Когда выбираешь свободу

– Приве-е-ет! – закричал Юрке Петрусь и замахал рукой, в которой болталась серая сумка. – Мамка пирожков напекла!

Ребята повалились в траву рядом с Юркой. Петрусь достал из сумки газетный сверток с расплывшимися жирными пятнами и литровую банку с молоком.

– Мы сначала до бабушки побежали, думали, что ты дома, – деловито разворачивая газетный сверток и пытаясь разложить его на примятой траве, сказал Мишка. – Но бабушка сказала, что ты здесь, и чтоб мы отнесли всё к тебе и покушали вместе с тобой!

Мишка, сияя, наконец расправил газету, и тёплые ещё пирожки румяно и аппетитно развалились перед мальчишками.

– Ешь! – сказал Мишка и потянулся к банке с молоком, чтобы открыть её.

– Ну и вы тоже налетайте! – сказал Юрка и откусил сразу почти полпирожка.

– Не-е… – сглотнув слюну, отозвался Петрусь. – Сначала ты поешь! Мы уже завтракали! Давай-давай!

– Дак уже ж почти обед, можно и перекусить, – с набитым ртом, подмигнув, проговорил Юрка и протянул один пирожок младшему брату. – Держи, Ванюшка!

Ванюшка аж подпрыгнул и радостно схватил пирожок чумазой ручкой. Он очень хотел пирожок, но знал, что они предназначались старшему брату, поэтому ни за что не взял бы сам.

Мальчишки все вместе умяли пирожки, выпили молоко и довольные растянулись в густой траве. Лишь непоседа Ванюшка, получивший существенную подпитку своей и без того неуёмной энергии, носился рядом и гонял кузнечиков. Мишка рассказывал Юрке последние за минувший день новости. Вчера Юрка не встречался с братьями и поэтому пропустил часть событий. Оказалось, что их общий враг, хулиган и задира Вовка Мещеряков со своими дружками, прознав, что Мишка и Петрусь гуляли без Юрки, из кустов обкидали их комьями грязи и провоцировали на драку.

– Знаешь, если б не баб Маришка, которая шла следом, – с жаром говорил Мишка, – то мы б им наваляли так, что они б это на всю жизнь запомнили!

Мишка сжал ладонь в кулак и погрозил невидимому врагу.

– Когда они уже угомонятся? – задумчиво провожая взглядом облака, мелкими барашками проплывающие над развалившимися на траве мальчишками, произнес Юрка.

– А когда наваляем, тогда и угомонятся, – негромко отозвался Петрусь.

– Может, нам с ними как-то поговорить? – спросил Юрка и сел, глядя на братьев сверху вниз. – Не всё ж решается с помощью кулаков… Выяснить, кто чего добивается, что не нравится…

– Ага! – с сарказмом отозвался Мишка. – Может, с кем-то и можно договориться мирно, но не с Мещеряковым. И так ясно, чего он добивается и что ему не нравится. Он же за отца мстит, забыл?

Нет, Юрка не забыл. Юрка отлично помнил эту историю. Громкую для их небольшого поселка и неприятную.

Отец мальчишек, Иван Васильевич Смирнов, был очень уважаемым человеком не только в родном селе, но и в райцентре. Почетный фронтовик, герой Великой Отечественной войны, сейчас, в мирное послевоенное время, он занимал должность председателя сельского совета. Был строг, но справедлив не только с чужими, но и со своей семьёй. А отец Вовки работал начальником в МТМ. Случился инцидент, виной чему послужил алкоголь, и если б об этом не стало известно Ивану Васильевичу, то потихоньку тот случай замялся бы и забылся. Но Иван Васильевич был принципиальным и честным. Разбирательства были громкими, и в итоге Вовкиного отца исключили из партии, а на работе перевели в простые механики. Вследствие этого Мещеряков старший ещё больше запил и обозлился на всех. Вовка стал частенько попадать под его горячую руку. Поэтому злости у Вовки на Ивана Васильевича хватало. А так как отомстить непосредственно виновнику своих бед он не мог, то его сыновья были очень подходящей мишенью. Юрку он побаивался: тот был старше на год, крепче и выше почти на голову, а вот Мишке и Петрусю частенько прилетало.

Юрка сорвал травинку и в задумчивости намотал на палец.

– Надо что-то придумать, – сказал он.

– Ну да! – подхватил Петрусь. – Подловить как-нибудь и намылить ему шею хорошенько, чтоб знал наших!

– Ага… – негромко отозвался Мишка. – Только Мещеряков, как назло, один никогда не ходит. Всюду в сопровождении своих дружков. Как трус.

Петрусь заливисто рассмеялся, зажмурив глаза.

– Конечно! – воскликнул он сквозь смех. – Как же ему без свиты? Ему ж каждый второй навалять хочет! Он пока до дома дойдёт – все фингалы соберёт, коли без охраны будет!

Юрка хмыкнул, завязал травинку в узелок и щелчком запустил в гущу травы.

– Ладно, – сказал он и поднялся на ноги. – Разберёмся. Я дальше собирать, а то мало совсем.

– Мы ж помогать пришли! – спохватился Мишка и тоже вскочил на ноги. – Сейчас быстро управимся и гулять! Ага?

– Ага! – согласился Юрка, и мальчишки принялись за работу.

Вместе всегда веселей: и работа быстрее спорится, и время быстро пролетает. Вместе всегда здорово… И Юрка чувствовал себя одиноко, когда вечером ему приходилось одному возвращаться к бабушке. Он любил бабушку, и ему хорошо жилось с ней, но все же родителей и братьев ему очень недоставало. Он скучал по ним. Скучал по перешептываниям с братьями перед сном, когда иногда оставался с ночевкой в родительском доме. Мать в комнате на полу расстилала огромное ватное толстое одеяло, и мальчишки все устраивались спать на нём, под одним покрывалом, как котята. И не могли наговориться. Скучал по маминой стряпне. Бабушка, конечно, не хуже, а может даже и вкуснее готовит, но мамина была особой. В родительском доме даже пахло по-другому… Когда он был помладше, то, засыпая в бабушкином доме, он, бывало, даже плакал. Но став старше, он убедил себя в мысли, что бабушка старенькая, дядя, бабушкин старший сын и брат мамы, инвалид, и надо ведь им помогать! Как же они одни? Вот и получилось, что у него, у Юрки, почётная и важная миссия – помогать своим близким. С этими мыслями жить ему становилось легче, и на душе было не так тоскливо.

Вот и сейчас в три пары рук мальчишки быстро наполнили матерчатый мешочек и выполнили Юркину норму сбора цветов на сегодня. Даже Ванюшка помогал! Правда к концу он уже разнылся: было жарко и хотелось пить. Поэтому мальчишки работали быстро и вскоре уже неслись по полю в сторону бабушкиного дома. Ванюшка счастливый восседал на плечах у Юрки и хохотал во всё горло.

– Впел-лё-од! Впелёд, мой конь! – кричал Ванюшка и размахивал руками. – Ул-ла-а-а!

Ванюшка поначалу казался Юрке совсем невесомым, но, даже не добежав до конца поля, Юрка выдохся и перешёл на шаг. Ванюшка склонился к Юркиной голове и обнял ручонками.

– Устал? – заботливо спросил он. – Ну отдохни… А потом ессё побегаем!

Юрка засмеялся. Приятна ему была забота младшего братишки.

Дома бабушка попыталась накормить мальчишек обедом, но на столе стояла большая тарелка со стопкой свежеиспечённых блинов, поэтому все, галдя и толкаясь, накинулись именно на них. Бабушка покачала головой и принесла плошку со сметаной.

– Дак сядьте ж по местам! Всем достанется! – говорила бабушка, подвигая табуретки к столу.

Она была небольшого роста, сухонькая, но крепкая. И по сути, она не была ещё старой, просто тяжёлая жизнь сделала своё дело. Её голубые слегка выцветшие глаза в лучах уже хорошо сформировавшихся морщин светились добротой, но голос был тверд и молод. И бабушку слушались все. Даже отец мальчишек. Юрка слышал, как мать однажды, разговаривая с дядей Серафимом, своим братом, рассмеялась и сказала, что если отца боятся все, а отец боится тёщу, значит тёща – самый большой авторитет на селе. И ведь так и было. Юрка частенько замечал, как отец, рослый и крепкий, пасовал спорить с этой маленькой женщиной и вёл себя так, словно мгновенно превращался в маленького мальчика. Но внуков своих бабушка любила бесконечно и беззаветно. Особенно Юрку.

Когда он родился, родители Юрки жили в бабушкином доме, и главной нянькой была, конечно же, бабушка. Она почти не отходила от внука и была хорошей помощью для своей дочери. А потом через два года родился Мишка, и родителям от колхоза дали квартиру в новом двухквартирном доме. Это была хоть и не большая, но с тремя комнатами квартира, с кухней, верандой и приквартирным участком. Сзади домов были понастроены сараи для скота, сеновалы и подсобные строения, закреплённые за каждой квартирой. Родители были счастливы! Но когда они переезжали, бабушка не смогла сдержать рыданий. Очень она горевала, что Юрку увозят. И родителями было решено оставить старшего сына с бабушкой. Ну вроде как и бабушка довольна, и матери полегче, и для маленького Юрки смена обстановки не станет стрессом. Так и остался Юрка жить с бабушкой. А летом так и все мальчишки, ну кроме разве что Ванюшки, жили практически на два дома. То все кучей у родителей, то у бабушки. А жарко летом! Так настелит бабушка одеял тёплых на полу в большой комнате, и мальчишки, набегавшись и наигравшись за день, кто как, вповалку засыпали на этих одеялах. У бабушки почти как дома, только лучше! – так братья говорили Юрке и даже немного завидовали.

Вот и сейчас Петрусь, наевшись блинов и поглаживая себя по животу, сказал:

– Хорошо тебе, Юрка! Вот погуляем, ты потом домой придёшь, а у тебя опять блинов целая куча! Ешь не хочу!

– Да-а, хорошо мне! – широко улыбаясь, согласился Юрка и с лукавым прищуром глянул на брата.

– А я вам с собой заверну, перед сном покушаете, – донёсся от плиты голос бабушки.

– Да вот ещё! – воскликнул Юрка. – Не буду я ни с кем делиться! Обойдутся, и так вон жирные какие!

Юрка метал озорные искры в братьев.

– Кто это жирный?! – подхватил Мишка.

– Вот ведь куркуль! Для братьев зажал, буржуйская морда? – едва сдерживая улыбку, медленно протянул Петрусь.

Ванюшка с полным ртом медленно жевал и следил непонимающим взглядом за братьями.

– Да смотрите на себя. Жир аж из штанов вываливается, и пуговки на рубашках того и гляди отскочат, – сказал Юрка, медленно вставая. – О! Смотри-смотри, у Михи аж щёки заблестели!

Петрусь оглянулся на Мишку, и в этот момент Юрка соскочил с места и помчался к двери. Мальчишки опомнились и, поняв, что их провели, с громкими воплями кинулись следом. Ванюшка открыл рот и уставился на бабушку, которая всплеснула руками и воскликнула:

– Вот шалопаи!

Она выглянула в окно, где по двору бегали её внуки, и, вереща, накидывались друг на друга. В конце концов они свалились в траву, и эта куча-мала стала кататься, махая руками и ногами. Ванюшка вышел на порог и, глядя на старших, завыл. Как это так, его не взяли играть? Бабушка смотрела на всё это и неодобрительно качала головой. Брови её хмурились, но лицо озаряла невидимая внутренняя улыбка.

3

Он всегда хотел сына. Может, поэтому он так часто ругает её и наказывает? За то, что она не мальчик? Но чем, чем она хуже мальчика?

Таня пыхтела, сидя на полу возле обувницы, завязывая шнурки потрепанных кед. Некогда будучи белыми, носки кед были сплошь исчерканы черными полосками, оставленными бутсами мальчишек из их дворовой футбольной команды. Она терпеть не могла шнурки, но обожала кеды, поэтому, когда ей было ещё пять лет, она научилась мастерски зашнуровывать их разными мудрёными способами. Мальчишки во дворе не стеснялись просить её научить их этим способам, и со временем у Таниной «банды» появился свой отличительный способ шнуровки обуви. Сейчас Тане шесть, у неё своя дворовая компания, состоящая исключительно из пацанов примерно её возраста. Она атаман. И у неё есть прозвище. Самое настоящее мальчишеское прозвище! Мальчишки уважали её, слушались и, казалось, вовсе не считали её девчонкой. Правда и внешне Таня мало походила на девочку. Она просила стричь её коротко, почти выбривать затылок, оставляя длинной лишь челку. Из одежды – джинсы, шорты и футболки, которые частенько были измазаны велосипедным маслом. Она любила футбол, знала приемы карате, умела постоять за себя, звонко свистеть и сплёвывать через дырку от выпавшего недавно зуба. У всех пацанов в их и соседних дворах Таня была в авторитете. И только папа был вечно ею недоволен…

– Капра-а-а-ал!!! – послышался с улицы звонкий голос через открытое окно на кухне.

– Да иду я, иду… – пробурчала себе под нос Таня.

Таня злилась на себя за то, что вошкается, и на бабушку за то, что постирала её кеды и шнурки, и теперь Тане пришлось их заново шнуровать.

Бабушка вышла из кухни, на ходу вытирая мокрые руки о кухонный передник. Из кухни доносился звук жарящихся на плите пирожков с капустой (Таниных любимых) и их вкуснющий запах.

– Танюша, там тебя друзья зовут, – сказала бабушка.

– Да знаю я, – буркнула Таня и чуть тише добавила: – Ненавижу это имя…

– Вы недалёко собрались? А то обед скоро…

– Недалёко, – эхом ответила Таня и встала, одёргивая шорты и дрыгая ногами. – Всё, я во двор.

Таня взяла с полочки под зеркалом нанизанный на верёвочку ключ от дома и повесила на шею, тут же спрятав за пазуху футболки. Ключ холодом мёртвого железа неприятно скользнул по телу. Таня передёрнула плечиками и, не глядя на бабушку, которая с укоризной, вздыхая, смотрела на неё, выскользнула за дверь.

Приглушённо шлёпая кедами о бетонные ступени, Таня сбежала на нижнюю площадку подъезда, где под лестницей был привязан на цепь её велосипед. Без замка, в самом деле просто привязан, всё равно никто не украдёт.

Мальчишки терпеливо дожидались её у подъезда.

– Здорово, Кэп, ну что, погнали? – по очереди поздоровавшись с ней за руку, поинтересовались они.

– Погнали! – скомандовала Таня и все дружно, оседлав своих двухколесных «коней», покатили со двора.

Сегодня их было трое: летом их компания частенько была в неполном составе. Кого-то родители отправляли в пионерский лагерь, кого-то к бабушке в деревню, а некоторых родители просто забирали на целый день на дачу. Им не хватало друг друга и казалось, что разлука вечна. Но, несмотря на это, находились игры и увлечения, где хоть на время можно было забыть, что они – неполная команда.

Сегодня они собрались на речку. То есть не совсем на речку. Сюда заходил лишь маленький рукавчик от основного русла, которое протекало чуть поодаль. Но рыбакам и детворе, а также небольшим компаниям для пикников и отдыха хватало и этого небольшого «лягушатника». Пройти к нему можно было обойдя сквер, оставшийся от некогда огромного дремучего леса, что простирался на этой территории задолго до рождения нынешнего поколения, живущего в этом небольшом городке. Да и сам городок в прошлом был всего лишь маленькой деревенькой в несколько домов, построенных переселенцами с запада страны. А ещё к речке можно попасть, пройдя через сквер. Правда совсем непонятно, почему этот кусок леса все называли сквером. Сквер расположился рядом, с аллейками и фонтанами, со скамеечками в тени немногочисленных деревьев. А эти непроходимые заросли вековых деревьев оставили практически нетронутыми, лишь в некоторых местах зачем-то протянув асфальтовые дорожки. Редко кто ходил через этот лес. Жутко было в нём и неспокойно. Множество всяких историй и легенд ходило о самом лесе. Придуманных ли, или настоящих, уже никто и не разберёт.

Ребята на своих велосипедах катили по аллейкам сквера и их слегка потрясывало на неровных камнях брусчатки. Таня полетела вдоль аллеи мимо леса, когда услышала оклик друзей.

– Эй, Кэп, сто-ой! Тормози!

Таня резко притормозила и, развернув велосипед, повернулась к мальчишкам. Они махали ей руками, призывая обратно.

– Чего? – недовольно крикнула им Таня, но двинулась к ним, ведя рядом велосипед.

– Поехали напрямки! Чего тащиться километр по жаре? – сказали они, когда Таня подошла.

– Напрямки? – с некоторой тревогой в голосе произнесла Таня и посмотрела на узкую извилистую аллейку, укатанную в асфальт и змейкой ускользающую в сумерках прохладного леса.

Тревога Тани была обусловлена не только всеми этими сказками, которые ходили между ребятами и взрослыми в городе. Страшила также и криминальная сводка, у которой этот недружелюбный зелёный райончик был в фаворе. Поэтому бабушка всегда строго-настрого наказывала Тане даже носа не совать в лес, и Таня клятвенно обещала бабушке не делать этого. Поэтому сейчас Таня колебалась.

– Боишься что ль? – улыбаясь, с дружеской ухмылкой спросил белобрысый Толик, один из мальчишек.

– Дурак что ль? – передразнивая его, ответила Таня и уже серьёзно добавила: – Я просто бабушке обещала, что не буду ходить через лес. А обещания нужно выполнять.

– Ну это-то да… – немного сникнув, хором ответили мальчишки.

– Но ведь всё равно никто не узнает, – с надеждой сказал Славка, второй мальчик.

Он был на год старше Тани и Толика. Темноволосый и задиристый, с вечными лукавыми искорками в зелёных глазах, он частенько подбивал компанию на разные «подвиги». Некоторые из них Таня купировала сразу, а некоторые с удовольствием возглавляла и сама.

– Мы быстро проскочим! – настаивал Славка, видя явные сомнения на лицах друзей. – Так же гораздо быстрее! И нет там ничего страшного. Мужики с нашего двора часто так ходят на речку рыбачить и все живы и здоровы. Да и все ходят! Для чего тропинки-то проложили? Для красоты, что ли? Ну?

Таня и Толик переглянулись. Толику явно не хотелось ехать по пеклу целый крюк, и он с надеждой ждал, что Таня согласится. Таня поджала губы и всё-таки сказала:

– Вы езжайте, как хотите, а я поеду в объезд.

– Кэп! – воскликнул Славка. – Да не дури! Ну кто узнает о том, что ты нарушила обещание?! Вот глупости!

Таня, не глядя на друзей, развернула свой велосипед и встала одной ногой на педали. Славка шумно выдохнул.

– Мы же никому не скажем! – поддержал друга Толик, крикнув вслед Тане, и вдруг провокационным тоном добавил: – Или ты всё-таки просто трусишь?

Таня резко остановилась и, повернув голову, зло посмотрела на мальчишек. Нет, на их лицах не было ни насмешки, ни вызова. Они просто хотели ехать все вместе и знали, чем зацепить Таню. Никто не смел думать, что она трус. И это в самом деле подействовало. Таня снова развернула велосипед.

– Вот ты и впрямь дурак, Толян! – рассерженно кинула в Толика Таня и прокатила мимо них, свернув в аллею, ведущую в сумеречный лес.

Мальчишки радостно вскочили в сёдла своих велосипедов и заспешили следом за Таней.

Лес ласково опустил на детей свою тишину, полумрак и прохладу, раскрыв заботливые объятия. Но вместе с этим в душу Тани странным образом проникло ощущение жути… Казалось, что это забота лжегостеприимной черной ведьмы, которой-таки удалось заманить жертв в своё логово… Бр-р-р…

Таня на ходу поёжилась. Здесь будто и впрямь начинался другой мир. Вся суета, жара и жизнь словно остались в другом измерении. Здесь же висела звенящая тишина. Ни птички, ни звуков насекомых, ни шороха листьев. Только стрёкот колёсных спиц катящихся по дорожке велосипедов. Да и тот будто тонет в вязкой тишине. Дремучие заросли окружали дорожку плотным коридором, вселяя мысли о скрытых жутких тайнах, притаившихся за каждым кустом и за каждым деревом.

Таня прибавила ходу. Мальчишки молча катили следом. Наверное, и их посетили те же самые ощущения. И они, не сговариваясь, торопились побыстрее покинуть это место. Дорога казалась нескончаемой. Или здесь и время искажается? Может, оно здесь вообще останавливается? Может, оно так же, как свет и звуки, вязнет в этой тишине и забвении? Быстрее! Быстрее!

Таня разогналась так, что становилось ещё страшнее. Но подгонял её не страх, а злость. Она злилась на себя за свою слабость. Ведь страх – это слабость! А она не слабачка! Да, она родилась девчонкой, но она не такая как девчонки! Она не хуже мальчишек!..

Ведь папа не любит слабаков…

На всём ходу троица вылетела из леса в солнце, будто ядра из пушечного жерла. Колёса увязли в высокой траве, значительно снизив скорость велосипедов, и друзья остановились. Таня оглянулась и посмотрела на мальчишек. С их лиц ещё не успел испариться отпечаток ужаса сумеречного леса, и она его отчетливо успела заметить. Хотя они почти сразу радостно рассмеялись, стараясь замаскировать только что испытанные эмоции.

– Фу-ух, Кэп! – шумно выдохнул Славка, сверкая глазами. – Ну ты и задала скоростуху! У тебя на велике турборежим?

Мальчишки рассмеялись. Напряжение в их голосах постепенно ослабевало. Ведя велосипеды рядом с собой, они пешком направились вдоль заросшего кустарником берега, отыскивая чистый бережок. А когда немного позже они развалились на теплой втоптанной в пологий берег траве, все испытанные недавно страхи окончательно улетучились. Полуденное солнце отогрело каждый продрогший душевный уголок и внушило своим теплом чувство нереальности казавшихся возможными кошмаров.

4

Когда Аня зашла в дом, Аркадия Степановича уже не было. Таисия, поставив одну ногу на скамейку, облокотилась на неё, чтоб спине было полегче, мыла и перебирала грибы в большой кадушке на столе. Она недовольно глянула на вошедшую падчерицу.

– Ну наконец-то! Явилась! Ты чего ж это меня перед уважаемым человеком позоришь? Да и грибов вон целая куча! Я, что ли, до ночи с ними ковыряться буду?

Весь боевой пыл Ани как рукой смахнуло. Она быстро ополоснула руки под рукомойником и пристроилась рядом с Таисией перебирать и мыть грибы.

– А этот… Аркадий Степанович то есть, – несмело начала Аня, – чего так быстро ушёл?

Таисия многозначительно помолчала.

– Чего-чего… Ужина нет! Ты же умотала. А он человек занятой. Ждать, что ли, будет?

Аня поджала губы и промолчала. Таисия резкими и нервными движениями перекидывала помытые и почищенные грибы в другую чашку. Аня почувствовала себя неуютно и виновато.

– Гостинец вон тебе привёз, – Таисия кивнула головой в сторону посудного шкафа, где на полочке лежал небольшой свёрток.

Аня неопределённо промычала и поджала губы. Ей очень хотелось начать разговор, но она никак не решалась. Аня то открывала рот, то зажимала губы зубами, то вздыхала и косилась на тётку. А Таисия словно бы и не замечала ничего. К тому же чувствовалось, что она начала успокаиваться. В её движениях исчезла резкость, и на губах заиграло подобие лёгкой улыбки. Брови вздрагивали, и вокруг глаз то и дело появлялись морщинки, словно лучи солнца освещая взгляд в ответ на какие-то свои мысли.

Аня постепенно стала злиться и досадовать на себя за то, что поверила словам подруги. Ну не могла тётка такое задумать! Зачем ей это? Она и сама ещё красавица, способная охмурить кого угодно. Может, действительно мужчина приезжает к ним, потому что именно Таисия его очаровала? В компании Аркадия Степановича она и смеялась звонче, и даже кокетничала, на щеках играл румянец и в глазах плясали озорные искорки. Да и подарки Аркадий Степанович возил в основном Таисии! Ане так, гостинцы… А люди всегда будут болтать разное! Кто от злости, кто из зависти, кто-то по глупости. Но ведь правду никто из них не знает! Одними домыслами подпитаны.

– А тебе что привёз? – неожиданно спросила Аня, и Таисия слегка вздрогнула, будто Аня заставила её очнуться.

Таисия вскинула глаза, полные каких-то, по всей видимости, приятных воспоминаний или грёз, на Аню. Но не успела ответить, как Аня ахнула! Вокруг шеи Таисии обвилась нитка из ярко-красных сочных горошин, и в каждой горошинке играл отблеск света лампы, которая стояла рядом с ними на столе. Таисия заулыбалась, поняв, что Аня всё увидела без лишних слов. Хоть свет в доме и не был ярким, но Аня разглядела и то, что румянец залил тёткины щёки, выдавая её всю с потрохами.

– Красивые, правда? – слегка охрипшим голосом спросила Таисия. – Коралловые!

– Очень. Очень красивые! – ответила Аня и заулыбалась, окончательно успокоившись и мысленно обругав себя последними словами за то, что была так глупа и невнимательна.

И уже ночью, засыпая, Аня мысленно всё ещё складывала картинку из пазлов происшедших событий, ощущений, мыслей, по-новому понимая сказанные ей тёткой и Аркадием Степановичем слова. Всё стало представать в совершенно ином свете. И даже показалось, что нет ничего плохого и страшного в том, чтобы всем вместе переехать в город, если Таисия и Аркадий Степанович решат пожениться. Сон уносил Аню в радужные перспективы будущей жизни, и на утро она проснулась в отличном настроении.

Днём она помирилась со Светланкой, и дни побежали как обычно. Аркадий Степанович не появлялся уже третью неделю, и Аня стала замечать, как Таисия грустит и всё выглядывает в окна. Тёткино чаще обычного случавшееся раздражение только подтверждало Анины подозрения, и на тётку она не обижалась. Даже с некоторым удивлением сама себя поймала на мысли, что ждёт приезда Аркадия Степановича и начинает беспокоиться по поводу его долгого отсутствия. Таисия окунулась в работу по хозяйству, подолгу не выходя из сарая, или подольше задерживалась у соседей, когда те звали помочь с приболевшей или рожавшей скотиной. Или уходила просто так потрепаться с соседками у одной из них на лавочке.

Таисия ссыпала большую половину семечек в кулёк, свёрнутый из старой газеты. И уже у порога повернулась к подметавшей пол Ане.