Шумные соседи

Уже в дверях я дал Нине визитку, сказал, чтобы Нина не стеснялась, звонила мне, если понадобится машина куда-нибудь смотаться по поводу похорон. Нина меня поблагодарила, сказала, что управятся с сестрой сами.

Я попросил у Нины номер мобилки. Мол, на всякий пожарный, вдруг чего-нибудь захочу спросить насчёт Глеба. Нина номер продиктовала, я записал. Когда за мной закрывала, Нина поблагодарила меня за вкладыши. На прощание я посоветовал Нине закрыть оба замка на все три оборота ключа. На том мы и расстались. Нина к моему последнему совету прислушалась.

Когда забрался в джипчик и вставил ключ в замок зажигания, я вдруг почувствовал, что подустал. Я откинулся на спинку, посидел с минуту в расслабухе.

Перед тем, как покатить домой, я позвонил Юсупу, рассказал о визите дядьки Некто в квартиру Нины. Юсуп спросил, станет ли Нина заявлять. Я сказал, что вряд ли. Юсуп сказал: “Ну и слава богу!”, добавил, что потерял бы два часа, а ни единого пальчика у Нины наверняка бы не нашёл. Затем Юсуп пожелал мне спокойной ночи и откланялся.

Я уже подъезжал к дому, когда позвонила Нина. Сказала, что позвонила девушке Глеба, Танюше, рассказала про смерть Глеба. Танюша захотела поговорить со мной. Потому Нина мне и позвонила, чтобы спросить, можно ли Танюше дать мой номер. Я сказал “Конечно!”. Нина сказала, чтобы я ждал звонка Танюши.

*

*

Ужинать на ночь глядя врачи не рекомендуют, а часы показывали без десяти десять. Потому я устроил лёгкий перекус. Танюша позвонила вовремя: я как раз вставал из-за стола.

Танюша начала с выкрутасов в стиле “я кое-что знаю, но связываться с милицией не хочу”. Минуты три я потратил на уговоры таки рассказать мне то, ради чего Танюша позвонила. Под конец Танюша вырвала у меня обещание “никому-никому и никогда-никогда” не говорить, от кого я узнал то, что узнал от Танюши.

Когда с формальностями уладили, Танюша рассказала, что Глеб ожидал денег. Глеб сказал Танюше, чтобы покупала купальник. Мол, скоро рванём на море, и надолго. Откуда придут деньги, Глеб Танюше не сказал, хоть та и спрашивала. Сказал, что ждёт больших денег, и всё. Так и сказал: “Скоро у меня будут большие деньги”. Сумму не уточнил.

О больших деньгах Глеб рассказал Танюше по телефону, за час до того, как Глеба убили.

Танюша меня спросила, не думаю ли я, что Глеба убил тот, кто о деньгах Глеба прознал. Мол, Глеб деньги получить успел, но кто-то оказался сильнее. Я сказал, что Танюша наверняка от истины недалека. Перед тем как повесить трубку, Танюша высказала надежду на то, что её информация поможет мне найти убийцу Глеба.

Первое, о чём я подумал, когда Танюша сказала о больших деньгах Глеба, это то, что деньги Глеб ждал от Вадика за липовое алиби.

С другой стороны, Глеб мог ожидать прихода денег откуда угодно, хоть от продажи конопли. К примеру, взял у Ковылякина пакет травки, да сбагрил подороже. Вот тебе и большие деньги. Покупай, подружка, купальник, едем на море.

После того, как я представил Глеба в роли наркоторговца, воображение немедля нарисовало идеальный сценарий убийства Глеба.

Я подумал, что когда Глеб товар сплавил, то денежки припрятал на даче где-нибудь в шифоньере, среди шмоток, ведь народ у нас считает, что лучшего места для хранения заначек, чем под стопкой трусов, не найти. На глебову беду домик обшарил свободный бомж “гуляю где хочу” дядька Некто, который только под стопками трусов и ищет, да денежки-то и нашёл.

Когда Глеб воришку поймал на горячем, то Некто двинул Глеба в живот, Глеб согнулся, и тогда гость стукнул Глеба по затылку бутылкой.

Затем Некто обшарил глебовы карманы, нашёл мобильник, портмоне, и ключи от глебовой квартиры. Дядька Некто – бомжи нынче технически подкованные – заглянул в память глебова телефона, нашёл глебов адрес, да и подумал, что раз у Глеба водятся такие деньжищи на даче, то почему бы не наведаться к Глебу в квартиру? Некто приехал по адресу, выждал, пока наступят хотя бы сумерки, чтобы в подъезде стемнело, да и влез в квартиру Нины.

Сперва дядьке Некто повезло: я отвёз Нину на опознание, и квартира осталась без присмотра. Затем удача от дядьки Некто отвернулась: мы с Ниной вернулись быстрее, чем гость успел квартиру обшарить, потому дядьке Некто пришлось сигать с балкона.

Фантазировать я умею, этого добра у меня не отнять. Когда я понял, что воображение понесло меня не на шутку, я нашёл кнопку с надписью: “Стоп!”, утопил её и держал нажатой, пока мысли не устаканились.

Думать о том, кто, как и за что убил Глеба, я оставил Юсупу. Себе я поставил задачу узнать, связаны ли глебовы ожидания больших денег с алиби Вадика. Если бы я сумел доказать, что Вадик пообещал Глебу за липовое алиби деньги, причём, со слов Танюши, большие, то Вадику гулять на свободе осталось бы считанные минуты. Правда, как доказать то, что я хотел, я не имел ни малейшего понятия. Но нет худа без добра: пусть и косвенное, но у меня появилось доказательство того, что Вадик мог пообещать Глебу деньги за липовое алиби.

Я решил пойти другим путём. Раз я не мог доказать липовость вадикова алиби, то я решил доказать Вадика вину. Правда, как доказать Вадика вину, я даже не догадывался.

Я поскрипел мозгами, поискал, за что можно уцепиться, чтобы поймать Вадика. На ум пришли отпечатки перчаток, что юсуповы спецы нашли на ружье Самуилыча. Со слов Юсупа, на указательном пальце правой перчатки был порез длиной в сантиметр.

В том, что отпечатки на ружье оставили перчатки Самуилыча, я не сомневался. Кроме Самуилыча я не знал людей, что пользовались перчатками, у которых на пальце порез в целый сантиметр.

Перчатки для мытья посуды у Самуилыча были клеенные-переклеенные, живого места не сыщешь. Чтоб Самуилыч выбросил перчатки? Да ни в жисть! Перчатки Самуилыч выбрасывал лишь когда они начинали течь из-подо всех заплаток. А перед этим Самуилыч заклеивал дырки и порезы в перчатках медицинским лейкопластырем изнутри.

Когда пластырь уже не спасал, Самуилыч вырезал из верхней части перчаток кусок резины, затем наклеивал на дырку сверху. Пару раз Самуилыч даже приходил ко мне с рваными перчатками в руках и вселенской скорбью на лице, и просил в долг каплю резинового клею. Пока я ходил за клеем в кладовку, Самуилыч тараторил извинения и объяснения: мол, уже поздно, магазины закрыты, а посуду мыть не в чем.

Со слов Юсупа, отпечатки перчаток на ружье мог оставить Самуилыч, когда в перчатках чистил-смазывал ружьё. Крыть мне было нечем, разве что уверенностью, что отпечатки перчаток на ружье оставил Вадик, когда стрелял в Самуилыча.

И вот тут-то мне, наконец, повезло. Я вспомнил, что, когда я осматривал квартиру Самуилыча накануне, то латаных-перелатаных перчаток на кухне не видел. Ни на кухне, ни на балконной верёвке, ни в ванной.

Сперва я подумал, что сознание сыграло со мной злую шутку: выдало желаемое за действительное.

Тогда я решил проверить память свою памятью электронной. Я просмотрел на мобильнике все фотографии, что сделал в процессе осмотра квартиры Самуилыча. Перчаток, ни клеенных-переклееных, ни новых, на снимках я не разглядел.

Я задался вопросом: куда делись перчатки?

Ответ напросился сам собой: перчатки, после того, как застрелил Самуилыча, выбросил Вадик.

Иначе, если в Самуилыча стрелял Афоня, то на кой чёрт ему перчатки? Афоня и так знал, что на ружье наштамповал пальчиков на три срока. Это ж каким надо быть идиотом, чтобы напялить перчатки с целью не оставить отпечатков пальцев, и при этом своих прежних пальчиков с ружья не стереть!

Мало того, перчатки с маленькой ручки Самуилыча на лапищи Афони не налезли бы ни за что.

Я подытожил: Афоня в перчатках Самуилыча стрелять не мог.

Если всё-таки допустить, что Самуилыча убил Афоня, и стрелял при этом в перчатках, то Афоня принёс перчатки свои. Ради этого допущения я даже признал, что и у Афони, а не только у Самуилыча, могли быть перчатки с порезом длиной в сантиметр. Кто знает, вдруг Афоня тоже свои перчатки заклеивал по сто раз?

Если Афоня принёс перчатки свои, то где перчатки Самуилыча?

Оставался вариант номер три: Самуилыча убил не Афоня, не Вадик, а какой-нибудь дядька Некто.

Правда, версия с дядькой Некто в главной роли прихрамывала на обе ноги. Некто вошёл, стукнул Самуилыча, Самуилыч упал без сознания, и тут Некто отправился на кухню Самуилыча в поисках перчаток? Некто мог, конечно, прийти к Самуилычу добрым гостем, погутарить со стариком на кухне, увидеть перчатки, перед уходом Самуилыча стукнуть, вернуться на кухню за перчатками…

Мне дай волю, так я дофантазируюсь до зелёных человечков. Заумь – не та штука, которая помогает следствию. Иногда надо учитывать такие простые вещи, как мотив. У Вадика мотив я видел, у дядьки Некто – нет. Мало того, у меня были причины сомневаться в вадиковом алиби.

Когда я уже уверил себя в том, что стрелять в перчатках Самуилыча мог только Вадик, я подумал, что не мешало бы проверить мою память ещё разок. Всё же я обвинял человека в убийстве.

Я решил спросить у Вадика, на месте ли дедовы перчатки. Если рваные-клеенные перчатки Самуилыча оказались бы на месте, то убийца ими не пользовался, принёс свои, и тогда версию “убил Афоня” хоронить было рано.

*

*

Я звонил в дверь Вадика раз десять. Раз двадцать стучал. Затем я подумал, что если хозяина дома нет, то почему бы не посмотреть самому, есть ли в доме перчатки. Зачем лишний раз беспокоить хозяина?

Я смотался к себе, взял фонарик и дубликат ключа от замка Вадика, вернулся к дверям Вадика. Прежде чем аки вор влезть в чужой дом, я ещё раз постучал в дверь. В ответ я услышал тишину.

Через три секунды я запер за собой дверь изнутри квартиры Вадика, закрыл замок на столько оборотов, на сколько он был закрыт до моего вторжения – на два.

Для начала я открыл дверь на балкон и створки балконного остекления. Я избрал тактику того, кто обыскал квартиру Нины: решил, если что, выпрыгнуть в окно. У Вадика не первый этаж как у Нины, но и второй – это не третий. Убиться сложно.

В квартире я свет не включал, всё же хоть в этом не дурак. Мне хватало света от уличного фонаря, что стоял напротив окна Вадика. Фонарь освещал квартиру лучше, чем я мог бы желать. В те уголки квартиры, куда не доставал фонарь уличный, мне помогал заглянуть фонарик карманный с узким, но мощным лучом света.

Осмотр я уложил в десять минут. В ходе осмотра я не забывал фотографировать каждый уголок, в который заглядывал. Камере мобильника я подсвечивал фонариком.

В квартире Самуилыча за сутки почти ничего не изменилось. Разве что на полу, где лежал Самуилыч, я не увидел пятен крови, да в мойке вместо горы посуды я увидел только чашку с остатками чая.

Перчаток я не нашёл.

Осмотр я завершил на балконе. Когда я сделал последний снимок, мимо дома проехало нечто с дизельным движком. Может, то был микроавтобус, а может, легковушка. Как бы там ни было, а грохот дизеля заглушил самое на тот момент для меня важное: звук открываемого замка входной двери.

Я понял, что вляпался, когда сперва в коридоре, а через миг в кухне вспыхнул свет, и в дверном проёме кухни появился Вадик. Я только и успел, что пригнуться. Я спрятался на балконе за тем куском стены, что под окном, которое выходит на балкон. О том, чтобы выпрыгнуть из балконного окна, не могло быть и речи: я бы попался мигом.

Я сидел спиной к кухонной стене, и в отражении балконного остекления видел Вадика в освещённой кухне как в цветном телевизоре. При этом я молился, чтобы Вадик в окно не вглядывался. Иначе Вадик меня наверняка бы заметил.

Вадик отрезал кусок хлеба, посолил, оторвал зубами ломоть, принялся жевать. Не прекращая перекуса, Вадик пошёл в коридор. Я увидел, как Вадик скинул обувь, открыл шкаф, что стоял в коридоре, сунул обувь в шкаф.

Дверцу шкафа Вадик закрыл, да видимо магнит с дверцей не дружил, потому как дверца со скрипом отворилась. Вадик матернулся, изрёк: “Когда ж ты, падла, начнёшь закрываться?!”, захлопнул дверцу с таким треском, что мне стало дверцу жалко. Дверца закрываться отказалась, снова со скрипом отворилась.

Вадик махнул на дверцу рукой, дожевал хлеб, пошёл в туалет. Куда пошёл Вадик, я бы не увидел, если бы дверца шкафа таки закрылась, как её просил Вадик. Но дверца осталась приоткрытой, а на дверце висело большое зеркало. Через то зеркало я увидел и весь коридор, и куда пошёл Вадик. Сказать, что видимость была великолепной, я не мог. Всё же я видел зеркало в отражении балконного остекления.

Или из-за того, что проголодался, или потому, что придавило в туалет, но Вадик не заметил, что балконные окна открыты. Если бы пошёл закрывать…

Продолжать испытание судьбы я счёл излишеством. Потому я под шумок, пока Вадик наслаждался благами цивилизации, покинул балкон Вадика через окно. Понятное дело, я не издал ни звука.

Я спустился по решётке афониного балкона с ловкостью обезьяны, спрыгнул на мягкую после ливня землю, метнулся к подъезду.

Когда вошёл в подъезд, я понял, что лопухнулся. Уличный фонарь, помогавший мне при осмотре квартиры Вадика, с тем же старанием осветил и меня, когда я спускался по решётке афониного балкона да нёсся в подъезд. А ну как зоркие соседи сообщили куда следует, что из квартиры Вадика выпрыгнул дядька Некто и побежал не куда-нибудь, а в подъезд? Ведь и дураку стало бы понятно, что Некто живёт моём подъезде.

Кому из жильцов подъезда припекло шарить по квартире Вадика? Следователю осталось задать этот вопрос Вадику, и тот бы немедля ткнул пальцем в дверь моей квартиры. Кто на тот момент в нашем подъезде кроме меня искал компромат на Вадика в открытую, любыми путями?

Когда зашёл к себе, я услышал, что Вадик закрыл окно, через которое я выпрыгнул.

Несмотря на некоторое возбуждение от пережитого приключения, я почувствовал сонливость. Пока не заснул на ходу, я нырнул в душ. Когда намылился, я в мыслях поблагодарил Афоню за чистоплотность. Собачье дерьмо Афоня с решётки таки убрал. Иначе, когда удирал от Вадика, впопыхах я мог вымазаться в дерьме по самые уши. Отмываться пришлось бы неделю.

Тёплый душ меня расслабил вконец. Я начал клевать носом прямо в ванне. Когда вышел из душа, я глянул на часы. Стрелки показывали половину одиннадцатого – для меня как для жаворонка время позднее. Я отправился на боковую.

Пока расстилал постель, я решил наутро спросить Вадика, куда подевались перчатки Самуилыча. Заснуть я себе не дал, пока не расписал предстоящую беседу с Вадиком по нотам. Пустить разговор на самотёк, и позволить Вадику выкрутиться? Да ни за какие коврижки!

*

*

Проснулся разбитый, захотел отнести себя в ремонт. Не мудрено – так получить по черепушке!

Я ощупал затылок. Шишка почти сошла, но не до конца. Я прекратил себя жалеть, приступил к тренировке.

Сеанс укрепления здоровья я закончил через час, когда каждый удар по груше начал отдаваться болью в шишке. Перед тем как пойти в душ, я услышал, как у Вадика открылось окно. Я оставил в памяти зарубку: “Вадик дома. Можно идти вопрошать о перчатках”.

После душа и завтрака я глянул на часы, подумал, что в семь утра Юсуп уже не спит и ещё не на работе, но завтракает, потому, если я Юсупу позвоню, то скорее всего нарвусь на фразу типа: “Ты позвонил испортить мне аппетит?”. Но не позвонить я не мог, а звонить позже – терять драгоценное время.

Когда Юсуп снял трубку, я услышал, как Юсуп жуёт. Я прямо почувствовал запах жареного куриного окорочка – любимого завтрака Юсупа.

Первое, что я услышал, было: “Ян, я завтракаю. Решил испортить мне аппетит?”.

Я рассказал о больших деньгах, которые ожидал Глеб. Источник информации я утаил. Юсуп сказал, что информация ценная, но не настолько, чтобы Юсуп прыгал от радости.

Я спросил, не думает ли Юсуп, что деньги Глеб ждал от Вадика за липовое алиби.

Юсуп сказал, что думать только в одном направлении, как это делаю я, неразумно. Для сыщика прямолинейное устройство извилин вредно. Эх, изобрёл бы кто мозгоправную машинку! Юсуп купил бы мне её за любые деньги. Я сказал, что когда спрашиваю знакомых, не встречался ли им в продаже хоть завалящий мозгоправчик, предлагают купить нечто из разряда ледорубов. Юсуп пообещал купить мне ледоруб и попросил по мелочам не беспокоить.

В завершение разговора Юсуп с расстановкой проговорил: “На руках Афони следы пороха есть. Пальцы Афони на ружье есть. Мотив есть. Возможность была. Алиби у Афони нет”. Затем Юсуп спросил, какого чёрта мне надо ещё, потребовал, чтобы я не перегибал палку, сообщил, что я со своей защитой клиента Юсупа по иногдам достаю. Затем Юсуп повесил трубку.

Я спустился к Вадику, постучал.

Когда Вадик открыл, я сказал: “Привет!”, затем спросил, есть ли у Вадика перчатки для мытья посуды. Я сказал, что хочу отстирать с футболки пятно крови. Мол, порошок не берёт, а совать руки без перчаток в жидкий отбеливатель не хочу, потому как кожу разъест мигом.

В ответ на мою просьбу Вадик замялся.

– Ян, я… Перчатки?.. С чего вы взяли, что они у меня есть?

– Твой дед недавно приходил ко мне за клеем, хотел на дырку в перчатке поставить заплатку. Вот я и подумал…

Вадик пожал плечами.

– Ян, я поищу. Раз вы говорите, что были, значит, надо поискать. Если найду, я вам принесу. Идёт?

Я кивнул. Когда Вадик закрыл дверь, и я шагнул прочь, я представил, как Вадик стоял за дверью и сочинял отмазку. Я расплылся в издевательской улыбочке.

Не успел я отойти и на два метра, как дверь Вадика отворилась.

– Ян, вы сказали…

Я обернулся. Вадик смотрел на меня с улыбкой смущённого врунишки, пойманного на мелкой лжи.

– Вы сказали, что дед приходил к вам за клеем, чтобы заклеить перчатки. Я те перчатки вспомнил. То ж были не перчатки, а сито. Старые-престарые, латаные-перелатаные. Я их выбросил. Там же латка сидела на заплатке, и штопкой погоняла. Зачем мне такие перчатки? Я их выбросил ещё вчера утром, когда наводил порядок. Только что вспомнил.

– Тогда понятно. А я-то думаю, почему я их не видел позавчера, когда был обыск.

– Не знаю. Тогда они ещё были.

– Где ж они лежали, что я их не заметил? На кухне я перчаток не видел. На балконе?

– Нет. На балконе они висят, только когда сохнут. Когда высыхают, то лежат в пенале, на нижней полке. Не знаю, как вы их не заметили.

– Наверное, лежали в самом дальнем углу, а я нагибаться да заглядывать ленюсь.

– Наверно. Это дед забросил так далеко. Он всегда всё кидал куда подальше.

Вадик вдруг встрепенулся, на лицо Вадика вскарабкалась гримаса марки “Не держите меня за дурачка!”.

– Ян, ведь вам перчатки не нужны, да? Через час открывается магазин, и вы могли бы перчатки купить. Вам так срочно понадобилось стирать футболку, что не могли подождать всего час до открытия магазина?

– Ты угадал.

– Угадал, как же! Вы хотели знать, есть у меня те перчатки или нет. Они что, как-то связаны с… со смертью деда? Вы всё ещё пытаетесь выгородить Афоню?

– Попытка – не пытка.

– Больше ко мне не приходите, Ян. Хорошо?

Вадик захлопнул дверь. Я зашагал к себе.

По пути я задался вопросом: зачем Вадик с такими подробностями объяснил причину, по которой выбросил перчатки? Не проще ли было сказать: “Выбросил”, и всё? Ведь причину, по которой перчаткам пришло время отправиться в мусорный бак, я не спрашивал, а Вадик лез из кожи вон, лишь бы как можно правдоподобнее объяснить, почему перчатки исчезли. Зачем Вадику эти выкрутасы? Не затем ли, что перчатки исчезли совсем по другой причине?

Дома я просмотрел на мобильнике снимки пенала, которые делал и в вечер смерти Самуилыча, и накануне, когда влез к Вадику непрошенным гостем.

Ни на одной полке пенала перчаток я не увидел. На нижней полке стояла коробка от обуви, а в ней валялись одни только крышки для консервации, закаточный ключ да штопор. Перчатками на нижней полке не пахло. А ведь Вадик сказал: “Когда высыхают, то лежат в пенале, на нижней полке”.

Я выписал себе похвальную грамоту. Всё-таки у меня получилось одним выстрелом прихлопнуть двух ушастых: я узнал, что перчаток таки нет, и заодно поймал Вадика на вранье.

Осталось перчатки найти и отдать криминалистам, чтобы проверили перчатки на наличие следов пороховых газов и сверили отпечатки перчаток с теми отпечатками, что нашли на ружье. Если отпечатки совпадут и следы газов найдутся, то не помешает Вадика спросить, откуда на наружной поверхности перчаток взялись следы пороховых газов, а изнутри перчаток – частички кожи и следы пота с рук не только Самуилыча, но и Вадика.

Вадик, конечно, мог объяснить следы пороховых газов на перчатках тем, что Самуилыч стрелял с балкона в воздух всегда только в перчатках для мытья посуды, да вот только какой судья в этот бред поверит?

Для начала я решил выяснить, под каким соусом Вадик выбросил перчатки: как ненужную вещь в процессе наведения порядка в квартире, или же как улику в процессе заметания следов после того, как в перчатках застрелил Самуилыча.

В случае если Вадик перчатки выбросил таки “когда наводил порядок”, а не когда заметал следы, то выбросил вряд ли в проезжавший мимо грузовик, а наверняка в мусорный контейнер, что цветёт и пахнет под моим подъездом. Зачем Вадику тащить пакет мусора в какой-нибудь другой контейнер, что стоит за тридевять земель?

С другой стороны, в контейнер, что перед домом, выбрасывать перчатки после убийства Самуилыча Вадик бы не стал, а скорее всего бы сжёг. Ведь должен понимать, что следователь мог перерыть все контейнеры в радиусе трёх кварталов.

Как узнать, выбрасывал ли Вадик перчатки в контейнер, что благоухает перед моим подъездом? Смотаться на городскую свалку. Другого не дано.

Если бы я перчаток на свалке не нашёл, то мог бы спросить Вадика в лоб: где перчатки, в которых ты, гадёныш, стрелял в родного деда? После такого вопроса Вадик должен бы признаться во всех грехах, и накатать чистосердечное признание. Правда, оставалось каких-то несчастных девяносто девять процентов, что Вадик в ответ на такой вопрос меня бы послал, и подальше.

Если б я перчатки на свалке нашёл, то пришлось бы признать, что Вадик не соврал, и мне понадобилось бы выстраивать новую версию.

Прежде чем ехать на свалку, я решил заглянуть к Начальнику Мусоровозов, чтобы узнать, где разгружали машину, что чистила контейнер под моим подъездом.

Для полного счастья не помешало бы иметь образец запаха Самуилыча и Вадика. Ведь я собирался искать перчатки, в которых мыл посуду Самуилыч и мог стрелять Вадик.

Тут мне ещё раз повезло, и по-крупному: я увидел в окно, что Вадик вышел из дому, выбросил мусор, и потопал прочь.

Я бегом выскочил, вынул из мусорного бака голубой пакет, что выбросил Вадик, метнулся домой. Как я смотрелся со стороны, и что обо мне могли подумать соседи, меня тогда не волновало. Ведь мне обломился огромный кус удачи: я отхватил целый пакет с образцами запахов как минимум Вадика, и при этом не пришлось лезть в квартиру Вадика средь бела дня.

В голубом пакете я нашёл рыбьи скелеты, луковую шелуху, свежие очистки от помидоров и огурцов, полбуханки чёрствого хлеба, два смятых бумажных пакета от виноградного сока, газету с телепрограммой на прошедшую неделю, да три пластинки пенопласта длиной в четверть метра, на которые были намотаны удочки-закидушки с пересохшей леской.

В общем, образцами запахов я затарился под самую крышу. Очистки помидоров и огурцов должны были сохранить запах Вадика, а газету с программой не мог не брать в руки Самуилыч.

Пакет с мусором Вадика я прихватил с собой, когда отправился к Начальнику Мусоровозов.

По пути я заглянул к ключеделу, дал парню снимок ключа от дачи Глеба, пять минут подождал, и уже с готовым ключом покатил дальше.

*

*

В кабинет директора фирмы, которая занимается вывозом мусора, я вошёл через секунду после того, как постучал. Дожидаться “Войдите!” я не стал, потому как директора я знал сто лет.

Когда вошёл в кабинет, то понял, что я не вовремя.

Я застал директора за трапезой. Лысый мужик уминал из литровой миски творог за обе щеки. За ушами аж трещало. Притом моего знакомого, которого я знал как директора городской свалки, лысый мужик мне вовсе не напоминал.

Мужик взглядом указал мне на стул, ладонью вытер губы, отставил литровую миску, спросил, чем может помочь. Я сел, учуял знакомый запах, но вспомнить, откуда запах мне знаком, я не смог. Затем я спросил, где Петрович, мой знакомый. Мужик сказал, что Петрович на пенсии, и если я хочу видеть Петровича, то могу сходить к Петровичу домой, а если я хочу видеть директора фирмы по вывозу мусора и по совместительству директора городской свалки, то он передо мной.

Я положил перед директором визитку, рассказал, кто я, попросил указать, где на свалке я могу найти мусор, который вывозили с моей улицы с утра понедельника.

В помощи директор мне отказал. Мол, работы выше крыши, не успевают, а тут надо выделить какому-то частному сыщику целый бульдозер и чуть не полдня. Я спросил, сколько нужно заплатить. Деньги лысого директора не заинтересовали. Директор сказал, чтобы я на свалку не совался, и пообещал спустить шкуру с меня и с того, чей бульдозер будет на меня работать.