Победить Страх

Вовка возразил:

– Кир, это ведь тоже магия.

– Конечно, магия, – согласился брат, – но эта магия доступна каждому из нас.

– Ага, – говорю, – доступна. А ты попробуй думать по-доброму, когда на тебя с кулаками прут. Самосвал, например. Или как тогда, у стадиона. Пока о них по-доброму думаешь, они тебе по-злому накостыляют – мало не покажется. Ты знаешь, что тут только что было? Мужик какой-то…

– Знаю про мужика. У того мужика после вашей с ним «задушевной беседы» брюки насквозь мокрые. Дождя, заметь, не было, так что это не от дождя. Знаешь, Сань, с «Галкиными» и «Самохваловыми» разговор может быть только жёстким, потому что другого они не понимают. В общем, любому злу надо давать беспощадный отпор, от кого бы это Зло ни исходило. Речь у нас не о Самохваловых и им подобных, а о нормальных людях, попавших под власть энергии Страха.

А Вовка мне напомнил:

– Санёк, Гоша нас по любому не тронет – выдрессированный уже.

– Да? А если не Гоша-Самосвал, а вот такой «Галкин»?

– Сань, ты ведь тоже кое-что умеешь. Разве не так?

– Ну… умею, вообще-то.

– Вот и не трусь. В случае чего пользуйся этим.

– Да, Саша, – поддержал Вовку брат, – Вова прав. Только, Саша, ты с этим будь осторожнее. Применяй эту силу только в крайнем случае и как я тебя учил.

Вот тут, чтобы вы поняли, о чём идёт речь, мне придётся сделать небольшое отступление от моего рассказа. Дело в том, что незадолго до описываемых событий нам пришлось биться с ужасным монстром, гиперпегоном.

Гиперпегон вырвался из подземной темницы, в которую ещё в античные времена был заключён Главным Хранителем Миров. Монстр собирался захватить Землю и сделать людей своими рабами. Короче, мы в той схватке победили.

После нашего боя с гиперпегоном у меня появилась способность взглядом превращать живое в камень. Я не знаю, откуда это во мне взялось. Может, я это от того чудовища перенял, а может, и от Кирилла.

Дело в том, что перед боем с гиперпегоном Кирилл учил меня выдерживать взгляд монстра, чтобы я сам не окаменел от его взгляда. Кирилл ведь тоже умеет взглядом превращать в камень, вот он и напускал на меня чары, а я должен был к ним привыкать, сопротивляться.

Так вот, значит, во время боя Кирилл гиперпегона самого превратил в каменное изваяние. Он сделал это, когда почти обессилевший от битвы монстр бросился на меня. Кирилл передал мне энергию, а я, глядя в глаза чудовищу, послал эту энергию дальше. Чудовище от этого тут же окаменело. Так что неизвестно, от кого из них ко мне пришла эта сила.

А обнаружил я это случайно, на следующий день после нашего сражения с монстром. Подвалил ко мне на перемене Самосвал, то есть Гоша Самохвалов – школьный хулиган-переросток. Он был со своим дружком – с Барбоскиным. Ну и, как обычно, стали они требовать с меня деньги. Я, почему-то, в тот раз впервые их не испугался. Хотя ясно почему: они мне тогда, по сравнению с гиперпегоном, букашками казались.

Итак, подвалили они ко мне и деньги требуют, а я, всего-то что и сделал, просто взглянул на Самохвалова. Нет, не просто взглянул, а взглянул так, как во время боя в глаза гиперпегону смотрел. Честное слово, не хотел я, чтоб так получилось.

Так вот, короче, как только я взглянул на Самосвала, тот сразу стал каменеть. Я страшно испугался, подумал, что всё, что конец Самохвалову. Так, наверное, и вышло бы, если б не Кирилл. Хорошо, что он рядом оказался и сумел это остановить. А то стояла бы сейчас у нас в школе на самом почётном месте каменная скульптура хулигана Самохвалова.

Мне Кирилл потом объяснил, что если эту силу использовать не на всю мощь, можно просто обездвижить нападающего – на время. Он меня научил, как это делать. Вот это Муравкины и имели в виду, когда говорили, что я тоже кое-что умею.

– Слушай, Кирилл, – спросил Васька, – а нам с Юлей и с Ромой чего делать? У нас в деревне никакой злобности в людях нет.

– Не «чего делать», а «что делать», – поправила брата Юля.

– Да не придирайся ты, – обиделся Васька, а Кирилл ему возразил:

– Это пока нет, но площадь поражения растёт. Если это не остановить, то через несколько дней и у вас начнётся такое же. Так что вы всё равно приготовьтесь. А что делать, вы теперь знаете. В городе вам появляться сейчас трудно из-за школы. Я лучше сам буду у вас, когда надо будет.

– А если здесь понадобимся? – поинтересовался Ромка.

– А в чём проблема-то? – удивился Кирилл. – Понадобитесь – я вас сюда телепортацией перемещу. Как сегодня. А остальные давайте собираться здесь после уроков и по выходным. В два часа дня, например. Идёт?

Геля тогда решила уточнить:

– Кир, а если погода плохая, если дождь? Меня родители не пустят, если дождь.

– Погода будет что надо, – пообещал Кирилл, – я это устрою.

– Как это – устроишь? – удивилась Юля.

Кстати, Юля тоже ходит во второй класс, но она старше Гели месяца на три, по-моему.

Итак, Юля спросила про погоду, а Кирилл говорит:

– Это просто. Вот, смотри.

Я чего уж только не видел, но чтоб такое, чтоб погода так быстро изменилась! Нет, я такого ещё ни разу не видал. В общем, тучи начали таять, и через пять минут в безоблачном небе сияло солнце. Несмотря на то, что Солнце стояло низко к горизонту, стало по-летнему тепло, от сырой земли пошёл пар. Вот это было чудо!

Мы поудивлялись, конечно, но не до ночи же удивляться, мы ведь не удивляться сюда пришли.

Вот Васька и спрашивает:

– Кир, а если энергия Страха никогда не закончится, чего тогда будет?

– Не «чего», а «что», – снова поправила Юля, а Кирилл ответил:

– Плохо тогда будет. Если это не остановить, Землю захватит Зло и начнётся Всемирный Хаос.

– Чего начнётся? – не понял Васька.

А Юля:

– Не «чего», а «что». Хаос начнётся. Не понял, что ли?

– А это чего – хаос?

– Хаос – это беспорядок. Только это не «чего», а «что». Тоже мне, большой, а говорить не умеешь… и не знаешь.

– Да хватит тебе! Перестань придираться! – чуть не со слезами закричал на неё Васька. – Чего пристала со своим «чего»?

– Не со своим, а с твоим.

Мне стало смешно. Хотя нет, не только мне – все засмеялись, кроме Васьки. Ведь забавно же: Васькина младшая сестра, которая всего-то во втором классе учится, всяких «взрослых» слов знает гораздо больше четвероклассника Васьки. Она к тому же и говорит «правильно», «по-взрослому», как Кирилл.

Так вот, значит, объяснила она брату, что хаос – это беспорядок, а Кирилл говорит:

– Правильно, беспорядок, даже ещё хуже. Поэтому наша задача – победить Страх.

Ну, мы ещё поболтали о всяком-разном и стали расходиться. Мы попрощались с кошелихинскими, и Кирилл вместе с ними исчез – телепортировался в Кошелиху. Мы с Вовкой и Тимкой проводили домой Гелю и уже оттуда сами отправились домой.

Глава 3. Суббота, трамвай, рынок

На следующий день, в субботу, с самого утра было пасмурно. Прогноз погоды грозил проливным дождём, но дождя ещё не было. Не было даже надоевшего промозглого ветра. В общем, было хоть и прохладно, но не очень сыро.

Мы в этот день не учились, поэтому я отправился с родителями на продуктовый рынок. Надо было помочь принести продукты.

Рынок от нас недалеко, но мы решили доехать до него на трамвае. Тревожное чувство появилось уже на остановке. Там стояли и ожидали трамвая ещё несколько человек. Все они, как мне показалось, смотрели на нас и друг на друга с плохо скрываемой злобой.

Когда подошёл трамвай, там такое началось! Мужики полезли вперёд, отпихивая женщин и не давая прохода тем, кому надо было выходить. А уж как они ругались! Мне даже слушать это было стыдно.

Но и тётки спуску не давали. Они дубасили лезущих в трамвай мужиков и выходящих из трамвая пассажиров сумками, кулаками, да и вообще чем придётся. Да и в «красноречии» они от мужиков не сильно отставали. Ужас, короче.

Пока шла потасовка, мы стояли и ждали. Битва закончилась, и мы спокойно вошли в вагон. В трамвае было свободно, даже не все места оказались занятыми. Непонятно, для чего нужно было устраивать драку при посадке.

Мы уселись на свободные места, но когда трамвай тронулся, чувство тревоги усилилось. Мне показалось, что вот-вот, прямо сейчас, произойдёт что-то плохое. И точно, позади нас послышалась громкая ругань. Я посмотрел туда: там какой-то дядька ругался с кондуктором. Ну, кондукторша тоже спуску не давала. Она обзывала дядьку такими словами, что лучше их не повторять.

В ссору мало-помалу начали ввязываться другие пассажиры. Одни заступались за дядьку, а кто и за кондуктора. От ругани в трамвае стоял такой гвалт, что вскоре совсем ничего нельзя стало разобрать. Пассажиры начали вскакивать с мест и чуть не устроили драку.

Я тоже начинал злиться. Даже не знаю, на кого я злился больше. Может, на дядьку, а может, на кондуктора. Вообще-то я на них обоих злился, да и на других пассажиров тоже. Это была не просто злость. Я почувствовал, что если бы у меня было оружие, я стал бы стрелять и в пассажиров, и в кондуктора, и даже в папу с мамой.

Когда я чуть ли не воочию представил себе этот ужас, мне стало страшно. Я понял, что это не мои чувства и мысли. Я понял, что моими чувствами управляет что-то чужое, враждебное. Это «что-то» хочет заставить меня сделать что-то страшное.

Ничего, Кирилл научил меня кое-чему. Я применил один из его приёмов. Я просто выгнал из себя это враждебное нечто, и злоба сразу пропала.

Я больше не злился ни на пассажиров, ни на кондуктора. Я словно прозрел, что ли. Я понял, что и пассажиры, и кондуктор скандалят не сами по себе, а кто-то или что-то враждебное, злое, завладело их волей и заставляет ссориться.

Мне ужас как жалко стало и кондуктора, и пассажиров. Я ещё подумал: «Интересно, куда едет этот дядька? Домой, наверное. Ну да, точно, домой. С покупками же».

А дядька был чем-то похож на моего папу. Хотя, вообще-то, не очень. Если честно, то он совсем не был на него похож. Это я только представил себе, что похож, даже сам не знаю почему. Я представил, с каким нетерпением ждут его дома жена, мама, сын. Подумал: «Дяденька везёт подарок сыну на день рожденья. Хотя нет, это кукла. Значит, не сыну, а дочке».

Мне вдруг так захотелось, чтоб у этого дяденьки всё было хорошо. Ну, не только у него, а у всех: у кондуктора, у пассажиров. Я словно наяву представил себе, как дядя Миша приходит домой, как он достаёт из сумки подарок. Вот они его распаковывают, открывают коробку. А сколько радости в глазах у Надюшки.

Я словно воочию увидел, как они всей семьёй садятся за стол. Вот тётя Лена – Надюшкина мама – открывает коробку с большущим тортом, который она принесла из холодильника, вставляет в него четыре свечки, зажигает…

Как только я представил себе всё это, начало что-то происходить. Улетучилась тревога, стало легко на душе, даже радостно. Казалось, что трамвай отпустили невидимые щупальца страшного и злого монстра. Из людей словно испарилась злоба. Почти сразу же прекратилась ссора, а когда подъезжали к рынку, дядя Миша извинялся перед кондуктором, а та говорила:

– Пустяки, я сама погорячилась. Это всё из-за погоды. Понимаете, очень угнетает эта слякоть… и холод. Так что это вы уж меня простите. Не сердитесь, пожалуйста.

– Ну что вы, что вы, – отвечал Михаил Евгеньевич, – это я сорвался. Даже не знаю почему. Наверное, и правда – погода.

Когда мы выходили на остановке, я, проходя мимо дяди Миши, сказал ему:

– Дядя Миша, поздравьте от меня Надюшку с днём рожденья.

– Спасибо, Саша, обязательно передам твоё поздравление, – пообещал он и улыбнулся. И от этой улыбки вся тревога, всё плохое совсем исчезло.

Вышли мы из трамвая, и я вдруг будто очнулся: «Что такое, – думаю, – откуда я узнал, что незнакомого дядьку зовут Михаилом Евгеньевичем? И что дочку зовут Надей, а жену Леной, что у Нади сегодня день рожденья… Да, он ведь тоже узнал моё имя!» А тут ещё мама спрашивает:

– Саша, а ты откуда знаешь этого дяденьку? – а я не знаю, что и ответить. Я же и сам ничего не понял. Телепатия, что ли? Ну, я и сказал первое, что пришло в голову:

– Надя, – говорю, – в нашей школе, в четвёртом «А» учится.

Ага, учится, как же… Через три года будет учиться. Только не в четвёртом классе, а в первом. Да и не в нашей школе, кстати, а в сорок восьмой – в той, что на улице Бонч-Бруевича. Не понимаю, откуда я это узнал.

Оттого что соврал, на душе стало противно. Хотя есть у меня оправдание, я просто не знал, что ответить. В общем, настроение снова испортилось, а тут ещё рынок этот. Там тоже все нервные, озлобленные, да ещё дождь начал накрапывать. Снова накатила тревога.

Мы купили разных продуктов, и встали в очередь за картошкой. Впереди, прямо перед нами, стоял дядька. Продавщица ему уже взвешивала картошку. Картошка хорошая, в меру крупная. Знаете, есть такая, с красноватой кожурой. Она, если её поджарить, такой вкуснятиной становится – пальчики оближешь.

Ну ладно, взвешивает продавщица картошку, а тут возьми да и попади на весы одна мелкая картофелина. Подумаешь, какая важность. А дядька и давай орать:

– Ты что мне одну мелочь кладёшь, мымра старая?!

– Какая же это мелочь?! Глаза-то разуй, алкаш! – это уже продавщица отвечает.

– Сама ты алкоголичка со стажем! Только бы всех надуть! Вон, гниль одну мне наложила! Ведьма!

– Ой, ой, сам-то кто! Посмотрись в зеркало, наркоман.

Тут и люди, которые уже пристроились за нами в очередь, стали возмущаться:

– Чего ты лаешься как собака, барыга! – крикнула продавщице бабушка, которая заняла очередь за нами.

– Ты сама не лучше собаки! – крикнула в ответ продавщица.

Ну и пошло-поехало: на бабку стала кричать стоящая за ней тётка; дядька, что стоял в конце очереди, стал по-всякому обзывать ту тётку и дядьку, который поругался с продавщицей. Я снова почувствовал в себе нарастающую злобу.

Злоба вместе со страхом – это, я вам скажу, что-то. Это было ещё хуже, чем в трамвае, когда я злился на пассажиров. И это снова была не просто злоба. Мне казалось, будто что-то страшное и злое снова пытается овладеть моей волей, моими мыслями и чувствами.

Я снова применил то, чему научил меня Кирилл. Я с силой, со злостью вышвырнул это нечто вон. Получилось. Мне даже показалось, что я услышал удаляющийся мучительный стон этого нечто. Хотя нет, не показалось. Я понял, что на самом деле это услышал. Это было похоже на стон свирепого, но смертельно раненного зверя.

Вы, наверное, спросите: почему я уверен, что мне это не показалось? Да очень просто. Дело в том, что это услыхали все. Я видел, как люди в очереди и продавщица испуганно замолчали и замерли, а папа даже спросил непонятно кого:

– Что это воет?

Другой дядька из очереди сказал чуть ли не шёпотом:

– Сирена, что ли?

– Что-то не похоже, – это сказала какая-то тётенька из конца очереди.

– Будто какой-то зверь воет, – сказал папа.

В общем, то чему научил Кирилл, действовало безотказно. Главное, это оказалось не таким уж и трудным делом. Надо, оказывается, просто контролировать свои чувства, быть их хозяином, а не рабом. Эх, не знал я ещё, чем мне грозит такое «неповиновение» злу. Нет, не только мне, а ещё Геле. Но не буду забегать вперёд, лучше расскажу всё по порядку.

Итак, ссора прекратилась. Дядька, который поругался с продавщицей, уже уходил. Картошку он всё-таки купил. Я снова, как это было в трамвае, почувствовал, как что-то начало меняться. Я видел теперь вокруг себя не озлобленных людей, а людей несчастных, смертельно уставших, измученных происходящим. Мне их стало чуть ли не до слёз жалко.

Дальше – больше, у тех, кто встречался со мной взглядом, с лица сразу пропадало недовольное выражение, угрюмость, злость. Эти люди шли дальше, и те люди, мимо которых они проходили, тоже становились людьми. Мало того, ещё и дождь прекратился, из-за туч выглянуло солнце.

Итак, тревога пропала. Мало того, погода стала налаживаться. Вот вам и прогноз. Я ещё подумал с издёвкой: «Наверное, прогноз погоды у нас нагадывают астрологи. По звёздам. Например, тот пучеглазый Ротвельд Эдуардович с телевидения. Ну тот, что „раздаёт баллы“ разным „знакам зодиака“. Или гадалки по картам. А может, экстрасенсы по чему-нибудь „астральному“».

Поругавшийся с продавщицей дядька остановился около выхода с рынка. Вид у него был такой несчастный, что мне стало его жалко. Когда мы уходили с рынка, я, проходя мимо, мысленно как бы сказал ему: «Не расстраивайтесь, дядя Валера, это всё из-за погоды».

Мы уже вышли с рынка, а я оглянулся назад и увидел, что Валерий Александрович вернулся к прилавку и что-то говорит продавщице, похоже, извиняется. Та ему тоже что-то отвечает – без злости, улыбается даже.

Всё это я вижу даже издали. Главное, в очереди никто не возмущается. Та бабушка, которая назвала продавщицу барыгой, тоже уже купила картошку. Она тоже что-то говорит продавщице и Валерию Александровичу. Продавщица машет рукой, смеётся беззлобно. Дядька уходит от прилавка уже в хорошем настроении.

– Что ты всё время оглядываешься? – спросила мама.

Я говорю:

– Интересно, почему люди на рынке так часто ссорятся?

А папа:

– Если б только на рынке… В последнее время все стали какими-то нервными, раздражёнными. Погода, что ли, влияет?

– Да, – соглашаюсь, – наверно, это из-за погоды, – а сам знаю, что погода тут как раз и ни при чём.

Глава 4. Гнездо Зла

Когда мы вернулись с рынка, было уже почти двенадцать часов дня. Мама и бабушка быстро приготовили обед, и мы все сели за стол.

На второе, кстати, была та жареная картошка, которую мы принесли с рынка… Ой! Ну не так я хотел сказать. Нет, конечно же. Не жареная, а сырая. Фу ты! Опять что-то не то говорю! Совсем запутался. Я хотел сказать, что с базара мы принесли сырую, а бабушка её поджарила, вот она и стала жареная.

Мы пообедали, попили чаю. Я, кстати, чай с конфетами люблю. Не с любыми конфетами, а знаете, есть такие – суфле «Коровка» называются. Жаль только, что бабушка не даёт мне их много съедать. Она всё какого-то Диабета боится. Так и говорит: «Вот Диабет ударит – совсем не будешь есть сладкое». Интересно, кто это такой – Диабет? Главное, непонятно, при чём тут конфеты. Почему он из-за конфет может кого-то ударить?

После обеда дед уселся в своё кресло, стоящее около торшера и журнального столика, надел очки и стал в который уже раз перелистывать старые журналы.

Я подошёл к окну и не поверил глазам: только что было пасмурно и сыро, и вот уже за окном сияет солнце, на небе нет ни одной тучки и, похоже, стало тепло.

Я сначала подумал: «Надо же, как ошибся прогноз погоды, – но тут вспомнил, – это же Кирилл сделал! Он же обещал погоду поправить, вот и поправил… наверное». А я-то болван! Чуть не забыл про сбор.

Во втором часу дня я надел тёплую куртку, обулся и вышел на улицу. Зря, оказывается, я так укутался. На улице было самое настоящее лето, разве что деревья стояли без листьев. Короче, куртку пришлось снять и нести в руках.

Я решил сначала зайти за Тимкой и за Муравкиными. Смотрю, а Тимка сам идёт мне навстречу – с хозяйственной сумкой. Шёл он, ясное дело, не в парк. Если бы в парк, то зачем ему хозяйственная сумка? Я ему говорю:

– Привет. Ты что, не идёшь на сбор?

А он:

– Привет, Сань. Иду, конечно. Только за хлебом сгоняю. Я сейчас, я мигом.

– Ладно, – говорю, – я тогда за Вовкой и за Кириллом зайду.

– Ну давай, – сказал Тимка и отправился за хлебом, а я пошёл к Муравкиным.

Ни Вовки, ни Кирилла дома не оказалось. Их отец, Константин Иванович, сказал, что они час назад ушли в парк. Мне, что делать, пришлось топать туда одному.

Прихожу, значит, я на гиблое место, а там уже все собрались, но главное, и Тимка тоже там. До сих пор не понимаю, как у Арчибасова получается везде успевать.

Ну ладно, собрались мы. Погода отличная: солнце сияет, от земли пар идёт; теплынь стоит такая, будто это не конец осени, а середина лета. «Что, – соображаю, – люди об этом подумают?» Кстати, и Кирилл, и Вовка одеты по-летнему, не то что остальные.

– Ну, что ж, – говорит Кирилл, – раз все пришли, не будем дожидаться двух часов. Тем более что есть неплохие новости. Почти весь Приокский район, и не только Приокский, очищен от Страха.

– Интересненько, – говорит Геля, – мы же ничего ещё не сделали.

– Как это, не сделали? А ты?

– Я?! А что я?

– А разве не ты вчера разговаривала с дядей Гришей?

– С дядей Гришей? Около подъезда?

– Ну.

– Интересненько, а ты откуда узнал?

– Долго объяснять. Главное, что одним злом на Земле стало меньше.

– Интересненько, каким это злом?

– Одним алконавтом меньше стало на Земле. Это, наверное, потому что ты с ним поговорила.

– Он умер?! – испугалась Геля.

– Ну что ты такое придумала? Вспомни, о чём ты с ним разговаривала.

– Ни о чём. Просто он пьяный был и уснул на скамейке около подъезда, а дождик шёл. Я его разбудила, чтобы он пошёл домой. А то замёрз бы и заболел.

– И этого уже не так мало, – сказал Кирилл. – Даже только то, что ты его пожалела, было нехилой пощёчиной Злу, но это ещё не всё. Ты ведь ему ещё что-то сказала.

– Я хотела, чтобы он больше не пил вина, и просила его, чтоб не пил. Мне его жалко, что пьёт. От этого же болеют и умирают.

– Вот он никогда больше и не будет пить никакой отравы. Он поклялся перед семьёй, что больше к этой гадости не притронется. Знаешь, он всю отраву вылил в туалете, даже пиво. Но дело не только в этом.

– Интересненько, а в чём?

– А в том, что в вашем доме было гнездо Зла. Дядя Гриша, сам того не зная, был для Зла проводником Страха. Потеряв пьяницу, силы Зла ослабли. Энергия Страха пропала не только на вашей улице, но и на соседних. Излучённая энергия Добра достала даже до микрорайона Дубёнки. Там Зло тоже было в агонии1. Мы с Вовой там сегодня побывали и добили его уже нашими, магическими, способами.

А вот того, что я услышал от Кирилла дальше, я не ожидал.

– Теперь об успехах Рябинина, – сказал он. – Саша, у тебя это классно сегодня получилось.

Я сначала не врубился:

– Что получилось-то? – спрашиваю.

Кирилл удивился:

– Как это что? Забыл, что сегодня было в трамвае? А на рынке? Ты тех людей так зарядил энергией Добра, что они разнесли её даже за пределы нашего района.

Как только Кирилл напомнил про трамвай, я сразу понял, о чём он. И как я сразу не догадался?

Спрашиваю его:

– Кир, а ты всё знаешь, как там было?

– В общих чертах знаю, – отвечает.

– Тогда скажи: почему я узнал, как зовут тех, о ком я думал?

– В каком это смысле «узнал»? – удивился Кирилл.

В общем, оказалось, что Вовкин брат знал не всё, и мне пришлось ему об этом рассказать. Он выслушал меня, не перебивая. Было заметно, что он удивлён, хоть и старается не подавать вида. Когда я закончил рассказ, Кирилл произнёс задумчиво:

– Да-а-а, Санёк. Похоже, Главный Хранитель Миров был насчёт тебя прав.

Я удивился:

– Насчёт меня?! Главный Хранитель?!

– Да, Сань, насчёт тебя. Знаешь, в этом есть какая-то тайна.

– Какая ещё тайна? – спрашиваю. А Кирилл:

– Во-первых, ты с самого начала был почти неподвластен чарам гиперпегона. Ты от его взгляда не окаменел даже при первой встрече. Тебе потребовалась лишь небольшая тренировка, чтоб научиться выдерживать его взгляд сколько угодно. Во-вторых, ты научился летать, не обладая магическими знаниями. Теперь ещё это.

– И что это значит-то?

– Это значит, – ответил Кирилл, – что у тебя, возможно, есть способности к магии.

– У меня?! Способности к магии?! – Нет, я не мог в это поверить. А Кирилл говорит:

– Да, у тебя. Ты ведь научился летать?

– Ну.

– Вот тебе и ну. Ты знаешь, сколько нужно времени, чтобы освоить левитацию?2

Я не знал, конечно. Я просто первый раз полетел во сне… то есть я думал, что во сне, но оказалось, я не спал. Я каким-то чудом попал в Мир Снов по-настоящему. После этого я смог летать и в нашем мире. Но сколько времени надо другим, чтобы этому научиться, я не знал. Я и сказал Кириллу, что не знаю. А он говорит:

– Так вот знай, что у многих на это уходят годы, и это у тех, которые уже знают теорию. Это только у меня и у Вовы почему-то быстро получилось, но это отдельная история. А ты мог бы летать сразу, как только родился.

– А почему не летал? – спрашиваю.

– Потому что не знал, что можешь, – ответил Кирилл. – Как узнал, так сразу и полетел. Это у тебя врождённое. И не только это, по ходу. Об этом мы ещё поговорим.

Дошла, наконец, очередь до Тимки. Кирилл его спрашивает:

– Тим, как же это получилось-то? Ну там, около кинотеатра. Неужели нельзя было по-другому всё уладить?

– Ага… уладишь с ними… Я, думаешь, хотел устроить драку? Это они начали. Тётка-то сразу убежала, как только я ей сумку вернул, а они попёрли, идиоты. Они типа Самосвала – тупые. Не поняли с одного раза, когда я у «качка» сумку отобрал. Могли бы понять, что если я его так легко «уронил» носом в клумбу, то не стоило лезть в драку. И вообще, ты же сам говорил, что с ними надо разговаривать жёстко.