Томми

– Ты кто?

– Твоя любовь!

– Ты не он, так меня никто ещё не называл. Не открою!

Треск петель, полетевшие щепки и, дверь, она просто упала с сильным грохотом.

– Ты что делаешь? А?!

– Молчи!

– Уэйн, зачем так грубо? Мы же любили друг друга и очень страстно. Что с тобой произошло?

– Ты еще не поняла! Зачем он опять звонил тебе?

– Не было такого, у тебя в дурной голове появились иллюзии, ты просто сильно пьян и тебе надо поспать…

– Молчать!

– Не повышай на меня голос!

– Что?! Как ты вообще еще можешь мне перечить? Раздевайся!

– Нет! Не смей меня касаться своим «тонкими» липкими «палочками»!

– Я кому сказал!

– Нет! Пошел прочь!

– Не заставляй меня делать это самому! Я же ведь могу!

– Не надейся!

– Иди сюда!

– Нет! Не смей ко мне даже приближаться!

Он как будто не слышал и специально твердым шагами шел ко мне. Судорожные ноги, померкшие зрачки в расплывчатых глазах; знал точно, что должен победить. Было невероятно страшно и жутко от этого. Вообще не понимал, как может болеть сердце и как тяжело жить, когда тебя любит монстр. Вот зачем тогда, раньше, он показался мне хорошим и красивым; фу, мерзость. А ведь он все еще идет. Как же противно.

– Не смей!

– Не смей мне мешать! Я делаю то, что с тобой никогда не делал твой юный бойфренд. Он не делал тебе приятно – ласки, внимание, возбуждение! Просто обычно любил, как милый мальчик, которого все отшивали. По сравнению со мной, просто никто! Не мог даже быть таким же наполненным горькой желчью.

Он – щенок, не более!

– Не говори так про него, он идеален!

– Правда? Он сбежал, как только ты что сказала?

– Что люблю его!

– Да! А меня?! Не любишь уже?! Зачем врать?

– Потому что это правда!

– Нет ее, и не было никогда! Я хочу тебя! Здесь и сейчас!

Он шел дальше и раздвигал свои руки. Каждый палец дергался от напряженных вен, так же вздутых на лице, красные глаза; просто хотелось визжать от страха и боли, от его ужасного взгляда и неказистой кривой улыбки желтых зубов. Подмышки и руки, пропахшие потом, керосином касались моей одежды; пальцы хотели сорвать кофточку, расстегнуть бюстгальтер…

– Ммм… Ты такая у меня сладкая! Прям, настоящая конфетка! Обожаю тебя, когда ты злишься; твой нос слишком милый, чтобы его не любить…

– Что?!

Оглушительный звук разлетелся на весь коридор – однако нелегкая сковородка попалась под руку! Несмотря на это, он даже не упал, просто покачнулся и оставил глубокую вмятину своим лбом.

– Мне же больно, ты это понимаешь. Зачем так сильно бить своего любимого мужа?

– Ты мне не муж!

– Значит, буду им! Иди ко мне, моя прелесть…

Он присел, готовый к прыжку: нелепая лягушка, не понятно зачем. Медленно поднялся и потихоньку пошел в мою сторону. Его тень, зловещая нависала надо мной все больше и больше. Я зажалась в угол и пыталась спрятаться.

Все темнее и страшнее, как в тех самых сказках детства, когда любила своего белого плюшевого «Гамми» и смотрела с ним телевизор. Потом ложились спать, а ночью он хотел поцеловать меня… Может даже съесть! Наверное, у него бы все получилось. Теперь я слышу что-то странное. Дверь! Что с ней? Почему она сама по себе открылась… И на пороге никого… Холодный ветер… а Уэйн все шел и шел… пока… о мой бог!

Его пронзил острый холодный клинок… насквозь. Никогда не видела, чтобы ненавистный человек просто так упал на пол, обливаясь кровью. В замедленном движении и мертвом спокойствии я смотрела, как облокачивается тяжелое тело на шкаф, стекает по стеклу, стене и падает лицом вниз. Из-под него вытекала горячая багровая кровь, струилась по сырой, от прошедшего дождя, куртке, по голове и у самых глаз капала маленькими еле заметными точками.

– Здравствуй …

«Нет!… Не может быть такого! Я не верю! Где мои любимые очки, где мои глаза?! Я ослепла что ли?! Почему он так сильно похож на него…»

– Это ты, Томми?

– Да, это я…

2 РАЗДЕЛ

1

Я родился в тот день, когда на улице полыхал августовский дождь, а на небе просветы солнечного света и голубые облака теснились возле друг друга.

Маленький, никчёмный и постоянно кричал; "Он наверное, рад," – говорила моя мамочка. Но нет, тогда точно не мог этого осознать. Она ошибалась, но все же, до сих пор люблю её. Батя убежал в магазин за подгузниками, матушка улыбалась, цыкала "Цу-цу-цу*, а что мне оставалось делать? Играл какой-то маленькой штукой, что ярко блестела и звенела над кроватью. Может, стоило полюбить этот день, ведь у меня теперь появилась возможность смотреть на все своими маленькими глазками в слезах. Пухлые щёчки, плотные мясистые ручки, ножки и большая голова с суженными глазами; такое приглушенное сопение, трясущийся воздух в лёгких.

"У него есть что-то такое, что непременно пригодится в будущем. Это не просто мальчик, он само совершенство", – именно так меня описывала тётушка Мэтис. По её словам, у меня достоинствами считались аристократический нос, гордая улыбка и внимательный взгляд. Обязательно должен был стать известным человеком!

Веки тяжело поднимались; прилипли ресницами к мягким щекам.

Сладко зевнул, мама умилилась, а я тихо уснул.

Снилось что-то очень красочное, что-то очень непонятное, но слишком интересное. Во сне тянулся к дереву руками, пытался коснуться потолка, на котором завис маленький жук.

Так и хотелось чмокнуть его в хрупкие *жужужу-крылашки".

– Томми… Томм-ми

– Не буди малыша, он очень устал.

– Всё понимаю, но нам надо домой.

Сквозь интересный сон открыл глазки, попробовал почесать пальцами и мило улыбнулся. Неподалеку стоял он, внимательно рассматривая тёплую кожу.

Отец был насквозь мокрым. Засаленные слипшиеся волосы. Смахивая капли с носа, бежал ко мне и яростно пыхтел.

– Где мой любимый мальчик?! Малыш, ты как?

Мне надо было сказать фразу, но я просто улыбнулся, испустил пенистую слюну на подбородок; попытался протянуть руки.

– Ты же мой маленький. Как же я тебя люблю! Иди к папочке…

– Папаша, застегни ширинку! Припёрся, понимаешь ли, в рваной одежде!

– Да где?!

– Везде!

Это было неожиданно; мне ещё тогда казалось, что все существа вокруг меня счастливы. Но осознать подобное было трудно. Да уж, не думал, что мои родители будут ругаться. Я не хочу, чтобы они ссорились. И мне пришлось заплакать. На мгновение прекратились споры, они посмотрели на меня очень внимательно. Я попытался улыбнуться. Они успокоились, обнялись. Такими я их видел в последний раз.

А что такого было в одежде Роуда, моего папы? Темно-синие джинсы, желтое худи. Немного торчащий живот, его низ, набухшие вены на висках. Он выпил, лишь немного и лишь за меня!

– Сколько раз говорить тебе об этом, милая?!

– Подожди, посмотри. У него на глазах появились слезы. Это ты виноват!

Он замолчал, опустил лицо и загрустил.

"Папочка, что с тобой произошло?" – я хотел бы это сказать, но ещё сильнее поник.

– Поехали, домой.

– Да уж, быстрее поехали! Хотя нет, мы не можем. Надо немного подождать. Присядь, к нам ещё не пришёл врач.

Знойная мошка летала вокруг яркого лимонного света и никому не давала покоя. Мне хотелось посмотреть на этот дом, чем-то он привлекал названием своей улицы "ДобрыеРуки". Сильно хотелось ощущать это тёплое объятие на себе, так сильно, что скулы должно свести от счастья. Настолько нежно, что стало бы очень тепло близко ощущение легкости, улыбка сама бы внезапно возникла. Это точно стоит того, чтобы называться маленькой радостью. Я бы хотел жить долго-долго, дарить всем свое горячее тепло и любовь. Любить каждого человека, каждое животное, каждую букашку и каждого, кто в этом нуждается – хочет, чтобы его любили, искренне и по-настоящему.

– Здравствуйте!

Вошла девушка, в белом халате, со светлым пучком на голове, в очках. Не думаю, что у неё есть какие-то проблемы со зрением, а выглядит она даже очень симпатично. Можно было бы, и влюбиться, но увы, я так мал.

– Я ваша медсестра, зовите меня Джесси Харткинс! Как дела у малыша?

– Всё очень хорошо. Спит, улыбается!

– Это прекрасно. Вы хотели бы забрать его с собой домой?

– Разумеется, иначе никак…

– Отлично! Тогда следуйте некоторым правилам: частый постоянный сон, желательно включать успокаивающую классику, внимание и забота. Поменьше ссор, дети в таком возрасте очень восприимчивы!

– Ну, конечно же, мы все прекрасно понимаем. Что-то ещё?

– Вроде бы все сказала что надо.

– Славно! Тогда всего хорошего!

Мама ловко взяла меня на руки, и мы пошли к машине. Ещё долго я смотрел вслед этой медсестре; будь я чуть старше, а она чуть моложе, могли быть вместе, моя харизма и обаяние забрали бы её себе. Ведь она такая красивая: тонкие ножки, упругая грудь и остальное. Внимательный взгляд. Думаю, она тот самый человек, который правильно определился со своей профессией.

Двери захлопнулись, медсестра испарилась. Я опустил свою голову, загрустил и уснул…

Нас ждал чёрный "Фольцваген"

2

Это было сладким предвкушением того, что я ждал с огромным недетским азартом. Да-да, только с пелёнок, а уже настолько сильно заинтересованный в дальнейшей жизни. Почти ничего не слышал с улицы, что происходило за матовым окном, но было очень интересно. Только редкий рев мотора машин и все.

Летящий мимо город, большое количество странных сонных людей, чем-то похожих на меня, маленького, слабого и беспомощного. Маленькому Томми много кто может помочь, а им?

Сильный свист в открытое окно смешался со встречным потоком и ароматом мелькающих палаток. То ли это запах масляной выпечки, то ли это одиноко стоящее дерево и вокруг него свежесть срезанной травы, либо разлетевшийся на многие километры запах сырного липкого попкорна, пылинки розовой сахарной ваты.

Таким сладким сон был так же и из-за этих разных запахов. Еще тогда мне пришло осознание, что это не просто так. Так, без смысла, вообще ничего не может быть.

В голову пришло банальное согласие с собственным мнением – оно точно указывало на то, что мое тело было предназначено для тонкого и яркого ощущения всего, что кажется незабвенно интересным.

Все так же хотелось лечь к Эмри, моей любимой матери, на ручки, сомкнуть веки и смотреть вверх, видеть их рядом, улыбающимися, но вместо этого.

– Ты хоть это понимаешь?!

– Что именно?!

– Да то, что у нас появился маленький ребенок, моё счастье и подарок, изрядно уставшему от всего, сердца!

– Мне кажется, что ты слишком все драматизируешь. Он, это маленькое создание, наша общая радость!

– Серьезно?! Я что-то не видела от тебя того, чтобы сам взял его к себе на руки, крепко прижал и понес!

– Да что ты такое говоришь?! Я боялся. Сделать. Что-то не так, неправильно, чтобы с ним все было хорошо. Очень сильно хочу его обнять и чмокнуть в розовый сморщенный лобик! Но ты сама его загребла в свои руки и даже не дала мне шанса выбрать что-либо!

– Не смей повышать на меня голос!

– А сама? Зачем позволяешь себе этого со мной?!

– Потому что! Потому что. Прости… Я порой могу быть неправа.

– Я все прекрасно понимаю. Возможно, и моя в этом вина тоже есть.

– Безусловно! Чего мне стоило проносить Томми девять месяцев и потом освободить из себя?! Сколько всего мне пришлось пережить?! А ты даже не ценил!

– Ты себя слышишь?! А кто, кто скажи мне, пожалуйста, бегал как в задницу ужаленный, когда тебе, видите ли, нужны стали тапки, в которых ты ни разу не ходила за свою жизнь. Зачем?

– Ну, понимаешь… У меня период сложный был!

– Понимаю! А потом еще хуже. Огурцы, малосольные… И не с молоком, которое у нас, конечно же, было, и не с рыбой, а именно с сахаром! Причём, он обязательно должен был быть не маленькими и не большими, а средними кубиками! Квадратики! Это ты понимаешь?!

Такой агрессии я никогда не слышал от моего отца, много капель адреналина в крови, летающих спонтанными зигзагами в сердце. Ну, точнее, последние пару часов после моего рождения!

Здорово звучит, да? Почему-то, мне было его очень сильно жалко. Он любил меня, хоть ни разу ещё не коснулся, не поцеловал. Хотел как лучше, но все-таки, похоже, не умел. Я понимаю его, так как сам ещё не могу говорить или касаться его шелковистых усов под хмурым носом. Несомненно, люблю их всех. И они меня. Но зачем ругаться? Мне этого никогда не понять…

– Замолчи!

– Рот закрой!

– Заткнись, Томми… спит.

– Извини, милая.

– Да уж, наконец-то ты осознал, как был не прав!

Теперь мне точно стало понятно, что больше мне никогда не понравится в лице моего отца. При вспышке громких злобных слов или фразы в его адрес, он замыкался. Резко воцарялась грустное молчание. Таким больше никогда не хочу его видеть. Он же ведь другой! Радостный! Веселый! Он любит маму, меня, спокойного Томми. Весь мир! Но почему так быстро соглашается с тем, что его резко в чем-то обвиняют? Глаза теряют естественный блеск, безмолвие душит, он задыхается и молчит. Это выглядело бы слишком странно и непонятно; но лезет рукой в карман, достает грустную маску серого оттенка и примеряет. Натягивает. Она мала, не для него… Он другой! Но все равно как-то умудряется одеть ее. Сильно стягивает кожу лица, давит на виски, кусает за волосы. Люблю его любым, и тогда, когда он обличается в нее, но становится очень печальным.

Голоса понемногу стихали, мы ехали дальше. Мимо зелени и шуршащих на кронах птиц, мимо палящей влажности в небе, потому что дождь уже прошел. Вперёд, изредка сворачивая. Понемногу, почти приехали, а я уже успел сладко уснуть.

Как и думал, это место было волшебным, очень интересным. Мало чего видел сегодня, но воспоминания остались ярким всплеском в памяти. Если умел, точно решил бы пройтись по комнатам и взглянуть на все молодыми глазами, когда там ещё витала жизнь: мама улыбалась, готовила обед, папа возвращался с магазина после работы, спешил на встречу с Эмри. Они друг без друга не могут жить.

Так было до моего появления, я уверен, и почему же именно мое появление стал причиной их раздора. Может, этого не стоила моя жизнь, появление на свет…

Солнечный день в морозную свежую зиму, запотевшие инеем окна, безмолвие. Эти половицы из темного дуба, постоянный стук подошвой по лестнице, чистые прибранные комнаты, а они все продолжают спорить. Только тише, а я почти ничего не слышу.

– Роуд, ты понимаешь?! Томми – это наше общее счастье и… беречь!

– Да, милая, все прекрасно понимаю.

– Это ты только так говоришь, чтобы я отстала!

– Нет, что ты?

– Да ничего, в самом деле!

– А зачем ты тогда кричишь? Ругаешься?!

– Потому что… Я не знаю…

– Давай поговорим… Я тебя обожаю!

– А я люблю!

– Приятно.

– Но почему ты меня не любишь?!

– Вообще-то, обожать – это больше чем любить!

– Лжец! Ты всю жизнь говорил, что влюблен, любишь, а сейчас?

– Да, тоже.

– Не ври мне!

– Я не собирался… Читала новости.

– Какие? Что-то серьезное случилось?

– Да нет, вон друг моего детства, Дрэн, умер.

Нашли тело возле фонарного столба, никаких признаков насилия, ничего. Странная скользкая верёвка в кармане и стул. Верно, настраивал освещение и упал…

Бедняжка…

Она не могла долго прийти в себя, ведь это тоже ее знакомый, так еще и ближе, чем его жена. Такими грустными никогда их не видел. Что должно было случиться, чтобы ещё увидеть такое вновь, я не знаю.

После этой новости они попытались вместе пообедать и не смогли. Обнялись, и тогда мне стало понятно: там, в больнице, это была не крайняя попытка сближения! Почаще бы видеть то, как они счастливы, ведь без обоих не могу жить.

По их щекам потекли мелкие слезы…

3

Промежуток, от того как мне исполнилось три года до пятнадцати, я мало помню. Ничего не менялось и порой грустно, что все было как-то однотипно. Чем старше был, тем лучше видел, как своеобразен мир и как мне не хватает четкой определенности.

Дома все было хорошо, но с того времени многое изменилось. Роуд все чаще уходил из дома. Эмри, закруженная делами, иной раз не могла ничего рассказать нового; неизменно, как будто все остановилось на месте, и прекратилось дальнейшее движение. Они меня вырастили, воспитали и иногда, все же не хватает их маленького счастья, яркой искры, когда ещё они были совсем молоды.

Я упустил часть своей жизни, но стоила ли она того? Утром, вечно недовольный, просыпался от скрежета дверей, ибо моя очень чуткая семья не могла научиться тише и не придавала этому значения.

После ухода Дрэна, они долго приходили в себя и лишь теперь почти забыли.

– Сынок, ты почему не ешь?

– Мам, нет настроения. Я сыт.

– Верю с трудом, потому что ты только проснулся.

– Я серьезно.

– Понимаю, что тебе нужно мое согласие, но нет, не позволю тебе ходить весь день голодным.

– Ну, скажи, кому захочется кушать, когда на улице лето?

– Всем.

– Нет, не правда. Многим хочется на речку, гулять допоздна, ведь на улице так тепло.

– Это они такие, а ты другой. Садись за стол.

– Ну ма-а-ам…

– Давай ешь и потом гуляй, сколько хочешь; вечером, в семь, чтобы дома был.

– Зачем?

– Будем вещи собирать. Тебе с утра уже ехать!

– Куда?

– За город. Беги скорее на улицу.

Мне не осталось другого выхода, как послушать свою маму, съесть противную кашу и выйти на улицу. Дребезжащий солнечный свет разливался над нашим городом, и было по-настоящему тепло, уютно. Немного задумавшись, я не понял того, как дворняжка утащила у меня из под носа наушники, свисшие с кармана. Безобразие! Я немедленно пустился в погоню за Локи, который радостно вилял облезлым хвостом и бежал только вперёд. Девчонки и мальчишки смеялись, но не все: кто играл, кто-то с кем-то обсуждал интересные планы и невероятный успех песочной архитектуры – водные каналы, целое поселение маленьких домиков и кучки, похожие на людей.

Эта собака бежала слишком быстро, мне не догнать, тем более она скрылась в соседнем дворе. Туда мне нельзя. Останавливали невидимые сила и страх: там могли быть страшные и вредные дети, что старше меня на один – два года. Они такие противные, что их белые палки в зубах с дымом придавали им ещё большего отвращения. Их одежда, разговор – ничего не было похожего, даже близко относящегося к нормальному общению людей. Настолько было неприятно, что явная обида окутывала реальное понимание происходящего, а я даже не пытался это победить.

Все были на одно лицо, поведение; мерзкие дети, не ощущающие настоящего человека возле себя. Даже иногда самому казалось, что я не как все, и лучшее что мог сделать – это показать слюнявый розовый язык; такое приятное чувство, когда своим жестом отравляешь их самоуверенность.

Тогда не понимал, как их одолеть, какое противоядие применить; их пафосные насмешки жили со мной каждые день и ночь, а мне оставалось только постоянно об этом вспоминать и бояться. По-другому я не умел.

Пока бежал и смотрел на всех детей, пока придумывал план мести, умудрился потерять пса из виду.

"Как ты мог его упустить?! Ты что! Тебе купили их совсем недавно, и они почти новые! Мама будет очень сильно ругаться!" – подобие таких слов у меня постоянно крутилась в голове при каждом неверном шаге. Она меня учил правильной жизни, не понимая, что этим ограничивает мое сознание и мое право выбора: как послушный человек следуй за общим мнением для этой семьи, города, страны. «Ты обязательно будешь успешным!».

Может быть, именно тогда у меня появлялось первое желание перевернуть все в один миг, но чего-то не хватало.

– Эй, мальчик!

– Кто меня зовет?!

– Это я!

Стоило мне слегка обернуться через плечо, и я обомлел. Нет, не испугался, но сильно удивился. Чтобы меня позвала девочка? Впервые такое слышу.

– Иди сюда скорее, вот твои наушники! Я Джесси! А тебя как зовут?

– Т-Томми…

– Какое хорошее имя. Рада знакомству!

– Я-я тоже…

– Все хорошо, не волнуйся. Иди сюда!

Я этого так сильно не хотел, но мои ноги сами сделали движение вперед. Волнительно! Очень понравился её голос, рыжие волосы, зеленые глаза и особенно маленький рост. Она такая красивая.

– Ты далеко отсюда живёшь?

– Нет! В том же подъезде, что и ты; вчера приехала с мамой. У вас тут так хорошо!

– Правда?

– Да! Мне очень нравится ваш двор, тут так хорошо, особенно вечером

– Хм, не замечал…

– Ты чего такой расстроенный? А ну улыбнись!

– Я-я… Никому не нужен…

– Это не так! Зачем так тяжело вздыхаешь? Ты мне как воздух необходим!

– Как это тебе?

– А вот так! Лучше тебя ещё никого не видела!

– П-правда?

– Именно! Даже не сомневайся!

Для меня, тогдашнего мальчика с черными глазами и темными волосами это казалось очень приятным. Нельзя поверить в то, что человеку, знающему тебя около десяти минут ты нужен так же, как и… Подобрать сложно, что именно, но тогда эти слова были мне очень дороги.

Я не хотел уходить, меня влекли ее веснушки, голос, мимолетная улыбка.

– Давай дружить!

– Д-да, давай!

– Вот и хорошо, только, пожалуйста, не грусти. Ты самый лучший мальчик на свете! Я безумно тебя обожаю.

Моему удивлению надо было ещё найти предел, но что-то пошло не так и не получилось.

– Знаешь, никогда не встречал такую хорошую девочку!

– Во мне нет ничего такого, ты ошибаешься! Но в тебе…

– Ни-че-го.

– Ну что же ты так?! Все у тебя есть, просто не показываешь.

– Возможно…

– Ой, мне пора. До завтра!

– Хорошо!

Эта встреча очень сильно меня поразила. Вернувшись домой, долго не мог прийти в себя, а мама переживала: обычно я прихожу позже и не такой счастливый.

Я пришёл домой, открыл дверь. Моя Эмри сильно удивилась. Обычно понурый взгляд, ушедший в себя, в сейчас совсем другой: приподнятое настроение, улыбка от краев глаз и живой голос.

– Томми, что с тобой?

– Со мной все хорошо!

– Ты другой, не как обычно. Я тебя не узнаю. Что случилось?

– Как бы тебе сказать, ты не поймёшь.

– Почему же? Пойму.

– Что ты хотела сказать мне, зачем надо было раньше прийти?

– Хорошо, что напомнил! Я хотела отправить тебя отдохнуть в летний лагерь. Много новых знакомств, общения. Это пойдет тебе на пользу!

– Правда?!

Честно, с трудом верилось в это чудо, потому что ещё тогда я был любителем чего-то нового, и это было интересно, но в один миг я передумал.

– Завтра утром в десять ноль-ноль ты поедешь с нашей площади Санти в Хороу. Я провожу, поцелую в лобик и пожелаю только хорошего. Самое главное не опоздать, это последний шанс в этом году!

Знакомо, да? Я очень сильно хотел, но меня не отпускало желание остаться здесь; хотелось поближе познакомиться с той девочкой, она меня сильно зацепила. Так волнительно, что не терпелось рассказать маме, и я боялся; не знаю чего именно, но знакомый голос внутри подсказывал: "Плохая затея, парень!"

– Мам!

– Да, Томми?

– А как ты познакомилась с моим папой?

– Ой, чего это ты?! Влюбился?

– Нет, стало интересно.

– Ну, знаешь, эта история, думаю, была обычной. Он был таким красивым и галантным, как ты сейчас. Высоких не особо люблю, а в нем сочеталось все: средний рост, светлые волосы, голубая синева глаз; он сам заметил меня в институте, подошёл первый. Я болтала с подругами, не помню что обсуждали; но тогда, это было очень интересно.

– Здорово! А потом?

– Слово за слово, мы начали ближе знакомиться, больше общаться. Он сумел меня заинтересовать, а потом все само собой получилось и неожиданно для нас, новость о нашей помолвке долетела до моих родителей. Мама реагировала очень шумно, много эмоций и радости, а папа; он просто сказал: "Дочка моя, вы сможете жить, но счастье не надолго… Если только не…". Дальше он не договорил, я убежала, сильно обидевшись на него. Он, казалось, не понимал моего счастья, но в то же время говорил, как знал. И не ошибся.

– А почему ты убежала?

– Мне было слишком неприятно и тем более, я договорилась встретиться с Роудом. Папа прости меня!

– Что с ним?

– Это ужасно, мальчик мой, но его больше нет. После того разговора я все же смогла исчезнуть с глаз своей родни, а потом они такими тихими шагами перешли в неприятное, и сверху на голову большим снежным комом…

– Ничего себе?

– Тебе понравилась та девочка?

– Да… А ты про какую?

– Ну, когда ты шёл домой, то невольно посмотрел ей в след, улыбнулся. Такой счастливый!

– Ты все видела?!