Лето, когда ты была невестой

Острота чувств ещё не покинула Брегира, и он понимал, что ночная опасность не миновала. Нужно окончательно прийти в себя, и окунуться в холодную воду будет весьма кстати. Он направил коня к лесном озеру, благо, оно было по пути.

Сначала Сольгерд показалось, что впереди большая поляна, но когда просвет меж деревьями стал шире, она увидела яркие солнечные зайчики и поняла, что это озеро, плоское и круглое, словно серебряное блюдо, и такое же слепящее под утренним солнцем. Брегир спешился и снял её с коня.

– Можешь искупаться. Но осторожней, чуть дальше от берега омуты, – сказал он, пробираясь в высокой траве к пологому берегу.

Сольгерд мысленно возмутилась: конечно же, она не станет купаться в присутствии постороннего мужчины, ещё чего! А тот тем временем снимал с себя рубашку.

– Только не вздумайте, – в её дрогнувшем голосе зазвенели цесарские нотки, смутившие её ещё больше, – раздеваться! – добавила она тише.

Брегира накрыло пронзительным букетом запахов из её страха, смущения и всех тех «цесарских приличий и правил», в которых её растили с самого рождения. Даже в горле запершило от едкой приторности. Он обернулся и вскинул руки перед собой, будто успокаивая нервную лошадь:

– Я только сниму сапоги, можно? – спросил он миролюбиво, не сумев до конца спрятать звучащий в голосе смех.

Лёгкий ветерок тут же донёс до него новый оттенок цесаревниного гнева: она поняла, что он не воспринимает её всерьёз. Она же воспринимала чрезмерно серьёзно абсолютно всё.

Он потуже затянул ремешок на длинных волосах и прыгнул в озеро, полностью скрывшись в омуте. Старательно отводившей взгляд от полураздетого Брегира Сольгерд вдруг подумалось, что тот, кто обладает истинной силой, никогда ею не хвастает. Она сквозит в каждом его движении, пугая и восхищая одновременно, даже если он всего-то ныряет в воду. Вот как сейчас…

Сольгерд осторожно подобралась к краю озера, зачерпнула горсть студёной воды и умылась. Брегир вышел на берег неподалёку, отряхнулся и отжал волосы. Сольгерд украдкой бросила на него любопытный взгляд и едва слышно ахнула: всю грудь и плечи мужчины покрывали шрамы: от длинных грубых рубцов, похожих на удар чьих-то чудовищных когтей, до небольших круглых отметин, словно следов от арбалетных болтов.

Один из таких шрамов у левого плеча приковал взгляд цесаревны. Брегир заметил это, и нехорошее предчувствие шевельнулось где-то в глубине его души. Словно зачарованная, девушка подошла к нему на расстояние вытянутой руки, не отрывая взгляда от рубца, которого она уже не видела. Ей удалось наконец поймать то самое воспоминание, которое ускользало от неё, как сон на рассвете.

Перед её внутренним взором раскинулась поляна на опушке леса, цесарский пикник, нянюшки, лакеи, пледы и скатерти, корзины с фруктами и воздушный змей, привязанный тонкой лентой к ветке дуба. Отец, снявший туфли, счастливо щурившийся на солнце, надкушенный персик, тёплые грозди винограда, приманившие осу. И четверо высоких и крепких молодых мужчин, что не принимают участия в радостной суете: они стоят спиной, то и дело бросая настороженные взгляды по сторонам.

Вдруг одна из нянек пронзительно визжит, и Сольгерд (ей лет пять, не больше) видит спину королевского телохранителя слишком близко. Как он оказался на их ковре так молниеносно? Что он… отец хватает её за плечи и отшатывается назад за секунду до того, как телохранитель падает к их ногам. И Сольгерд видит его длинные чёрные волосы, разметавшиеся среди раздавленного винограда, болт, торчащий из левого плеча, и пятно цвета вишнёвого сока, расползающееся под древком. Она смотрит на это вечность, не меньше, откуда-то из другого мира кричит нянюшка, хватает её поперёк тела, пытается оттащить в безопасное место и одновременно заслонить её глаза ладонью: «Не смотри, дитятко, не смотри!». Но Сольгерд не может не смотреть, она вырывается из рук Келлехерд и перехватывает взгляд раненого воина, и тут её подхватывает другой телохранитель, сопротивляться которому бесполезно.

– Это был ты! – завороженно прошептала Сольгерд, поднимая глаза на Брегира и узнавая его взгляд – взгляд умирающего на пледах для пикника воина. – Ты спас отца от стрелы. Закрыл его собой. Ты был его телохранителем! – Её пальцы потянулись к старому шраму на левом плече, но Брегир избежал прикосновения, наклонившись за рубашкой.

– Я был телохранителем цесаревны, – сухо бросил он, одеваясь.

Близился полдень. В голове Сольгерд жужжал рой вопросов, но задавала она их всё реже – всё равно Брегир не отвечал.

– Почему я не помню тебя после? Ты перестал служить отцу?

– После я стал… непригоден для службы цесарю.

И это был единственный ответ, который она получила. Об остальном приходилось лишь догадываться, и каждая следующая догадка была невероятнее предыдущей.

Они выехали на небольшую полянку, поросшую травой почти в человеческий рост.

– Где-то здесь была заброшенная охотничья яма, – сказал Брегир, пуская коня по краю поляны, чтобы ненароком не угодить в ловушку.

Внезапно конь встал как вкопанный, а потом в испуге попятился, и из травы по ту сторону поляны поднялся на задние лапы высокий косматый медведь. Сольгерд тихонько ахнула.

– Ш-ш-ш, – зашипел над ухом Брегир, успокаивая то ли её, то ли лошадь, то ли всех сразу. – Не делай резких движений.

Он медленно повернул коня обратно в лес, не выпуская из вида медведя, который, казалось, и не думал на них нападать. Но стоило путникам убраться под сень деревьев, зверь выбежал на середину прогалины, вновь встал на задние лапы и заревел. Конь взвился на дыбы и едва не выкинул Сольгерд из седла, но Брегир удержал её. Медведь закричал, и Сольгерд в этом рёве послышались отчаяние и боль. А через мгновение раздался другой, приглушённый и слабый рык.

– Что это, Брегир? Медведь ранен?

– Нет, он вполне здоров, как видишь.

Он подстегнул коня, чтобы побыстрее убраться от опасного места. Рёв раздался ещё раз, но уже гораздо дальше.

– Ты слышишь, как он кричит? И кто-то ему отвечает! – не унималась Сольгерд.

– Это медведица. И медвежонок. Видимо, он провалился в старую яму.

– И не может выбраться? Брегир, он не сможет выбраться сам? – Сольгерд обеспокоенно на него оглянулась. – Брегир?

– Такие ямы делались как раз с этой целью. Чтобы зверь не смог из неё выбраться.

– И что же теперь будет с медвежонком? Он погибнет там? А мать? Подожди, останови коня!

Брегир не обращал внимания на её вопросы, и Сольгерд попыталась отобрать у него поводья или хотя бы соскочить с седла. Не вышло ни того, ни другого.

– Брегир! – воскликнула она, в бессильном возмущении пихнув его кулачком в плечо.

– Что? Что ты от меня хочешь?

– Разве мы им не поможем?

– Кому – диким медведям?!

– Матери и малышу, попавшим в беду! Брегир, мы не можем их бросить!

Он закатил глаза и тяжко вздохнул.

– И как ты это себе представляешь? Мать задерёт нас раньше, чем я успею спуститься в яму.

– Не задерёт! Ей нужна помощь, и если она поймёт, что мы можем ей помочь…

– Это медведь, Сольгерд! Он, представь себе, не знает, что есть на завтрак глупых цесаревен неприлично!

Сольгерд обиженно надулась и замолкла, но ненадолго.

– У моего отца были волкодавы. Огромные свирепые псы. Мне запрещали даже близко подходить к псарне, но я сбегала от нянек и подолгу пряталась среди своих мохнатых друзей. Однажды один из них заболел. Он никого не подпускал к себе, огрызался, не брал еду, и никто из псарей не смог дать ему лекарство. А у меня получилось. Они же всё понимают и чувствуют! Нужно просто уметь с ними разговаривать.

– Это не собака, это медведь.

– И что? Он чем-то хуже? Не заслужил помощи? Поставь себя на его место – хорошо ли?

Брегир резко натянул поводья, остановил лошадь и развернул Сольгерд за плечи, заглянув в её глаза.

– Даже если ты – великая заклинательница медведей и способна уговорить любого из них на что угодно… – Он запнулся, сбился с мысли, тяжело вздохнул. – Пойми, медведь – опасный и непредсказуемый зверь. Я не смогу защитить тебя, когда полезу в яму, а ты останешься там, с ним. Я не буду так рисковать.

– И не надо! – воодушевилась Сольгерд, почувствовав, что Брегир дал слабину в их споре. – Ты спустишь меня в яму на верёвке, я привяжу к ней медвежонка, и ты вытащишь его наверх. А потом и меня. Что скажешь?

То, что сейчас хотелось сказать Брегиру, произносить при девушках не стоило. Поэтому он промолчал.

– Пожалуйста, позволь мне попробовать поговорить с ней! Ну пожалуйста! – не отставала Сольгерд. – Обещаю, мы бросим эту затею, если медведица будет угрожать нам. Но она просит о помощи, ты же её слышал! Неужели ты сможешь вот так просто уехать? И потом спокойно спать? Я – нет!

– Ладно, – сдался Брегир, мысленно проклиная себя, старую Келлехерд, упрямую цесаревну и этих, леший их дери, медведей. – Но медведица должна уйти с поляны, иначе мы не будем доставать медвежонка.

Вернувшись, они нашли медведицу на прежнем месте. Она поднялась на задние лапы по ту сторону поляны. Сольгерд сделала осторожный шаг из-под деревьев, Брегир, обнажив меч, держался чуть впереди. Медведица внимательно на них смотрела.

– Может, ты уберёшь меч, он её пугает! – прошептала Сольгерд, но Брегир ей даже не ответил.

Ещё шаг. И ещё. Медведица по-прежнему смотрит, стоя на задних лапах.

– Здравствуй! Меня зовут Сольгерд, – заговорила цесаревна тихим, баюкающим голосом, – а это – Брегир. Он хороший, ты не смотри, что такой грозный. – Ещё три медленных шага. – Мы хотим тебе помочь. Твой малыш попал в беду, да? Он упал в яму и не может выбраться. А у тебя не получается помочь ему.

Ещё несколько шагов.

– Сольгерд, слишком близко! – едва слышно прошептал Брегир.

– Ш-ш-ш, – отозвалась она, не отрывая взгляд от медведя. – У тебя не получается, потому что нет верёвки. А у нас она есть.

Медведица медленно опустилась на все четыре лапы, цесаревна сделала ещё шаг и оказалась на краю охотничьей ямы, медведица на противоположной стороне тихонько заворчала, и со дна ловушки ей ответил медвежонок.

– Сольгерд, отойди от края!

– У нас есть верёвка, и мы можем вытащить твоего малыша. Позволь нам помочь, хорошо? Отойди, пожалуйста, подальше.

Медведица беспокойно заходила из стороны в сторону по краю ямы. Сольгерд продолжала убеждать её уйти к деревьям, но та лишь отошла на пару шагов.

– Всё, Сольгерд, ты попробовала. Не получилось. Мы уходим.

И тут земля под ногами цесаревны осыпалась, и та скатилась на дно ловушки. Медведица и Брегир одновременно бросились к яме, каждый со своей стороны.

– Сольгерд?

– Всё хорошо, – отозвалась та.

Её голос был слишком весёлым и довольным, чтобы поверить в случайность падения.

– Раз уж я всё равно здесь, кидай верёвку, я привяжу медвежонка!

Проклятая цесаревна! Брегир с облегчением перевёл дух, не понимая, злится он на неё или рад, что она не пострадала. Он осмотрелся в поисках медведицы. Из-за ближайшей к поляне ёлки робко торчал медвежий нос. Она ушла, как её и просили, и смиренно ждала, когда помогут её малышу.

***

Небо в просвете листьев тронули ранние сумерки.

Сольгерд пробиралась сквозь кусты в поиске наиболее уединённого места, оставив Брегира ждать её у лошади и, конечно, не придав значения его запрету уходить далеко. Да и вовсе не далеко это! Отодвинув очередную пышную ветку, она вдруг увидела маленький огонёк, похожий на светлячка, маячивший так близко от неё, что можно было поймать рукой, если изловчиться. Следом появился ещё один. И ещё.

– Лесные огни, – прозвучал в голове голос старой Келлехерд, – так лесной принц выбирает себе суженую. Находит девушку, особенную, самую лучшую, в которую влюбляется без памяти.

– Влюбляется… – едва слышно выдохнула Сольгерд.

– И посылает ей лесные огни. Если она пойдёт за ними, окажется в его царстве и станет королевой.

– А потом что?

– А потом будет самой счастливой на свете.

– Самой счастливой…

– Конечно, ведь она – жена лесного принца, который многим лучше человеческих мужчин!

– Многим лучше…

– Особенно Таерина, который тебя никогда не полюбит.

– Никогда…

– Ведь ты бледна и чересчур худа, а разве такие нравятся местным королевичам? Разве ты не хочешь быть особенной для своего избранника? Самой прекрасной, самой любимой?

– Любимой…

– Смотри, лесной принц уже полюбил тебя, он выбрал тебя, а не союз, выгодный его королевству.

– Меня…

– Так иди же к нему, иди скорее, и будь счастлива!

– Сольгерд! Стой, Сольгерд! – словно из-под толщи воды донёсся ещё один, смутно знакомый голос. – Проклятая цесаревна!

– Не слушай. Твой охранник – простой человек, он ничего не понимает, он не знает, как хорошо тебе будет в царстве лесного принца. Иди, дитятко, не оборачивайся!

– Сольгерд! Посмотри на меня, Сольгерд!

– Ещё шаг, ещё чуть-чуть осталось, дитятко, давай же!

– Сольгерд! Дрянная девка, не слушай их!

А дальше следовало такое выражение, что цесаревну будто кипятком ошпарило от возмущения, она попыталась резко обернуться на кричавшего ей в спину Брегира и поняла, что не может пошевелиться. Лесные огни, за которыми она шла, мигнули и погасли, и Сольгерд обнаружила себя по грудь в трясине, так обманчиво похожей на лесную поляну. Волна паники захлестнула её с головой, и Сольгерд не смогла даже закричать.

– Не двигайся, я тебя вытащу!

Голос Брегира был совсем близко. По плечу хлестнула верёвка, завязанная на конце петлёй.

– Просунь одну руку в петлю и держись обеими руками за верёвку очень крепко, поняла? Готова? Пошёл!

Сольгерд умудрилась зайти слишком далеко. Брегиру пришлось подползти поближе, чтобы добросить до неё конец верёвки. Другой верёвкой он был привязан к оставленному на безопасном расстоянии от трясины коню, который и вытащил их обоих из топи.

Вся грязная и насквозь промокшая, Сольгерд повалилась на твёрдую землю, захлёбываясь рыданиями. От холода и пережитого ужаса её била крупная дрожь. Брегир, мрачный, как ночная чаща, стоял рядом, опустив голову и уперев руки в бёдра.

– Прости меня, пожалуйста! – пролепетала цесаревна, подняв на него мокрые глаза со слипшимися стрелочками ресниц.

Пытаясь утереть слёзы, она лишь размазала по лицу болотную грязь. – Прости меня, пожалуйста, я так виновата! – и она заплакала ещё горше, даже не пытаясь оправдаться.

И что-то будто надломилось у Брегира в груди, и злость его на цесаревну сдуло, словно дым от курительной трубки. Он знал, как умеют заманивать в трясину болотные огни, и противостоять им способен далеко не каждый. Особенно, если не готов столкнуться с подобным. Сам виноват, нужно было пройти с ней, убедиться в безопасности и только потом оставить. Он протянул ей руку.

– Пойдём, нам нужно найти ручей. И развести костёр.

К тому времени, как они добрались до ручья, уже стемнело. Болотная грязь коркой засыхала на платье, волосах и коже и напоминала ощущения от бесстыдного и хищного взгляда Рейслава. Сольгерд так сильно хотела отмыться от этого мерзкого чувства, что её не смутила даже студёная ручейная вода.

Ручей оказался маленькой речкой шириной в несколько шагов и глубиной по пояс. Брегир проверил дно, оставил на траве свой плащ:

– Наденешь, когда искупаешься. И ни шагу в сторону, закончишь – сразу к костру!

Сольгерд кивнула и ступила в воду прямо в платье, сбросив лишь туфли.

– Ты в одежде собираешься мыться? – осведомился Брегир.

Сольгерд обернулась и посмотрела на него таким жалобным взглядом, что он даже не рискнул над ней подшучивать: всё ясно, по цесарскому этикету не положено. По цесарскому этикету, твёрдо вколоченному в её голову няньками и старыми девами, что занимались её воспитанием, она должна была умереть от стыда ещё вчера. Или хотя бы упасть в обморок.

– Я буду разводить костёр. За кругом костра – чернота, ничего не видно, – устало бросил он и отошёл в сторону.

Сольгерд поймала себя на том, что уверена: Брегир не сделает ничего предосудительного, но она была туго спелёнута строгостями и запретами, в которых её растили. Нянюшки осудили бы и её доверие, и, тем более, поведение.

Помявшись немного на мелководье, Сольгерд заключила договор с собственными страхами: она зашла в реку, присела по шею, и только тогда решилась снять платье. И сто раз об этом пожалела: выпутываться из ткани в воде оказалось гораздо сложнее и дольше, чем на суше, и девушка успела замёрзнуть, избавляясь от наряда.

Отмывшись от болотной грязи и неумело прополоскав платье, она на цыпочках просеменила к оставленному плащу и завернулась в тёплую ткань. Плащ пах Брегиром: лесом, костром, железными монетками и чем-то похожим на медвежью шкуру, которая лежала дома перед креслом отца.

До подбородка закутавшись в плащ, Сольгерд села к костру. Хотела протянуть ладони к огню, но испугалась, что ткань может соскользнуть с её голых плеч, а она не успеет её подхватить. Брегир протянул ей флягу с вином и порцию лепёшек, а потом высыпал что-то ей на колени. По яркому, солнечному запаху Сольгерд сразу узнала дикую малину.

– Где ты её взял? – восторженно выдохнула она.

Брегир лениво улыбнулся и неопределённо кивнул на кусты позади себя. Глаза Сольгерд светились искренним изумлением и благодарностью, и сердце Брегира, поросшее за эти годы репьём да лебедой так густо, что он сам уже начал сомневаться в его существовании, согрелось волной тепла и… нежности.

Сольгерд, пригревшись под плащом и разомлев от вина, свернулась калачиком, положила под щёку ещё хранящую малиновый запах ладонь и очень быстро уснула. Ей снились лесные поляны, полные ягод, и большие звери, чутко дремавшие у её ног. Их мохнатые белые головы доверчиво покоились на её коленях. А по ту сторону костра Брегир следил задумчивым взглядом за причудливым танцем огненных отблесков на изгибах её чёрных, как ночное небо, локонов.

***

– К ночи мы будем на границе королевств, – сказал Брегир около полудня. – Лес закончится, и полдня пути будут поля и деревни, их там слишком много, чтобы обойти, не встретив людей. Сегодня праздник Вершины лета, жители будут всю ночь веселиться, поэтому мы заночуем в лесу, а на рассвете, когда они разбредутся по домам, продолжим путь. Если до полудня достигнем Большого Бора, к утру будем в замке принца Таерина.

Сольгерд непроизвольно поёжилась: из-за всех приключений, свалившихся на её голову, она даже не думала о том, что станет, когда они наконец достигнут цели своего путешествия. Ей казалось, что путь окажется бесконечно долгим, и рядом всегда будет спокойный и сосредоточенный Брегир. Уставший и молчаливый, хмурый, словно ноябрьские сумерки, он сможет защитить её от любых опасностей.

А потом перед её внутренним взором предстал принц и неизбежное замужество. Цесаревна не знала, как он выглядит, но воображение рисовало образ малопривлекательный и удручающий. А ведь ей с ним жить всю оставшуюся жизнь! Ей придётся терпеть его прикосновения, делить с ним ложе! Сольгерд вздрогнула всем телом от омерзения. Остаток дневного перехода она молчала, угнетённая невесёлыми мыслями.

На ночной привал им пришлось остановиться раньше, чем обычно: из-за деревьев доносились громкие голоса и звонкий смех. Деревенские девки и парни складывали на лесной поляне большой костёр и готовились плясать вокруг него всю ночь. Они бы не пошли слишком глубоко в лес, значит, деревня была поблизости, и там, конечно же, тоже собирались праздновать, но уже люди постарше да малые дети. Путникам следовало переждать на безопасном расстоянии. Наверняка Рейслав позаботился, чтобы о похищении цесаревны знала каждая гусеница на капустном листе, и их могли узнать.

Ночь была ясная и тёплая, лёгкий ветерок доносил до Сольгерд музыку и обрывки весёлых выкриков с далёкой поляны. Сегодня ей не спалось.

– Можно я посмотрю? Ну одним глазком? Брегир? Можно?

Она никогда не видела деревенских праздников. То, что происходило во дворце, праздниками назвать было сложно. Во всяком случае – Брегиру. Он помнил тяжёлые и душные туалеты дам, мужчин, утянутых в узкие камзолы, церемонные реверансы, натянутые улыбки, строгие правила за столом. Вычурные танцы, па которых были столь сложны и витиеваты, что вряд ли могли доставить напыщенным танцорам удовольствие.

То ли дело – весёлые крестьянские застолья и пляски у костра под скрипку, где никто не буравит тебя взглядом в надежде уловить неправильный наклон головы или изгиб руки. А дальше – дальше для неё будет всё точно так же, только придирчивого внимания будет больше, чем в отчем доме, а любви – меньше. Брегир мрачно вздохнул: это была негодная мысль, но… За кругом костра темно и ничего не видно. Особенно если тебя скрывают деревья.

***

– Какие странные у них танцы! – с восторгом прошептала Сольгерд, выглядывая из-за молодой еловой поросли. – Во дворце танцоры только и могут коснуться кончиков пальцев друг друга на расстоянии двух вытянутых рук, а тут они стоят почти вплотную! А таких быстрых хороводов у нас совсем не бывает, – цесаревна хихикнула, – нянюшки бы сказали, что это непристойно!

Молодые парни и девки, взявшись за руки, водили хоровод вокруг костра под весёлую мелодию двух скрипачей. У некоторых на щиколотках или подолах были привязаны бубенчики, вызванивающие ритм танца. А когда скрипачи играли протяжную песню, танцующие разбивались на пары, девушки опускали руки на плечи парням, а парни поддерживали их за талию и кружили, кружили!..

– Зато шаги совсем простые, – заметила Сольгерд. – Раз-два-три, четыре! – Она с лёгкостью повторила движение танцующих и тихонько рассмеялась. – А ты умеешь танцевать?

Брегир сидел, привалившись спиной к вековому дереву, положив локти на согнутые колени. Посасывая травинку, он подумал, что не стоило сегодня давать цесаревне вина на ужин – ночь-то тёплая, и так не замёрзла бы.

– Когда-то умел, – неохотно отозвался он.

– Вот так? – кивнула она на освещённую костром поляну.

– Вот так, – согласился он.

– Брегир, – позвала Сольгерд, подойдя чуть ближе, – потанцуй со мной. Пожалуйста!

Кто-нибудь из её воспитательниц сказал бы на это, что она совсем стыд потеряла. Но сейчас их мнение для Сольгерд стало вдруг смешным и неважным. За последние пару недель она лишилась всего: отца, дома, королевства, надежд на счастливое будущее… И сейчас ей хотелось танцевать. Вот так, как эти простые и счастливые люди, хотя бы один раз в жизни. Голова немножко кружилась от выпитого вина и пронзительных запахов летней ночи, Брегир смотрел на неё молча и как-то странно, но когда она умоляюще потянула его за рукав, и он будто бы нехотя поднялся с земли, она поняла: он не откажет.

Это было слишком глупо и неуместно даже для неё, а уж для него – и подавно. Но Сольгерд впервые казалась счастливой и одновременно ранимой, а Брегир не нашёл повода отказать ей так, чтобы не обидеть. Он поднялся на ноги и старался не думать, что уступает лишь потому, что хочет её порадовать. Он просто не нашёл подходящего предлога для отказа.

Скрипка заиграла красивую печальную мелодию, и Сольгерд на миг стушевалась, но потом шагнула ближе и положила руки Брегиру на плечи.

Они танцевали, и Сольгерд всё ближе льнула к нему, сама этого не замечая. На душе было нестерпимо грустно и сладко одновременно. Странно, что именно в каких-то страшных обстоятельствах случаются наиболее счастливые моменты. А может, именно такие обстоятельства и учат ценить даже самое маленькое счастье?

Сердце Сольгерд сжималось от боли потерь недавнего прошлого и ужаса перед грядущим, но сейчас, в эту самую секунду, она была счастлива. Так счастлива, как никогда раньше. Она прильнула к Брегиру и положила голову ему на плечо.

– Я не хочу быть его женой, – прошептала она.

Брегир вздохнул, ему нечем было её утешить.

– Я знаю, у меня нет выбора, но… может, он сам не захочет жениться на мне? Он принц, может выбрать любую. Зачем ему некрасивая жена?

Брегир не сразу понял, что она имеет в виду. Ну конечно! Опять нянюшки, причитавшие из-за непохожести черноволосой, белокожей, изящной девочки с изумрудными глазами на привычных голубоглазых светлокудрых красавиц с пышными формами. Глусун задери этих старых дурёх!

– У него будет самая красивая жена, и он поймёт это, как только тебя увидит, – сказал он, но цесаревна этого словно не услышала.

– Отец всегда говорил мне, что я смогу выбрать того, кого полюблю, – продолжила Сольгерд. – А теперь мне придётся полюбить того, кто выбрал меня. А если я не смогу?

– Сможешь, – чуть помолчав, мягко сказал Брегир. – О нём говорят много хорошего. И он вроде бы недурён собой…

Он хотел успокоить Сольгерд, сказать, что всё будет хорошо. Но не вымолвил больше ни слова. Потому что не смог убедить в этом даже себя. Он держал её в кольце своих рук, вдыхал русалочий аромат её волос, и в груди щемило желание прикоснуться к ним губами.