эшелоне работала армейская разведка. Рокоссовский сообщил мне, что в Ставку пришло сообщения от нашего знаменитого разведчика Николая Кузнецова, назвавшего дату наступления немецких войск под Курском.

Наступал час «Х». Станции радиопомех дивизионов вели круглосуточное наблюдение за наиболее значимыми радиосетями противника. При этом выявлялись основные и запасные частоты вражеских радиостанций, их расположение и войсковая принадлежность, графики и режимы работы. Мы, как и 132-й радиодивизион забивали эфир «левыми» шифрограммами, как свежими, так и записанными и смонтированными еще под Сталинградом, используя для наибольшей правдоподобности дезинформирующих радиопередач трофейные немецкие радиостанции. Все это отвлекало немецких радистов на дешифровку этих сообщений, а потом еще и на разбор ситуации, мол «что это за ерунда такая передана». Также шло глушение передатчиков генераторами белого шума. В общем, радисты бывало, что прерывали до сотни передач противника, а бывало, в период затишья, что и десяток за смену на весь центр не набиралось. Все зависело от интенсивности радиопереговоров. Правда, следует отметить, что немцы тоже не спали и отвечали нам такой же монетой.

Но ближе к июлю все ускорилось и увеличилось, радисты работали на износ, как наши, так и немецкие – противодействие шло очень серьезное. Нужно отметить, что радиодивизионы очень активно проявили себя в битве под Курском. Наши радисты постоянно взаимодействовали с соседями, передавая выясненные данные по вражеским частям и радиостанциям, чтобы они учитывали это в своей работе. Точно также до нас доводились выявленные их радиоцентрами сведения по вражеским радиоузлам.

Накануне Курской битвы, буквально, за сутки до начала повысилась активность немецкой радиосвязи. Перехватив очередную радиограмму, Бушин подошел к Размазнову: «Андрей, перехвачена радиограмма, так вот, по набранному нами архиву мы с девочками и Кимом опознали, что это почерк радиста Ставки главнокомандующего противника, а по характеру передачи сделали вывод, что она содержит очень важный приказ. Ее обязательно надо отдавать в отдел Китова на дешифровку».

– Хорошо, Олег, сейчас вызову Александра, будем разбираться.

Вызвав Китова к себе, Андрей и Олег объяснили ему ситуацию и чем вызван такой ажиотаж вокруг этой шифровки.

– Все понял, займемся. Если учесть то, что сегодня 4 июля, а в эту ночь начнется наступление, но первую зацепку лично я вижу в том, что в конце шифра приказа будет стоять подпись кого?

– Точно мыслишь, Саня, будет подпись «Адольф Гитлер»!

– Вот, мужики, и сами можете все дешифровывать, когда припрет, а то все зовете «Саня, помогай»!

Дешифровальщики Китова зная о том, что речь может идти о крупном наступлении и с учетом первых предположений, что в конце документа находится подпись Адольфа Гитлера, взялись за дело. Взяв эти «буквы» в качестве основы, и применив криптографические приемы дешифрования, они практически полностью вскрыли шифрограмму, определив в ней приказ Гитлера о наступлении, а заодно, и частично взломали очередную версию шрифтов германской криптозащиты, обеспечивающуюся машинкой «Лоренц». Эта информация была подтверждена и из других источников, в том числе получена у «языков», взятых фронтовой разведкой, немецких перебежчиков-коммунистов и шифрограммой Николая Кузнецова. За эту работу по вскрытию немецкого шифра, давшего возможность частично читать, а в дальнейшем «вскрыть» его в полном объеме на других шифрограммах, весь отдел был представлен к орденам, а Китов к ордену «Александра Невского».

В Ставке состоялось последнее совещание перед началом немецкого наступления с командующими трех фронтов. На него в Москву Рокоссовский взял и меня.

Докладывал Антонов: «Товарищ Сталин, товарищи командиры, тщательный анализ обстановки и предвидение развития событий позволили сделать правильный вывод: главные усилия надо сосредоточить к северу и югу от Курска, обескровить здесь противника в оборонительном сражении, а затем, перейти в контрнаступление и осуществить его разгром. Генштабом и штабами фронтов разработан план на летне-осеннюю кампанию Красной армии. В нем Курская битва является центральной частью общего стратегического плана кампании. Разбив здесь немцев, далее мы нанесем главный удар в направлении на Харьков, Полтаву и Киев.

Командующими фронтов развернута всесторонняя и тщательная подготовка к предстоящим действиям, с ежедневными докладами, поступающими от разведорганов, о силах и намерениях противника. В результате чего Генштабу стали достаточно точно известны сроки начала вражеского наступления, которое трижды переносилось Гитлером. В качестве одной из рабочих гипотез принято, что перенос сроков является тактической уловкой немецкого командования, проводимой аналогично действиям перед началом войны в 1941 году. Хотя мы не снимаем и гипотезу о неготовности немцев к более раннему наступлению.

В результате, товарищ Сталин, разработанный ГКО, Ставкой, Генеральным штабом и фронтами стратегический План включает в себя следующие направления:

– создание многополосной обороны на курском направлении общей глубиной в 250–300 км; выдвижение в район восточнее Курска мощного стратегического резерва Ставки – Степного фронта;

– осуществление крупнейшего за все время войны сосредоточения у Курска материальных средств и войск;

– организацию специальных воздушных операций по нарушению вражеских коммуникаций и завоеванию господства в воздухе;

– активизация действий партизан с целью осуществления массовых диверсий в тылу врага, прерывающих подвоз резервов к фронту, и получения важнейших разведывательных данных. У меня всё!»

– Спасибо товарищ Антонов, что еще Генштаб может добавить?

Встал Василевский: «Товарищ Сталин, необходимо указать, что Генштабом также предусмотрен План № 2 на случай, если в ближайшее время гитлеровское командование не предпримет наступления под Курском, когда мы сами начнем наступление».

Все совещание я просидел в приемной вместе с несколькими генералами. В голове были разные мысли: думал о полке – сроднился я с ним, вспоминал, как все начиналось, когда отступали и ходили в разведку, как среди обычных, текущих выходов за линию фронта были очень удачные рейды, принесшие гордость за себя – могу ведь, когда надо, и товарищей, за достигнутый нами результат, отмеченный орденами. Это сейчас немецких генералов уже берут в плен пачками, а в далеком 41 году взятие в плен генерала вермахта или уничтожение штаба полка, дивизии было действительно редким событием. Вот и сейчас я сижу в Кремле, а там за дверьми делается история, и я тоже, в какой-то мере, участвую в этом деле, прикасаясь к великой истории СССР.

«Товарищ гвардии полковник, очнитесь!» – меня теребил адъютант.

– Простите, товарищ майор, задумался, что такое?

– Вас вызывают.

Я поднялся и направился в зал Ставки Верховного Главнокомандующего, все-таки и до меня дошла очередь.

Зайдя вместе адъютантом в зал, я четко представился и замер по стойке «смирно».

– Проходите, товарищ Кольцов, не смущайтесь. Мне бы хотелось бы услышать ваше мнение о предстоящей битве.

– Товарищ Сталин, в марте этого года я докладывал товарищам Жукову, Василевскому и Рокоссовскому о том, что ГКО, Генштаб, штабы и командующие фронтов разработаете и, главное, сумете воплотить в жизнь стратегический план нашей победы. Курская битва начнется рано утром 5 июля, а Рокоссовский с Ватутиным уже проведут предусмотренную планом артиллерийско-авиационную контрподготовку именно в ночь на 5 июля по изготовившимся к атаке частям вермахта, что хорошо дезорганизует наступающие порядки немцев.

– Вы что, товарищи, решили провести артподготовку именно ночью 5-го июля?

"Да, товарищ Сталин, есть такая задумка", – ответил Рокоссовский и вместе с Ватутиным разом посмотрели на меня.

– Действуйте, товарищи, все свободны!

Сталин остался в зале с Жуковым, Василевским и Берией.

«Поразительно, товарищ Сталин, мы не знаем, а он знает, что задумали Рокоссовский и Ватутин, это непонятно, а все непонятное является опасным. Такое предвидение просто феноменально», – задумчиво проговорил Берия.

«Товарищ Берия, этот парень воюет достаточно грамотно и удачно, создал очень неплохое боевое подразделение, уже принесшее много пользы. К тому же, он никогда не выпячивает свое предвидение, всегда ссылается на то, что все операции будут разработаны именно нами: ГКО, Генштабом и органами управления фронтов. Хотя не скрою, он также привлекался в качестве консультанта и источника развединформации к прогнозированию ситуации на Курском направлении. Его привлечение обусловлено тем, что его прогнозы сбылись и в Московской, и в Сталинградской операциях. Насколько я знаю, он окончил с отличием Академию Генштаба в прошлом году. И еще, но это мое личное наблюдение. У меня сложилось мнение, когда мы встречались с ним в марте, что я общаюсь не с 30-летним офицером, а со своим ровесником. Учитывая все это, товарищ Сталин, считаю, что он на своем месте, вот и пусть воюет дальше», – взял слово Жуков.

Весной перед германским командованием также встала задача выработать дальнейшую стратегию ведения войны и конкретный план военных действий на лето 1943 года. Среди генералитета вермахта не было единства мнений, возникли серьёзные разногласия, с февраля по июнь шла разработка и оперативные переработки плана кампании.

«Мой фюрер, я ожидаю удара РККА в направлении Днепра с целью отсечения и уничтожения всей группы армий «Юг», поэтому считаю необходимым переход нашей армии к стратегической обороне с нанесением серий фланговых контрударов!» – докладывал на заседании Генштаба Манштейн.

«Нет, и еще раз нет! Это приведет к сдаче Донбасса с его углем, и осложнит политическую обстановку с союзниками. Эти предатели итак ждут случая отколоться», – возражал Гитлер.

– Тогда, мой фюрер, предлагаю  «срезать» Курский выступ быстрым наступлением сразу после окончания весенней распутицы! Обязательным условием успешности операции, считаю, что её начало должно быть до того, как РККА сможет подготовить эшелонированные оборонительные позиции или начать собственное наступление, то есть в апреле или самом начале мая.

– Хорошо, Манштейн, это уже лучшее предложение. Поручаю Генштабу разработать операцию под кодовым названием «Цитадель»!

Согласно плану операции, Группа армий «Центр» должна была нанести удар с севера силами 9-й армии под командованием Моделя, а группа армий «Юг» силами 4-й танковой армии под командованием Г. Гота и армейской группой под командованием В. Кемпфа с юга. Кольцо окружения планировалось сомкнуть на возвышенностях восточнее Курска. Части РККА, занимавшие фронт в западной части выступа, должна была сдерживать 2-я армия под командованием Вайса.

На встрече с Гитлером 27 апреля Модель выразил обеспокоенность: «Мой фюрер, по донесениям разведки русские сооружают очень сильные оборонительные позиции на северном и южном фасах Курского выступа, поэтому дальнейшее затягивание подготовки может лишить наступление всякого смысла! Рекомендую, либо коренным образом пересмотреть план операции, либо вообще отменить её и постараться нанести поражение РККА в ходе её ожидаемого наступления!»

10 мая на совещании в Берлине к мнению Моделя присоединился и Манштейн, снова предлагая перейти к стратегической обороне: «Мой фюрер, атака русских в нынешнем положении грозит нам поражением. В связи с этим, предлагаю поэтапное отступление к Днепру с последующим ударом левого крыла во фланг наступающему противнику и выходом к Азовскому морю, что позволит окружить наступающие части Советов!»

«Манштейн, черт бы вас побрал, вы запросто сдаете с таким усилием захваченные нами позиции. Только наступление! Мы создадим мощнейший кулак и разобьем русских!» – срываясь на крик, отвечал Гитлер.

Гудериан обратился к Гитлеру: «Почему вы хотите начать наступление на востоке именно в этом году?»

В разговор вмешался Кейтель: «Мы должны начать наступление из политических соображений».

«Вильгельм, что заставляет нас наступать в этом году на Курск или где-либо на Востоке? Вы думаете, что кто-то знает, где вообще этот Курск? Никому в мире нет дела до того, захватим мы этот город или нет?» – возразил ему Гудериан.

Гитлер сравнил складывавшуюся на Восточном фронте ситуацию с тяжёлым положением партии в 1932 году: «Тогда мы победили только благодаря упрямству, выглядевшему порой безумным. Также мы победим и сегодня! Я уже принял решение – начало операции назначаю на 5 июля!»

3 июля на Воронежском и Центральном фронтах прошло, как и все последние дни, спокойно. А с 16 часов 4-го июля противник предпринял на широком участке Воронежского фронта боевую разведку. Все попытки врага вклиниться в наш передний край были отбиты. Захваченный в бою пленный немец показал, что 5 июля войска должны перейти в наступление, то же самое подтверждали немецкие перебежчики, перешедшие к нам 4 июля на Центральном фронте. В ночь на 5 июля на фронтах под командованием Рокоссовского и Ватутина была проведена артиллерийско-авиационная контрподготовка, которая, как выяснилось позднее, дала исключительный эффект, смешав планы противника. Рокоссовский докладывал в Ставку: «Противник, находившийся в исходном для наступления положении, понес большие потери в живой силе и технике. Дезорганизована подготовленная им система артиллерийского огня, нарушено управление войсками. Понесла потери и вражеская авиация на аэродромах и связь с нею у общевойскового командования также нарушилась. Многими фашистскими командирами сильная контрподготовка была принята за начало нашего наступления. Гитлеровцы с трудом смогли начать наступление вместо 3 часов утра 5-го июля тремя часами позже».

Так развернулось великое сражение на Курской дуге. В этот день, одновременно с севера и юга, перешли в наступление на Курск северная и южная вражеские группировки. Советские войска вступили в тяжелую борьбу с врагом.

Глава 3. Тяжелые будни на Курской дуге

Рота Лосева и взвод снайперов Семакова под общим командованием Ледкова двигались к городу Орел. Основной задачей было уничтожение командного состава, военных складов наступающих частей вермахта. Шли лесами, находя «дырки» в наших и немецких позициях. Впереди сквозь деревья была видна небольшая деревенька.

– Что будем делать, Сереж, обходить или выбьем оттуда немцев?

– Давай, выбьем их, Коля, их тут не больше взвода, зачем нам за спиной фрицы.

Бойцы роты окружили деревню и, совершая короткие перебежки через огороды, окружающие деревню, приблизились вплотную к домам.

Человек 20 немцев находилось возле главной избы, кто-то ковырялся в грузовике, кто-то сидел на мотоциклах, кто-то просто стоял, ожидая выхода начальства. Защелкали выстрелы, а немецкие фигурки стали падать, как подкошенные, на землю. Кто-то бросился в рассыпную, перепрыгивая через заборы, но попали под огонь с разных сторон деревни, те же, кто был поумнее, просто залегли. Одновременно в домах жителей началась зачистка немцев.

«Не стреляйте, мы сдаемся!» – вышел из избы с поднятыми руками гауптман, за ним вышло еще двое унтеров и фельдфебель. Лежавшие немцы так же поднимали руки и вставали, собираясь у избы. Минут через 20 наши бойцы пригнали еще пятерых немцев, сдавшихся в домах. Всего у избы набралось пятнадцать человек пленных.

Пространство вокруг стало заполняться местными жителями.

– Что с ними делать, командир?

– Тащить их с собой или в тыл нет времени, значит к стенке и в расход.

Вышла женщина с парнем лет 15 и обратилась к Ледкову: «Товарищ командир, этот офицер жил у меня в доме, он несколько раз спасал моего сына от немцев. Один раз, когда приезжала команда немцев и забрала его в группу молодых людей, отправляемых в Германию на работы, он вытолкнул его оттуда и второй раз, когда мой сын украл у него пистолет. Тогда он по-человечески обратился ко мне, чтобы я поговорила с сыном, и тот вернул пистолет. Иначе, ему придется доложить куда следует и, тогда сына расстреляют. Да и вообще, он не допускал грабежа и насилия своими солдатами в нашей деревне. Оставьте ему жизнь.

«Вот тебе и раз, – переглянулся с Кириловым Ледков, – а что скажут жители деревни, был ли порядок в деревне?»

– Что сказать, товарищи красноармейцы, всякое было в нашем Пеньшино, но в общем, порядок был, не то, что в Русском броде, там настоящая оккупация.

Ледков по-немецки обратился к немцу: «Как зовут?»

– Гауптман Вильгельм Шульц, 216-я пехотная дивизия 23-го армейского корпуса под командованием генерала пехоты Йоханесса Фриснера.

– Сдаете все оружие и, либо оставайтесь в деревне, дожидаясь советских частей, чтобы сдаться, либо уходите к своим в Русский Брод или куда хотите. Скажите спасибо этой женщине и своей чести офицера и человека. Весь транспорт оставите жителям деревни.

Рота бойцов в камуфляже уходила в леса, а немцы стояли, смотрели им вслед, решая, что делать дальше.

«Есть на свете Бог, герр гауптман, что послал нам нормальных русских», – вздохнул фельдфебель.

Офицер повернулся к женщине, сказал ей по-русски «спасибо» и колонна фрицев двинулась в сторону Русского брода.

Диверсионная группа подходила к городу Малоархангельск. Взятый в плен патрульный мотоциклист-фельдфебель показал, что в городе в настоящее время находится временный командный пункт 23-го армейского корпуса. Три разведчика, включая Ледкова, переоделись в немецкую форму, снятую с троих убитых патрульных. Основная группа направилась через лес, а мнимые патрульные покатили к городу на мотоцикле, предварительно обговорив место встречи.

Положение на фронте было следующим: немцы прорвали 2 рубежа и штурмовали третью оборонительную линию, Малоархангельск же находился километрах в семи от передовой. В городе была суета, двигались пехотные соединения, бензовозы, мотопехота на БТРах и танкетках. В этом хаосе было проще затеряться, подстроившись под окружающую среду. Разведчики, поколесив по городу, высмотрели пару зданий, где находились штабы каких-то соединений. Ледков, побегав под видом курьера, выяснил у часовых, в каких зданиях, что располагается. Встав с другой стороны площади, стали наблюдать за зданием штаба корпуса. К ним подошел немецкий офицер и заговорил на немецком языке: «Герр Ледков, герр Лосев интересуется о дальнейших планах».

– Ваня, ёперный ты театр, тебя в форме не узнать, кстати, ты усы приклеил немного наискось, давай исправлю. Передай Лосеву, пусть работает по нашему плану. Сейчас я пытаюсь выследить, где обитает местное начальство, а дальше не знаю, как будут развиваться события, но встреча здесь же.

Переводчик Иван Орехов ушел. Часам к пяти вечера к входу в здание подъехал легковой «Мерседес», а минут через десять появился какой-то генерал. Водитель распахнул двери машины и после посадки начальства, захлопнув ее, сел за руль и тронулся. Мотоцикл с разведчиками пристроился сзади. Машина, свернув от штаба с основной дороги, по которой катила военная техника, на небольшую тихую перпендикулярную улочку, направилась в сторону симпатичного двухэтажного особняка, стоящего метрах в двухстах впереди. Возле усадьбы были видны стоящие часовые. Свистунов, сидящий за рулем мотоцикла, ускорился и, обогнав машину, тормознул перед ней.

Раздался рев выскочившего водителя: «Фельдфебель, вы с ума сошли, кого вы остановили, машину самого заместителя командующего 23-м корпусом, герра генерал-лейтенанта Ханса фон Функа. Потрудитесь объяснить причину и, если она не будет уважительная, то я вам не завидую!»

Получивший ножом в печень водитель авто упал на землю, а Ледков подошел к машине, открыв дверь и увидев генерала

– Потрудитесь объяснить, фельдфебель, что все это значит?

– Герр фон Функ, я так полагаю? Вам повезло и вы остались живы. Сегодня вас должны были расстрелять из снайперской винтовки советские диверсанты, я же предлагаю вам почетный плен у генерал-полковника Рокоссовского. Увы, в сложившейся ситуации винтовки у меня нет, поэтому в случае вашего отказа я зарежу вас, как свинью, ножом».

– Фельдфебель или, как ваше настоящее звание, через несколько дней мы будем в Курске и, как бы Рокоссовскому самому не оказаться в плену.

– Меня зовут Сергей Ледков, я майор диверсионного полка «Псы войны», а как говорит наш командир, гвардии полковник Кольцов, вам до победы под Курском, как до Луны раком. Поэтому пока не набежала ваша охрана, предлагаю не делать резких движений и проехать на вашей машине с нами. Итак, ваше решение?

– Вы меня убедили, лучше плен, чем такая смерть.

Ледков сел за руль, Николай Кирилов сел рядом с генералом, достав нож и пистолет, мертвого водителя усадили в люльку мотоцикла, который повел снайпер Леша Свистунов. Машина сдала задом и, выехав на главную дорогу, проходящую через город, двинулась к линии фронта. Мотоцикл с убитым немцем бросили в разрушенном дворе. Свистунов пошел на встречу с Лосевым, а машина двинулась на дорогу, где они уничтожили мотопатруль, чтобы такими же неприметными проселочными путями вернуться в Пеньшино и дальше к своим. Сводная группа разведчиков Лосева оставалась и должна была работать по определенной программе, а именно, убивать и взрывать личный состав и материальные ценности врага. «Мерседес» уходил все дальше и дальше по лесным дорогам от города.