Последний демон рая. Книга 2. Магия Ночи ночей

«Где Кабан? Заблудился? Неужели всё закончилось?»

И она облегчённо вздохнула. Затем стала поправлять истрёпанную куртку, кое-где порванную вездесущими колючками. Теперь придётся немало потрудиться, зашивая разрывы.

Тут её сзади грубо ухватили за волосы, и сильная рука рванула назад. Над ухом взревел Хряк:

– Вот и всё, крошка!

Мир перевернулся, когда резкая боль вышибла из глаз слёзы. Через мгновение Кошка лежала на спине, а Хряк наступил ей на бедро, придерживая. Кабан слишком хорошо знал на своём опыте о противной привычке девушек пинать мужчину между ног. Поэтому прижимал её на земле, надёжно припечатав каблуком сапога. Потом покрутил каблуком, с удовольствием замечая, какую острую боль причиняет жертве вонзающийся сапог. А поскольку она не кричала и не умоляла его о пощаде, то это ему скоро наскучило:

– Ну что Кошка-норушка, думала, меня столкнуть в это яму? Я что, только вчера родился? Мой отец после каторги много чего рассказывал об охотничьих ловушках охраны! – раззадоривал он себя.

Хряк, привычно чувствуя, как изнутри поднимается знакомое алое пламя вожделения, заставляющее его напрячься в сладком предвкушении безнаказанного насилия:

– Но сначала я тебя немножко стреножу. Да, обрежу поджилки! Или отрублю ногу, кхе-кхе…

Он примерился топором и замахнулся. Но удар не попал в цель: Кошка выпростала из-под себя ремень Птицелова и, приподнявшись, ударила Хряка в лицо увесистой пряжкой. Тут же, крутанув ремень, захлестнула им древко топора. И рванула обеими руками в сторону, поворачиваясь для увеличения силы.

Старый трюк пограничников сработал: лезвие топора со стуком вонзилось в толстый узловатый корень дерева рядом с Ан-ньи. Оружие промахнулось меньше, чем на палец, а из рассеченного лба у Кабана потекла кровь. Он отступил и схватился руками за рану на лице, стирая набегающую кровь. Выронив от неожиданности топор, он выхватил из ножен длинный охотничий нож. Сжав в широкой ладони удобную костяную рукоять, он зло хмыкнул:

– Ты, крошка, меня возбудила всерьёз! А каково будет отведать вот этого? – и он потряс сверкнувший сталью.

– Сначала достань! – прошипела Ан-ньи, спешно отползая на локтях назад.

Не давая ей подняться, Кабан навис сверху, пнув ремень, который змеёй отлетел в кусты. И оскалил крупные зубы:

– А вот теперь мы перейдём к делу, милашка! – похотливо смерив её взглядом, он потянулся второй рукой к завязкам штанов.

Она же спряталась за коленками, стараясь исчезнуть от его взгляда хотя бы на мгновение, торопясь скрытно сплести пальцами хоть какое-то заклинание защиты. Вот только пальцы тряслись, и сплетение магии расползалось, как прогнивший холщовый мешок. Поздно…

Изготовившись к насилию, Хряк шагнул к ней, похрюкивая от похотливого вожделения:

– Да! Тебе это понравится, конечно, киска…

И тут на него сверху бесшумно спланировала большая серая сова. Она сразу рванула когтистыми лапами его лицо, разрывая кожу. Хряк с громким воплем боли отмахнулся ножом и точно попал по оседлавшей его голову хищнице. Острое лезвие разорвало её тело, лишь веер перьев разлетелся по сторонам. А когда они, кружась серым облаком, опускались вниз, то вместе с ними мягко и вкрадчиво, как сама смерть, спустились ещё три совы. Одна погибла тут же, упав с отрубленной головой. Но остальные безжалостно и точно атаковали его горло и глаза длинными острыми когтями. Разрывая в клочья лицо, глаза и шею, они быстро порвали артерии, и кровь брызнула фонтаном вверх, обрызгав низко висящие листья.

Хряк опустил руки и захрипел, теряя сознание. А через секунду упал на сухие сучья, слепой и беспомощный. И запоздало проклял свою похоть и нелепую смерть от когтей призванных Кошкой ночных хищниц.

Эхо от грузного падения заставило хищников прислушаться, принюхаться и потянуться на запах свежей крови…

Шесть

Когда Волк сбежал в лес, порезав Быка и Кота, по команде Аспида ближайшие к нему два акробата-Кота, и Треух-Крокодил ломанулись вслед.

Никто не должен был спастись и донести Стражам и Инквизиции о местонахождении банды смертников.

Как у всех Котов, у них имелось прекрасное ночное зрение, лучше, чем у сбежавшего Волка, поэтому они надеялись без проблем догнать его даже во густой тьме джунглей. Но не так-то легко оказалось настичь лёгкого на ноги Волка, да ещё если это оказались не выносливые Коты и неповоротливый Крокодил. Только благодаря своей неудаче они ловко срезали углы и смогли не потерять Волка в чёртовом сплетении джунглей. Так, через несколько минут преследуемый ими вплотную К-Кэн выскочил на прогалину. Там дымил, отгоняя насекомых, небольшой костер, и десяток фигур с посохами, бродили по кустам, собирая какие-то травы.

«Паломники», – догадался Волк по их плащам и белым верёвкам вместо поясов.

«Волк», – догадались они, глядя на его заостренные уши, несколько раскосые глаза и немного выдвинутую челюсть.

– Извиняюсь! – вежливо бросил он на ходу. – Потревожу вас немного, братья-пилигримы. Тут за мной какие-то бандиты гонятся. Поберегитесь…

И он на хорошей скорости пробежал, лавируя между ними, потом исчезнув среди лиан на другом крае полянки.

Едва он скрылся в чаще, как трое разбойников выскочили из леса, преследуя убегавшего. Старший Кот рявкнул:

– Загоняйте его вдвоём. А я тут пощиплю овечек-странников! Не пропускать же такой возможности!

На самом же деле Кот-отравитель впервые оказался так глубоко в ночном лесу и просто боялся бежать дальше. Странники оказались вполне лёгкой добычей и веской причиной отказаться от рискованного преследования сумасшедшего Волка. И Кот, как более старший по возрасту и тяжести совершённых преступлений, рассудил здраво:

«В темноте нечего делать на сук можно напороться… или на меч, бегая как шальной котёнок. А тут я пересижу, порежу святош и вернусь с добычей!»

– Что вы тут копаетесь, старичьё? – стараясь говорить угрожающим раскатистым басом, он пнул согнутого над травой человека в сутане и легко сбил его с ног.

Затем привычно, как пристало матёрому вору-карманнику, сунул руку под рясу и сорвал кошелёк. Также поступил и со следующим монашком.

– Вот-вот, люди божьи, помните: боги дали, боги и взяли!

Это показалось ему настолько забавным, что он громко рассмеялся, направляясь к единственно оставшемуся не обобранным худощавому старичку, скорее всего из Змеев. Он неподвижно стоял посреди полянки у костра, только тихонько покашливая время от времени. Подойдя поближе, Кот заметил, что один рукав в сутане пуст и заткнут за пояс, и скривился от отвращения. Он, никогда в жизни серьёзно не болевший, презирал физические недостатки, считая их уродством:

– Чё, «ботаник», нарвался на траву кусачую, собирая гербарий? Однорукий, да ещё и чахоточный?

Змей смиренно едва заметно кивнул головой, покашливая. Кот расправил плечи и подошёл к нему. Потом, издеваясь, нахально толкнул в плечо. Старичок даже не пошевелился, стоя, как столб. Кот моргнул, и ему вдруг стало не по себе. Внутри растёкся холодок предчувствия опасности:

«Что-то с этими странниками не то: не голосят, не молятся, не просят пощады? Тогда поступим, как всегда!» – решил он.

И рубанул мечом однорукого по шее, намереваясь разрубить диагонально на две половинки. Ударом, который так и назывался: «плащ монаха».

Но его удар встретил пустоту: старичок ловко перехватил единственной рукой его запястье и сжал пальцы, нажимая на болевую точку и едва не ломая захрустевшие кости бандита. Кот выронил меч и втянул голову в плечи: дело явно пошло не так, как надо?

По знаку однорукого с трёх сторон рядом с бандитом как из-под земли выросли молчаливые фигуры паломников. И в Кота с тихим хрустом прорезаемой одежды вонзились три чёрных лезвия длинных кинжалов. Каждый из них безошибочно нашёл какой-нибудь жизненно важный орган, даруя мгновенную смерть. Смерть с тройной гарантией.

Кот только ойкнул, и мир в его глазах померк. Колени ослабели. И он повис на клинках, как тряпичная кукла.

Однорукий устало сказал ему в лицо, наблюдая, как душа покидает тело и глаза подёргиваются смертельной поволокой:

– Увы. Руку я потерял в конной атаке, сдерживая натиск конницы степняков под Мак-Хальмом. А кашель – после попадания стрелы при захвате леди Н. Ноффик в её замке на Каменной Горке…

Тело Кота рухнуло в траву, когда люди в капюшонах рывком вытащили из него клинки. Однорукий выпрямился и скомандовал, указывая длинным пальцем на фигуры:

– Ты и ты: следом за теми двумя. Пленных не брать.

Потом, когда остальные подбежали, спокойно скомандовал, улыбаясь возможности снова вступить в бой:

– Лекарственные травы оставить здесь. Ты – сторожить бивак. Остальным взять щиты и выдвигаться за мной.

И первым, вытащив чёрный кинжал, решительно шагнул в дебри, направляясь туда, откуда прибежали бандиты.

А Кот, лёжа на спине среди душистых трав, казалось, всё смотрел и не мог насмотреться мёртвыми, широко раскрытыми глазами в прекрасное звёздное небо, низко нависшее над ночными джунглями…

Пять

Магический меч К-Кэна легко рубил вязкие стебли лиан, расчищая дорогу. Он постоянно менял направления, стараясь поскорее оторваться от погони.

«Потом сделаю крюк и выйду к стоянке. Но эти негодяи прилепились, как банные листья к пятой точке, и никак не сбросить их со следа!»

Судя по звукам сзади, их стало на одного меньше. Но это могло означать, что третий направился куда-то в обход и теперь мог поджидать К-Кэна в любом месте…

Кот, бежавший рядом с задыхающимся и громко сопящим Треухом, время от времени замечал впереди спину беглеца-Волка. Кот держал в руках полутораметровое копьё, с которым не совсем сподручно бежалось по лесу, зато он уверенно почувствовал бы себя в схватке против меча жертвы. Да и лук Треуха не даст беглецу возможности приблизиться, чтобы ответить на удар.

«Не далеко он уйдёт, так спотыкаясь даже при том, что Волк. В темноте видит не ахти», – заметил Кот, ловко срезая углы.

К-Кэн, опередив погоню на несколько секунд, выскочил на узкую полосу травы перед огромным болотом. Оглянувшись, повернул вправо и побежал вдоль берега в надежде найти путь для переправы: какие-нибудь гати, насыпную дорогу, высокие вехи. Ничего такого и в помине не просматривалось в ясном свете луны. И когда он натолкнулся на отвесную скалу, возносящуюся на метров пять, то враз остановился, вспомнив упоминание об этом месте.

«Берег Тупика? Берег Тупика! Всё сходится. И пути дальше нет! Но где конец одной дороги, должна начинаться другая».

Кот первым выскочил к заросшему болоту, почти подступавшему к лесу. Хитрый Треух сделал вид, что споткнулся, пропуская энергичного, но тупого, как он считал, Кота перед собой. Справа раздался всплеск, и Кот метнулся туда, стал тыкать в мутную жижу копьём. Сзади подбежал Треух, переводя дыхание после бесконечного, как ему казалось, бега:

– Волк нырнул в болото? Он что, вообще с ума сошёл?! Там ведь полным-полно…

Кот его не слушал, быстро вонзая копьё в мутную воду:

– Плюхнулся где-то здесь, волчара. Пиявки его живо достанут, если только не моё копьё.

Треух произнёс громко, чтобы голос разнёсся над болотом:

– Да из лука я его продырявлю враз!

Он хотел выпустить в болотный туман стрелу, но тетива лопнула, оставив его ни с чем. Возможно, что пока продирался сквозь джунгли, её подрезало острой колючкой или веткой.

Треух иногда гордился тем, что происходил из клана Крокодила. Его тёмно-коричневая кожа с едва заметным зелёным отливом, и большая нижняя челюсть с острыми подпиленными зубами всегда выдавала хозяина в любой компании, останавливая горячие головы. Но и Стражи также легко отслеживали ему подобных, ведь царство Крокодилов находилось далеко на юге, а здесь, в Империи Рая они встречались редко. Поэтому едва стоило Треуху сгоряча зарезать того хвастуна из Кабанов, купца с толстым кошельком, как его мигом начала окружать Стражи. Он спасся, бежав из столицы Рая, примкнув к трём разбойникам, промышляющим на шляхе. Но недолго: через неделю они нарвались на горячего парня-Волка и нескольких крестьян. И вот эти лапотники убили в течение пяти минут всех его дружков, только Треух, которому в потасовке рассекли ухо, спасся. Удача окончательно покинула Крокодила, когда его через неделю выловили пограничники, напав на след после неудачного ограбления хутора. В следственной тюрьме ему воздалось сполна, пока он давал показания в безжалостных руках законников. И только на днях удалось сбежать, почти что попав в лапы Инквизиции, от которой прежде убегал мало кто…

Треух никогда не считал себя отчаянным храбрецом, но ночного болота он не боялся. Он боялся болотных крокодилов, которых чувствовал за версту. А эти, болотные, ещё к тому же оказывались всегда голодными.

Очень голодными.

Треух уставился в воду. И ему не понравился едва слышимый для опытного уха звук шлепков лап огромных крокодилов по грязи, спускающихся к болоту.

«Волк, видно, ещё не порезался, но пиявки скоро пустят ему кровь. Он сорвёт одну-единственную и… крокодилы сделают всё за нас. Останется изловчиться и выловить меч с ножнами, и я стану уважаемым членом шайки… Или махнуть куда подальше, ведь такой меч из звёздного камня стоит огромных денег!»

Пока обозлённый Кот бродил вдоль берега и непрестанно плескал копьем, ругаясь почём свет стоит, Треуха встревожили ещё какие-то посторонние звуки.

Ему внезапно стало не до надоедливых кровососов-москитов, и он, застыв с занесенной было ногой, прислушался, ведь что-что, а слух у людей его клана был отменным:

«Шум в лесу! Да и не один, значит это не Кот, который выпотрошил святых «овечек»? А что, если это они загрызли его и сейчас ломятся сюда? По мою душу?!»

Потрескивание сухих веток под ногами неопытных преследователей приближался с каждым мгновением. Треух подскочил к берегу болота и резко остановился, как будто его переехали по груди дубиной: из воды в упор смотрели едва заметные холмики глаз трёхметрового болотного крокодила.

Треух в отчаянии рухнул на колени и, бросив лук, взмолился божеству: Великому зелёному Крокодилу, заламывая руки:

– Братья-крокодилы! Ведь у нас один отец – Великий зелёный Крокодил! Разрешите перебраться на другой берег болота! Очень прошу, братья!

Едва слышный хриплый голос внутри него отозвался с иронией:

«Мы голодны. Можем и брата съесть. Ты вкусно пахнешь мясом».

Треух проклял тот увесистый душистый кусок ветчины, который съел на ужин.

Он в отчаянии огляделся: болото полукольцом подпирало со всех сторон, справа высилась скала, а сзади всё ближе приближалась зловещая погоня. Погоня на охотников, вроде них с Котом. И тут Треуха осенило:

– Я принесу вам жертву, братья! Это будет лёгкая и вкусная добыча. Живое мясо!

Глаза из болотной ряски не мигая посмотрели в сторону копьеносца-Кота.

«У него острое железо. Больно».

– Он будет без железа. Я всё сделаю для вас! Только пропустите на тот берег.

«Иди. И отдай его мясо нам».

Треух подбежал к копьеносцу и показал пальцем вдаль вправо:

– Он там. Смотри!

– Где?

И когда Кот повернулся к нему спиной, ударил по затылку скользким холодным камнем.

Вырвав из рук упавшего копье, Треух столкнул Кота в воду. Ногой подтолкнул его подальше от берега и сноровисто отпрыгнул назад, от греха подальше. Тина закипела, и тело утащили под воду.

А ведь Кот никогда и в страшном сне не мог себе помыслить, что погибнет в самой нелюбимой всеми Котами среде – в глубокой «мокрой» воде, к которой он всю свою непутёвую жизнь приближался очень и очень осторожно.

Воистину, неисповедимы тайны путей наших…

Четыре

Треух подбежал к кромке, озираясь: две фигуры в сутанах, вооружённые длинными кинжалами, осторожно выходили, крадучись, из леса. И скоро они зажмут его в смертельные клещи.

А болото молчало.

Очень зловеще молчало.

– Что ещё не так?! Я же отдал вам жертву! – чуть не плача взмолился Треух, находясь на грани истерики.

«Мало. Я не один».

Треух в ярости ударил по воде кулаком, вскочил и метнул копьё в приближающегося справа монаха. Тот оказался не новичком и легко уклонился, продолжая неумолимо приближаться, как ни в чём не бывало, спокойно поигрывая лезвием длинного кинжала.

– Я застрелю вас обоих! – в отчаянье вскинул Треух лук, надеясь, что в темноте они не заметят отсутствие тонкой тетивы.

Оба остановились и заколебались, тихо советуясь.

А он торопливо шептал в сторону болота:

– Будет вам жертва! Даже двойная! Один сидит в воде. А эти монахи полезут за мной и попадут к вам в пасть. Пропустите меня, иначе я сдамся им, а вы останетесь ни с чем. Совсем ни с чем. Голодные!

Молчание оказалось недолгим:

«Три за одного тебя? Хорошо. Ты же наш брат по богам. Беги по серым кочкам прямо и у сухого дерева сразу влево».

Странники стали опять приближаться.

– Тогда почему не выстрелил раньше, разбойник? – холодно спросил один из них.

И они разом бросились на него, стараясь отрезать от болота.

Тот, который слева, подобрался и едва не достал лезвием Треуха, целя в сердце. Треух отчаянно замахал луком и отделался порезом руки. Бросив в приставучего странника древко, он выгадал одно мгновение, затем прыгнул вперёд и поскакал по серым кочкам, молясь Великому Крокодилу, чтобы не поскользнуться. Тогда даже его зелёные братья, давшие обещание, могут оказаться забывчивыми и полакомиться человечиной, самой свалившейся в их пасть.

Ближайший странник метнул камень, которым Треух уложил Кота, и тот ощутимо чиркнул по голове убегавшего, едва не опрокинув в воду.

Второй монах, который казался повыше ростом, подобрал полы рясы и ринулся за Треухом следом, ловко перескакивая с кочки на кочку, и быстро догнал беглеца. Догнав, он замахнулся для последнего удара, но кочка, на которой он стоял, вдруг ушла под воду. Странник, охнув, погрузился в воду вместе с ней – это оказалась голова крокодила. Хороший пловец, он быстро махал руками, пускаясь вплавь до близкого берега. Вот только несколько скользящих по воде «брёвен» устремилось наперерез к пловцу, которого не спасло его умение. И тот скоро исчез, мгновенно захлебнувшись криком в глубине тёмной маслянистой воды.

Треух в это время продолжил путь, занятый только собой. Он через минуту пересёк болото и с другого берега глумливо закричал в сторону уцелевшего странника:

– Ну что, взяли? Святоши долбаные!

В ответ на его голос прилетела стрела, царапнув по бестолковой голове и надо же – по злосчастному уху-обрубку. Треух зашипел от боли, схватился за голову и ещё быстрее побежал под прикрытие мрака джунглей.

«Идиот! И чего орал? Кто же знал, что у него найдётся запасная тетива?» – попрекнул он себя и шмыгнул вглубь джунглей. Потом, перевязав кусками рубахи раны, направился влево, стараясь не шуметь:

«Там должна быть река. И на плоту – куда угодно!» – торжествовал он побег на свободу.

Жаль, что река оказалась совсем в другой стороне.

В противоположной…

К-Кэн с первобытным ужасом вслушивался, как неподалёку хрустели кости в мощных челюстях крокодилов, и жертвы исчезали в чёрной глубине. Сам он отсиживался, поднырнув под широкий лист какого-то раскидистого болотного растения, время от времени погружаясь в воду и дыша через полые ножны от меча, когда рядом проходила смерть: Кот или Треух.

«Что же последний путник не уходит?» – недоумевал К-Кэн.

Странник как будто услышал его голос. Он направил клинок оружия на К-Кэна и решительно зашагал к нему. В это время со стороны болота К-Кэн со страхом услышал тихое журчание воды и увидел приближающегося крокодила, его неподвижные глаза и ноздри. К-Кэн как можно тише погрузился вглубь, так как выбор был невелик. Стоило попробовать пересидеть в воде, надеясь на то, что болотное чудовище его не заметит.

Но нервы не выдержали:

«Лучше пасть от клинка, чем быть съеденным болотной тварью!»

Вода заволновалась, и он вынырнул оттуда, решившись на всё, только бы погибнуть в борьбе на суше.

Но на берегу обстановка резко поменялась: выскочивший на берег четырёхметровый крокодил набросился на стоявшего у кромки воды странника. Чудовище сомкнуло челюсти на ноге не успевшего отскочить странника. К-Кэн мгновенно оценил обстановку и развернулся к лесу убегать.

Но становился.

«Враг моего врага – мой друг» – мелькнули у него давние слова отца.

Он вздохнул и прыгнул назад, к страннику. И еле-еле дотянулся кончиком меча, нанося укол в глаз крокодила, тащившего упиравшуюся жертву в болото. Меч легко выколол глаз, и крокодил от боли широко открыл пасть, заревел странным голосом, потом снова решительно закрыл её. Но не до конца: К-Кэн успел вставить ему в челюсти как распорку ножны своего меча. Потом толчком ноги оттолкнул неудачливого странника на траву, извлекая его ногу из капкана пасти. Огромный крокодил едва не сбил его с ног хвостом, разбушевавшись. Но с прочной распоркой-ножнами ничего не мог поделать и, пятясь назад, скрылся снова в воде.

К-Кэн оглядел ногу потерявшего сознание странника. Её до колена здорово пожевала острыми зубами эта болотная тварь. Сплетя наспех заклинание Остановки крови, он наложил жгут, перевязал рану куском полы сутаны странника и огляделся. Над болотом клубился редкий туман, с надрывом зловеще закричала вдалеке выпь, заблеяли лягушки-быки. И где-то рыскали остальные бандиты…

«Я об этом ещё пожалею, что так теряю время», – тягостно подумал он, затыкая меч без ножен за кожаный пояс.

Потом со вздохом взвалил увесистого, как оказалось, странника на плечи и понёс его к биваку, где монахи собирали травы. Дорога, которую он пробежал так быстро, оказалась бесконечной, когда пришлось тащить на себе увесистого раненного, потерявшего сознание.

Дойдя до места, он осторожно положил раненого на траву. И выглянул на полянку. У костерка ходил кругами с кинжалом наголо коренастый монах. К-Кэн вполголоса позвал его:

– Эй! Здесь раненный из твоей компании. Я вам не враг, принёс его и ухожу. Рана тяжёлая, но до свадьбы заживёт.

Облегчённо переведя дыхание, он вытер пот.

«А теперь самое время искать Ан-ньи».

Но уйти не удалось: из леса выскочил смертник-Бык и метко метнул копьё, пригвоздив К-Кэна к стволу дерева. Копьё прошло вскользь, чиркнув по ребру и пробив мышцы на боку. Выхватив из-за спины длинный двуручный меч Бык нацелил остриё в грудь юноши. Копьё сильно сковывало приколотого им к дереву Волка, и тот только ценой раздирания вширь раны на боку спасся от удара в сердце. Бык, заметив странника с кинжалом, развернулся к нему:

– Ты, волчок, повиси здесь и никуда не уходи. А я пока пришью этого черносутанника. Что-то он слишком на прихвостня Инквизиции смахивает!

«Добро никогда не бывает безнаказанным», – с горечью подумал К-Кэн, чувствуя, как стекает по боку из обширной раны кровь.

Он начал расшатывать копьё, но бросок Быка оказался мощным и дело продвигалось медленно.

А Бык разбушевался вовсю: длинный полутораметровый меч с редкой гардой в форме головы льва давал колоссальный выигрыш в сильных руках громилы. Да, Бык и раньше никогда не слыл ангелом. Он попал в лапы Стражей по причине пьяной драки, в которой он размозжил головы двух соседей, а третьего проткнул вилами, оставив висеть в овине до прихода утреннего дозора. Он со своей недюжинной силой с детства обожал увесистое длинное оружие, будь то дубина, оглобля, топор или меч. И, имея в руках такой дивный двуручник, просто наслаждался игрой боевой стали. И решил поиграться с последним противником, разрубив его на куски.

Но странник оказался на диво увёртливым, хотя долго это продолжаться не могло, конечно.

«Убегай в лес, где он тебя не догонит!» – крикнул бы К-Кэн страннику.

Но если тот убежит, громила тут же займётся им.

Вплотную и навсегда.

Так как древко не расшатывалось, К-Кэну пришлось скрипя зубами от раздирающей боли вырезать кусок одежды и своей плоти из бока, перерезав мышцы, чтобы слезть с лезвия. От потери крови стала кружилась голова, и он только молился, чтобы Талисман на его груди помог продержаться ещё немного, заживляя рану. Совсем немного.

«Убегать. Скорей убегать!» – стучало в голове.

Он сжал рукоять меча и побежал… к Быку. В глазах мелькали пятна, он не соображал, куда бежит. И по ошибке ринулся к смертнику. Странник увидел его через плечо напиравшего Быка, что заметил и громила. Решительно рубанув, он рассёк тому сутану, рубаху, куртку, пояс, и кровь хлынула из длинной косой раны на груди. Странник упал. Он попытался встать, но снова рухнул, обессиленный в траву.

Потом Бык развернулся к К-Кэну:

– Сам пришёл! Не дождался?

Услышав голос Быка, К-Кэн поднял голову, поморгал, сфокусировал на нём зрение, потом пошатываясь развернулся и побежал обратно под защиту леса. Бык заворчал и грузно затопал вприпрыжку за ним, вскинув меч вверх.