Чужая звезда Бетельгейзе

Наконец кусты с мясистыми листьями закончились, они перестали попадаться на глаза, и Захария немного воспрянул духом.

– Ты прав, – Грэм внезапно остановился, – наш поход не имеет смысла.

– Чего вдруг? – удивился Захария.

– Так мы можем блуждать до бесконечности, нам нужен проводник.

– Кто-то четвертый? – забеспокоилась Кара, ей не особенно хотелось расширять компанию.

– Нет, «проводник» это своеобразное состояние, когда происходит единение духа с окружающей нас средой. Я прощупаю, просмотрю все здесь в считанные минуты и смогу понять, есть здесь хоть что-то отдаленно похожее на колокола или их звучание.

– Чего ты раньше так не сделал? – удивилась Кара.

– Сам не знаю. Я будто спал, ничего толком не соображал, просто шел, словно меня гнали. А сейчас я готов попробовать вступить в контакт с сумеречной Альхеной.

– Мы, пожалуй, отойдем подальше в сторонку.

Захария всерьез опасался, что во время контакта в округе не останется ни одной живой души, будь то человек или огонь.

 * * *

Вторую ночь Титрус не мог заснуть, ничего не помогало: ни застольные беседы с членами Сената, после коих он спокойно засыпал с ощущением полноценно прожитого дня, ни бокал вина, выпитый после горячей ванны, ни прогулка перед сном. Тревога за Грэма постепенно перерастала в навязчивое предчувствие какой-то всеобщей беды. В комнатах стало тесно и душно, Титрус накинул мантию, наспех застегнул крепления и вышел из своих покоев. Он не видел определенной цели пути, просто нечто гнало его по прохладным коридорам с улетающими во тьму потолками, с редкими все еще горевшими светильниками, чьи нервные огненные отблески метались по каменным стенам. Проходя мимо покоев Апреля, Титрус решил завернуть к нему. Долго стучал, но ответа не получил. Решив, что Апрель куда-то вышел ненадолго, он приоткрыл дверь – в покоях Сенаторов они не запирались, и вошел.

– Апрель! Ты не спишь?

Он спросил это на всякий случай, сон у первого Сенатора был чуткий, он сразу бы проснулся, как только приоткрылась дверь. Удостоверившись, что его и вправду нет, Титрус решил подождать. Не зажигая светильников, он присел в кресло у окна и вытянул ноги. Тихо, тихо… будто за окнами ничего не бытовало, кроме бездонного ночного неба с бесшумными дорогами звезд.

 * * *

Захария бежал, покуда не обнаружил глубокую яму с торчащими из стен черными корнями. Деревьев не было, а корни были. Он прыгнул в яму, следом полетела Кара.

– Давай! – крикнул Захария и упал на дно.

Буквально в следующую минуту в воздухе возникло напряжение и стало расти с каждым мгновением. Упругие волны расходились как от эпицентра взрыва, стало трудно, почти невозможно дышать.

– Что он делает? – прошептала Кара, борясь с желанием подняться на поверхность и посмотреть на Грэма.

– Сжигает кислород… – перед глазами Захарии поплыли разноцветные круги.

– Зачем?

– Да просто так, – рассердился юноша, – зачем он нужен? Давай я тебе всё позже объясню, если не задохнусь, конечно!

 * * *

Сидя в темноте и тишине, Титрус слушал прерывистое биение своего сердца – в последнее время оно что-то совсем разладилось: то гнало как безумное, то еле прослушивалось. Кроме этого рваного биения ничто не тревожило тишину. Внезапно раздался какой-то тихий щелчок, и в стене напротив приоткрылась дверь. Резанула полоска света. Показался высокий силуэт, в котором Титрус безошибочно признал Апреля – тот застегивал крепления мантии. Титрус почувствовал себя крайне неловко, будто тайком пробрался в чужую спальню. Ощутив присутствие постороннего, Апрель замер, вглядываясь в темноту.

– Кто здесь? Ты, Титрус?

– Да, – откашлялся старик, – извини, что…

Апрель скрылся на мгновение за потайной дверью и вынес светильник. От него быстро зажег напольные подсвечники. Когда посветлело, никакого намека на дверь уже не было – только стена и зеркало на ней.

– Извини, что зашел в твое отсутствие, – Титрус неловко выбрался из кресла. – Никак не могу уснуть, измучался совсем.

– Ничего страшного, – Апрель улыбнулся тонкой, ничего не значащей улыбкой. – Хочешь, вместе отужинаем?

Титрус не хотел, но согласился.

– Сейчас позову кого-нибудь.

В дверях он остановился, обернулся и, глядя на Титруса глазами так похожими на подкрашенный лед, произнес:

– Я очень тебя прошу, не говори никому об этой двери. Там нет ничего интересного, просто пара комнат, где я могу побыть один.

– Конечно, конечно, – поспешно закивал Титрус, все еще чувствуя себя крайне неловко.

* * *

– Можно выходить!

– Наконец-то, – пробормотал Захария, поднимаясь со дна ямы.

Пламя Кары потускнело, она едва двигалась.

– Если хочешь, садись мне на плечо.

Она благодарно согласилась.

– Не обожжешь?

– Нет, – ее голос был еле слышен.

Пламя Кары и впрямь не обжигало, Захария ощутил лишь тепло, как от разгоряченной человеческой ладони. Юноша побрел к Грэму, стараясь реже вдыхать и выдыхать. Пахло чем-то тоскливо-холодным, такой холодок обычно ощущаешь под сердцем в часы отчаяния. Захария знал, что это такое, – восстанавливалась структура воздуха, поврежденная Грэмом. Любой другой человек непременно бы погиб от малейшего изменения в окружающей среде, но только не Захария с Грэмом. Грэм устраивал и не такие вещи, тренируя в компаньоне выносливость, а в себе силу.

– Ну, что?

Серые глаза Грэма были все еще потемневшими до черноты, а лицо белым, с заострившимися чертами.

– Я слышал нечто странное, – медленно произнес Грэм. Тело, голос, мысли – еще плохо ему повиновались. – Похож ли звон колоколов на биение сердца?

– Не знаю, – честно признался Захария. – Может и похож.

– Видишь ли, здесь действительно есть что-то необычное, похожее на звук колоколов, как я его себе представляю, но поверх накладывается биение сердца – глухой такой, глубинный звук.

– Ты знаешь, где это находится? – Захария попробовал вдохнуть полной грудью, но закашлялся от остроты и сухости – воздух еще не пришел в норму.

– Да, но это не так уж и близко.

– Ничего, главное, узнали направление. Кара, ты как себя чувствуешь?

– Довольно хорошо, – тихо произнесла она.

Ее пламя все еще было тусклым, но уже пробивались яркие всполохи. Подобрав с земли сумку с провизией, Захария отбросил со лба упавшую черную прядь и пошел вслед за Грэмом.

 * * *

Титрус ковырял маленькой деревянной лопаткой в густом мясном месиве, щедро приправленном ароматными травами.

– Апрель, скажи откровенно, был смысл отправлять Грэма в такой опасный поход? Не могут ли эти видения быть некой наследственной болезнью?

– Не думаю, – Апрель отставил в сторону бокал с вином. – Сам посуди, будь это наследственной болезнью, то каким образом она с такой точностью прописана в древнем свитке? Здесь что-то таинственное, а все таинственное в темноте, а значит – в сумеречной Альхене.

Апрель едва удерживал зевок.

– А не могло ли это быть как раз описанием болезни? – гнул свое Титрус. – Не руководство к действию, а перечень симптомов?

– В любом случае это очень таинственная болезнь. Пусть прогуляется, лишний жизненный опыт никому не повредит.

– Это очень опасная прогулка…

– Грэм может за себя постоять.

 * * *

В зените стоял розовый Бесс. От его сияния кололо в глазах так, что закипали слезы. Пустынную каменистую местность сменили бледно-розовые травы. При ближайшем рассмотрении они оказались прозрачными, травы просто впитывали свет и принимали окраску того светила, чья очередь была восходить на мертвый небосвод. Из травяных зарослей вставали хрупкие деревца, чьи веточки с редкими бледными листьями ломались даже от легкого прикосновения. Порою попадались истлевшие скелеты неизвестных и довольно крупных животных, они мгновенно осыпались легким прахом при одной только попытке приблизиться к ним.

– Значит, тут была или даже есть жизнь, – пришел к выводу Захария, разглядывая очередной скелет, нанизанный на траву.

– А странного старика, что встретился нам, ты за признаки жизни не считаешь?

– Старик явно нездешний, мне это и без слов понятно было. Как он только сюда попал – неизвестно.

– Надо было расспросить его, – сказала Кара.

– А я не хочу знать его историю, – неподвижными глазами смотрел Грэм на ломкое деревце, проросшее сквозь пепельный череп. – Мне страшно.

Захария в изумлении уставился на него.

– Ты испугался старика?

– Не старика, его истории. Идемте дальше. Кара, поднимись повыше, посмотри, здесь где-то должно находиться большое темное сооружение, я его толком не рассмотрел, оно похоже на руины здания.

– Да? – оживился Захария. – Это интересно. У меня такое ощущение, что я на другой планете, а не на Альхене, проснулось любопытство первооткрывателя.

Он с улыбкой посмотрел на Грэма, но его лицо было отстраненным и замкнутым, словно Грэм решал в уме некую сложную головоломку. Захария понял, что все усилия хоть как-то расшевелить его ни к чему не приведут. Подняв голову, парень посмотрел на яркое огненное пятно высоко над землей. Вскоре Кара спустилась.

– Видела?

– Да, впереди, похоже, лес, а по-над верхушками виднеется какая-то странная витая крыша. Там кто-нибудь живет?

– Вроде, нет.

 * * *

Выпроводив Титруса, Апрель вернулся в свои потайные комнаты, зажег свет, присел за столик и разложил карты. Сквозь черный налет проступали изящные дамы, кавалеры и значки в уголках. На оборотной стороне всех пластинок виднелось одно и то же лицо с глазами странного разреза, непонятно было, мужское оно или женское. Очищать карты Сенатор не решился, слишком уж старыми они были, он собирался собственноручно нарисовать новые, скопировав точь-в-точь приятные рисунки.

 * * *

В прозрачных стволах струился розовый свет Бесса, он тек по полым ветвям, пытаясь проникнуть в безжизненные листья, он мерцал и подрагивал в высоких травах, пробившихся сквозь трещины в монолитных плитах широкой аллеи. Аллея вела к необычному строению, напоминавшему гигантскую завитую раковину с берега океана, разве что без верхушки, да некоторые фрагменты стен отсутствовали, обнажая внутренние перегородки.

– Зайдем? – Захарии и хотелось посмотреть, что там внутри и одновременно с этим было как-то не по себе… кто-то ведь жил здесь раньше, может и теперь живет.

– Я бы не стал, но мы все равно зайдем, таков наш проводник, путь лежит прямиком через этот дом.

Они подошли ближе, отыскивая взглядом двери или окна, но дом-ракушка предлагал гостям лишь дыры в своих стенах. Пробираясь внутрь, Захария обратил внимание на сломы стен – не камень и не дерево, судя по наслоившимся вплотную друг на друга белесым пластинам, это и впрямь была раковина.

 * * *

В сотый раз рассматривая карты, Апрель размышлял над существенной проблемой: где достать разноцветные краски? Скупым на проявление тонких чувств альхенцам чужда была живопись. Просто и ладно скроенные, они предпочитали заниматься полезной работой, далекой от искусства. По крайней мере, так было в Шенегреве, чем занимались жители окрестных городов, Апреля не интересовало. Искать краски по всей округе он тоже не собирался, – не стоило привлекать к себе лишнее внимание, это было его принципом. И Сенатор решил приготовить их сам с помощью Титруса, коему и вовсе не обязательно объяснять, что и зачем. Хотя, черные и красные цвета имелись в наличии – кровь птицы дроды, благодаря которой в Шенегреве вообще существовала письменность. Из мягкой белой древесины изготовлялись тончайшие пластины, при помощи острой железной палочки на нее наносились, выцарапывались письмена, а после пластину смачивали кровью дроды, разбавленной специальной жидкостью, не позволяющей крови сворачиваться. В бороздках текста крови скапливалось больше и надпись получалась черной, а сама пластина, быстро высыхая, приобретала светло красный оттенок. По такому же принципу Апрель решил изготовить и карты – просто вырезать рисунки на древесных пластинах.

Сложив карты в стопочку, он встал из-за стола и прошел в соседнюю комнату, сплошь заставленную зеркалами. Осторожно передвигаясь, чтобы случайно ничего не задеть, Апрель продолжил свою тонкую работу, ею он занимался вот уже несколько лет. Меняя углы наклона зеркал на доли градуса, он кропотливо изменял коридоры. Взгляду эти изменения даже не были видны, но они имели большое значение, крошечный поворот – и в конце прозрачного хвоста могла возникнуть долгожданная зыбкая дымка. Любой другой на его месте давно бы уже в ярости перебил зеркала, но только не он. Апрель обладал железным терпением. И оно, как правило, вознаграждалось.

 * * *

Бесс нехотя уступал место зеленому Медиуму, растворяясь в вечных темно-серых сумерках. Лучи нового светила вслепую шарили в стенах дома-ракушки, надеясь отыскать что-нибудь любопытное. Обстановка в доме сохранилась, но все предметы были такими ветхими, истлевшими, как скелеты в траве. Гости боялись прикоснуться к чему-либо, не желая быть засыпанными прахом.

– Всё бросили, когда уходили, – Захария рассматривал ложе на возвышении, к спальному месту вели пять крутых ступеней.

– Может, отсюда никто и не уходил, – осматривался Грэм. – Не удивлюсь, если наткнемся на скелеты жильцов.

– Как они жили в сумерках? – поинтересовалась Кара, она взлетела повыше, освещая пространство. – Разве можно селиться в таком месте?

– От одних этих светил с ума сойти можно, – кивнул Захария. – Главное, привыкнуть к их приторному свету никак не могу, да и глаза постоянно слезятся. Я был бы рад даже полной темноте, но нет, светила сменяют друг друга как на посту. Грэм, ты куда?

Парень медленно поднимался по ступеням к монументальному ложу.

– Прилягу ненадолго, опять сон наваливается.

– Эта древность сейчас рассыплется под тобой.

Грэм не ответил. Движения его замедлились, будто сон уже наступил, лицо стало пустым и отрешенным. Он присел на край, огромная кровать отчаянно заскрипела, но выстояла. Грэм лег, вытягиваясь, и мгновенно отключился.

– Давно это с ним происходит? – Кара подлетела к окаменевшему лицу юноши.

– Да, но сначала он проваливался редко, в последнее время происходит чаще.

– А что это?

– Неизвестно. Выйдем отсюда на воздух.

Шагнув в пролом, Захария очутился у торца дома, следом вылетела Кара. Здесь ничего не росло, а почва шла крупными волнами, будто некогда тут протекал водоем с сильнейшим течением.

– Гляди, что там такое? – Захария прикрыл ладонью глаза от настырных зеленоватых лучей.

– Сейчас посмотрим.

Кара взлетела повыше, освещая путь. В десятке шагов из земляных волн торчала завитая верхушка гигантской ракушки. По темно-серым шершавым бокам змеились зеленоватые полосы, кое-где еще сохранились остатки перламутра.

– Ничего себе, – Захария обернулся посмотреть на дом, – значит, это и впрямь раковина. Ты представляешь, какой здесь должен быть водоем, чтобы в нем жили такие ракушки? А какие моллюски таскали эти домики? Фантазии не хватает, честное слово.

Захария осторожно присел на гладкий бок раковины, он был таким теплым, будто его согревали лучи безучастного Медиума.

– Захария, – Кара парила рядом, рассматривая округу, – ты говорил, что вырос вместе с Грэмом.

– Да.

– Почему же вы ведете себя так, будто вчера познакомились? Вы будто совсем чужие друг другу.

– Видишь ли, Грэм непростой человек, у него и судьба непростая и предназначение. По-настоящему он открыт только со своими наставниками Титрусом и Апрелем, а я просто рядом. Как статуя в углу. Нужен – достали, не нужен – поставили обратно, – Захария усмехнулся. – Единственное, когда я ощущаю, что мы вместе, это парные бои, совместные тренировки с лучшими воинами Шенегрева. Нашу пару еще никому не удавалось одолеть, мы будто мысли друг друга читаем – ни одной ошибки. Когда бой заканчивается, мы снова расходимся, он по своим делам, а я в свой угол.

– Странно… за столько лет вы не смогли подружиться?

– Я смог, – снова усмехнулся Захария, – а он нет.

– То, что он представил мне тебя своим слугой, тебя не задело? Ты ему прислуживаешь?

– Нет, не прислуживаю, а как представляет – это его дело, не мог же он представить меня своим другом, я не являюсь таковым.

– А твои родители? Где они?

– Компаньона Грэму выбирали из сирот, компаньон не должен распыляться ни на какие другие чувства, кроме преданности будущему правителю.

Повисла неловкая пауза. Кара жалела, что затеяла этот разговор, а по виду Захарии можно было подумать, что ему безразлично. И совсем не больно.

 * * *

Густо-малиновый рассвет тёк сквозь облачные прорехи. С самого утра поднялся ветер. Апрель не любил ветер, казалось, его порывы нарушают размеренное течение мыслей, вносят хаос в построение идей. Сенатор так и не ложился, не представляя, как можно спать с ощущением близости развязки. Апрель предчувствовал успех своего дела. Но сначала – пластины, тончайшие пластины одинакового размера. Пятьдесят две штуки.

 * * *

Кто-то опять забыл взять черную материю и плотно обернуть ею лицо, снова Грэм увидал нечто дрожащее, красное, больное, готовое лопнуть или взорваться. Сквозь эту, нагоняющую тошноту субстанцию, вновь проступило лицо с диковинным разрезом глаз. Его зрачки, как и прежде, заслоняла розоватая дымка, но она почти рассеялась, и Грэм подумал, что сейчас, вот сейчас он увидит, что там, в этих глазах. Ему этого хотелось до острой, саднящей боли где-то под сердцем, одновременно с этим в душе противно выл страх.

 * * *

Захария с Карой вернулись в дом-ракушку. Грэм все еще спал. Захария снял с себя ремни креплений заплечных мечей, положил оружие на пол рядом с собой и присел на край ступеньки.

– Тебе не холодно?

– Мне никак.

– Захария, хочу извиниться, что начала весь этот разговор…

– Ерунда. Забудь.

Парень расчесал пятерней блестящие черные волосы, посмотрел на Кару и улыбнулся ей. Она неуверенно улыбнулась в ответ.

Вскоре очнулся Грэм. Он с трудом стал подниматься с кровати, будто тело ему не повиновалось.

– Тебе помочь? – привстал Захария.

– Не надо, я сам.

– Что тебе снилось? Ведь снилось же, да?

– Да, – нехотя ответил Грэм. Он массировал виски, тер лоб и морщился, словно от боли. – Не уверен, что это сон, но одна мерзость сменила другую, колокола исчезли, зато появилось чье-то странное лицо – не пойму, человек это или вообще зверь. Проступает сквозь какую-то вареную кровь и смотрит на меня. Глаз не вижу за туманом, но знаю, что смотрит.

–В следующий раз, – сказала Кара, – спроси, кто он и чего хочет, быть может, он или оно пытается выйти с тобой на контакт, возможно, ему что-то требуется от тебя.

– Что ему может от меня потребоваться? – Грэм встал на ноги и потянулся. – Я никому ничего не могу дать.

– Зато ты можешь отобрать.

– Кто это сказал? – Грэм смотрел то на Кару, то на Захарию.

– Что?

– Вот только что, кто это сказал?

– Да что же? Что?

– «Зато ты можешь отобрать».

Кара с Захарией переглянулись.

– Мы не говорили, – осторожно заметил Захария и быстро поднял с пола мечи.

– Но вы это слышали?

– Нет, – ответила Кара. – А какой был голос, мужской или женский?

– Средний.

– Так, надо всем успокоиться, – оружие вернулось на привычное место, и Захария почувствовал себя увереннее. – Никто кроме тебя этого не слышал, так что возможно, фраза была остатком твоего сновидения, только и всего.

Как ни странно, это объяснение успокоило Грэма, видимо, его успокоило бы любое объяснение, лишь бы оно появилось.

– Идемте дальше.

И он первым покинул дом. Грэм шел, не обращая внимания ни на земляные волны, ни на торчащие из них гигантские раковины. Чуть позади держался Захария. Он привычно посматривал по сторонам, готовый, если что, отразить любую опасность. У его левого плеча летела Кара.

 * * *

Поднявшись с рассветом, Титрус ополоснул лицо и принялся причесывать, приглаживать волнистые волосы. Кудри у мужчин считались неприличным явлением, такая прическа больше подобала девушкам. Титрус стеснялся своих волос и пытался отрастить их подлиннее, чтобы разглаживать, забирая в хвост, но они росли плохо и торчали в разные стороны. Смазав их вязким соком ягоды фузеи, Титрус подождал, пока он застынет, и еще раз зачесал волосы назад. Наконец-то пряди легли как надо, пара почти незаметных волн не мешали.

Как только Титрус облачился в сенатские одежды, в дверь тихонько постучали. Вошел Апрель. Он был свеж и чем-то озабочен.

– Прекрасное утро, – улыбнулся Титрус, трогая свои волосы, – замечательное время для прогулки.

– Мне не до прогулок. – Апрель подошел к окну и посмотрел на истекающее рассветом небо. – Одолевает тоска в последнее время.

– Это плохая еда со скверным вином, – уверенно заявил Титрус. – Они и впрямь стали никудышными, хочу распорядиться о смене всех наших поваров и виноделов.

– Да нет…

– Как нет? Мясо жесткое, вино слишком кислое, овощи или переварены или недожарены, фрукты и ягоды сорваны зелеными или переспевшими. Кого хочешь тоска одолеет.

– Титрус, еда тут ни при чем. Я просто не могу найти себе занятия, вот и пришлось придумать презабавнейшую игру. Как раз для нас двоих.

– Интересно, – Титрус тоже подошел к окну и встал рядом с Апрелем. – И что за игра?

– Сама по себе она проста и увлекательна, но для нее кое-что необходимо.

– Что?

– Краски, цветные краски.

– Где ж их взять? У нас два цвета – черный да красный.

– Надо что-то придумать, жаль, если пропадет такая забава. Давай позавтракаем и поразмыслим, что можно придумать. Согласен?

– Разумеется.

 * * *

Откуда они появились, никто не успел заметить. Бесшумно, будто сгустки сумерек, возникли странные создания с мохнатыми сильными лапами и острыми рыбьими гребнями на спинах. Их нелепые клыкастые морды болтались на шеях, будто хребты чудищ кто-то перебил, на боках подрагивали недоразвитые крылья, по земле волочились шипастые хвосты. От неожиданности Кара вскрикнула и взлетела ввысь. Грэм с Захарией долго не раздумывали. Они встали спина к спине , оглядывая смыкающийся круг. Не делая резких движений, Грэм вытянул из пояса цепь, а Захария извлек из кожаных чехлов мечи. Отполированные до блеска руками хозяина рукояти обоюдоострых клинков привычно устроились в ладонях. Болтающиеся головы приближались.

– Чего вы ждете?! – воскликнула Кара.

Это словно послужил приказом к нападению, и чудовища прыгнули, причем все одновременно, будто хорошо выдрессированные. Заухала цепь, засвистели клинки, во все стороны полетели головы, тяжело стали падать изуродованные тела.

– Куда вы, дети ада? – услышал вдруг Грэм голос. Это без сомнения был голос старика с белыми глазами. – Куда вы?..

Грэм замер, разом позабыв обо всем на свете, цепь упала. Он огляделся в поисках старика.

– Ты чего?! – крикнул Захария.

Но Грэм не реагировал.

– Я помогу тебе! – крикнула Кара. Она выплюнула тонкую струйку огня, но от этого загорелась лишь пара монстров.

Для следующего огненного плевка Каре требовалось накопить сил. Теперь Захарии приходилось отбиваться и от чудищ, и защищать Грэма, – тот стоял неподвижно, лишь смотрел по сторонам остывшими, погасшими глазами. Мечи гудели, от скорости вращения они сделались практически невидимыми. Захария опасался задеть Грэма, ведь ему приходилось буквально кружить вокруг него, отбиваясь от никак не редеющего кольца – откуда брались всё новые и новые создания, Захария не успевал заметить.

– Сядь, Грэм! Сядь! – пытался докричаться до него Захария. – Опустись вниз!

Грэм стоял, как заговоренный.

– Сядь же на землю! – Кара снова плюнула огнем. – Он голову тебе снесёт!

Бесполезно. Грэм не слышал.

 * * *

– Надо поговорить с красильщиками, – осенило Титруса. – Они же красят ткани в разные цвета, наверное, можно нанести такую краску и на пластины.

– Конечно, – Апрель смотрел на него, подперев подбородок ладонью, – и как только мне это самому в голову не пришло?

– Бывает, – Титрус разминал лопаткой вареные овощи. – Ты чего не ешь?

– И вправду гадость. Раньше ел и не замечал, теперь заметил. Поваров следует прогнать немедленно.

 * * *

Грэм очнулся так же внезапно, как и застыл. Он посмотрел по сторонам с неким недоумением, будто не понимал, что происходит. Через секунду парень окончательно пришел в себя, и цепь снова ожила в его руках. Втроем вместе с Карой дело закончили быстро, вспыхнули последние монстры, и все кончилось. Разбросанные тела на глазах превращались в хрупкие пепельные скелеты, точно такими же были унизаны прозрачные травы. Захария смахнул пот со лба, вынул из кармана плотную тряпицу и принялся очищать лезвия мечей от грязно-желтой крови и налипших клоков шерсти. В его душе боролись беспокойство за Грэма и злость на него. Бросить оружие, не закончив боя, подвергнув смертельной опасности своего партнера – это ни в какие разумные рамки не вмещалось. Отшвырнув цепь, Грэм сел на землю и обхватил голову руками. Кара спустилась ниже, свет ее был тусклым, она потеряла много сил. Все трое молчали.