Тарантины и очкарик

Через три минуты я прибежал к своей машине, нырнул за руль, завёл мотор. Я газанул так, что мой джипчик от бордюра не отъехал – отпрыгнул. Я переключал передачи в режиме издевательства над машиной. Газ сбрасывал на мгновение, сцепление бросал. Я гнал к бару, где телефонистка после моего налёта вряд ли станет дожидаться, когда ей вернут трубку, но скорее всего выпьет пару капель успокоительного крепостью под сорок градусов, сядет в свою маленькую немецкую машинку, и даст по газам.

Так и вышло: едва бар оказался в пределах прямой видимости, я только и успел, что рассмотреть задний мигающий поворотник немецкой машинки, завернувшей за угол. Я поддал газку, ведь своего домашнего адреса телефонистка мне не оставила, а мне очень хотелось узнать, где она живёт.

Нагнать девушку в наушниках я смог лишь на следующем квартале. Близко подъезжать не стал, спрятался за минивэном, что ехал в трёх машинах позади телефонистки.

Через квартал по левую сторону показалась служебная стоянка райотдела. Немецкая машинка с ноздрями в радиаторе даже не притормозила. Телефонистка подавать заяву на коварного вора в черных очках не собиралась. Значит, на трубке нечто такое, что стражам – если мобилку найдут – знать не обязательно.

Немецкая машинка остановилась возле элитной сталинки. Я прижался к бордюру. Девушка в наушниках запарковала авто, включила сигнализацию, потопала к подъезду. Бодрой походку телефонистки назвать я не смог. На лице особой радости тоже не читалось.

Я выждал пять минут, дал телефонистке войти в квартиру. На шестой минуте я оторвался от бордюра, покатился к парковке, что возле сталинки. Когда поравнялся с немецкой машинкой, бросил под днище петарду с длинным фитилём.

Тридцать метров я ехал в окружении обычного уличного шума. Затем грохнула петарда. Завыли сигнализации. Три машины – маленькая немецкая и два соседних корейца – замигали поворотами.

Я причалил к бордюру, включил орлиное зрение, приготовился засечь шевеление в окнах сталинки.

Хозяева корейцев по очереди выглянули из окон второго этажа, рассмотрели парковку, воров не заметили, сигнализации отключили.

Немецкая машинка продолжала пищать.

Телефонистка показалась в окне на третьем этаже аж через минуту. Что можно делать целых шестьдесят секунд, когда на брелке пищит маячок сигнализации? Слушать в наушниках музыку?

Немецкая машинка заткнулась не раньше, чем телефонистка ощупала взглядом всю парковку вдоль и поперёк.

Окно на третьем этаже, откуда выглядывала девушка в наушниках, я засёк, чтобы вычислить расположение квартиры на лестничной площадке.

Когда телефонистка ушла вглубь комнаты, я отчалил. Пришло время узнать, что же такого интересного сливала мэру бедняга с пальчиками, закованными в золото-платину.

*

*

Я остановился в трёх минутах езды от дома телефонистки, у здания речвокзала.

На стоянке втиснул машину между двумя джипами, спустился к старому причалу, взобрался на палубу заброшенного буксира, с которого по выходным дёргаю приличного бычка.

Толстые стальные борта и переборки судна – надёжные гасители сигнала от мобилки. Оповещать оператора о том, где нахожусь, я не хотел, потому полез в самое сердце буксира, в моторный отсек.

Чтоб не убиться раньше времени, дорогу по трапам вглубь буксира я подсветил фонариком. Когда добрался до разобранного мотора, уложил фонарик между зубьями здоровенной шестерни так, чтобы подсветить руки.

Я достал из карманов украденные мобилки, пристегнул батарейки, включил трубки, ввёл народный пароль в виде четырёх единиц. Дождался загрузки, убедился, что шкала уровня сигнала на нуле. Ещё бы! У буксира борт – пара сантиметров. Сквозь такую толщу металла сигнал мобилки не пробьется, и будь антенна оператора хоть в метре от буксира, а засечь трубку не сможет. Значит, моё положение на карте города для ищущих останется в секрете.

Я порылся в файлах на розовой мобилке телефонистки. Пацанский чёрного цвета мобильник водилы мэра меня не волновал: что там могло быть интересного кроме порнухи и парочки концертов блатняка?

Первое, на что я наткнулся в мобилке телефонистки – данные владельца трубки. Девушка в наушниках жила в пятом доме на Набережной – там, где я баловался петардой. Дом пять, квартира восемь. Знал бы раньше – не пришлось бы гоняться за немецкой машинкой как в дешёвом боевике.

Я отсортировал файлы в трубке телефонистки по дате создания. Файл, созданный в половине шестого, оказался звуковым, лежал в папке с музыкой и весил больше, чем остальные песенки, вместе взятые.

В том, что найденный файл – именно тот, что не докачался с мобилки телефонистки на мобильник водилы мэра, я убедился, когда прослушал первые минуты записи.

Файл содержал получасовой разговор двух немолодых мужчин. Запись в формате без потери качества, потому файл и весил полтонны, оттого и качался с трубки на трубку полдня.

Один голос я узнал. Андреевский авторитетный бандюк шепелявил так, что разобрать слова мог только тот, кто с ним общался не раз и не два. Я с авторитетом общался раз десять.

На записи бандюк говорил с подельником о бизнесе. Услышь эту беседу прокурор – прыгал бы от счастья до пенсии.

Телефонистка сливала мэру компромат на криминального авторитета. Разве мне для счастья нужно что-то ещё?

После прослушивания записи я понял, почему телефонистка не передала файл по мобильному интернету, а встретилась с клиентом лично, как в старых добрых шпионских фильмах. Не дура, понимает, что следы в интернете замести тяжело, а файл слишком опасен для того, кто его сливает. Ведь если пронюхают те, чьи разговоры красотка сливала мэру, то личико телефонистке подпортят в момент. Нынче дефицита серной кислоты и растительного масла не наблюдается, а смешать их и плеснуть адскую смесь в лицо жертве отморозки найдутся.

На всякий пожарный я скачал файл на свой мобильник. Благо, доступ к беспроводной передаче бестолковая владелица мобилки не запаролила. Иначе пришлось бы повозиться.

Перед тем, как покинуть буксир, я отстегнул батарейки от трубок, чтоб мобилки не сообщили оператору, где меня ловить. Напоследок стёр с трубок отпечатки.

Десять минут спустя я подошёл к двери квартиры номер восемь в пятом доме на Набережной. Расположение квартиры на лестничной площадке совпадало с тем расположением, что я вычислил, когда баловался петардой, чтобы телефонистка выглянула из окна.

После того, как пристегнул к трубкам батарейки, я уложил украденные мобилки на коврик перед дверью, утопил кнопку дверного звонка. Когда из глубины квартиры послышались шаги, я в три прыжка выскочил из подъезда.

Минуту спустя – пока телефонистка поднимала с коврика трубки и закрывала дверь – я запрыгнул в машину.

Джип мэра подлетел к дому телефонистки через четверть часа. Остановился с визгом, с юзом, с дымом резины. Водила огляделся как шпион Её Величества, вошёл в подъезд.

Вышел водила через девять минут с чёрным мобильником в руке. Умотал в том же темпе, в каком и прибыл: в клубах дыма от палёной резины.

На раздумья я дал телефонистке полчаса. Девушка в наушниках из дому не вышла, в милицию на маленькой немецкой машинке не поехала.

Я набрал номер. Шесть гудков спустя динамик мобильника передал чуть дрожащий женский голос.

– Кто это?

– Алло! Это служба прослушки мобилок?

Телефонистка затаила дыхание. Семь секунд молчания закончились вопросом.

– Кто вы?

– Представитель того, чей разговор вы собирались передать водителю мэра…

– Послушайте, я… Я не хотела… передавать…

– Если бы я не забрал ваши трубки, вы бы передали.

– Так это были вы? По-моему, ваш голос я уже слышала. Точно! Это вы приходили ко мне на работу. Вы – частный сыщик! Чтоб вы знали, я подала заявление в милицию, и подробно вас описала.

– Ага, я видел, как вы проехали мимо отделения.

– Вы за мной следили?!

Телефонистка выглянула из окна. Я мигнул фарами. В ответ услышал голос, полный издёвки.

– Вы, по-моему, не понимаете, с кем связались. Когда они вас найдут…

– Как вы думаете, что случится, если я расскажу про вас тому, чьи деловые переговоры вы сливали мэру?

Телефонистка отошла от окна вглубь комнаты, три секунды молчала. Когда ответила, издёвки я не расслышал.

– А вот этого не надо.

– Мне нужна полная информация по абоненту.

– Говорите номер.

Я продиктовал номер трубки очкарика Толика.

– Как только узнаете хоть что-нибудь, что касается этого номера, сразу сообщайте мне.

– Разговоры писать?

– Это в первом пункте нашего договора.

– Что во втором?

– Абонент трубку отключил. Я хочу знать, где и когда. Где и когда включит, сообщать в ту же секунду. Завтра с утра жду новостей.

– Я позвоню.

Телефонистка разорвала связь, выглянула в окно. Я моргнул фарами, развернулся, покатил домой.

За сто метров до дома ожил мобильник. Я глянул на дисплей. Звонил Юсуп. Я снял трубку.

– Мент-стахановец, ты на календарь смотрел?

– Воскресенье, я помню. Еду к тебе. Ты дома?

– Глянь на часы. Девять вечера. Сейчас я выпью стакан тёплого молока и лягу спать.

– Ставь чайник и жди. Я почти подъехал.

Мобильник я сунул в карман, машину – под балкон, себя – на кухню.

Когда чайник закипел, я вспомнил, что забыл защитить машину от придурков. Чертыхнулся, вышел на балкон, поставил авто на сигнализацию. Краем глаза заметил юсупов силуэт, подсвеченный подъездной лампой. Я разлил по чашкам кипяток, пошёл открывать гостю.

*

*

Юсуп ввалился усталый, как сто китайцев со стройки Великой Стены. Пожал мне руку, упал в кресло, выпил чашку горячего чаю, закусил тремя бутербродами с сыром. Я не отставал.

Я налил ещё по чашке. Юсуп отхлебнул, откинулся на спинку, матернулся.

– Ну и денёк! С утра нашли два трупа на свалке, в обед пропадает сын крикливого задохлика, и под вечер шеф рассказал, какой я политически неподкованный.

– При чём здесь я?

– Ты общался с сыном того задохлика, который на меня орал и требовал немедленно посадить всех депутатов вместе с детками. Сынок пропал.

– Я знаю. После того, как поорал на тебя, Михалыч пришёл ко мне. Подрядил меня на поиски Толика.

– Рассказывай, что у тебя с этим Толиком. Подробно, но покороче.

Я рассказал, как в парке набил морды тарантинам, как депутаты заплатили за сломанное ребро, про троицу в масках в подъезде очкарика, про второй откуп.

Юсуп осушил чашку, поднял взгляд на меня.

– Когда отец очкарика начал обвинять депутатских сынков, я понял, что нам круто не попёрло. Я сообщил шефу, шеф – Маслине.

– А сам? Разве без шефа обойтись не мог?

– Я его подставлять не хочу. Он нормальный мужик. Чтоб к нему ни с того ни с сего припёрся мэр, и начал катить бочку? Лучше предупредить.

– Ну, и дальше?

– Маслина взорвался. Сказал, что мы работать не умеем, раз слушаем всяких придурков. Сказал, что ему придётся доложить мэру. Чем это пахнет, знаешь сам. Работа встанет, начнутся придирки.

– Чего надо сделать?

– Как обычно. Ты лезешь в дерьмо, а я твою инфу представляю наверх как оперативные данные от внештатного сотрудника.

– Говори проще, не обижусь.

– Скажу, что от надёжного стукача. Мне по-другому до них не добраться. Если что не так, мэр моему шефу башку открутит. Мэру хватит и того, что детки депутатиков прогремят на весь город. Перед выборами такая реклама мэрии ни к чему.

– Что будешь делать ты?

– Всё, что мог, я уже сделал. Хотел было наведаться к тарантинам, да шеф запретил. Что мы им предъявим? Подозрения?

– Тоже немало.

Юсуп отмахнулся.

– Я с обеда до девяти ждал, пока шеф разрешит поговорить с тарантинами сразу, как приедут с шашлыка. Шеф позвонил, сказал, что ночные допросы папулям не нравятся, мать бы их!

Юсуп встал.

– Ладно, я пойду. Ты там поройся поглубже. Иначе мне к тарантинам соваться не с чем. Я пока пробегусь по другим версиям. Очкарики пропадают не только после драки в парке. Они ещё и влюбляются, а потом с любимой – на Сахалин, романтикой страдать.

Я пожал протянутую руку, закрыл за гостем, убрал со стола, забрался в душ.

Перед сном я распланировал утро понедельника по часам. В начале девятого я ждал звонка от телефонистки. В девять хотел смотаться в железнодорожный техникум. Никак не выучу новое название технаря. То ли коллегиум, то ли гимназия. Пока вспоминал, заснул.

*

*

Телефонистка позвонила в половине восьмого. Я ждал новостей на полчаса позже, потому принял звонок от дамы не по-джентельменски: потным, небритым, да ещё возле макивары.

Девушка в наушниках не здоровалась, сходу перешла к делу.

– Абонент выключил трубку в субботу в девять вечера возле речки в районе села Щучье. Ровно в девять. Ближе к речке, чем к селу.

– Отлично работаете.

Телефонистка закончила разговор без намёка на слова прощания.

Я добил макивару до гула в кулаках, смыл под душем пот, побрился, сел за завтрак.

Овсянка с бананом встала поперёк горла на середине тарелки. Я не мог отогнать мысли от инфы, что получил от телефонистки.

Каждую субботу в районе села Щучье на берегу речки тарантины кушают шашлык и водочку. В минувшую субботу в девять вечера в том же районе антенна оператора засекла сигнал отключения, что послал мобильник очкарика Толика.

Я впихнул в себя остаток завтрака, набрал номер Юсупа. Голос занятого следователя я услышал через целую минуту.

– Ян, времени нет. Меня раздалбывает шеф. У тебя три секунды.

– За что долбёжка? Вызвал тарантин на допрос?

– Угадал. Время, Ян, время!

– Мобильник очкарика отключен в субботу в девять вечера возле речки в районе Щучьего. Там тарантины каждую субботу кушают шашлыки.

– Откуда дровишки?

– Из лесу. Проверь. Если правда, то тарантин трясти таки придётся. И папы не помогут.

– Мэр даст приказ, и оператор заткнётся, а файлы случайно сотрутся. Должностное нарушение – это не уголовное преступление. Доказать сокрытие улик тут будет нереально.

– Мда… Адвокат опять скажет, что наш очкарик сидел в кустах напротив шашлычников, и слепил их лазерной указкой.

– А трубку отключил, чтобы не отвечать на звонки, не привлекать к кустам внимания тарантин раньше времени. Вот тебе и объяснение, почему трубка очкарика отключилась в том же районе, где жрали водку тарантины. Слушай! А что, если так и было? А потом тарантины дали нашему Толику в череп, и он смылся, а? Живой, но в бегах. Чем не версия?

– Зачем очкарик отключил трубку?

– Трубку забрали тарантины и выбросили в речку.

– Мобильник послал спецсигнал, код отключения. Если трубку утопить, сигнал пропадёт безо всяких кодов. Исчезнет, и всё.

– Ладно, прицепи себе на грудь благодарность.

– Мне больше нравится ложить её в кошелёк.

– Вот и положи. Всё, я – к шефу. Пока!

Юсуп отключился. Я разровнял в кошельке благодарность Юсупа, добавил денег и визиток.

Через полчаса я подъехал к железнодорожному техникуму, где на факультете журналистики наверняка полно роскошных девочек. С одной из красоток очкарик мог слинять на Сахалин.

*

*

Дальше дверей техникума я прошёл лишь на метр – до будки, где на цепи сидел местный Цербер. Бабулька-вахтёр остановила меня грозным взглядом.

Я показал бабульке удостоверение Крысько. После драки в кабаке – пока Крысько очухивался – я на всякий пожарный щёлкнул ксиву на мобильник. Дома вставил свою фотку и имя, теперь пугаю вахтёрш.

Бабулька аж высунулась из окошка будки.

– С-следователь? Кого-то ищете?

– Группу сто семь. Всю в сборе. Журналисты.

Вахтёрша выскочила из будки, подбежала к расписанию, что висело на стене, в три секунды отыскала нужную клеточку.

– Какое совпадение! Сто седьмая группа в сто седьмой аудитории.

Бабулька указала пальцем на первую от холла дверь слева по коридору.

– Вон там. Вам повезло. Если бы пришли через час, то могли бы их не застать. У них сегодня только одно подготовительное занятие. Готовятся к экзаменам. Преподавателя предупредить?

– Спасибо, я сам.

Я подарил вахтёрше улыбку благодарного следователя. Бабулька аж зарделась.

Когда я вошёл в аудиторию, длинноволосый пацан лет двадцати пяти читал студентам лекцию. Уткнулся носом в конспект, на студентов не смотрел. Препод вещал настолько нудным тоном, что половина слушателей спала, остальные пялились в экраны мобильников.

Тетради закрыты, ручек на столах нет и в помине. Клёвая лекция. Познавательная и увлекательная.

Мой приход студентов оживил. Кто проснулся сам, кого растолкали соседи. Некоторые даже сняли наушники.

Преподу моё появление дало повод с умным видом помолчать. Аудитория, наоборот, зашушукалась. Я сделал зрителям ручкой. Шум стих.

Я подошёл к кафедре.

– Здравствуйте, дети!

В ответ – смешки и нестройное приветствие.

– Меня зовут Ян Янович. Я – следователь. Ваш преподаватель, надеюсь, выделит мне пару минут вашей лекции.

Я взглянул на препода – тот кивнул без особой радости. По-моему, пацан надеялся, что я займу не парочку, а минут так с полчаса.

На галёрке девушка подняла руку.

– А вопрос можно?

Я кивнул. Девушка хихикнула.

– Вы пришли из-за Толика?

– Вас готовят на журналистов или на экстрасенсов? Как вы догадались?

– Он рассказывал, что его побили трое в масках. Думаете, что это кто-то из нас?

– Нет. Толик вышёл из дому в субботу после обеда, и до сих пор не вернулся. Кто знает, куда он делся?

Взглядом я держал под прицелом всех студентов, как единое целое. Мимика у детишек сработала одинаково. На лицах появилось удивление и жажда узнать, куда подевался очкарик.

Из всех лиц только одно не оживилось, а застыло. Девушка в жёлтом топе, сидевшая в первом ряду, сделала вид, что мой вопрос – равно как и ответ на него – ей не интересен. Все студенты смотрели на меня, а девушка в жёлтом топе – на препода.

Я достал пачку визиток. Надпись на карточках я заказал нейтральную как раз для таких случаев. Вместо “частный детектив” над моим именем красовалось “следователь”. Я поднял визитки над головой.

– Я оставлю вам визитки. Я понимаю, что у каждого из вас могут быть причины промолчать. Если захотите что-нибудь сообщить, то мой номер найдёте на визитке. Сейчас на мой вопрос можете не отвечать. Да и как я вас заставлю?

Студенты заулыбались: мол, верно, не заставишь.

Я не давал визитки студентам в руки. Укладывал на край стола. Пока студент отвлекался, тянулся за карточкой, я смотрел на обложку тетради, что лежала напротив. У девушки в жёлтом топе хозяйкой тетради значилась Юлина Таня.

Таня повертела визитку с равнодушным видом, рассмотрела с обеих сторон, бросила обратно на стол.

Я поднял карточку, взглянул на надпись, перевёл взгляд на Таню.

– Что, не нравится дизайн?

– Нормальный. Просто мне она не нужна.

– Как знаете.

Я вложил визитку в тетрадь Тани, закончил раздавать карточки, вернулся к кафедре. Препод посмотрел на меня как на не оправдавшего надежд, ведь я управился всего за шесть минут. Давануть сачка под моим прикрытием преподу не обломилось.

Студенты вертели визитки, на меня смотрел от силы каждый третий.

Чтобы аудитория навострила уши, я кашлянул.

– Звонить мне не стесняйтесь, не укушу. Если очень боитесь, но сказать вам есть что, то звоните из автомата. Ваш номер я не определю. Можете нацепить на нос прищепку, чтобы я ваш голос не узнал.

Аудитория заулыбалась. Я поднял руку.

– С прищепкой поосторожнее. На кончик носа не цепляйте – оставите синяк. Не спрашивайте, откуда я это знаю. Спасибо за внимание. Приятной учёбы.

Я вышел из аудитории под единый вздох неудовольствия. Опять эта нудная лекция!

Вахтёрша провела меня почтительным взглядом, я махнул рукой на прощание. Заговаривать с бабулькой не стал, иначе мог нарваться на допрос с пристрастием. Сорвал вахтёрше весь кайф.

*

*

Через полчаса, когда я подъехал к дому, звякнул мобильник. Я глянул на дисплей. Номер не определился. Я снял трубку, услышал голос, исковерканный прищепкой на носу.

– Ян Янович?

– Да, Таня, это я. Вам прищепка не мешает?

– Откуда вы знаете, как меня зовут?

Я улыбнулся пошире, чтобы улыбка передалась собеседнице.

– Таня, я посмотрел на обложку вашей тетрадки. Там ваше имя.

– Уфф! Больше меня не пугайте. Скажите, а Толик… он что, действительно пропал?

– Таня, вы забыли про прищепку, или чем вы там зажали нос? Снимите, а то я половину слов не понимаю, а угадываю.

– Сняла. Я хотела рассказать…

Таня замялась, затем продолжила. После того, как Толика побили, он стал другим. Раньше Толик Тане всегда помогал, если что. Они сидели почти всегда рядом. Теперь Толик рядом с Таней сидит редко. Таня думала… Тане казалось, что Толик относится к Тане не так, как к остальным девочкам.

После больницы Толик своё отношение к Тане изменил. Не полностью, но Таня почувствовала, что Толик к Тане – как бы это сказать поточнее? – остыл, что ли? Нет, Толик к Тане и не горел, но после больницы остыл совсем.

Нет, в больнице Таня Толика не навещала. Может, Толик обиделся на это? Вполне возможно, ведь после больницы Толик стал каким-то чуть-чуть чужим. Будто где-то летает. Вот нет его рядом, и всё тут! Таня с Толиком разговаривает, и Толик вроде бы и отвечает, вроде бы и вменяемо, но в то же время как-то отстранённо.

Может, ещё не прошёл шок после побоев? А он у него был, этот шок? Таня бы так не сказала. Но то, что после больницы Толик стал другим, это точно. Как будто живёт не здесь, а… Тане кажется, Толик решил смыться ещё тогда, после больницы. В общем, Таня не удивилась, когда я сегодня сказал, что Толик исчез.

А теперь – самое, как на взгляд Тани, важное.

Раньше Толик на занятиях учился. Другие ходят на лекции для галочки, а Толик учился. Он и Таня учились вместе. После больницы Толик учёбу забросил.

Купил себе маленький ноутбук. Совсем маленький. Их ещё нетбуками называют. Толик его из рук не выпускал, на занятия внимания не обращал.

Вроде бы странного мало. Парень купил игрушку, и на время забыл об учёбе. Нормально. В его возрасте я был таким же. Но Толик сидел только на порносайтах, причём постоянно.

В техникуме есть беспроводной интернет. Для всех студентов админ доступ к порносайтам закрыл. Но Толик с админом дружил. Наверное, админ дал ему пароль к полному доступу.

Таня передала слово мне. Я взял.

– Толик ходит по порносайтам вместо того, чтобы учиться. Это плохо. Но как это поможет Толика найти?

– Поможет не найти, а догадаться, почему он исчез.

Я навострил уши.

– Таня, нам лучше встретиться.

– Я в это дело лезть не хочу. Это опасно для здоровья. Вы что, не понимаете? Я вам намекаю уже полчаса. Знаете, сколько зашибают хозяева порносайтов?

– Много. При чём здесь Толик?

– Я думаю, у него был свой порносайт, и не один. А если его сайты начали приносить реальные деньги? Если кто-то узнал, что Толик заработал денег, и налоги с них, естественно, не заплатил…

– Думаете, на него наехали бандюки?

– Да. Он платить отказался, и они его выкрали.

– Я бы до такого не додумался. Спасибо огромное!

– Не за что. Только уговор: я вам не звонила.

– Ваше имя не всплывёт.

– Смотрите, я вам верю.

Таня повесила трубку. Я посидел в машине, поскрипел извилинами, развернулся, направил авто к железнодорожному техникуму.

*

*

У ступеней, ведущих в кузницу спецов по железным дорогам, паровозам и шпалам, стоял Юсуп. Я подкатил к машине Юсупа, вышел, клацнул сигнализацией, кивнул юсупову водителю, дотопал до Юсупа.

– Ну, как покалякал с тарантинами?

– Никак.

– Шеф таки запретил?

– Нет. После твоей инфы поломался, как та девочка, но на допрос тарантин таки дал добро. Вместо тарантин прилетели адвокаты. Принесли три миллиона расписок от свидетелей, которые провели с тарантинами всю субботу. Очкарика рядом с тарантинами свидетели не заметили.

– Клёво, ничего не скажешь. Про лазерную указку в этот раз не вспомнили?

– Нет. Наверное, всё время ушло на свидетелей.

– Умнеют. Дешёвые отмазки уже не в моде. Значит, с тарантинами у тебя облом?

– Угадал. Но ты отключаться даже не мечтай.

Юсуп указал взглядом на вход в техникум.

– Скажи-ка мне, сыскарь-любитель, что ты здесь делал полтора часа назад?

– Искал очкарика.

– Нашёл? Я ж тебе сказал, что этим займусь я. Твое дело – тарантины. Чего ты лезешь поперед батька? А если ты кого спугнул?

– Тарантин хотел вызвать на допрос ты. Терять время зря? Кто меня сдал? Вахтёрша или дети?

Сдала меня бабка. С потрошками. Юсуп не знал, что речь обо мне, да начал расспрашивать, что за следователь тут ошивался. Бабка меня описала так, что по фотке меня опознать сложнее. У меня даже звание есть.