Тарантины и очкарик

К нейтральным по отношению к Михалычу фактам Юсуп отнёс версию, согласно которой в Щучьем дядька Некто подтягивал тела тарантин к жигулёнку буксировочным ремнём. Следы на запястьях тарантин как раз подходят, а на ремне нашли кровь Ромки. У пацана на тыльной стороне ладони содран кусок кожи. Наверное, след от ремня.

Один плюс Михалычу Юсуп таки нашёл. Наверняка Михалыч в Новоделкино ездил. Билеты есть. Обратный куплен на станции Новоделкино, Юсуп проверил. Если Михалычу не купили билет помощнички…

На моё многословное возражение на тему “какие, к чертям собачьим, у Михалыча помощнички?!” Юсуп заметил, что пропало полмиллиона баксов. Недавно внучок зарезал дедку с бабкой за одну пенсию, а тут полмиллиона! За такое баблище и сыночка порешат, и помощничков найдут с десяток. Я согласился.

За всё про всё Юсуп задержал Михалыча на трое суток, потом придётся отпустить, ведь улики всё какие-то скользкие. Кроме запаха на сучке, конечно. Притом алиби… Похоже, в ту ночь он был в Новоделкино.

Билеты на поезд в Новоделкино и запах на сучке стыкуются паршиво. Либо Михалыч был в Новоделкино, либо в Щучьем. Если бы у Михалыча нашлось что-нибудь покруче билетиков на поезд…

Я напомнил Юсупу, что Михалыч возле бабки искупался в пруду. Мол, сбацай, чувак, омовение в святой водице, и будет тебе счастье.

На одежде Михалыча могли остаться бактерии из пруда. Я видел по телеку, как по бактериям из речки нашли убийцу. Там были какие-то особые зверюги, которые водились только в той речке. Убийца клялся-божился, что на той речке не бывал, а парни с микроскопами нашли на его одежде трупы редких зверюшек.

Михалыч говорил, что как приехал от бабки, только перекусил, и сразу пошёл в гараж. Про душ не говорил. Значит, наверняка не переодевался. Не голый же он купался в пруду! Как минимум в трусах. Там, в ткани трусов этих бактерий, наверное, полно.

Юсуп хохотнул.

– Сказал бы я тебе, чего там полно… Ладно, сейчас звякну лаборантам, перезвоню. Только кто поедет за святой водой? Если я буду тратить бензин на такие прогулки, меня уволят.

– Съезжу я. Ты проверять будешь?

Юсуп перезвонил через пять минут.

– Поезжай. Парни с микроскопами ждут. Трусы с Михалыча уже снимают.

– Я уже выехал.

– Валяй. Только боюсь, что если я Михалыча отпущу, Маслина даст команду переехать мужика джипом. Я Михалыча подержу в камере. Хотя бы до похорон.

– Даже если мы найдём Михалычу алиби?

– Маслине сейчас алиби до лампочки. Созвонимся.

Юсуп повесил трубку. Я присел к столу. Остывшую овсянку с изюмом хотелось проглотить в секунду, чтобы хоть на этой секунде сэкономить время, и побыстрее двинуть в Новоделкино. Когда научусь посылать спешку подальше?

Я сдержался, отвёл трапезе положенные четверть часа. Заодно уделил минутку парочке вопросов.

Что, если я смотаюсь в Новоделкино впустую? Что, если затея с бактериями провалится? Тогда в защиту Михалыча останутся только билеты на поезд. Железным такое алиби я бы не назвал.

*

*

Через три с половиной часа пути я остановился у первого дома на въезде в Новоделкино.

Напротив дома, у обочины, стоял стол в виде ящика из-под стеклотары, покрытого куском фанеры. За столом на табурете сидел дряхлый старик. На столе – всё, без чего в дороге водитель не проживёт: водка, пиво, сигареты.

Я спросил у старика, как найти местную ясновидящую. Дедок меня не расслышал. Я купил у старика пачку сигарет. Вместе со сдачей я получил координаты дома, где принимает баба Настя.

Перед тем, как я вернулся в машину, старик сообщил о двухдневных очередях на приём к бабе Насте. Предложил мне койку в его домишке, чтобы переночевать. Цену ломить не стал, сразу скинул половину от расценок на аренду офиса в центре Москвы. Я отказался.

К моему джипчику со скрипами и скрежетом подкатил китайский пикап. Старик взглядом показал, что мне пора. Водила пикапа высунулся из окна, спросил у старика, как найти бабу Настю. Старик вопроса не расслышал. Я показал водиле пикапа купленную пачку сигарет, тот закатил глаза, заглушил мотор.

Пока я садился в машину и трогался, старик успел всучить водиле пикапа бутылку пива и объяснить, где живёт баба Настя, и где при желании можно недорого снять комнатку на ночь.

Сигареты я сунул в бардачок. Вдруг какой курец случится, так я ему презентую пачку яду, пусть травится.

Когда добрался до дома бабы Насти, не поверил глазам. Машин – не проедешь. Людей – не протолкнёшься.

Брать интервью у ясновидящей мне расхотелось. Очередь меня бы не подпустила. Если бы я к бабке и прорвался, то что мог узнать об одном из тысяч посетителей? Бабу Настю, мимо которой в день мелькает сотня лиц, надёжным свидетелем судья не сочтёт.

В пруду, что у поворота к дому ясновидящей, я набрал три склянки воды. На всякий пожарный прогулялся по берегу, взял пробы в разных точках.

Те из числа ожидающих приёма у бабы Насти, кто сидел на берегу пруда, наблюдали за каждым моим шагом.

Когда я наполнял последнюю склянку, ко мне подошла толстая дама в шляпе, с душком пота, с литровой бутылкой газировки в руке и изрядной долей недовольства во взгляде.

– Мужчина, что это вы тут колдуете?! Здесь люди делают омовения, а вы? Что вы сюда выливаете?

– Не выливаю, а набираю целебной водицы про запас. Моему знакомому баба Настя посоветовала окунуться в пруд, чтобы снять негатив.

– Хм… Я и не подумала…

Толстая дама вылила свою газировку на траву, зашла в воду по колено, погрузила пустую бутылку в мутную воду. Под бульканье воздуха, что вырывался из горлышка бутылки, я удалился.

В машине я склянки пронумеровал, в блокноте изобразил пруд, на рисунке отметил, где какую склянку наполнял. По окончании сеанса живописи я бросил желудку на растерзание два бутерброда с сыром.

Когда отъезжал, к пруду с пустыми бутылками подтянулась половина очереди бабы Насти. С такими темпами пруд в Новоделкино обмелеет за неделю.

Через четыре часа я подрулил к конторе Юсупа.

Дежурный сержант вызвал Юсупа, велел обождать на улице. Юсуп вышел через минуту. Я протянул Юсупу склянки и рисунок.

– Три пробы воды и схема пруда.

– Крестиками ты пометил клады?

– То места, где брал воду. Мне подождать, когда твои лаборанты управятся, или…

– Они сейчас заняты. Я тебе позвоню.

– А благодарность от лица конторы за сэкономленный бензин?

– Ты привёз мутную воду. Когда она станет уликой, тогда и проси благодарность. С бабкой говорил?

– К ней очередь как отсюда до Мадрида. Меня бы затоптали. Вот если бы приехал ты, да с ксивой…

– Будет надо – приеду. Я позвоню.

Юсуп хлопнул меня по плечу, вошёл в контору.

Я покатил домой. По пути пару раз поймал себя на мысли, что желаю лаборантам Юсупа зоркости, микроскопов с цейсовской оптикой, и удачи в поисках. Алиби, найденное под микроскопом, поможет Михалычу куда как лучше билетов на поезд.

*

*

Дома я смыл под душем дорожную пыль, отобедал, и только-только развалился в кресле, как позвонил Юсуп.

Лаборанты Юсупа клянутся всеми святыми, что бактерии на трусах Михалыча и бактерии в моих склянках родом из одного болотца.

Бактерии в пруду бабы Насти такие, которым в наших краях жарко. Новоделкино почти на четыреста километров севернее. Там эти твари живут, а у нас им жарко. У нас они дохнут.

Мало того, те бактерии живут без воды только сутки с копейками. Половина бактерий на трусах Михалыча сдохла, остальные крякнут через пару часов. Значит, Михалыч купался в пруду в воскресенье, примерно с утра до обеда. Если купался раньше, все бактерии уже сдохли бы. Если купался после обеда, все были бы живы. А тут половина этих инфузорий скопытилась, половина – на последнем издыхании.

Если Михалыч купался утром в воскресенье, то в Новоделкино выехал в субботу. Поезд в Новоделкино ходит только один, в двенадцать дня. Юсуп проверил. Значит, в ночь с субботы на воскресенье Михалыч в Щучьем не появлялся. Не обязательно мотался в Новоделкино, но и не южнее.

Купался Михалыч в пруду возле бабки или на ставке на рыбалке, доказать по этим бактериям нельзя. Эти твари могут плавать и там, и там. Главное, что не в Щучьем. Значит, Михалыч был минимум на триста километров севернее Андреева, и уж тем более Щучьего. То есть он вполне мог быть в Новоделкино.

Значит, обратный билет до Андреева Михалыч мог купить на станции в Новоделкино сам, без дружков, которых ему приплетал Юсуп.

Под конец разговора Юсуп ввернул-таки полкило негатива.

– Ян, не хочу тебя расстраивать… Михалыч мог смотаться в Новоделкино, к примеру, в среду, набрать бутылочку святой водицы из пруда возле дома бабки, и приехать в Андреев.

– Грохнул тарантин, пропитал свои трусы водой из пруда, и вызвал меня?

– Спецы сказали, что это возможно. В бутылке бактерии проживут с неделю.

– Неужели Михалыч такой хитровылепленный?

– Если до этого додумался я, то мог и он. А ещё он мог грохнуть тарантин в субботу, ночью на машине уехать в Новоделкино, и в обед воскресенья окунуться в пруд.

– Ты ищешь ему обвинения.

– Ян, кроме Михалыча у меня подозреваемых нет.

– На том буксировочном ремне, которым тарантин подтаскивали к машине, мог остаться запах злого дядьки, а не Михалыча.

– Мог, если бы ты не провонял весь гараж своим одеколоном. Вчера собачка чуть не потеряла нюх.

– Учту. Так что с запахом? На верёвках, которыми тарантин привязали к потолку, на удавке…

– Если он работал без перчаток, то запах остался. Не знаю, что после твоего одеколона смогут унюхать собачки, но… Есть кого нюхать?

– Пока нет. Созвонимся.

Юсуп отключился. Я призадумался: убить тарантин Михалыч мог. Но только ли он?

Я прокрутил в памяти всю историю “Три тарантины и очкарик”. И понял, что одну деталь я упустил. Я знал о ней с самого начала, но отмахнулся, не принимая во внимание саму возможность её существования. Ай да сыщик, ай да тупица…

Чтобы подтвердить мои соображения, мне всего-то и надо было, что поболтать с тарантинами. Но тут я чуток опоздал. Оставалась зыбкая надежда, что меня сможет выручить девушка эмо.

Я глянул на часы. Пять минут шестого. После четырёх Анюта уже не спит, сидит в кабаке. Я позвонил Анюте, попросил вспомнить тот вечер, когда Ромка с дружками отлупил очкарика в парке. Анюта просьбе удивилась.

– Что его вспоминать? Уже сто раз разжевали и выплюнули. Когда очкарик начал Ромку слепить той красной указкой…

– Лазерной?

– Наверное. Такой тонкий лучик. Я тогда уже немного выпила… Когда этот козёл начал нас слепить из-за кустов, я думала, что я его убью! Знаете, как лупит по глазам? Умереть! А я ещё и выпила чуток…

– Так он слепил Ромку или тебя?

– Ромку и его дружков. Но перепадало и мне, я ведь сидела рядом.

– Анюта, я с тобой говорю не для протокола. Я понимаю, тебя так говорить попросил ромкин адвокат, и не бесплатно, но я…

– Никто меня не просил, и никто мне не платил. Это было на самом деле. Видели все, кто тогда сидел на улице. Хотите, поклянусь?

– Значит, таки слепил…

– Вы думали, что Ромка врёт, я знаю. Он говорил. Я тогда так и не поняла, почему очкарику вы поверили, а Ромке – нет.

Я поблагодарил за инфу, нажал на мобильнике красную кнопку, и подумал, что если Анюта не врёт, и очкарик тарантин слепил, то назвать меня тупицей – это перехвалить.

*

*

В парк Петровского я почти бежал.

К вонючим кустам, что обрамляли летнюю площадку ромкиного кабака, я подошёл со стороны, где мог сидеть очкарик с лазерной указкой.

Я прошёл вдоль кустов вперёд-назад, нашёл три места, откуда отдыхающих на летней площадке ромкиного кабака можно хоть слепить лазерной указкой, хоть обстреливать из рогатки.

От кустов до того места, где тарантины рихтовали очкарика, путь пролегал через широкую поляну с молодой акацией посередине. Потеряй указку на поляне летом, и найдёшь не раньше зимы, когда сойдёт трава.

Я включил орлиное зрение, закачал в нервы ведро терпения, приступил к поискам.

Искал четверть часа. Матерные слова закончились на десятой минуте, когда в глазах отдельные травинки слились в сплошное зелёное покрывало, да и сами глаза начали напоминать травинки.

Последние триста секунд я топал как робочел на выставке достижений японского хозяйства: если программа говорит уткнуться взглядом в траву и идти вперёд, то уткнулся и иду.

Мои рысканья по поляне прервал щенячий визг. Я оторвал взгляд от травы, увидел лысого мужика, здоровенную лохматую овчарку-маму, и двух щенков-подростков. Толпа входила на поляну как к себе домой. И это при том, что при входе в парк висит огромный знак “Выгул собак запрещён”.

Лысый мужик посмотрел на меня как на помеху выгула его псарни. Щенки принялись носиться по поляне. Овчарка-мать села под акацией, уставилась на меня. Я уткнулся взглядом в траву, продолжил поиски.

Через минуту лысый мужик подошёл ко мне.

– Вы здесь что-то потеряли? Дайте какую-нибудь свою вещь. Ключи, платок, что-то в этом роде.

Я задал лысому немой вопрос: мол, с какой стати я тебе должен что-то давать? Мужик указал взглядом на овчарку-маму.

– Моя Дана прекрасно ищет. Я её учил. Если вы дадите ей понюхать, к примеру, свои ключи, она найдёт то, что вы потеряли.

– Думаю, что след староват. Месяца полтора.

– Что потеряли-то? Что-то дорогое? Кольцо?

– Будете смеяться. Лазерную указку за три бакса.

– Да уж, было бы что искать. Постойте-постойте! Лазерная указка? И потеряли вы её полтора месяца назад, когда в газете писали, что здесь побили какого-то парня из-за того, что он кого-то слепил лазерной указкой? Можете не искать. Я её нашёл.

Я навострил уши. Лысый мужик взглядом указал на щенков.

– Вернее, нашёл её не я, а мои щенки. Они тогда были ещё совсем маленькими. Играли, играли, потом у Бестика от головы вспыхнул красный луч. Я думал, что у меня галлюцинации. В общем, это оказалась указка. Бестик её зубами схватил, и, наверное, нажал на выключатель, потому луч и загорелся.

– Что вы с указкой сделали? Забросили подальше?

– Сначала забрал у Бестика, чтобы зубы не попортил. А потом повесил её вон туда.

Мужик указал пальцем на молодую акацию, что стояла посередине поляны.

– Там есть сучок, на него и повесил. Правда, отсюда не видно, всё уже заросло. Хм… а тогда сучок был голый.

– Так ведь прошло почти два месяца.

Я направился к акации. Лысый мужик – за мной.

– Я ж повесил её на видное место. Чтобы тот, кто потерял, мог найти сразу. Да и чтоб щенки себе зубы об железку не портили.

Мы подошли к акации. Мужик раздвинул листву так, чтобы я видел сучок. На сучке висела лазерная указка.

– Как я спрятал, а? Хотел, чтобы хозяин нашёл, а получилось, что я её спрятал.

Я снял указку с сучка, уложил в пакет. Мужик покосился на пакет, перевёл взгляд на меня, засопел.

– Очень бы мне не хотелось, чтобы из-за этой чёртовой дребедени меня таскали по допросам.

– Скажу, что нашёл сам.

– Вот спасибо!

– И вам всего хорошего.

Мужик вернулся к своей псарне.

Я включил скоростную ходьбу. Спустя двести пятьдесят шагов я остановился у дома Михалыча. В шляпе на носу и чёрных очках на пол-лица в шесть часов вечера я смотрелся как идиот, зато не как Ян Янович Янов, которого в лицо знал очкарик.

*

*

В сотне метров от дома Михалыча я нашёл девятиэтажку, из окон которой можно увидеть, как Михалыч принёс домой удочки.

Подъезд девятиэтажки на консьержку не накопил, потому придумывать очередное враньё не пришлось.

На третьем этаже я нашёл квартиру, окна которой выходили на дом Михалыча, утопил кнопку дверного звонка. Через минуту дверь отворила старушка.

– Вам кого?

– Простите, не туда попал. Я ищу Серёгу. Я думал, он живёт на третьем.

– На четвёртом. Только не знаю, Серёга или нет. Он здесь недавно. А вам от него что нужно?

– Кредит взял, а возвращать не хочет.

– Нехорошо. Стучите крепче. Там звонка нет.

Старушка захлопнула дверь.

Я поднялся на четвёртый этаж. Постучал в дверь, где нет звонка. В ответ услышал тишину.

Замок я открыл с помощью заколки для волос за семь секунд. Заколку выбросил.

Когда распахнул дверь, нос к носу столкнулся с очкариком. У парня в руке красовался кухонный тесак.

Я перешагнул порог, закрыл дверь.

– Привет, Толик! Тесак-то убери, а то сам знаешь, какую отбивную я из тебя сварганю.

Очкарик закусил губу. Я покачал головой.

– Брось на пол, дружище. Брось.

– Я думал, что воры… Вы не имеете права…

– Брось тесак, Толик.

Очкарик повиновался. Я отфутболил тесак к стене, жестом пригласил Толика в комнату. В комнате я взглядом указал на стул у окна. Толик сел.

На подоконнике лежал бинокль, рядом – початая упаковка чипсов.

Я посмотрел через бинокль на дом напротив, нашёл окна квартиры Михалыча. Все комнаты Михалыча, будь в них включен свет, просматривались бы насквозь.

Толик сглотнул. Я вернул бинокль на подоконник, хмыкнул.

– Хотел посмотреть, как будет убиваться отец после пропажи сына?

– Он, скотина, живёт как и раньше!

– Ему носить траур? Он должен с утра до вечера заливаться слезами?

Очкарик засопел. Я присел на подоконник.

– Толик, я пришёл по делу.

Во взгляде очкарика мелькнуло удивление.

– Странно. И какое у вас ко мне дело?

– Ты постарался убедить всех в том, что тебя похитили тарантины. Но тарантины в морге, и узнать, откуда в их джипе твоя кровь, не получится. Потому искать тебя не будут.

– К чему вы это говорите?

– Кому сообщить, что я тебя нашёл? Следователю? Депутату Маслине? Будут рады оба. Выбирай.

– Что вы скажете следователю?

– Если я ещё разбираюсь в следах от удавки, то, когда ты душил Ромку, ты стоял у пацана за спиной. Не спереди, не сбоку, а сзади. Стоял сзади и дышал в затылок. На затылке, как известно, растут волосы. Запахи в волосы буквально впитываются. Ты дышал тарантинам в затылок. В твоём дыхании всегда есть твой запах. Твой и только твой.

– Другого – похожего – быть не может?

– Спроси это у собачки, которой ты будешь дышать в нос, чтобы она усекла, какой запах искать на затылках тарантин. Для общего развития: твой запах – как и отпечатки пальцев – уникален. Даже у однояйцевых близнецов запахи хоть и очень похожи, но отличаются.

– Запугиваете? Хотите, чтобы я написал признание?

– Твоего запаха на затылках тарантин хватит и без признания.

– А если я вам заплачу половину моих денег?

– Почему нет? Когда?

– Сейчас.

– Зачем мне половина, если могу взять всё?

– Как?

– Просто. Ты хотел заплатить прямо сейчас. Значит, деньги в этой квартире. Найду и заберу.

Глаза очкарика остекленели. Толик сорвался с места с такой прытью, что опрокинул стул. Я дал очкарику добежать до коридора, схватить тесак, двинуться на меня с квадратными глазами. Через три секунды тесак валялся на полу, очкарик скулил рядом, а я растирал кулаки.

На запястье очкарика – над веной – я увидел едва заметный след от укола иглы. Очкарик мой взгляд перехватил.

– Что смотрите? Я наркоман.

– Конечно, ты наркоман, как же! Из этой дырки твоя кровь натекла в багажник ромкиного джипа. Набрал в шприц и вылил кровь в багажник.

Я сдёрнул с кровати покрывало, оторвал узкую ленту, привязал очкарика спиной к батарее.

Я набрал номер Юсупа. Когда Юсуп – на десятом гудке – соизволил ответить, я уже собрался материться.

– Ян, я занят. Дел по горло. Что-то срочное?

– Выдвигайся к подъезду Михалыча. Как приедешь, позвони. Я нашёл очкарика. Живого.

– Еду.

Я утопил на мобильнике красную кнопку, улыбнулся очкарику. Толик уставился в пол.

В коридоре я нашёл ноль долларов и ноль центов. В комнате, кухне, ванной полмиллиона долларов на полу не валялись, в тайниках не пылились.

В туалете висел новый бойлер на сто литров. Стрелка индикатора температуры уткнулась в начало шкалы. Я потянул бойлер на себя. Бойлер подался не как бак, заполненный сотней литров воды, а как пустая жестянка.

Я покачал бойлер взад-вперёд. Внутри болталось нечто не слишком жёсткое, и не тяжёлое. Полмиллиона баксов, например. Зелёные сотенные, упакованные в пятьдесят пачек.

К очкарику я вернулся с улыбкой до ушей. По унылому взгляду пленника понял, что звуки, которые я издавал бойлером, мимо комнаты не пролетели.

Я присел на подоконник.

– Как в бойлере оказался пакет с деньгами, которые пахнут алкашом?

– Каким алкашом?

– Тем, которого нашли со свёрнутой шеей.

– Как докажете, что деньги его?

– Если ты деньги не крутил в стиралке, да с порошочком, то на них остался запах алкаша. Он деньги в банке брал руками, и без перчаток. Собачке дадут понюхать перчатку алкаша и пачку денег из твоего бойлера, и… ты приехал, остановка “тюрьма”. Кроме запаха алкаша, в бойлере есть и твой.

– Откуда?

– Когда ты совал туда деньги, ты не дышал? Дышал. Этого хватит. Ты законсервировал в бойлере запах свой и запах алкаша. С твоему несчастью, запахи разных людей не смешиваются. Собачка различит.

Очкарик покусал губы, повращал зрачками.

– Деньги я у алкаша украл. Я знал, что у него есть деньги. Пришёл и украл. Кто его убил, не знаю.

– Сначала перевёл на счёт алкаша полмиллиона, а потом украл? Не проще ли было не переводить вообще, чем потом столько париться?

– Он меня шантажировал.

– На чём таком ужасном ты погорел, что заплатил полмиллиона баксов?

Позвонил Юсуп.

– Я приехал. Ты где?

Я открыл окно, поднял руку.

– Встань спиной к подъезду очкарика и посмотри на четвёртый этаж дома, что напротив. Это далеко, метров сто. У меня открыто окно. Я машу рукой.

– Вижу. Иду.

Я сунул мобильник в карман, закрыл окно, посмотрел на очкарика. Взгляд очкарика пришпилил меня к оконной раме, остатки размазал по стеклу.

– Чувствуете себя героем, да? Но вы не герой, вы… Знаете, что это такое – жить с моим отцом? Не детство, а сплошной пи…

– У меня на мат аллергия.

– Этот урод мне жизнь испоганил! Эти вонючие ноги… как меня достала эта вонь! Эта посуда, эта консервация… с прошлого года каждый раз остаётся, а ему всё мало. Делай, и всё! То ему посуду помой, то в магазин сходи. Я обязан учиться хорошо, и не имею права гулять после десяти. Свет выключай. Из комнаты вышел – сразу выключи! Прямо обеднеем на эти пять копеек! Думаете, это жизнь? Это кошмар!

– Отцы и дети.

– Ничего подобного! Какой отец заставит своего сына сидеть дома, когда все пацаны во дворе?

– Каждый второй.

– Врёте! Да меня из-за этого козла во дворе за пацана не считали! Мне уже давно восемнадцать, а он прекращать свои приказы и не думал! Надо было терпеть всю жизнь?

– Надо убить четверых, и подставить папашу.

– Надо было прибить и его!

В дверь постучали. Я открыл, впустил Юсупа.

– Ян, с меня магарыч.

– Бойлер здесь не вскрывайте. Там полмиллиона баксов и запахи очкарика и алкаша. Наш герой постарался, и всё хорошо законсервировал.

– Учтём. Где очкарик?

– В комнате. Юсуп, в Щучьем надо проверить след, что ведёт от кустов можжевела к костру тарантин. Дадим собачке понюхать носки очкарика. Как думаешь, собачка след ещё возьмёт?

– Если там не прошёл дождь, и не потоптались местные, то будем молиться, что возьмёт. Всё-таки прошло двое суток…

– Даже если он наследил в папашиных носках, собака учует оба запаха, так? Они ведь не смешиваются, если у меня с памятью порядок.

– Если след живой, то собачки различат.

– Тогда дай собачкам понюхать затылки тарантин. Должны учуять запах очкарика. Ведь он душил их сзади.

– И надышал себе на пожизненное.

*

*

После душа и ужина я засел за отчёт Юсупу. Нет, я не карябал буквы гусиным пером, не набирал текст на клавиатуре. Я записал мемуары на диктофон. У Юсупа в конторе секретарш полно, а у меня каждая минута на вес доллара.

Получился не отчёт – роман.

В начале было слово. И слово было непечатное. Когда я сидел в кабаке, гражданин Крысько тявкнул матерное слово в адрес леди.

Ещё чуть раньше очкарик Толик на порносайтах срубил немного денег. Полмиллиона баксов. У Толика на руках больной отец. Папашу сынуля ненавидит за угробленное детство. Папаша-то у Толика – домашний тиран. На фотки Толика, когда ему было лет десять, смотреть не хочется. Пацан чуть не плачет.

Толик решил от папаши слинять. Смыться с деньгами, и так, чтобы о деньгах папаша не знал.

Вдобавок Толик решил замести следы, чтоб его не искали. Не знаю, сколько он ломал себе голову над тем, как грамотно смыться, но в один прекрасный момент Толик наткнулся на статью в “Вечернем Андрееве”.

В статье журналист Заливайло ныл, как я набил морду Крысько. Толик прочёл статью между строк, поискал инфу обо мне в городской сети, нашёл мой блог, где моё фото, адрес, и инфа о том, что я гуляю в парке. Рядом со мной парк только один. Толику повезло. Меня найти легко.