Басурманин. Крылья каарганов

Кухарка переменилась в лице, а потом плюнула в сердцах:

– Тьфу на неё, невесту эту. Видал бы ты её, боярин. Стан стройный, косища, что моя рука, по полам волочится, ни дать ни взять княгиня… Пока на личико-то не взглянешь.

– Ой, и не говори! – зашептал старший стольник, вывернувший из-за угла с подносом. – Носище, что клюв у птицы – огромный! И горб…

– У невесты? – изумился Дамир.

Кухарка рассмеялась:

– Ох, и горазд ты шутки сказывать, боярин Далемир! Ох и горазд! У носа горб. У носа…

И, забрав у стольника поднос, хохоча и похрюкивая, кухарка отправилась в поварню.

– Чего боярин желает? – склонился перед ним стольник.

– Князя сыскать, – гоня от себя тяжкие думы, пробубнил Дамир.

– Так он токмо к полуденной трапезе будет.

– А где же он есть?

– Дык к свадьбе готовится. Поутру свадьба-то!

– Поутру? Как так? – удивился Дамир.

– А чего ждать-то? Невесту чай для того сюда и привезли. Гости до бездорожника32 поспешат разъехаться. А то потом морозы крепкие вдарят, белым покровом землицу укроет и на телегах не проехать. Эх, боярин! Завтрева веселье рекой побежит! Увидишь, как на Руси гуляют. У тебя, поди, такого не было, в басурмании твоей?

– Не было, – растерянно ответил Дамир и, борясь с подкатившим к горлу жгучим чувством неминуемо надвигающейся беды, медленно побрёл из терема прочь.

Княжеский двор гудел. Народу набилось, что на шумное торжище в ярмарочный день. Ратники и служки доставали из повозок сундуки и короба. Матроны, мамки да няньки в цветастых ярких сарафанах и массивных, расшитых жемчугами киках гомонили так, что заглушали лошадей.

– Ох, и намаялись мы с невестою!

Услышал Дамир за спиной голос боярина Вледимудра Круточива. Тот стоял под лестницей в терем с воеводою и сотником, косясь на свадебное посольство, жаловался:

– Всю дорогу от Мурома изводила жалобами. То шибко быстро поехали. То медленно тащимся. То домишко для ночлега не тот. То каравай остыл. Ох, и хлебнём мы лиха с такою княгинею.

Побродив по двору, Дамир вернулся в терем.

– Медку не желаешь, боярин? – услыхал он голос старшего стольника за спиной. – Ах, вкусен медок! Ах, хорош!

Дамир отмахнулся от него и отправился в свои покои.

Когда шёл мимо трапезной, вновь увидал боярина Велимудра в окружении бояр и посольских. Сбавив шаг, он прислушался к разговору. Гости шумно обсуждали невесту:

– Где же ты, Велимудр Крутович, это чудо заморское сыскал? – посмеиваясь, расспрашивали они молодого боярина.

– Неужто покрасивши не смог найти невесту?

– Князь-то у нас пригожий, ладный. И княгиня ему под стать надобна.

– А эта? Всем хороша девка. Да личиком не вышла.

– Басурманский хан и то попригожее будет!

Гости захохотали, веселясь шутке, но увидав Дамира, разом притихли.

– Ты пошто в дверях стоишь, боярин Далемир! Проходи, чай не в гостях! – позвал его Велимудр. – Налейте-ка мёду боярину!

Стольники засуетились и кинулись к столу. Дамир оглядел посольских и, нехотя вошёл.

– Садись! – звал его Велимудр, хлопая по лавке рядом с собой.

Гости, порядком приложившиеся к мёду, вновь загомонили, обсуждая прелести невесты. А Дамир, присев с боярином, лишь пригубил поставленный перед ним кубок.

– Тебя князь перед обеденной трапезой в покоях своих ждать будет, – склонившись к самому уху, прошептал Велимудр.

Дамир покосился на него, но ничего не ответил. Только отпил ещё глоток и поставил кубок на стол.

– Невеста! Невеста идёт! – послышалось от дверей.

Гости повскакивали с мест и кинулись смотреть.

– Самое время, пока все красавицей любуются… – потянул его за руку Велимудр. – Ступай.

Дамир внимательно посмотрел на молодого боярина, помедлил, да и пошёл к маленькой двери, ведущей в переход к лестнице, что спускалась аккурат к поварне. Выйдя из трапезной, он, сам того не желая, взглянул в переход.

Статная девица шла мимо с высоко поднятой головой. Во взгляде – ни тени смущения. Походка – госпожи. Свита – как при дворе персидского шаха, с уродцами и прочими прихлебателями. По правую руку от невесты гордо вышагивал гонец муромского князя Жадан. И что забыл он рядом с ней? По левую руку семенила хромая уродливая и горбатая карлица с улыбкой, больше похожей на оскал гиены. А следом, несмолкаемая толпа разодетых мамок-нянек и муромских матрон галдела о том, как же хороша их невестушка.

– Ах, ты волочайка беспутная! – услыхал Дамир уже знакомый возглас кухарки за спиной. – И чем тут князь прельстился? У ней же всё лицо в саже33. Ещё и браслет с бирюзой подарил. Тьфу, безсоромница34!

Взглянув на руку невесты, Дамир вспомнил о подаренном поутру перстне. Так вот, что значил сей подарок! Он уже слыхал, что браслет дарят невесте, ежели принимают такой, какая есть. Но откуда Влада знала о кровавом перстне, с которым в его народе передают избраннику самого себя до последнего дня жизни? Кто поведал ей об том?

Взглянув на перстень, он поспешил в княжеские покои.

***

Служка распахнул двери покоев, и Дарина вплыла в просторную светлицу. Гомонящие мамки, няньки да матроны ввалились следом, наполнив покои гвалтом. Распахнув сундуки и короба, они принялись доставать оттуда наряды, украшения, утварь, оглашая хвалебными возгласами каждую вещицу.

– Прочь подите! Оголтелые! – гаркнула на них Дарина.

Притихнув, бабы попятились к дверям.

– Далече собрался? – остановила она Жадана, когда он вслед за бабами собирался выйти из покоев. – Сказ к тебе есть.

Прикрыв за мамками-няньками двери, Жадан опустил запоры, приблизился и, обхватив Дарину, притянул к себе.

– Сказывай, лапушка!

– Поди разведай, что за басурман у трапезной был. Откуда он тут взялся, кто таков будет.

– Нет в том нужды, лапушка. Полюбовник женишка твоего сей басурманский хан. В терему живёт. Боярином Далемиром кличется. Запросто в покои княжеские входит. Сказывают, голос в думе имеет. Бояре и воевода его слушаются. Во всём, что стражи и дружины касаемо с ним советуются.

Дарина отпихнула от себя Жадана:

– Как меня винить, так на речи не скупился дядюшка. А в мужья мне бабу выбрал. Да ещё и венец княжеский ей на голову надел.

– Верно сказываешь, лапушка! Баба та с виду скромница. Под платьем мужским хоронится, а с басурманом лихим воловодится.

– Ты откель про то прознал? Кто поведал, али сам видал?

– Сам видал, сам слыхал всё, лапушка. Как взор с хана не сводит за трапезой, как по ночи хан в покои княжеские пробирается, как до зори ласками одаривает. Вот и теперь он в покои пошёл.

Дарина схватила со стола кубок с питьём и швырнула в дальний угол.

– Благодарствую, дядюшка! Ох, и выбрал в мужья ты мне князюшку! Обещал бабу, да поведать забыл, что при ней басурманский хан состоит. И округа небось слухом полнится, что правитель в Рязани охальник срамной. Кабы знали они! Князь-то и того хуже – баба!

– Не возьму в толк печали твоей. Нам-то с того токмо выгода, – схватил её в охапку Жадан. – Коли баба-князь с ханом ночи проводить станет, стало быть, и нам раздолье. Да и мне спокойне́й, коли рядом я.

– Так-то оно так, Жаданушка! Токмо править в Рязани я́ желаю.

– Как же то устроить, лапушка?

– Делай, что велю, и всё сладится.

– Что удумала ты, моя сладкая? Смуту какую, али ещё чего?

Дарина топнула ножкой, подбежала к столу и с размаху, всё, что было на нём, сбросила вниз, огласив покои жутким грохотом.

– Цыц ты, голдень беспутный! Языком метёшь, что баба подолом, – шикнула на него Дарина и, повернувшись в дальний угол, позвала. – Сида!

Из вороха тряпья, сваленного в углу, выбралась горбатая карлица.

– Раздобыла, чего я велела?

Карлица уселась посреди светлицы на пол, без стеснения задрала юбки и извлекла из прицепленного к поясу передника кожаный мешочек.

– Да ты что, лапушка! В уме ли ты, голубушка? Неужто бабу-князя со свету извести возжелала? Есть пути понадёжней этого…

Дарина зыркнула на него и зашипела:

– Молчи, окаянный! Молчи!

И повернувшись к карлице, зашептала:

– Сказывай, Сида, что делать станешь?

Карлица посмотрела на неё, подобрала юбки, вскочила на короткие ножки и забубнила:

– Перетру травки, в медок кину. Князю ночью испить поднесёшь. Как пригубит постылый из кубка, так себя потеряет. Позабудет про матушку. Не схочет. Не вскочит. Не взглянет. То, что есть на сердце, всё открой ему. Согласится со всем, примет сказанное. Токмо много пить не дозволяй ему. Коли лишнего хватит и вовсе поутру в землю ляжет.

– Нешто ты её погубить удумала, лапушка? – испуганно глядя на двери, зашептал Жадан. – Кто поверит в кончину безвременную?

– Да не стану травить я её, не печалься ты. Коли послы, что на празднество съехались не поставят под двери нам послухов, то и страшиться нечего. Посидим по-бабьи, поохаем. Нонче же пусть она уверует, что я ей не вражина последняя. А как стерпится, так и сладится. А ты вот об чём поразмысли, – теребя платочек, Дарина заходила по светлице взад-вперёд, а карлица ковыляла за ней следом, держась за юбку. – Кабы хан тот чего не удумал. Не мешался бы под ногами, не спутал дорожки.

– Не спутает, лапушка! – ухмыльнулся Жадан. – Он и шагу из терема не ступит. Тут князь-бабу свою дожидаться станет.

***

Оглядевшись по сторонам, Дамир распахнул двери и вошёл в светлицу. Владелина поднялась ему навстречу.

– Стосковался я, княгиня моя, – обнимая Владу, прошептал Дамир.

Она слегка улыбнулась, увидав перстень на его руке, на миг прижалась к груди любимого, но, тут же отпрянула, ничего не ответив.

– Извелась, гляжу! Истомилась! Так ты только скажи – тут же всё разладится, – стараясь казаться спокойным, говорил Дамир.

– Даже думать не смей об том. Не желаю, чтоб ты в сие путался.

Владелина выглядела встревоженной, смотрела с недоверием. Он всегда страшился этого взгляда. Что если разлюбила? Что если не верит больше? Что если прочь прогонит с глаз?

– Да не смотри на меня, как сыч, – не выдержав, прошипел Дамир, сцепил зубы и отошёл к оконцу.

Но тут же пожалел о содеянном. Видел же невесту. И сам бы на такую не глянул. А уж княгине его она и подавно без надобности. Ругая себя за то, что не сдержался, он тяжело вздохнул и посмотрел на Владелину.

– Не сердись! Неужто решила, я тайное супротив тебя замышляю?

– Я не сержусь, – одними губами улыбнулась Владелина.

– Ты вели, я зелья сонного принесу. Каплю карлице, каплю Жадану-смутьяну, каплю Дарине-распутнице – будут спать, аки дети малые.

Он подошёл к Владе, взял за плечи и притянул к себе.

– Для тебя, моя княгиня, всё сделаю, что ни пожелаешь.

Дамир запнулся. То, что обдумывал с прошлого дня, давалось тяжело. Слова застревали в горле, жгли язык.

– Коли велишь, цельную седмицу Дарину опаивать стану. Буду входить к ней, покуда не понесёт.

Владелина замерла и уставилась на него непонимающим взглядом:

– Как ты помыслить об том посмел? Нет!

Она упёрлась ему руками в грудь, вырвалась из крепких объятий и отвернулась.

– Князю Рязанскому наследник надобен. Сама ведаешь, отчего батюшка твой на подмену решился.

– Нет… Даже думать об том не смей! – тряся головой, она спрятала лицо в ладони.

Дамира словно хлыстом по спине ударили, столь невыносимо было смотреть на терзания любимой. Он сделал шаг, другой…

– Влада! – Дамир схватил княжну за плечи и, прижав к себе, зашептал. – Не желаю я того. Постылая она. Да только ты сказывала, батюшка твой всё решил. Что с князем муромским обо всём сговорено. А о наследнике они подумали?

Владелина развернулась к нему. В глазах блестели слезинки:

– Не желаю я, чтобы ты с ней ложе делил. Даже ради престола Рязанского жертву эту не приму. Не от тебя! Да и есть у Дарины уже сынок. Его́ князь муромский мне в наследники выбрал.

– Ох, княгиня моя, и тягостное бремя взвалила ты на плечи свои! Боюсь, не по силам тебе оно.

Дамир легонько коснулся губами щеки. За дверью послышались шаги и окрики.

– Князь-то где? Не видали? – служки бегали по терему в поисках правителя.

– Утрись, князь! Негоже тебе, Владислав Мстиславович, слёзы бабские лить… Не теперь! Успеется ещё!

Влада молча кивнула и прильнула к его груди. Обняв любимую, Дамир крепко прижал её к себе. В двери застучали и Влада, вытирая рукавом всё ещё влажные глаза, отстранилась от Дамира:

– Опосля поговорим. Недосуг теперь. Только дай мне слово верное, что без ведома моего не ступишь в покои её.

– Без твоего слова не посмею, княгиня моя. В том клянусь.

Она хотела уйти, но Дамир притянул её к себе. Рука змеёй опустилась по спине и обвила стан.

– Ты́ люба мне. И другая, как бы ни была хороша, не глянется прелестями своими. А за тебя, княгиня моя, и жизни не пожалею.

Дамир коснулся влажных солоноватых губ и ощутил, как по её спине пробежала дрожь.

– Князь-то где? Сыщите князя! – послышались возгласы снаружи и в двери опять принялись стучать.

– Схоронись, чтобы тебя не приметили в моих покоях, – услыхал Дамир её тихий, ровный голос.

Отстранившись, она распрямилась, высоко подняв голову – статная, спокойная, холодная – КНЯЗЬ!

***

До темна терем сотрясали гомон, смех и шумливые речи посольских. Кругом царила суета. Из трапезной доносились звуки гуслей и жалеек. Служки бегали по переходам и лестницам, доставляя гостям кушанья. Огромные подносы с жареными гусями и утками водружались на середину стола. Их тут же хватали, разрывали на куски и жадно поглощали, сбрасывая кости под стол. Дух сдобных хлебов и пирогов с рыбой, зайчатиной, грибами, из поварни долетал в трапезную, обволакивал, дурманил и дразнил, заставляя поглядывать на двери всякий раз, когда там появлялись стольники. Тарелки и миски с выпечкой пустели сразу, как их ставили на стол рядом с мочёными яблочками и солёными грибочками, и служки бежали в поварню за очередным подносом с выпечкой.

Мёд сытный и питный лились рекой и к ночи гости уже с трудом выбирались из-за стола, а кто и вовсе, развалясь на лавке, храпел и похрюкивал, под оглушительный хохот тех, у кого ещё оставались силы веселиться.

Ни Владелина, ни Дамир, ни княжеская невеста на том пиру так и появились.

Дарина с самого приезда не выходила из светлицы. Оттуда доносились по первой смех и песни. К ночи они сменились, положенным по такому случаю, воем и причитаниями мамок и нянек. А когда всё стихло и гости разошлись, из покоев выскользнула низкорослая скрюченная тень. Проковыляла по переходу и скрылась в темноте, промелькнув в узком проёме между стеной и лестницей. Напугав подвыпившего гостя, который развалился прямо на скамье возле думных палат, тень юркнула в ещё один переход. Крадучись и прижимаясь к стенам, она подобралась к массивным дверям, ведущим в княжеские покои, прижалась к узкой щели и, словно, растворилась. Сливаясь с тёмным углом, тень вслушивалась и всматривалась в то, что происходило по ту сторону.

Жадные поцелуи, обжигая, касаясь разгорячённой, истосковавшейся по ласкам плоти, отдавались во всём теле волнующей дрожью. Жаркие объятья ни на миг не выпускали её: всё крепче прижимая, сдавливая, причиняя такую сладкую и такую трепетную боль. Растворяясь в томительной неге, прижимаясь к пышущему жару любимого, Влада уже не сдерживалась. В тусклом свете почти погасшей светильни она видела бешеный блеск его глаз, слышала яростный стук в его груди. Наслаждаясь сильным телом Дамира, она обвила руками шею и коснулась пересохших губ нежным поцелуем, поймав глухой протяжный стон.

Лишь только прокричали первые петухи, скрюченная тень отделилась от стены. Неслышно ступая, пробралась по переходам в другой конец терема и исчезла в покоях княжеской невесты.

– Будь подле меня, не отходи, – прошептала Влада засыпая.

– Я не оставлю тебя, княгиня моя, – Дамир крепче прижал к себе любимую. – Спи…

…Яростный стук в двери выдернул из сна так стремительно, что подскочив, Дамир выхватил из-под подушки кинжал. Оглядевшись, успокоился. В залитых светом покоях, кроме них – никого. Он посмотрел на ложе. Влада спокойно спала. Вернув кинжал под подушку, он аккуратно, стараясь не разбудить любимую, присел рядом.

– Княже! Проснись! Пора! – настойчивый окрик служки и стук не́ дали насладиться утренней тишиной.

– Влада! – коснувшись лёгким поцелуем волос, позвал Дамир.

Она вздрогнула и раскрыла глаза.

Стук повторился.

– Не отходи от меня, – Владелина умоляюще заглянула ему в лицо.

– В том не сомневайся.

Он обнял её и, прижимая к ложу, вытянулся рядом, обжигая лицо и шею жаркими прикосновениями губ.

И вновь гулкий стук в двери разорвал тишину:

– Княже! Проснись! – послышался из-за дверей басовитый окрик Яра Велигоровича. – Пора!

– Пора!..

Эхом повторила Владелина, притянула Дамира к себе, коснулась его губ невесомым поцелуем и, легонько оттолкнув, поднялась.

– Скройся до поры. А как выйду из покоев, обожди чуток и ступай следом.

– Всё сделаю, как велишь, – соскочив с ложа, он прижал к себе любимую и прошептал. – А пожелаешь, так и свадьбе той не бывать. Враз всё закончится, только скажи.

Владелина замерла и, наслаждаясь объятиями, положила голову ему на плечо.

В двери снова отчаянно постучали.

– Обожди в палатах! Позже явишься, – решительно отстранившись, она обдала его спокойным, пронизывающим взглядом и, притворив за собой дверь, пошла в светлицу открывать.

Пока суетливые служки одевали князя к торжеству, Дамир, нервно расхаживал в дальних покоях. Изредка до его слуха доносились возгласы и тихие речи. Он слышал голоса Яра Велигоровича, Артемия Силыча и даже молодого боярина Велемудра.

Вскорости всё стихло. Подождав для верности ещё немного, Дамир поправил расшитые шелковыми и золотыми нитями одежды, пристегнул усыпанную каменьями саблю, некогда подаренную Джамбулатом, и вышел в светлицу. У дверей остановился, прислушался и потянул ручку. Массивные дубовые двери оказались запертыми. Дамир дёрнул ещё раз, и ещё.

Ярость огненными всполохами обожгла лицо.

– Кня-же! – закричал он и принялся, что было сил стучать.

Снаружи было тихо. Никто не спешил отпереть двери и выпустить его. Дамир бросился назад. Огляделся. В трапезной имелась маленькая боковая дверь. В думных палатах тоже. Он метался по княжеским покоям, осматривая стены в поисках потайного хода. Страх неизбежного раскалённым клинком врезался в плоть, обжигал, разрывал нутро, заставляя кровоточить и без того истерзанное тяжкими думами тело.

Не найдя двери, он бросился к оконцам. Но те крохотные, что открывались, были слишком малы. Дамир кинулся к дверям и вновь принялся отчаянно колотить в них кулаками и кричать. Но снаружи ему отвечала всё та же зловещая тишина.

Отчаявшись исполнить обещанное, он замер посреди светлицы. Положив обе руки на грудь, Дамир принялся читать заговорные слова, чувствуя, как врастают в пол ноги, как наливается тяжестью голова, как выкручивает и клонит к земле тело.

Ударившись и распахнув оконце, в светлицу влетела сорванная с дерева ветка и упала у его ног. Дамир опустил руки. Со двора доносились шум, гам, смех и радостные трели жалеек.

Бросившись к окну, он увидел посреди двора Владелину и накрытую покровом Дарину с княжеским венцом на голове.

Дамир кинулся к дверям. Но едва коснулся тяжёлых створок, те распахнулись, словно уходя их забыли прикрыть.

Он выбежал из княжеских покоев и помчался в трапезную, где говорливые и веселящиеся гости уже рассаживались за столы.

***

Шумное пиршество тяготило Дамира. И хотя рядом с ним за столом сидели Борич и Силыч, их вид скорее пугал гостей. Посадили за стол басурманина и стражу при нём!

– Я в покои пойду, – Дамир тронул воеводу за плечо.

Силыч, до того споривший с сотником о том, какое копьё в ближнем бою лучше – длинное или короткое Византийское, повернулся к нему, заглянул в лицо и кивнул:

– Ежели совсем невмоготу станет, в кузню сходи. Огонь враз все думы тяжкие выжжет.

Дамир кивнул и встал. Бросив украдкой взгляд на молодых, ему стало совсем тоскливо. Отчего-то рядом с княжеским столом суетился муромский гонец Жадан, словно своих стольников недоставало. Княгиня Дарина не выглядела смущённой, как то полагалось невесте. А вот князь Владислав, напротив, был удручён и тих.

Дамиру стало жалко Владу. Отвернувшись, чтобы не смотреть на страдания любимой, он вышел из трапезной и огляделся. С виду пустынные переходы тонули в темноте, но по стенам нет-нет да и скакали замысловатые тени. Привыкший к вольной жизни, он не жаловал давящую тесноту просторного терема, и оставался в его стенах только ради Владелины.

– Боярин Далемир, подь сюда!

Шумно дыша хмельным, из трапезной вывалился Магута и, схватив Дамира под локоть, увлёк в тёмный угол.

– Тебя на весь терем слыхать, Яр Велигорович! Не укроешься! А впредь, не подкрадывайся ко мне со спины. Я ещё не разучился жить в степи, – зло зашипел на него Дамир, отходя в сторону от дверей.

– Что ты! Что ты! И в мыслях худого не было! – отдёргивая руку, зашептал боярин. – Беда у нас, хан!

Дамир схватился за кинжал, когда из трапезной, шумно гомоня, появились матроны.

– В опочивальне всё готово? Пора уж молодых провожать!

– Мёду! Мёду отнесть не забудьте!

– Перинки-то пух-пухом!

– Да послухов35, послухов позвать надобно!

– А где боярин? Куда подевался Яр Велигорович? Пора уж!

Дамир подхватил Магуту под руку и, увлёк за угол. Распахнув двери думных палат, втолкнул туда боярина и, войдя следом, опустил запоры.

– Сказывай, что стряслось, да поживей! Тебя уж на пиршество требуют.

– Беда, хан! – тяжело дыша и отдуваясь запричитал боярин. – Черниговские увериться желают, что всё чин чином станется. Мамки да няньки послухов к дверям опочивальни повели. Поутру придут увериться, что княгиня непорченой была. А невеста-то у нас с изъяном. Да и жених, ведомо кто… Делать-то чего? Нам ещё хулы недоставало!

– Ты же сказывал, всё сговорено? Решённым дело звал.

– Дык сговорено всё с князем Му́ромским. Кто же знал, что с Чернигова явятся, да увериться порешат, что де брак по закону справлен. Начнут сказывать князь не справился. Сраму не оберёшься. Пойдёт молва, да рты-то всем не прикроешь. Ой, хула! Ой, злословие!

– Чего аки баба голосишь, боярин? Об том думать полагалось, когда вы с князем Мстиславом свадьбу сею затевали, одну девицу за другую сватали. Сказывал – быть беде. Не послушали! А теперь, коли тайное откроется, в сго́воре князей обвинят супротив Черни́гова. И тогда не то, что поношения не избегнуть – престола лишатся и рязанский князь, и муромский.

– Так я и сказываю – беда! Делать-то чего?

Ярость нахлынула жарким пламенем. Дамир смерил боярина гневным взглядом и принялся осматривать думные покои. На столе стояла братина и кубки. Видать служка забыл убрать после встречи послов. Подойдя к столу, Дамир взял один, поставил перед собой, выхватил из-за пояса кинжал и, резанув по руке, сжал кулак. Тонкая алая струйка побежала в кубок.

Дамир посмотрел на боярина. Того замутило.

– Снесёшь в опочивальню, – глядя на его мучения, усмехнулся Дамир. – Да как молодых провожать станешь, князю куда поставишь шепнуть ни забудь. Хмель в голове бродит, как я погляжу, а, Яр Велигорович?

– Ой, нет, хан, уже не бродит! – кривясь и отворачиваясь, чтобы не смотреть, пробурчал боярин.

– Да неужто тебя от крови мутит, а?

Дамир убрал кинжал и приложил здоровую руку к груди. Он видел, с каким страхом Яр Велигорович взял кубок. Отперев двери, Дамир кивнул в коридор:

– Заждались поди! Обыскались! Снеси поскорее, покуда не пришёл никто.

И не взглянув на боярина, пошёл к трапезной.

Увидав басурманина, матроны закричали, завизжали, да и бросились врассыпную кто куда. Ухмыльнувшись, Дамир постоял у дверей, искоса поглядывая на шумное веселье, да и пошёл к себе.

***

Чем темнее становилось за оконцами, тем сильнее пробирала дрожь. Владелина посматривала на гостей и видила лишь хмельные ухмылки. Пиво и мёд лились рекой, одни угощения сменяли другие. Но она и кусочка бы проглотить не смогла. Да и не подобало молодым.

Влада украдкой взглянула на Дарину. Та смотрела на другой край стола. Оглядев гостей, Влада искала Дамира, но его отчего-то не было. Она помнила, что видела его рядом с Артемием Силычем. Но воевода – вот он, сидит и о чём-то спорит с Боричом, а хана нет.

– Пора, гости дорогие! – вошёл в трапезную Яр Велигорович. – Пора проводить молодых в опочивальню. После до зари гулять станем. Мёда, пирогов вдоволь!

Гости зашумели, повскакали с мест. Боярин Яр Велигорович принял из рук стольника поднос с кувшином мёда и кубками, кряхтя поклонился молодым:

– Извольте идти почивать, князь со княгинею!

Послы муромского князя подхватили молодых под руки и под пьяные смешки и шуточки повели в опочивальню.