Сердце Дракона. Книга 11

Пустые улицы, закрытые ставни на окнах домов, широкие проспекты, по которым редко когда кто проезжал, кроме военного патруля. Иногда стучали железные каблуки стальных сапог, которыми звенели гвардейцы, отправленные в очередной патруль.

– Комендантский час, – пояснила Рекка для Эйнена и Хаджара, едущих следом за ней. – С десяти часов вечера любой, кто окажется на улице, будет подвергнут тщательному обыску и проверке.

Хаджар посмотрел в сторону “Запретного города”. Из-за того, что дворец императора находился в низине и был окружен не только высокими стенами, но и непроницаемым волшебным куполом, увидеть, что там сейчас происходило, не было ни единой возможности.

Зато взорам открывался вид на административный центр – самую богатую улицу, где стояли дома-дворцы состоятельных дворян и аристократов.

Там же находилось и ателье, в котором Хаджар приобрел себе одежду для злосчастного приема во дворце. Заведение мисс Брами, находящееся едва ли не в центре Восьмого проспекта – клочка земли, где, чтобы построить дом, нужно было иметь имперских монет по весу двадцати таких коней, как тот, на котором ехал Хаджар.

– Разумеется, он касается не всех районов, – ответила на молчаливый вопрос Рекка и тут же мотнула головой в сторону двух аристократических кварталов на севере города. Они, больше напоминающие парк, принадлежали эльфам Дома Зеленого Молота, за высокими стенами там спрятались от внешнего мира лучшие мечники страны, Хищные Клинки.

В них, как и в кварталах еще пяти аристократических родов, было, как всегда, оживленно и ярко. На фоне несметных огней остальная часть столицы выглядела даже несколько убого.

– Они обеспечивают свою защиту самостоятельно, – продолжала Рекка. – А нам с вами требуется поторопиться. Вернее тебе, Хаджар. Эйнена и меня император на разговор не приглашал.

– Если ему так требуется, чтобы я поторопился, могу хоть сейчас оказаться в его дворце.

Рекка, не останавливая коня, обернулась. Ее серые волосы, собранные в тугой пучок, слегка блестели. Какой бы силы ни был адепт, он в первую очередь оставался мужчиной или женщиной.

Видимо, Геран, едва оказавшись в палатах “Запретного города”, отведенных для корпуса стражей, привела в порядок свою внешность. Румяна, легкий блеск на губах, тушь на ресницах, какая-то мазь для волос и новые просторные одежды.

В большинстве случаев женщина всегда женщина. А мужчина всегда мужчина. И об этом не стоило забывать.

– Ты стал сильнее, Хаджар, намного сильнее. Клянусь богами и демонами, я не понимаю – ни насколько ты теперь сильнее, ни как смог этого достичь за такой короткий срок. Но не путай себя со своим учителем, да примут его праотцы. Даже великий мечник Орун лишь с небывалым трудом мог пробить “Шагом белой молнии” защитный купол “Запретного города”.

Рекка, пренебрежительно фыркнув, отвернулась, а Хаджар посмотрел на кружащий над “Запретным городом” волшебный иероглиф. В отличие от остальных подобных магических символов, он состоял вовсе не из плотной энергии, а из самого настоящего камня.

Теперь, став Повелителем, Хаджар не просто лучше ощущал окружающий мир, а в прямом смысле иначе. Он изменился куда больше, чем могла предположить Рекка.

И этих изменений было достаточно, чтобы он понимал, что при желании и десятке секунд времени его “Шаг белой молнии”, в подметки не годящийся тому, которым обладал Орун, все же смог бы пробить брешь, через которую просочился бы Хаджар.

Но даже до сорока лет, проведенных на Горе стихий, Хаджар бы не стал кичиться своей силой или пытаться что-то кому-то доказать. Сейчас тем более.

– Тебе не кажется, варвар, – на очередном диалекте островов прошептал Эйнен, – что ты задолжал мне историю? И к тому же я хочу знать, какой эффект оказала Пилюля Ста Голосов.

Хаджар недоуменно изогнул бровь.

– Я не собираюсь ее воссоздавать, варвар, – островитянин, как и всегда, выражался в своей привычной манере.

Так что понять, какую эмоцию он испытывает на самом деле, можно было, лишь очень хорошо его зная. Хаджар знал своего названного брата просто отлично.

– Не хотел тебя оскорбить, лысый, – тут же ответил он. А затем, набрав в грудь побольше воздуха, разразился тирадой: – Началось все в тот момент, когда я слился со второй половиной своей души, и мы, ну… то есть… я в последний момент разбил печать духа меча.

* * *

Знание того, как исполнить последний удар техники “Меча четырех ударов” пришло к Хаджару само. Без диалога или обучения у Черного Генерала.

Оно просто возникло в его сознании, наполнило руки, вновь изменило энергетические каналы, сделав их даже крепче того, чем они уже являлись.

Сначала Хаджар полагал, что именно первый удар – “Летящий клинок” – высвобождал убийственную массу энергии и мистерий, чтобы попасть по максимальному количеству врагов, но уже вскоре осознал, что применял его неправильно.

“Летящий клинок” должен был действительно нанести максимально возможный урон, но только по одной цели. Закончить поединок монструозным, в прямом смысле варварским ударом, уничтожающим броню, тело и, если противник будет слаб, еще и душу.

А вот последний удар с простым, но таким всеобъемлющим названием “Меч” как раз и был создан для того, чтобы уничтожить все, до чего только сможет дотянуться атакующий мечник.

И когда Хаджар высвободил эту мощь, нанес удар по сияющей над осколком тьмы печати духа меча, то поразил одновременно не одну, не две метки нейросети, а все оставшиеся. Всего одним чудовищным по своей сложности и мощи ударом он уничтожил метку духа меча.

И при падении на равнину мира собственной души последнее, о чем подумал Хаджар, было то, стало ли это прощальным подарком Врага или чем-то иным.

Затем последовал удар.

Но не тот, который человек получает, плашмя падая на твердую и холодную землю, а скорее тот, который получает нерадивый ребенок от строгого отца.

Подзатыльник, который заставил Хаджара согнуться в три погибели и едва не выронить меч.

– Что за…

Он выпрямился и пригляделся. Очертания реальности проступали сквозь сумрак круговерти скачущих в сознании мыслей. И очертания эти принадлежали высокому, полураздетому мужчине, чей торс был покрыт шрамами и именной татуировкой. На шее висело ожерелье из клыков.

– Учитель Орун? – неверяще прошептал Хаджар. – Но вы не мой родственник… вас не должно быть в доме моих праотцев.

– Если ты будешь настолько глуп, ученик, то скоро действительно туда отправишься, – засмеялся своим звериным смехом великий мечник. – А пока лучше скажи, где мы?

Хаджар огляделся.

И то, что увидел, поразило его даже больше, чем облик стоящего рядом Оруна.

Они находились на широком горном плато, вниз уходила каменная тропа, выложенная явно не руками природы. Джунгли простирались у подножия, а сверху висела шапка морозного снега.

Хаджар же с Оруном находились посередине.

Не там и не тут, если так можно выразиться.

– Гора Стихий… но как это возможно?

– Значит, гора… – протянул Орун. – Ладно, сойдет. Сам я вижу тренировочный плац, на котором занимался в детстве. Но, думаю, это не так уж важно.

Хаджар попытался осознать сказанное ему учителем, но единственным, к чему привели попытки, была головная боль.

– Сойдет для чего, учитель?

– Разумеется, для нашей последней тренировки, ученик. И не будем медлить, у нас не так много времени – всего сорок лет.

Сорок лет?!

Глава 940

Первые пять лет были самыми тяжелыми. И нет, Орун не бил его палками, не заставлял сражаться с монстрами, не морил голодом, не показывал никаких приемов или финтов, он просто заставлял Хаджара чувствовать самого себя.

Они сидели спиной к спине в позе лотоса и, погрузившись в поверхностную медитацию, проводили так час за часом, день за днем, год за годом. Без всякого перерыва.

– Чувство единства придет само, ученик, – говорил Орун. Их разум, пребывавший, видимо, на грани миров и свободный от оков телесной оболочки, был достаточно гибок, чтобы одновременно медитировать и вести диалог.

– Единства с чем?

– С тем, что у тебя отобрали, щенок.

Хаджар встретил оскорбление с легкой полуулыбкой. Если что-то и не менялось в Оруне даже после его смерти, так это манера общаться и то, с какой скоростью великий мечник выходил из состояния покоя.

– Со второй половиной твоей души.

Хаджар вздрогнул.

Вернее, ему показалось, что он вздрогнул, или, может, то была фантазия. Ведь на самом деле он не сидел в медитации на Горе Стихий. И Оруна на самом деле не было рядом.

Это лишь мистическая иллюзия.

Великий мечник был прахом развеян над родными просторами, а Хаджар в данный момент находился в подвальной лаборатории наставника Макина.

И если не в подобной ситуации, если не с верным учителем, отдавшим за тебя жизнь, то когда еще исповедаться воину?

– Я сам ее у себя отнял, учитель… по собственной глупости и трусости я отнял у себя половину души и…

Хаджара перебил громогласный смех Оруна. Запрокинув голову, но не нарушая медитации, тот смеялся от души и во всю полноту легких.

Гоготал так, что, находись они в реальности на Горе Ненастий, та бы треснула по швам.

– Твои самонадеянность и самоуверенность, щенок, превосходят даже мои! – Отсмеявшись, Орун добавил: – Жаль, что это пока единственное, в чем ты меня превзошел.

– Что вы хотите этим сказать, учитель?

– Как ты себе представляешь, чтобы смертный младенец, которым ты был рожден, разорвал свою душу? Да ты даже не мог ощутить энергии в этом мире, увидеть Реку Мира, осознать хоть какие-то мистерии. И не духа, а таинства жизни и смерти. При этом я не уверен, что даже тот, кто осознал “Истинное королевство жизни или смерти”, смог бы разорвать свою душу на две части и при этом выжить.

Сказать, что Хаджар находился в шоке, – не сказать ничего.

– “Королевства жизни и смерти”? Такие бывают?

Орун выругался. Как всегда, грязно, дерзко и так, что Хаджар мгновенно записал выражение в соответствующую библиотеку базы данных нейросети.

– Ты ведь не потратил ни единого очка славы школы Святого Неба на то, чтобы посетить лекции, беседы и учения наставников и мастеров, верно?

– Верно. – Хаджар действительно ни разу не ходил ни в один класс. – Находились дела поважнее, учитель. К примеру, выжить и…

– И накупить себе техник, чтобы посильнее мечом кого-нибудь долбануть, – перебил Орун. – Рвение похвальное и достойное для деревенщины, щенок, но тот, кто намерен взобраться на вершину пути развития, должен понимать, куда он вообще идет. А для этого нужны знания. Знания не только о том, как правильно меч в руках держать, но еще хорошо бы и о том, для чего его держать. И чтобы узнать это, надо понимать немногое, но обо всем.

Уж от кого, но от великого мечника Оруна, ведущего почти животный образ жизни, Хаджар не ожидал подобных слов. Вот только стоило вспомнить, что он, будучи “лишь” Повелителем, вселял истинный ужас в сердца безымянных адептов, и все становилось на свои места.

– Прошу, научите меня.

– Разумеется, я тебя научу, щенок, – засмеялся Орун. – Но слушай внимательно. Я не силен в объяснениях и потому скажу лишь раз. Что поймешь, то поймешь.

И Хаджар обратился в слух.

– Оглянись, щенок, тебя в этом мире окружает зримое и незримое. Меч, который ты держишь в руках: смертный видит лишь полоску стали, практикующий – сталь и вспышки энергии, адепт – сталь и текущий сквозь нее поток энергии и мистерий. Он видит тайну и секрет, которые стремится разгадать. Он видит зримое и ощущает незримое, и благодаря этому, через незримое продвигается по пути владения зримым.

Несмотря на то что Орун сказал, будто не силен в объяснениях, Хаджар прекрасно понял, о чем тот говорит. Если дать меч в руки двух физически идентичных людей, обладающих нужной подготовкой тела, но у одного будет опыт в обращении с оружием, а у другого нет… Даже гадать не надо, кто сможет им одолеть врага, а кто разве что порезать самого себя.

– Зримое и незримое, Хаджар, оно всегда вокруг нас. Оно пронзает нас. Окутывает нас. Делает нас теми, кто мы есть. Это наше прошлое, настоящее и будущее. Это Река Мира и все таинства в ней. Это наши души, наши чувства, наши мечты, страхи. Это жар от огня. Холод ветра. Ласка морского прибоя.

Хаджар погружался в слова Оруна и вместе с этим погружался внутрь самого себя. Его дыхание выравнивалось. Медитация становилась глубже, а мир вокруг – тоньше, но в то же время ярче.

– Ты можешь познать зримое лишь через незримое. Можешь быть величайшим кузнецом мечей, но не знать, как ими сражаться. Но даже чтобы стать кузнецом, тебе нужно чувствовать пламя горна, молот в твоих руках, видеть кипящую сталь и не бояться ее гнева. Незримое, щенок, вот что делает нас мастерами, что дает возможность владеющему мечом взмахом ладони возрождать в реальности удар меча на расстоянии – то, о чем смертные лишь слагают легенды, для нас реальность, ибо мы познали незримое.

Видения кружили перед внутренним взором Хаджара.

– Но незримое простирается куда дальше, щенок, чем то, что мы можем потрогать. Ты можешь положить себе в постель тысячи женщин. И все они будут разные. Их груди, кожа, волосы, глаза, даже то, что у них между ног. Узкая, широкая, глубокая, маленькая, мягкая, чуть тверже. Но только когда ты найдешь ту, что подарит тебе часть незримого, которая ответит на твое тело своей душой, лишь тогда ты поймешь, что все, что были прежде, одинаковые. Плоть – всегда лишь плоть.

Хаджар почему-то почувствовал запах цветов и земли. Черные волосы проскользили у него перед лицом. Но чьи это были локоны?

Кто его звал?

– Можем ли мы на самом деле увидеть огонь, щенок? А ветер? А гром или молнию? Можем ли мы увидеть момент, когда приходит время листу сорваться с ветки и улететь в долгожданное путешествие: Можем ли мы запечатлеть мгновение, когда пылкий юноша влюбляется в девушку? Или рассмотреть секунду, когда родитель проникается величайшим и крепчайшим чувством – любовью к своему ребенку?

Хаджар услышал голос. Он что-то говорил ему.

– То, что зримо, Хаджар, не имеет никакого значения. Оно скоротечно и непостоянно. Лишь незримое истинно и вечно. Лишь оно дает нам подлинную силу. Нашу силу. Ты был хорош для своих лет и своего уровня развития, щенок. Нет нужды это отрицать. Но сколько раз сущности выше тебя отбирали твою силу?

Хаджар вспомнил все те испытания, в которых он был лишен не только энергии, но и мистерий. Сосчитать их было можно, но не нужно. Слишком много, чересчур часто.

– Но каждый раз, когда тебя лишали заемной, чужой силы, ты оставался со своей собственной.

Хаджар вспомнил шепот ветра и то, что он всегда знал, как именно держать меч, как им ударить, как увернуться, как атаковать. Это было то, что он получил собственными потом и кровью. Его опытом. Тем, что у него было не отнять.

– Постигая мистерии, постигая то, что мы называем “Королевствами”, мы лишь сбиваемся с нашего пути, щенок. Мы ныряем в Реку Мира и находим то, что уже было создано до нас. Находим духов, что создали те, кто пошел путем развития раньше нас. Мы берем их силу и пытаемся сделать ее нашей. Но, сколько бы ты ни шел по этому пути, никогда не догонишь того, кто был первым.

Хаджар вспомнил бесчисленное множество звезд-духов, покоящихся в Реке Мира.

– Но там, среди ложной силы, среди искусственного могущества, есть истинные знания.

– И что это за знание? – спросил Хаджар.

Глава 941

Орун лишь слегка печально хмыкнул.

– Я так и не нашел свое, щенок. Почти за тридцать веков я так и не нашел свое собственное знание. Постиг “Истинное королевство парного клинка”, “Истинное королевство падающего листа”, “Истинное королевство ветра”, “Истинное королевство клыка горного медведя”, “Истинное королевство сабли”, “Истинное королевство молнии”, а затем смог объединить некоторые из них воедино. Я постиг “Истинное королевство клинка парной молнии” и “Истинное королевства меча падающего листа” и был близок к созданию “Истинного королевства меча листа на ветру”, но…

Хаджар, слушая слова Оруна, не мог поверить своим ушам. Орун постиг шесть “Истинных королевств”! Шесть! И затем создал два объединенных “Королевства” и даже начал постигать третье.

Его уровень невозможно было измерить простой энергией и разделить на ступени Повелителя или Безымянного. Может, его ядро не было так же велико и крепко, как у Безымянных, но мистерии, которыми он владел…

Проклятье.

Проклятье!

И еще тысячу раз проклятье!

Да ни один из воинов семи империй не смог бы с ним сравниться. Ни Морган, ни Алый Мечник из Ласкана, никто из них ему и в подметки не годился.

Да что там, Хаджар не сомневался, что пожелай Орун – и на равных сразился бы с Чин’Аме – мастером-драконом.

– …но все это было лишь ширмой, щенок, – продолжил Орун, – очень тяжелой и плотной ширмой, которая не давала мне осознать истину. Истину, которую ищет каждый. Смертные называют это смыслом жизни, адепты – тем, что заполнит в них пустоту.

Хаджар понял, что в очередной раз коснулся чего-то невероятно таинственного и мистичного. Но если прежде эти касания были бесформенные и далекие, то сейчас он чувствовал, что стоит практически вплотную.

– Но какое отношение это имеет к моей душе и ко мне?

– Прямое, Хаджар. Когда я впервые увидел тебя сражающимся на арене против Тома Диноса, почувствовал, что под меткой духа меча скрыто нечто иное. Скрыто истинное. Я увидел ветер в твоих движениях, почувствовал, как твой меч им пропитан, как рвется к нему. Этого я не смог достичь, даже когда сражался мечом при помощи “Истинного королевства ветра”. А потом я увидел шрам на твоей душе. Возможно, во всем Дарнасе, кроме меня и старика Хашима, главы секты Лунного Света, никто больше этого и не смог бы.

Хаджар вспомнил совет, собранный императором Морганом. Созвав туда всех, кто владел “Королевством”, он пригласил и лидера секты Лунного Света.

Тот не показался Хаджару настолько сильным, впрочем, и сам Орун, пусть и демонстрировал могущество, но не показывал и десятой части того, чем владел на самом деле.

– Я хочу сказать, Хаджар, что знания, которые я получил о незримом и “Королевствах” за тридцать веков, постараюсь передать тебе за сорок лет, но… Твою душу, щенок, разорвал не ты сам. “Истинным королевством жизни” не обладает даже сестра короля эльфов. Истинное “Королевство смерти” забыто с тех пор, как запрещена некромантия. Так что…

– Так что кто-то достаточно могущественный, чтобы разорвать мне душу, это и сделал, – прошептал Хаджар.

– И не просто могущественный, щенок. А невероятно, невообразимо могущественный. Разбирающийся в столь тонких и глубоких мистериях, что никому из ныне живущих в семи империях не понять и их мелкой крупицы. Но меня напрягает нечто совсем иное.

– Что же?

– То, что кто бы это ни сотворил, он хотел сделать тебя сильнее, Хаджар. Выжив с половиной души, ты был лишен видения внешней энергии, практически полностью отрезан от незримого. Но даже так, пусть и на костылях метки духа меча, ты постиг “Королевство меча”. И пока ты сражался здесь, твоя вторая половина впитывала незримое как губка. И теперь, когда вы соединены, я предчувствую, что ты сможешь слить в себе зримое и незримое. То, что мы называем внутренней или внешней энергиями. Я верю, Хаджар, что ты сможешь лишь благодаря этому слиянию стать Повелителем, что и означает слияние двух энергий. А затем постичь и истинное знание. То, что сделает тебя тобой. И все то, что у простого адепта, как я, заняло бы даже больше тридцати веков, у тебя отнимет меньше одного столетия. И это благодаря тому, кто разорвал твою душу. Чего бы он ни желал, одно ясно точно – он хочет, чтобы ты стал сильнее. И как можно быстрее.

Хаджара прошибло холодным потом. Он сидел в глубокой медитации и видел, как жизнь в мире Земли проносится перед его внутренним взором.

Но, если верить словам всех, кто рассказывал ему о душе, получалось, что с возвращением второй половины он должен был вернуть и полные воспоминания о жизни на Земле.

Но этого так и не произошло. Он все так же помнил все, что с ним произошло. Со все теми же эмоциями. Теми же впечатлениями. Лишь четче стала ненависть, которую он питал ко всем людям; одиночество, к которому он привык и даже полюбил; ярость от того, что кто-то пытался посягнуть на его право на жизнь.

Четче, но ничего более существенного.

И тут он вспомнил скрип колес машины, в последний момент отвернувшей от его кресла-каталки. Вспомнил, как на него падала стойка в больнице, но, будто на что-то натолкнувшись, отлетела в сторону. Вспомнил, как прогнившая проводка в детском доме заискрила в его каморке, а затем резко погасла.

И еще десятки таких случаев.

Именно это и породило его ярость.

Ему казалось, что сам мир неустанно пытается стереть его из реальности, а он ему противостоит. Но сейчас Хаджар внезапно понял, что это не он противостоял миру.

Все те годы, что он провел на Земле, кто-то стоял за его плечом. Кто-то его оберегал. Вел по пути, который закончился на столе нейрохирургов.

Елена…

Она была пешкой? Случайностью? Или тем, что должно было толкнуть Хаджара-Борея под нож врачей?

– Учитель.

– Да, щенок?

– Я должен стать сильнее. – Хаджар сжал кулаки. – Должен стать намного сильнее.

Орун какое-то время молчал.

– Тогда я к твоим услугам, ученик.

* * *

Спустя десять лет тренировок и медитаций Хаджар наконец смог соединить в себе внутреннюю энергию, с которой он прожил все эти годы, с энергией внешней, которой была пропитана вторая половина его души.

Так он переродился в Повелителя. Его физическое и энергетические тела стали крепче и мощнее, а разум – острее и быстрее. Он смог увидеть то, чего раньше не видел. Взор – прием Оруна – открыл ему потоки энергии в реальном мире. Настолько тонкие, что раньше он никак не мог их увидеть.

Теперь Хаджар знал, что мог при достаточном умении отсечь высвобожденную технику от адепта, ее использовавшего, ибо между ними была связь.

Этому приему Орун обучал его еще в течение года. Не потому, что он был невероятно полезным, хоть и применимым в реальном бою, просто он позволил Хаджару лучше понять нового себя.

* * *

Следующие двадцать лет очередных медитаций и тренировок привели Хаджара к тому, что он осознал то, что являлось его истинным “я”.

Это было сложно и нелегко. При погружении в глубочайшие медитации Хаджару приходилось по одному за раз преодолевать своих внутренних демонов и ложные иллюзии.

Он буквально вычищал свою душу от всего, что шелухой наросло на ней за эти годы. И последний мираж, который ему пришлось победить, дался сложнее всего.

Он увидел перед собой ронг’жа и старый ноутбук.

Музыка…

Хаджар ее любил. Больше, чем многое в этом и любом другом мире.

Но не больше всего.

И он разбил этот мираж. Разбил, чтобы увидеть, что музыка была лишь его способом выжить. Его способом сразиться с миром, чтобы выйти победителем.

И тогда Хаджару открылся путь. Его собственный. Уникальный. Такой, который подходил лишь ему и никому иному.

Было ли это благодаря его собственным усилиям, или таков эффект от пилюли Ста Голосов – вряд ли даже Макин смог бы на это ответить. Впрочем, учитывая скорость, с которой справлялся Хаджар, которая пугала даже Оруна, наверное, и то и другое.

За последним миражем Хаджар увидел… нет, не весь путь целиком. А лишь его начало.

И начинался он со старца, держащего в руках не лютню, а меч. Он чем-то был похож на Черный Клинок, только другого цвета. Черная рукоять и острие, но синий клинок, на котором черным узором птица Кецаль летела к облакам.

Старик указывал ему путь.

Путь к горизонту.

Когда Хаджар открыл глаза, в руках он держал уже не Черный Клинок, а тот, что сжимал старец. На его плечах вместо доспехов Зова лежала одежда, сшитая ему королевой Мэб, правительницей Зимнего дворца фейри.

И Хаджар знал, что до скончания веков его Зов будет выглядеть именно так. Это был ее подарок и ее проклятье. Ибо этот Зов мог выдержать могущественную атаку, но даже перед укусом самого слабого из зимних фейри превратился бы в бесполезные тряпки.

А оружие, которое он держал… это был уже не Черный Клинок, а Меч Ветра. Его собственный. Выкованный из его воли, из его стремления и его души.

– Легенды гласят, ученик, – рассказывал Орун, – что ни одному бессмертному не нужно оружие, потому что их собственная душа – оружие.

* * *

Врата Ярости выглядели точно так же, как их запомнил Хаджар.

– Эта история сама по себе похожа на легенду, варвар, – заключил Эйнен. – И это название – “Королевство меча синего ветра”. Звучит чересчур пафосно.

– Мне ничего другого в голову не пришло.

– А что насчет “Шага белой молнии”? Ты ведь выучил ее первую ступень.

Первая ступень “Шага белой молнии” позволяла адепту практически мгновенно переместиться в любую точку на расстоянии в один километр.