Город Сириус

– Хорошо, допустим так. А что означают эти дата и время? – поинтересовался Григориус.

– Сейчас уже не припомню, вероятно, я случайно записал на этом листке информацию о каком-то нашем внутреннем мероприятии. Возможно, проводил рабочее совещание или ещё что. Но символ никак не связан с этими цифрами, – уверенно ответил Собакин.

Следователь усомнился в его словах, поскольку было видно, что символ и числа были написаны одной и той же синей ручкой с достаточно редким фиолетовым оттенком, однако фактов, достаточных для того, чтобы вывести лжеца на чистую воду, у него было.

Разочарованный неспособностью противопоставить железным доводам чиновника никаких убедительных контраргументов, следователь наконец ослабил свою мёртвую хватку. Собакин тут же выхватил покрасневшую руку и, немного потерев её, продолжил листать записную книжку, остановившись на странице, где в столбик были записаны номера кабинетов, напротив которых виднелись четырёхзначные цифры.

– Да, вот они и есть – те самые коды от дверей, – произнёс Собакин с безобидной, слегка ехидной улыбкой, будто бы и не было тех неприятных минут словесного поединка, когда он, подобно загнанному в угол ринга боксёру, находился на грани нокаута.

С чувством потаённой обиды друг на друга, однако натянутой улыбкой мужчины направились в сторону кабинета учёных по длинному извилистому коридору, увешанному портретами известных научных деятелей прошлого и настоящего, а также плакатами со сложными и непонятными схемами, чертежами и формулами. Периодически путь им преграждали массивные двери, которые отпирались путём введения пароля или приложения к считывающему устройству специальной идентификационной карты, которая висела на шнурке, надетом на шею Собакина.

Пока они шли к кабинету, следователь погрузился в себя и начал раскладывать по полочкам логического мышления состоявшийся диалог с Собакиным. «А он не так прост, как кажется… умный, гибкий, изворотливый, умеет держать удар и давать сдачу. Очевидно, что знает гораздо больше, чем сообщил. Расколоть такого с ходу не получится. Ну ничего, пусть даст мне ещё хоть один повод, ещё одну зацепку, я быстро выведу его на чистую воду. Говорить он любит, а у таких разговорчивых обычно проскальзывают случайные проговорки, противоречия с ранее сказанным, повышенный интерес к определённой теме… Стоп. Явный интерес к одной теме он уже проявил… Постоянно и навязчиво пытался навести меня на мысль, что произошедшее – это банальное самоубийство по религиозным мотивам. Даже собственную трактовку этого таинственного символа подбрасывал, чтобы у меня не возникло сомнений. Какую тайну он хочет прикрыть этим мотивом… а главное – зачем ему всё это?..»

Размышления следователя прервал звонкий голос Собакина:

– Ну вот мы и пришли.

Управляющий несколько раз ткнул пальцем в миниатюрный дисплей, встроенный в дверь кабинета учёных, и она отворилась.

Помещение представляло собой небольшую комнату в форме правильного восьмиугольника. Однако то, во что были превращены его интерьеры видными учёными, скорее напоминало не рабочий кабинет, а жилище холостяков, в которое много лет не ступала нога женщины. Повсюду были разбросаны личные вещи, хаотично смешанные с приборами и книгами по программированию, нейропсихологии, компьютерной и научно-исследовательской технике.

На рабочем столе, неподалёку от компьютера, одиноко стояли три недопитые чашки, вокруг которых виднелись крошки от хлеба и другие остатки пищи.

– А туалет у вас где? – спросил следователь.

– В противоположной стороне коридора. Пойдёмте, я вас провожу, а то там на пути ещё одна кодовая дверь.

– Спасибо, мне не надо, – ответил следователь.

Вопрос этот был неслучайным. Вокруг стоял характерный неприятный запах, который наводил следователя на мысль о настолько полном и безоговорочном погружении учёных в своё исследование, что помещение это, как он полагал, без тени смущения могло быть изредка использовано даже в качестве места для отправления естественной нужды, дабы длинный путь в другой конец коридора, который в порыве творчества мог показаться вечностью, не прерывал высокий полёт научной мысли.

Даже сообразительный Собакин, увидев эту удручающую обстановку, в какой-то момент растерялся и, удивлённо озираясь по сторонам, безуспешно пытался понять, что здесь могло произойти и как наиболее корректно, нейтрально и правдоподобно объяснить это мракобесие следователю.

– Извините, здесь небольшой творческий беспорядок, – выдавил он, не найдя ничего более подходящего.

– Я вижу. У вас тут что, не убираются?

– Вообще у нас убираются, но они, по всей видимости, отказались от уборщицы. Такое у учёных часто практикуется, дабы избежать любого контакта посторонних с оборудованием, веществами, ну и вообще, чтобы никто не перестраивал их привычную рабочую обстановку. Но тут, я согласен, небольшой перебор. Честно говоря, я не заходил в этот кабинет после того, как выделил им его.

– Это заметно.

Посередине кабинета стояли три кушетки. Они располагались по кругу таким образом, что изголовья примыкали друг к другу, в результате чего напоминали гармонично упорядоченные лепестки лотоса, одиноко стоящего посреди поля хаоса и беспорядка.

На одной из кроватей лежали два шлема, похожие на велосипедные. Следователь взял один из них и внимательно рассмотрел. Видно, что шлем переделан. На внутренней его стороне, в области, прилегающей к теменной и затылочной частям головы, в головной убор были вмонтированы небольшие электроды, а в защитное стекло встроен миниатюрный жидкокристаллический монитор.

Увидев в руках Григориуса шлем, Собакин заметно занервничал и в несвойственной ему, почти командной манере заявил:

– Прошу вас, не трогайте его! С этими предметами стоит быть поосторожнее!

– Почему? Что это за приборы такие?

– Это дорогая и очень хрупкая научная техника, которая не терпит неквалифицированного обращения. Позвольте, я заберу его у вас.

С этими словами Собакин жадно протянул дрожащие руки в сторону шлема, однако настороженный его поведением следователь отреагировал на странный жест и убрал прибор.

– Нет уж, всю технику мы изымем, изучим, а потом уже, если она не относится к делу, вернём вам.

– Это невозможно. Техника является собственностью наукограда, а шлемы – это опытные образцы, которые к тому же составляют коммерческую тайну. Пожалуйста, не забирайте хотя бы их.

«Почему он так не хочет, чтобы эти странные головные уборы попали к нам? Возможно, они действительно представляют научную или материальную ценность… и он как хозяйственник опасается, что мы повредим их? Или они имеют какое-то отношение к смерти учёных? А может быть, этот хитрец таким образом пытается отвлечь моё внимание от каких-то важных улик? Ладно, разберусь с этим позже, но шлемы однозначно нужно изымать», – подумал следователь, взял рацию и вызвал оперативников, томившихся в служебном автомобиле в ожидании своего звёздного часа.

Увидев, что взволнованный Собакин издалека съедает своим пристальным взглядом то один, то другой шлем и нервно потирает мокрые от пота ладошки, – следователь решил немного разрядить обстановку и как-то успокоить сердобольного хозяйственника. Правда, сделал это в свойственной ему довольно специфической форме, а именно – с помощью откровенно дежурных фраз:

– Гражданин, не беспокойтесь вы так за сохранность имущества. Мы всё тщательно опишем, аккуратно опечатаем, выдадим вам бумагу об изъятии и будем беречь ваше оборудование лучше, чем собственное, – произнёс Григориус и, осмыслив сказанное, едва сдержал себя от смеха.

Продолжив осмотр, следователь обнаружил на потолке около двери камеру видеонаблюдения.

– Рабочая? – спросил он Собакина.

– Должна быть рабочая. У нас в каждом кабинете ведётся видеонаблюдение. Таковы требования регламента организации… в целях безопасности, – ответил управляющий.

– А где находится серверная?

– На втором этаже.

В комнату зашли двое мужчин из оперативной группы. Следователь прямо с порога загрузил их поручениями:

– Мне нужно двое понятых, чтобы поставили подписи в протоколе осмотра помещения, а ещё – чтобы один из вас пошёл в службу безопасности на втором этаже и изъял запись с камеры видеонаблюдения этого кабинета. Не терпится увидеть, что происходило здесь накануне.

– Если это возможно, то одну подпись могу поставить я, – вызвался помочь Собакин.

– Отлично, нужен ещё один понятой. Я слышал голоса в соседнем кабинете… сходи, приведи ещё одного человека, – попросил следователь одного из оперативников.

Тот вышел, а спустя пару минут вернулся с худощавой невысокой женщиной с рыжими волосами и короткой, почти мальчишеской стрижкой.

– Здравствуйте, вы привлекаетесь для участия в осмотре данного помещения в качестве понятой. Прошу внимательно следить за происходящим и по окончании следственного действия удостоверить факт обнаружения и изъятия предметов и документов, – быстро и неразборчиво протараторил следователь, принимаясь за рутинную работу по описанию обстановки, поиску отпечатков пальцев, веществ-наслоений и других следов.

Григориус надел латексные перчатки, подошёл к столу и осмотрел лежащие на нём бумаги, после чего направился к стоящему в углу сейфу, взялся за ручку дверцы и потянул её на себя. Сейф оказался не заперт, но пуст.

– Странно, я нигде не вижу тетради с записями о ходе и результатах научных исследований. Разве учёные не должны вести подобные документы? – удивлённо спросил Григориус.

– Согласно регламенту тетрадь научных исследований в обязательном порядке выдаётся руководителю научной группы, который несёт за неё ответственность и должен хранить её в сейфе, так как содержащиеся в ней сведения составляют коммерческую, а частично и государственную тайну.

– А почему сейф пуст и куда делась тетрадь?

– Видите ли, я много раз просил Николая, чтобы он зашёл ко мне и получил её, однако ему постоянно было некогда. Просто так принести тетрадь ему в рабочий кабинет и отдать я не мог, потому что это документ строгой отчётности. Каждый учёный должен расписаться за его получение в специальной книге, выносить которую за пределы кабинета строго запрещено. Кроме того, я знал, что даже если занесу Николаю тетрадь под честное слово, – он не придёт расписываться, а случись какая проверка – сами знаете, что мне могло бы быть за нарушение режима секретности. Поэтому тетрадь вопреки требованиям регламента не велась, но я ничего не мог поделать, Николай сам виноват, что остался без неё, – снова убедительно выкрутился Собакин.

– Что вы такое говорите? Тетрадь научных исследований у него была, я сама видела её в руках Николая, – неожиданно заявила понятая.

– Вероятно, это была какая-то другая тетрадь, – настойчиво парировал Собакин, бросив на женщину злобный взгляд.

– Ладно, разберёмся, – разнял понятных следователь и продолжил свою работу.

Закончив осмотр, Григориус подозвал оперативников и поведал им план дальнейших действий: «…так, изымаем компьютер и остальное оборудование. Работаем очень аккуратно. Оборудование дорогое и хрупкое. Бережно упаковывайте его, опечатывайте и грузите в машину. Компьютер везите сразу к спецам, пусть изучат, что на нём есть. Да, предварительно проверьте их форму допуска к государственной тайне и возьмите расписку о неразглашении, а то на нём может быть секретная информация. А шлемы прямиком грузите в мой сейф, никакой камеры хранения доказательств».

Дав ценные наставления коллегам, Григориус обратился к женщине, которая участвовала в осмотре помещения в качестве понятой: «Спасибо за содействие, больше не смею задерживать. Если понадобитесь, я вас вызову». Механически пробормотав давно заученные фразы, он поспешил обратно к оперативникам, чтобы проконтролировать, насколько нежно они обращаются с техникой. Сделал он это настолько стремительно, что раскрывшая рот для того, чтобы что-то сказать, женщина лишь успела бросить ему вдогонку сверлящий взгляд. В ответ гражданка-понятая подошла и демонстративно встала на небольшом расстоянии, уткнув руки в бока. Однако Григориус уже настолько был увлечён вальяжными телодвижениями его коллег по оперативной группе, что не заметил и этих стараний женщины.

– Послушайте… – тихо, но настойчиво прошептала она, пытаясь всё же привлечь внимание следователя.

Но он снова проигнорировал её. Не выдержав такого хамства, женщина попыталась подойти к Григориусу вплотную, однако путь ей со строгим видом преградил Собакин:

– Что вы мешаете людям работать… идите, займитесь своим делом, – отчитал он коллегу.

После этих слов рвущаяся из женщины наружу камерная симфония искренних порывов и незавуалированных стремлений сменилась едва уловимой партитурой гнева и оскорблённости. Устремив в сторону Собакина злобную улыбку, понятая развернулась и с гордым видом покинула помещение.

– Если у уважаемых господ больше нет вопросов и пожеланий, я провожу вас до выхода, – любезно предложил Собакин членам оперативной группы.

– Да, у нас на сегодня всё, – с чувством затаённой неудовлетворённости результатами визита в наукоград произнёс следователь.

Выйдя из здания и попрощавшись с управляющим, он направился к служебному автомобилю, ожидавшему на стоянке, находящейся с торца строения.

На улице стоял тёплый осенний вечер. Дул слабый прохладный ветерок. Такая погода создавала атмосферу расслабленности и комфорта. Пройдя несколько шагов, Григориус остановился, чтобы ещё раз насладиться футуристическими видами наукограда и, закрыв глаза, вдохнуть приятную атмосферу, заряженную духом осени и творчества.

Неожиданно он почувствовал, как чья-то рука схватила его за плечо и сильно потянула назад. Обернувшись, следователь увидел ту самую женщину, которая участвовала в осмотре помещения в качестве понятой. Женщина была чем-то напугана и нескрываемо нервничала.

– Я хочу сообщить вам важную информацию о погибших учёных, – шёпотом произнесла она, подозрительно озираясь по сторонам.

– Извините, забыл, как вас зовут?

– Моё имя Виктория, но называйте меня Вирта. Так звал меня Ник ещё со времён учёбы в институте – и это имя закрепилось за мной в научных кругах.

– Конечно, Вирта, я вас слушаю.

– Я хорошо знала руководителя научной группы Николая. Мы с ним учились в одном институте. Николай, или Ник, как мы его звали тогда, был гениальным программистом. Он побеждал во всех конкурсах и олимпиадах. После вуза его сразу пригласили работать сюда. Уже через год он возглавил отдел и перевёл меня к себе из другого научного института. До определённого времени всё шло замечательно. Мы были не только коллегами, но и друзьями. Всё изменилось после того, как была создана эта чёртова группа. Ник замкнулся в себе, прекратил общение со всеми, кроме своих коллег по группе. Он даже перестал здороваться со мной, проходил мимо, словно мы не были знакомы. Но три дня назад неожиданно сам подошёл и заговорил. На него было страшно смотреть. Он был бледный, изнеможённый, заикался и постоянно озирался по сторонам. Сказал, что ему угрожает смертельная опасность. Ник хотел рассказать мне, что произошло и что он скрывал от меня всё это время, но тут, как назло, подошёл Собакин и прервал наш разговор. Собакин накричал на меня, что я не на рабочем месте, велел идти в кабинет и не отвлекать Ника от важной работы. Когда я начала уходить, Ник прошептал: «Вирта, если что-то случится, то разгадку произошедшего следует искать в воспоминаниях о нашей первой встрече». После этих слов он посмотрел на меня так, будто видел последний раз. Эти слова действительно оказались прощальными: на следующий день его не стало. Я уверена, что он хотел сообщить мне нечто важное, но сделать это так, чтобы не понял Собакин.

– Вы-то сами поняли, о чём речь?

– Ума не приложу. Ник часто загадывал мне загадки. Обычно я их отгадывала, но на этот раз задачка оказалась слишком сложной. В день нашей первой встречи было много разных событий и мест. Что искать и где…

– Очень интересно. Мы с вами ещё подумаем над этим. Вирта, пожалуйста, вспомните, вы действительно видели в руках Ника тетрадь научных исследований?

– Да, видела. Я сказала уже об этом.

– А вы не могли ошибиться? Я о том, что, возможно, как и предположил Собакин, это была другая тетрадь, похожая на неё?

– Нет, это была именно та тетрадь. На ней стоял штамп наукограда с надписью «Для служебного пользования». Ник постоянно расхаживал с ней по коридору, делая какие-то записи. Ещё с института у него осталась привычка думать на ходу. Кстати, Ник держал эту тетрадь в руках в ходе нашего последнего разговора. Он ещё сильно теребил её. Когда подошёл Собакин и увидел это, он сделал Нику замечание, чтобы тот не портил важный служебный документ и что его вообще запрещено выносить из кабинета. Так что Собакин знал о существовании тетради.

– Не беспокойтесь, я сразу же понял, что он мне лжёт. А про свои исследования Ник что-то рассказывал?

– Я неоднократно пыталась вывести его на этот разговор, но он пресекал все мои попытки – просил ничего не спрашивать в целях моей же безопасности. К тому же исследования были засекречены, и я не имела к ним доступа. Да… забыла сказать. Ещё Ник предостерёг меня, чтобы я была осторожна в общении с сотрудниками нашей организации. Сказал, что среди них могут быть враги.

– Спасибо, Вирта, вы очень помогли следствию. Я, с вашего позволения, ещё свяжусь с вами и проконсультируюсь по ряду вопросов, – произнёс следователь.

Вирта, подозрительно осмотревшись вокруг и ещё раз убедившись, что за их разговором не следили, быстрым шагом направилась ко входу в здание, оставив следователя наедине с потоком новых мыслей, чувств и переживаний.

Выехав с территории наукограда, Григориус посмотрел на часы и неожиданно для себя обнаружил, что рабочий день уже вплотную приблизился к завершению.

– Вас отвезти домой? – уточнил водитель.

В ответ следователь лишь утвердительно махнул головой, поймав себя на мысли, что смертельная усталость настолько сковала его тело, что речевой аппарат отказывался выдавать даже непродолжительные утвердительные звуки. В этом состоянии он не заметил, как машинально взял и положил в карман куртки переданный ему одним из оперативников компакт-диск с записью с камеры видеонаблюдения в кабинете учёных, который был изъят им в службе безопасности наукограда.

Глава 3. Бег по следам потусторонности

Реальность – это пища для фантазии, а фантазия – это пища реальности.

Георгий Смирнов

Зайдя домой, Григориус первым делом поставил наполняться ванну, чтобы, погрузившись в слегка подсоленную пенную воду, смыть с себя этот сумасшедший день. Однако в его планы снова вмешалось роковое стечение обстоятельств: из кармана куртки выпал тот самый компакт-диск, который передал ему оперативник в автомобиле по дороге домой. Словно искра, поднесённая к газовой горелке, этот незатейливый предмет с новой силой воспламенил пытливое воображение следователя, и он, забыв о ванне, направился в кабинет, чтобы как можно быстрее узнать, какие события происходили в кабинете учёных в роковую ночь накануне самоубийства.

Григориус вставил компакт-диск в свой ноутбук и включил воспроизведение. На экране появилась запись, на которой видно, как трое учёных что-то живо обсуждали между собой. Звук на видео отсутствовал. Один из членов группы сел за компьютер и начал быстрыми движениями пальцев перебирать по клавиатуре. Остальные подошли к нему, сели рядом и увлечённо смотрели на экран монитора. Через некоторое время, как по команде, все встали и, выстроившись в ряд, направились к выходу из кабинета. В их медленных движениях отчётливо чувствовалась неестественность и заторможенность, словно они двигаются в состоянии сомнамбулизма. Все выходят из кабинета – на этом запись заканчивается.

«Что за чёрт, всего за полминуты просмотра и прослушивания какой-то информации люди превратились в зомби, как такое возможно?» – подумал следователь.

И чтобы хоть как-то отвлечься от накрывшей его волны непроизвольного мыслетворчества, Григориус включил телевизор. По иронии судьбы в это позднее время шла передача, посвящённая телепатии, гипнозу и внушению, которая с первых же минут просмотра полностью овладела вниманием следователя.

– Мы постоянно сталкиваемся с внушением, даже не замечая этого, – резким поставленным голосом с приятным, несколько энигматическим тембром произнёс ведущий. – Вербальные и невербальные символы и установки, постоянно получаемые нами извне, пройдя сквозь сито сознания, попадают в сферу бессознательного. В дальнейшем они определяют наши мысли и поступки. При этом вы твёрдо убеждены, что именно вы – и никто другой – породили их. Задайте себе вопрос, как часто вами овладевало непреодолимое желание совершить нечто странное и необдуманное? Нечто, что противоречило бы вашей сущности и не укладывалось в рамки разумного? А может, вы уже совершили такой безрассудный поступок? Это и есть плод вашего подсознания, трансформированного под воздействием постороннего вмешательства. Наиболее яркий пример разрушающего внушения – секты. Люди, попавшие в них, с лёгкостью расстаются с машинами, квартирами, деньгами и даже собственной жизнью. И всё ради достижения некой мнимой, иллюзорной цели, умело внедрённой в затуманенные головы. Зачастую сила внушения настолько велика, что даже родные и близкие не в состоянии помочь несчастным справиться с собой. Но если это так, если мыслями одних управляют другие, а их мыслями – третьи и так далее по цепочке, то можно предположить, что существует некая конечная сила, которая является самодостаточной и которой уже не управляет никто. Она является первоисточником всех наших мыслеформ. Так что же это за высшее начало, которое определяет все наши мысли?

Слова ведущего озадачили следователя. «Действительно, а кто или что управляет людьми?» – спросил он самого себя. «Может быть, Бог, Космос, сверхчеловек, влиятельная группа людей?», – пришло на ум. Однако, осознав бесперспективность дальнейших рассуждений, следователь быстро потерял интерес к теме.

«Снова я включил этот сомнительный канал. По нему постоянно пропагандируют какие-то умозрительные и ненаучные идеи. И кто вообще верит во всё это…» – выгнув вперёд грудь, разведя руки в стороны и широко зевнув, подумал следователь и потянулся за пультом дистанционного управления, чтобы переключить телевизор на другой канал. Однако в этот момент произошло то, что заставило его – убеждённого материалиста – не только досмотреть передачу, внимая каждому слову ведущего, но и переосмыслить многие свои представления о мироздании.

– Спорим, я знаю, что сделали вы только что, – с загадочной улыбкой произнёс ведущий. – Конечно же, это сделали далеко не все, но очень многие, – не спеша продолжил он, оттягивая момент наступления развязки интриги. – Вы зевнули… Откуда я знаю это? Да потому, что мы внушили вам мотив для совершения данного действия… Каким образом? «Я сделал это по своей воле… захотел и зевнул», – возмутившись, парируете вы. Нет, не добровольно. Мы применили специальные методы воздействия на ваше подсознание. Один из них – двадцать пятый кадр. Человек способен видеть его, но не в состоянии осмыслить. Возможности нашего сознания ограничены восприятием только двадцати четырёх кадров в секунду. Следующий – двадцать пятый – откладывается в подсознании. Поэтому мы какое-то время показывали вам двадцать пятым кадром зевающего человечка, а после внедрили связанный с ним условный вербальный код, услышав который ваше подсознание выдало вам того самого зевающего человечка, и вы захотели зевнуть. Мы продемонстрировали, как действует наиболее простой и безобидный способ внушения. О том, какие ещё существуют методики манипулирования сознанием и насколько они опасны для психического здоровья человека, остаётся только догадываться, потому что все эти технологии держатся в строжайшей тайне. На сегодня всё. Это была программа «За гранью». Мы выдвигаем гипотезы и приводим различные точки зрения. Насколько они правдоподобны – судить только вам. А я прощаюсь с вами и желаю приятных снов. Ибо сны – это потайная дверь в темницу вашего подсознания. Старайтесь не заглядывать в неё, а если всё же решились – будьте готовы увидеть там нечто неожиданное и страшное.

Следователь выключил телевизор и попытался было продолжить размышления о первоисточнике мыслей всех людей, монстрах из бессознательного и других темах, поднятых в передаче, однако невыносимая усталость быстро погрузила его в объятия Морфея.

Сон следователя в эту ночь был особенно ярким и насыщенным, словно то, что он видел, происходило с ним на самом деле. Хотя грань между сновидениями и реальностью порой бывает настолько тонкой и условной, что понять, на какой из разделяемых ею сторон находится человек, практически невозможно.

Едва заснув, следователь оказался внутри неизвестного ему ограниченного пространства. Оглянувшись, он заметил вокруг себя очертания трёх человеческих фигур в длинных балахонах с большими капюшонами. На лицах людей мертвенно-синюшного цвета отсутствовали глаза. Вместо них просматривалось светлое бездонное пространство. Люди взялись за руки, заключив следователя в плотное кольцо. На их обнажённых запястьях виднелись глубокие резаные раны. Следователь понял, что к нему явились сущности умерших учёных.