![Нина. Таинственный Ник](/covers_330/63471511.jpg)
Полная версия
Нина. Таинственный Ник
Комната нагрелась, закипел чайник, картошка и суп сварились, а топор во дворе стучал без передыха. Это ужасно беспокоило Нину – она не выдержала: надела сначала фуфайку, потом, подумав мгновение, сняла ее, достала из шкафа пальто.
Она вышла во двор. Стемнело окончательно, но в квадрате света, падающего из окна, перед Ниной развернулась живописная картина: интеллигентный коллега в белой рубашке, которая бесцеремонно высвободилась из брюк, ловко, коротко взмахивал топором. Потом, проследив взглядом за поленом, что Соколовский швырнул в сторону, девушка разглядела довольно большую кучу дров.
– Товарищ Соколовский, – робко окликнула Нина гостя.
Но, увлеченный, тот продолжал работать: наклон, несколько секунд, чтобы взять чурбан, потом – короткий размах топором… Нина засмотрелась: так легко спорилось дело.
Разрушила процесс созерцания баба Дуся, которая неслышно подкралась и спросила, бесцеремонно и к тому же пребольно толкнув Нину в бок:
– Что, голубушка, рубщика наняла? А твой-то муж где?
Нина ужасно растерялась, не зная, что ответить. А настырная хозяйка окликнула увлеченного работой Соколовского:
– Эй, мил человек!
Тот обернулся, отложил топор и вытер лоб рукавом рубашки. Баба Дуся с подозрением оглядывала незнакомого мужчину. Соколовский поздоровался учтиво, а Нина замерла: вот сейчас хозяйка сделает выводы. Придется сказать, что Саша пропал, как-то объяснять, почему посторонний мужчина, хоть и коллега, рубит ей дрова.
– Ты рубщик, что ль?
Хорошо – темно на дворе, а баба Дуся подслеповата, а то разглядела бы и дорогую рубашку, и туфли модные.
– Баба Дуся, это… – забормотала Нина.
– Рубщик, – прервал ее Соколовский и сплюнул, – вот, хозяин нанял.
– Да? – недоверчиво покосилась на него старушка, – и много ли берешь?
– Да за его же работу рассчитываюсь, – живо заявил без тени смущения Соколовский, – он, вишь, мне деталь одну выточил, а я вот – дрова порубил. Так что – баш на баш.
Нина разве что рот не разинула: с изумлением слушала и смотрела спектакль с актером Соколовским в главной роли.
– А сам-то чего, Александр-то твой? – повернулась к Нине хозяйка.
Та лишь руками развела, не сводя глаз с находчивого гостя, поражаясь естественности, с какой он разыгрывает представление.
– Александр Федорыч руку повредил – производственная травма. Ничего такого опасного, но топором не помашешь, – между тем пояснил Соколовский любопытной хозяйке ситуацию и незаметно подмигнул Нине.
– Да, – коротко согласилась та.
Соколовский совершенно вжился в роль простого парня: почесал затылок и обратился к Нине заискивающе:
– А не нальешь ли, хозяюшка, работничку? С устатку бы не помешало. Да огурчик какой – закусить.
– Да, – не находя других слов, кивнула Нина.
– Так, может, и со мной сговоришься? – вновь вступила в беседу баба Дуся, забыв о подозрительности, – у меня и самогон отменный, а?
– Ох, бабка, – колеблясь, проговорил Михаил Владиславович, – я б за милую душу! Но дела у меня…
– Да я заплачу, милок! Только ты уж недорого проси: я старуха, денег-то у меня – кот наплакал.
Соколовский крякнул и махнул рукой – «что тут делать»:
– Ладно, согласен. Потому как – все ж заработок, да и отменный самогон… Завтра приду.
Вечер четверга. Информации – ноль
Обрадованная тетя Дуся еще продолжала сулить рубщику золотые горы, как Соколовский, насвистывая, решительно направился к дому.
Нина пригласила коллегу к столу, тот охотно согласился и принялся за скромный ужин.
– Вы просто актер! – восхитилась Нина талантом гостя, – я не знала, что сказать: чуть не принялась хозяйке исповедоваться. Да и вообще я притворяться не умею.
– Я это заметил за три года.
Соколовский не выглядел усталым, наоборот, излучал бодрость и оставался элегантным, несмотря на перепачканную рубашку. Рубашка эта не давала Нине покоя: она с сожалением рассматривала грязные полосы, украсившие белый нейлон.
– Я служил в разведке, приходилось иногда и роли играть, – неожиданно проговорил историк.
Девушку удивила эта фраза: она знала, как не любит коллега вспоминать военное прошлое.
– Ой, а расскажите! – искренне попросила она.
Нине очень хотелось узнать о фронтовой юности Михаила Владиславовича, но ее ждало разочарование: Соколовский покачал головой:
– Простите. В другой раз.
Нина помнила майский скандал – настаивать не стала, поинтересовалась другим:
– Может, вы зря бабе Дусе пообещали помочь? Она потом меня замучит расспросами. Моя хозяйка – особа крайне любознательная, мягко говоря.
– Почему – зря? Вы не беспокойтесь: если обещал, то, конечно, приеду, нарублю дров вашей бабе Дусе.
– Что? – изумилась Нина, – вы серьезно?
– Обманывать нехорошо, и я предпочитаю этого не делать. Хотя вы меня считаете лгуном.
Нина даже чаем поперхнулась.
Но Соколовский не обратил на это внимания, спросил:
– А ваш супруг человек искренний?
Простой вопрос неожиданно поставил девушку в тупик. «Разумеется!» – хотелось воскликнуть Нине, но события последних дней и особенно случай с кисетом сделали ее несколько сдержаннее.
– Да, наверное, искренний, – ответила девушка с запинкой, – во всяком случае, я так всегда считала, но сейчас ничего не понимаю, не могу осмыслить: то ли Саша, как думает Маня, бросил меня, то ли с ним что-то стряслось. Я не знаю, что произошло, как ко всей этой истории относиться.
– Вы ничего странного в поведении супруга не замечали в последнее время? – поинтересовался Михаил Владиславович.
Нина пожала плечами:
– Да все шло, как обычно.
– А что он любил? Чем увлекался? Ну, охота там, рыбалка, футбол? Шахматы? Алкоголь?
– Нет, ничего такого. И спиртное Саша совсем не любит.
– Я посетил завод, где работает ваш супруг, – объявил Соколовский, – на заводе охарактеризовали товарища Миронова положительно, ничего плохого на его, так сказать, счету, нет, но заметили, что он не активист. Никого не предупредил на работе о своем отсутствии, потому зачли ему прогулы. Друзей у вашего супруга, как вы и говорили, нет. Во всяком случае, на заводе. Вот и все. Совсем не густо. И это немного странно.
– Что именно?
– Он работает на заводе три года. Но информации о нем – ноль.
– Он не слишком общительный по характеру, – возразила Нина, – я сама такая.
– Да, вы такая. Но если бы вы пропали, в школе человек сто этого просто не пережили бы, – улыбнулся Соколовский.
– Сто человек? Вы имеете в виду моих пятиклашек? Ведь с коллегами я не особо дружу.
Соколовский как-то уж очень внимательно посмотрел на Нину – она, как это бывало раньше, потерялась под этим взглядом. Девушке казалось: темно-серые прищуренные глаза просвечивают ее, словно рентген, и историк видит самые потаенные уголки ее сознания.
– Это я к чему говорю? – наконец прервал гость неловкую паузу, – человек может не откровенничать с коллегами, но все равно, встречаясь с ним почти каждый день в течение трех лет, коллеги эти составляют о нем какое-то мнение. Вот если я пропаду, вы скажете: «Да-да, тот самый злой, противный пожилой товарищ, которого боятся не только дети, но и некоторые молодые учительницы предпочитают держаться от него подальше. Пьяница и враль». Все про меня сразу понятно.
«Долго он еще мне это станет припоминать?» – сердито подумала Нина, а вслух сказала негромко, но твердо, словно на уроке:
– Я так вовсе не считаю.
– Ладно, не гневайтесь, да и речь не обо мне, – отмахнулся Соколовский, – покажите-ка фотокарточку Юзова.
– Знаете, как-то с карточками у нас беда: свадебных нет, хоть я очень портрет хотела, как у мамы с папой. Но пленки засветились. А больше мы и не фотографировались.
– Так карточек нет?
– Ой! Есть! – вспомнила Нина, – у Нади, в деревне. Ивану в качестве премии колхоз подарил ФЭД – так Иван несколько раз нас снимал.
– Хорошо. Когда, кстати, вас отвезти к сестре? Мы ведь сегодня собирались, но мне вдруг Мария позвонила.
«Как интересно! Все-таки Маруська времени даром не теряет: уже и номер узнала! И зачем звонила?» – возмутилась про себя девушка.
– Предлагаю поехать в субботу. Во-первых, впереди выходной – вы можете остаться в деревне на ночь, во-вторых, завтра я пообещал хозяйке вашей помочь. Согласны на субботу?
– Конечно. Мне так неловко перед вами: то я уснула, а вы, наверное, ждали меня, то Маня планы нарушила.
Нина ждала, что собеседник расскажет, зачем Маруся ему звонила.
– Ничего страшного. Знаете, я вчера заглянул: вы отдыхаете. Ну, записку написал…
– Так вы заходили?
Соколовский неожиданно как будто замялся, принялся шарить по карманам в поисках портсигара, поинтересовался некстати:
– А как в деревне с грибами?
– С грибами – хорошо: рядом роща, их там полным-полно. А вы любите грибы собирать?
– Нет, – покачал головой Соколовский, – тогда решено – я за вами заеду в субботу.
– Спасибо вам, Михаил Владиславович.
– О! Даже «Михаил Владиславович», не «Товарищ Соколовский». Прогресс.
– Нет, серьезно, вы мне очень помогаете. Таких хороших, неравнодушных к чужой беде, коллег мало. Тем более, мы почти не общались с вами до этого.
– Так приятно слышать в дополнение к имени-отчеству еще «хороший коллега». Да у меня прямо праздник сегодня.
«Приятно слышать» прозвучало в его устах как «иди к черту». Вот всегда этот человек поставит в тупик! Сейчас-то что ему не понравилось?
– Теперь вы мне столько времени уделяете, деньги тратите, – не совсем уверенно пробормотала Нина.
– Ну, я вас разочарую. Мне эта помощь ничего не стоит: денег у меня довольно много.
– Вот как? Ничего не стоит? – вскинула Нина подбородок, – вам нравится бескорыстно помогать тем, кто вызывает жалость? Может, это вас развлекает?
Сказала – и замерла. Вот сейчас Соколовский глянет колючим взглядом и скажет что-то злое и обидное.
Но тот лишь смотрел на нее грустно.
Нина вспыхнула, но решительно произнесла, глядя собеседнику прямо в глаза:
– Я слышала, как вы с Марусей меня обсуждали.
– Мы говорили о вас, а это разные вещи.
– Ладно, не обсуждали. Но вы сказали, что вам меня жаль.
– Вы поэтому рассердились на меня и Марию?
– Вовсе я не сердилась.
– Вы обманывать не умеете. Поймите уже это и никогда не лгите. Мне, во всяком случае. Ну, или учитесь притворяться хоть иногда.
– Притворяться не считаю нужным. Ладно, вы правы, я немного разозлилась.
– Но разве вам не лучше переехать отсюда?
Нина покачала головой:
– Мне – не лучше. Я не покину свой дом. Буду ждать Сашу.
– Вы можете ждать его в более, так скажем, удобном для жизни месте. Какая разница? – с нотками раздражения в голосе произнес собеседник, – тут вы замерзнете скоро.
– Большая разница, – буркнула Нина, – вы не понимаете: здесь наше с Сашей семейное гнездо. Наш дом.
Соколовский поморщился:
– Гнездо… Ну, если вам так хочется…
От чая он отказался, поднялся, опираясь на трость:
– Пожалуй, поздно уже, мне пора. А то ваша чрезмерно бдительная хозяйка неладное заподозрит.
– Я ей скажу, будто вы мне розетку чинили или ножи точили.
– А говорили, что притворяться не считаете нужным, – усмехнулся Соколовский, – вы на глазах учитесь врать.
– С кем поведешься, – улыбнулась и Нина – впервые за три дня.
Пятница. Заяц и карандаши
Проснувшись, Нина хоть и всплакнула, но на работу отправилась в бодром настроении. Ее радовало, что Соколовский вчера не стал настаивать на переезде, хотя, видимо, остался недоволен ее решением. К тому же, прощаясь, Михаил Владиславович пообещал, что вновь отправится на завод, поговорит еще раз с рабочими, знавшими Сашу, а Нине поручил побеседовать с бабой Дусей: не видела ли та чего, не слышала ли. Еще сказал, что милиция в лице товарища Наумовой подключена к поискам. Это успокоило Нину. А завтра они поедут к Наде, хотя понятно: Саши нет в Крутово. Сестра бы непременно дала знать о его визите не позавчера, так вчера. Но нужно взять у Надежды Сашины карточки.
Утро вновь встретило жителей Кипелова теплом и солнышком: наступила прекрасная пора бабьего лета. Нина, хоть и спешила, замедлила шаг, залюбовавшись разноцветной осенней листвой, синевой неба.
Позвонив Марусе из учительской, девушка сообщила ей о завтрашней поездке.
– Что там Сашка, не объявился еще? – легкомысленно, совершенно забыв о том, как вчера виновато сбежала на комсомольское собрание, спросила сестра.
– Нет, – печально ответила Нина, – ничего нового.
– Не грусти, черт с ним! Вот скорее бы суббота, у Нади отдохнем, отвлечемся. «Отвлечемся, – горько думала Нина – легко сказать».
Она, ожидая звонка на урок, думала о том, что непременно нужно зайти в «Детский мир», купить Петруше что-нибудь. Нина соскучилась по племяннику и сейчас представляла, как он обрадуется приезду тетки и подарку. Надя пеняла сестре, что та тратит деньги понапрасну: «Поиграл вот машинкой и в тот же день сломал!», и приговаривала: «Избалуешь ты мне сына», а на все возражения отвечала: «Вот будет свой, тогда поймешь».
Ее мечты о встрече с Петрушей прервало появление Соколовского. Он, войдя в учительскую, поздоровался со всеми и прямиком направился к столу, за которым сидела задумчивая Нина.
– Доброе утро, – проговорил он, наклоняясь, – я что-то пропустил? У вас лицо такое вдохновенное.
Нина покачала головой: «Нет, ничего». Ну не раскрывать же, в самом деле, душу постороннему человеку.
Тут Нину попросили к телефону: звонила Маруся.
– Нинка, слушай! Я договорилась: завтра раньше освобожусь. Спроси-ка у Михаила, сможет он часа в три за мной заехать? – щебетала сестра, – можно бы и в два, но я в парикмахерскую хочу.
– А тебя не интересует, могу ли я в три? – сухо спросила Нина.
– Ой, ну тебя, зануда, – фыркнула Маруся, – спрашивай давай, потом я перезвоню.
Пришлось дожидаться, пока Соколовский покурит в окружении других учителей. Наконец Нина, улучив момент, когда он подошел к шкафу с картами, передала просьбу сестры.
– Маня в три часа освободится из парикмахерской, – с иронией сообщила Нина.
И добавила не менее язвительно:
– Интересно, почему она мне звонит? Вроде у нее есть ваш номер.
– Есть! – неожиданно рассмеялся Михаил Владиславович, – вообще, она могла меня, а не вас попросить к телефону.
На смех историка оглянулись.
– Что вас так развеселило? – понеслось с разных сторон.
Нина смутилась, затопталась на месте.
Соколовский махнул рукой:
– Да тут любимчик Нины Петровны чудит: такое сочинение написал!
Девушка захлопала глазами.
– Сергеев, – понимающе кивнула Римма Георгиевна, – понятно.
Коллеги занялись своими делами, а Нина не выдержала, шепнула:
– Сочиняете на лету. Не хуже Сергеева.
– Да, нас с ним многое объединяет, – согласился весело Соколовский.
После уроков Нина, покинув здание школы, остановилась на крыльце в раздумьях: ехать в «Детский мир» или же идти туда пешком, благо погода стояла великолепная.
Подставив на мгновение лицо солнечным лучам, Нина решилась на прогулку. Она легко сбежала со ступенек, перешла дорогу и не спеша зашагала по аллее парка мимо красивых скамеек, на которых отдыхали старушки и мамочки с детьми. Малыши смеялись, ворковали толстые голуби, а гуляющие кормили их хлебными крошками, из репродуктора неслась веселая музыка.
Но настроение у Нины неожиданно потухло: она вдруг почувствовала на фоне этой радостной картины жизни тоску и опустошение. Прошло четыре дня с момента исчезновения Саши, а она все еще не знает, почему он покинул ее?
Девушка остановилась, вспоминая злосчастный вечер понедельника, когда она видела мужа в последний раз. И тут ее словно жаром обдало: ведь Саша стоял у забора не один! Как она могла забыть о таком важном обстоятельстве?
Нина беспомощно оглянулась: что же делать с этой информацией? Кому она должна ее сообщить? Идти в милицию? Да, именно туда!
Она развернулась, но застыла на месте: а подарок Петруше? Впрочем, колебалась девушка пару секунд: судьба Саши, конечно, важнее. Подарок можно, если поторопиться, купить и завтра, хоть и не в «Детском мире», да и сам приятный процесс выбора подарка утратит из-за спешки всю радость. Но это все мелочи, глупости! Главное – сообщить обо всем в милицию!
Нина спешила, летела по аллее, уже не замечая ее красоты. На ходу припоминала, как быстрее добраться до нужного места. Перебегая дорогу, она наступила в лужу – нога мгновенно промокла. «Да что ж такое!» – Нина остановилась, сердито рассматривая туфлю.
– Нина Петровна!
Девушка подняла голову – из окна знакомой «Волги» ее окликал Соколовский.
– Михаил Владиславович! – обрадовалась девушка, – как хорошо, что я вас встретила!
Соколовский вышел из машины, распахнул перед Ниной дверцу:
– Садитесь. Вы ноги промочили! Я печку включу.
Забравшись в автомобиль, Нина принялась сбивчиво рассказывать о вечерних гостях, с которыми общался Саша в тот злосчастный понедельник. Закончила она горячим возгласом:
– Нам нужно немедленно в милицию! Ведь эта информация поможет в поисках?
– Нина Петровна, вы разглядели посетителей? – спросил собеседник.
– Нет. Даже и не пыталась. К тому же стемнело совсем. Я и Сашу-то не сразу заметила.
– Сколько их было?
– Человека три или два, – неуверенно произнесла девушка.
– О чем они говорили?
– Я не слышала.
– Ссорились? Может, беседа шла на повышенных тонах?
– Они спокойно общались. Я решила тогда: заказ пришли делать.
Соколовский кивнул:
– Мне об этих заказах сегодня рассказали на заводе. Потом я в милицию съездил, дал Ларисе координаты десяти постоянных заказчиков, о ком коллеги вашего супруга знают. Она всех проверит.
Нина чувствовало, как под действием спокойной уверенности собеседника в ней утихает чувство тревоги, смиряется тяжелое беспокойство. Промокшая нога грелась, мягкое движение машины убаюкивало.
– А часто клиенты к вам домой приходили? – поинтересовался Соколовский.
– Я ни разу не видела. Потому это удивило меня, но больше возмутило. Я подумала: Саша из-за них меня не встретил.
– Они находились у калитки, и вы прошли рядом с ними?
Нина покачала головой:
– Нет, стояли в отдалении, у забора.
– Жаль, что вы не услышали хоть какого-то обрывка разговора, хоть пару слов. Но ваша информация очень важна. Вы молодец, что вспомнили.
– Михаил Владиславович, может, не нужно в милицию? – робко спросила девушка, – ведь ничего особого я не сообщу, только время у товарищей отниму.
– Ладно, – согласился Соколовский, – я тогда вас домой отвезу.
– А можно не домой?
– Да куда угодно! Называйте адрес.
– Я не знаю адрес… Мне нужно в «Детский мир»
У магазина Нина принялась прощаться:
– Спасибо! До свидания. Я куплю Петруше что-нибудь – и домой.
– Я вас подожду, – предложил Соколовский.
– Нет, спасибо. Вон остановка – доеду на трамвае, а то вы меня час прождете: я подарки племяннику долго ищу. Не хочу вас задерживать.
На самом деле Нине не хотелось ни с кем делиться эмоциями, которые она испытывала, выбирая подарок любимому племяннику.
Нина не кривила душой: она действительно долго высматривала среди множества игрушек ту, что понравится Петруше. Поиск подарков всегда превращался в своеобразный ритуал. Девушка с удовольствием бродила вдоль стеллажей с машинками, собаками, кошками, пупсами и коробками, рассматривая чудесные вещицы. Конечно, некоторые игрушки, что ей нравились, стоили дорого, – тогда Нина шла дальше. Вот огромный пушистый заяц, в лапках – морковка. Заяц – белый-белый, глаза – черные пуговки, уши длинные, морковка в лапках – ярко-оранжевая с зеленым хвостиком, словно настоящая. Но заяц Нине не по карману: она, прижав его к груди, прошептала: «Я тебя обязательно когда-нибудь куплю», с сожалением усадила на прежнее место и взяла в руки пластмассовый зеленый самолетик с красной звездой на боку. Однако у самолетика – маленькие колесики, которые, как кажется Нине, крепятся ненадежно – вдруг отломаются, а Петруша их в рот засунет? Он, хоть и вырос за последние месяцы лета, но все же еще малыш.
В отделе канцелярских товаров Нину осенило – она купила коробку цветных карандашей, альбом, точилку. Карандаши красивые, яркие, праздничные. Девушка невольно улыбнулась, представив: Петруша, высунув язык, рисует полосатого толстого кота Тишку или осенний желтый лист, или небо и солнце…
На улице уже темнело – Нина поспешила на остановку.
Растопив печь и перекусив, девушка отправилась к бабе Дусе выполнять поручение Соколовского. Хозяйка долго не открывала, а когда, наконец, появилась, на порог постоялицу не пустила, заявив, что занята.
– Чем? – искренне удивилась Нина.
Но баба Дуся уже захлопнула дверь перед самым носом гостьи. Хозяйка отличалась крайним любопытством и словоохотливостью, потому девушке показалось странным, что она даже не поинтересовалась, чего же постоялица хочет.
Пришлось убраться не солоно хлебавши.
Нина проверяла тетрадки, прислушиваясь: вдруг Соколовский, сыграв роль рубщика дров, придет навестить ее? Однако ожидания оказались напрасными – подняв голову от тетрадей, Нина обнаружила: на часах уже без четверти одиннадцать. Она умылась и, выключив свет, легла спать.
Сон долго не приходил. «Саша, Саша, Саша», – только и думала Нина. В конце концов, разрыдалась, потом незаметно задремала и во сне увидела мужа, который с укором смотрел на нее.
Утро субботы. Письмо
По субботам у Нины, как у самого молодого педагога, уроков в расписании не меньше, чем в любой другой день. Нина любила свою работу, с удовольствием шла в класс, однако сегодня то и дело поглядывала на часы – время тянулось медленно, как никогда.
На перемене перед своим последним уроком в учительской она застала Соколовского и подошла к нему покаяться: не выполнила поручения, не побеседовала по душам с хозяйкой.
– Ничего, я сам с ней поговорил, – историк подвинул девушке стул, предлагая присесть.
«Так значит, все-таки приходил вчера», – подумала Нина и, примостившись на край стула, поинтересовалась:
– Вы что, и дрова рубили?
– Ну, а как же, – усмехнулся Соколовский, – еще и сложил в сарай. Тимуровская помощь.
– А я стука топора не слышала.
– Вы поздно пришли – мы с бабой Дусей к тому времени уже попробовали самогон и закусить успели.
– Так она из-за вас меня и слушать не стала, – догадалась Нина.
Историк кивнул:
– Думаю, вы бы нам помешали. Видите ли, предметом нашей с Евдокией Самсоновной беседы стала ваша частная жизнь. Согласитесь: неловко обсуждать ее подробности в вашем же присутствии.
Нина усмехнулась:
– Надеюсь, наговорились от души.
– Евдокия Самсоновна – настоящий клад. Теперь все тайны мне известны – берегитесь.
– Нет у меня никаких тайн. Баба Дуся, если честно, – выдумщица, ужасная сплетница и любительница совать нос в чужие дела. Хоть и нехорошо так говорить о старом человеке. Все что она рассказала, делите на два.
– Тогда слушайте, а после станем делить. Во-первых, живете вы замкнуто: ни к вам – никто, ни сами – никуда. Разве что сестра-вертихвостка забежит иногда. Александр ни в доме, ни в огороде ничего не делает: руки не оттуда растут. Ни перекопать не допросишься, ни покрасить. Одно сделал за три года – ящик для почты, и тот прибил всего лишь месяц назад, да и то не так, как надо. Зато свет допоздна горит – все читаете.
Девушка не выдержала и прервала занимательное повествование:
– Интересно, откуда она знает, чем мы занимаемся вечерами? В окна заглядывает?
Соколовский важно кивнул:
– Не без того: бдительность – превыше всего.
Он закурил, выпустил струйку сизого дыма и продолжил:
– Недели две назад любопытная бабуля, вечером прогуливаясь по двору, услышала какой-то разговор. Она незаметно подкралась ближе и поняла: Александр беседует сам с собой. Сидит на лавке и бормочет под нос. Евдокия Самсоновна тогда подумала, что постоялец вроде как не в себе. В руках он комкал листок, по видимости – письмо, так как на скамье она заметила конверт.
– Письмо? – поразилась Нина, – от кого?
– К сожалению, Евдокия Самсоновна этого не выяснила: Юзов письмо сжег вместе с конвертом.
Нина даже сказать ничего не могла – сидела, широко распахнув глаза, прижав руки к груди: боялась, что сердце выскочит.
Совершенно не вовремя прозвенел звонок, историк поднялся, опираясь на трость, встала и Нина.
– Что за письмо? – вновь спросила девушка слегка охрипшим от волнения голосом, – откуда?
– Вот как раз это и удалось услышать вашей любознательной хозяйке: Юзов сказал: «Усольск». Скорее всего, письмо пришло оттуда. А теперь пора на урок. Поговорим после.