«Сибирские заметки» чиновника и сочинителя Ипполита Канарского в обработке М. Владимирского

Итак, вроде бы, картина прояснилась: до 1804 г. Канарский, согласно его утверждению, служил в московских сенатских учреждениях, в 1804–1805 гг. он находился в Петербурге, ожидая нового назначения, обещанного ему высокопоставленным придворным, в 1806–1809 гг. – на службе в Вологодской губернии, в 1810 г. – при А.А. Аракчееве, а в 1811 г. началась его служба в Иркутске.

«Все врут календари»!

Произведя все эти расчеты, естественно было сверить полученные данные с данными адрес-календарей. Однако выяснилось, что последние эту информацию не только не подтверждают, но категорически опровергают! Так, в адрес-календарях на 1807–1810 гг., т.е. в период, предшествовавший назначению в Иркутск, мы обнаруживаем нашего героя совсем не там, где можно было бы ожидать, а среди служащих Императорской Академии художеств: «при исправл. письм. дел губ. секр. Ипполит Канарский»26. Среди же чиновников Вологодской губернии Канарский, напротив, не значится!

Некоторым утешением служит то, что адрес-календари позволяют реконструировать некоторые вехи жизненного пути Канарского и после описываемых в его «Заметках» событий. С 1813 г., когда он покинул Иркутск, его имя исчезает с их страниц почти на 10 лет и вновь появляется в 1823 г.: с этого времени Ипполит Иванович, уже в чине надворного советника и с орденом Св. Владимира 4-й степени на груди, оказывается правителем канцелярии Комиссии о сооружении в Москве Храма во имя Христа Спасителя27. Служба эта продолжалась до 1827 г., когда Комиссия была упразднена, и именно тогда, если верить публикации Щукина, он написал свои «Сибирские заметки».

Часть вторая, содержащая сведения о подлинной жизни Ипполита Канарского, чиновника и сочинителя

Известные генеалогические справочники не содержат родословной благородного рода Канарских, хотя в XIX в. отдельные представители этой фамилии (по-видимому, польского происхождения) были занесены в родословные книги некоторых губерний. Не упоминается эта фамилия и в именных указателях к хранящемуся в РГАДА фонду Герольдмейстерской конторы, где аккумулировались сведения обо всех служащих дворянах Российской империи. Сведения об Ипполите Канарском обнаружились, однако, в изданных в 2010 г. О.Н. Наумовым ранее не публиковавшихся родословных росписях московского дворянства, составленных Л.М. Савеловым. Из них выясняется, что по просьбе нашего героя в 1840 г. он был записан в III часть родословной книги Московской губернии: «I поколение. 1. Ипполит Иван., из об.-оф. детей, р. 1782, студ. Мск. унив., в служ. с 1802, отст. колл. сов. 1840, орд. св. Влад. 4 1822. Ж. Елизавета Абрам. II поколение. 2/1. Александр Ипполит., р. 20 окт. 1828. 3/1. Леонид Ипполит., р. 23 июня 1832»28.

Итак, во-первых, выясняется, что автор «Сибирских заметок» родился в 1782 г., т.е. по меньшей мере на три года раньше, чем можно предполагать по их тексту. Во-вторых, он учился в Московском университете, что некоторым образом объясняет его склонность к литературному творчеству. В-третьих, Канарский отнюдь не был дворянином по рождению. Однако, вступив в службу в 1802 г. он уже в 1805 г. имел чин губернского секретаря, т.е. XII класса. Во время службы в Сибири, т.е. к 1811 г., он был уже коллежским асессором (VIII класс), в 1822 г. был награжден орденом и в 1823 г. был надворным советником (VII класс), а вышел в отставку коллежским советником (VI класс). Также наш мемуарист был женат и имел двух сыновей.

Раз Канарский с семейством были занесены в родословную книгу, значит, его послужной список должен находиться в материалах Департамента Герольдии, хранящихся в Российском государственном историческом архиве. И действительно, такой список там был обнаружен29. На нем значится, что это копия с оригинала 1826 г., выданная из Комиссии по построению Храма Христа Спасителя. В списке значится:

«к[оллежский] с[оветник] и орд[ена] 4-й степени Св[ятого] Владимира кав[алер]. Ипполит Иванов сын Канарский, 44 лет, правитель канцелярии

из обер-офицерских детей

родового имения нет, благоприобретенное: имеет 4-х дворовых человек, за женой имения нет.

26.5.1802 в службу вступил из учеников Имп[ераторского] Моск[овского] университета к делам Вятского гражд[анского] губернатора и причислен к казенной палате с чином губ[ернского] рег[истратора].

8.9.1802 по Имен[ному] Выс[очайшему] указу произведен в кол[лежские] рег[истраторы].

2.4.1804 в Вятскую градскую полицию в частные приставы.

март 1805 по прошению переведен Правительствующего Сената в 7-й деп[артамент].

13.6.1805 из коего по прошению уволен в Имп[ераторскую] академию художеств в архивариусы

17.6.1805 протоколистом

31.12.1805 произведен губ[ернским] cекр[етарем].

31.12.1808 ‒ кол[лежский] cекр[етарь].

июнь 1810 уволен из А[кадемии] Х[удожеств] по прошению для определения в штат Сибирского ген[ерал]-губернатора

19.6.1810 в кол[лежский]. aс[ессор].

15.6.1811 командирован в Иркутск и определен в оном асессором обеих экспедиций

прикомандирован к исправлению в губернском правлении должности советника, где находился с 16 июня 1811 по 29 марта 1813

13.3.1812 поручен в заведование приказ общественного призрения

24.3.1814 прикомандирован к исправлению должности заседателя совестного суда

27.6.1814 утвержден в настоящие заседатели

по прошению уволен от службы за болезнью 12.8.1814

27.1.1815 поступил в канцелярию статс-секретаря Молчанова

2.5.1815 по Имен[ному] Выс[очайшем] указу произведен в надв[орные]. сов[етники].

11.11.1815 уволен для определения к другим делам

По Выс[очайшему] повелению 6.4.1819 причислен к Министерству духовных дел и для приискивания материалов на сооружение Храма во имя Христа Спасителя в Москве

23.11.1820 определен в Комиссию сооружения Храма в правителя канцелярии с оставлением при прежнем поручении

по определению Комиссии исправлял должность советника с 14.5.1821 по 7.5.1824

по определению Комиссии за отъездом директора строения и экономической части в С-Петербург возложены на него обязанности по экономической части и исполнял вместо его в оной с 25 июня по 14 ноября 1821

22.8.1822 награжден орденом Св. Владимира 4-й степени

за выслугу лет по Выс[очайшему] указу, данному П[равительствующему] С[енату] сего 1826 года генваря в 19-й день награжден чином кол[лежского]. cов[етника] с старш[инством] выслуги о чем объявлено в Московских ведомостях сего года 17 февраля в 14-м №, но за повешение же сим чином по сообщению Московской казенной палаты следующие деньги всего 292 р. 1 к. с него взысканы и отосланы куда следует – 19.1.1826

в походах, под следствием и под судом, в отпусках не был

В отставках: с 12.8.1814 по 27.11.1815, с 4.4.1819 по 6 числе без награждения

Женат. Имеет дочерей Надежду двух лет 4 мес[яцев] и Веру одного года и 4-х мес[яцев]».

Помимо этого, в деле имеются еще три важные записи:

«свидетельство… Замоскворецкого сорока Николаевской, что слывет Заяицкой, ц[еркви] 30 1828, запись № 20 20 окт. род. Александр у прихожанина кол. сов. … и законной супруги Елизаветы Абрамовой … крещен 25 числа, воспр[иемник] губ[ернский] секр[етарь] Николай Андреевич Загряжский 31 и майорская дочь девица Серафима Абрамова Баташева, св[ященник] Петр Иванов, диакон Петр Васильев».

«свидетельство… Замоскворецкого сорока Николаевской, что в Кузнецкой, ц[еркви]. 1832, запись № 20 23 июля в доме умершего кол[лежского] ас[ессора] Петра Егорова Звягина у живущего по найму кол[лежского] сов[етника] … и законной супруги Елизаветы Абрамовой родился сын Леонид, крещен того же месяца 30, воспр[иемник] отст[авной] кол[лежский] секр[етарь] Николай Андреев Загряжский и д[ействительная] с[татская] с[оветница] вдова Марья Федоровна Колосова, иерей Андрей Федоров, диакон Иоанн Перов».

«список семейства… 1840 год

Ипполит Иванов сын К[анарский] 58 лет, женат на Елизавете Абрамовне, дети Александр 11, Леонид 7, недвижимого не состоит, в Москве, кол[лежский] сов[етник] и кав[алер], в отставке».

Дела семейные

Итак, в год составления послужного списка Ипполит Канарский был счастливым отцом двух дочерей с многозначительными именами Надежда и Вера, а уже после отставки у него родились два сына. Судя по всему, в узы Гименея он попал примерно в 1822/1823 году, т.е. будучи уже вполне солидным женихом. В качестве гипотезы можно предположить, что крестная мать его старшего сына «майорская дочь девица Серафима Абрамова Баташева» – это сестра его жены, поскольку у них совпадают отчества. Проверка этой версии с помощью интернета вновь подтвердила могущество глобальной сети.

Из обнаруженной на сайте Союза возрождения родословных традиций родословной росписи Баташевых выяснилось, что Елизавета и Серафима были двумя из пяти дочерей секунд-майора Абрама Федоровича Баташева (1752–1819), который в 1786 г. купил с аукциона у купца «бумажных и полотняных фабрик содержателя» А.И. Девятнина «в Медынском уезде движимое и недвижимое имение, содержащее земли, леса, мастеровые и работные люди по учиненной в Медынском нижнем суде описи и оценке 276 душ мужского и 310 душ женского пола, а всего 586 душ», организовал там бумажно-полотняное производство и жил в сельце Юдино Медынской округи Калужской губернии. На основании Высочайшего указа 1783 г. «о возвращении в первобытное предков состояние» рода Баташевых (известен с конца XVI в.) он в 1785 г. получил из Герольдии свидетельство о дворянстве и был утвержден в дворянстве в 1789 г. Род был внесен в 6-ю часть Дворянской родословной книги Санкт-Петербургской губернии. Абрам Федорович был дважды женат и имел от обоих браков 5 сыновей и 5 дочерей. Первой его женой была умершая в 1781 г. Анна Герасимовна Сушкина, дочь тульского купца Герасима Стефановича Сушкина, второй – Елизавета Дмитриевна Немчинова, дочь московского купца 2-й гильдии Дмитрия Савельевича Немчинова. Примечательно, что Серафима Баташева, крестная мать старшего сына Канарского, оставалась девицей еще и в 1858 г. 32

Брак дочери Баташева, который сам был дважды женат на купеческих дочерях, с недворянином по происхождению, но достаточно успешным чиновником Канарским, да еще и после смерти отца, кажется вполне естественным. Очевидно также, что недвижимое имение умершего в 1819 г. секунд-майора было разделено в первую очередь между пятью его сыновьями, и потому одной из дочерей в качестве приданного достались, вероятно, лишь деньги. Возможно, на них семья обзавелась и четырьмя дворовыми. Стоит также обратить внимание на то, что трое из братьев Елизаветы Абрамовны – Иван, Федор и Николай – в разное время, как и Канарский, служили заседателями в судебных учреждениях.

Анализ данных

Итак, подведем некоторые итоги. С одной стороны, перед нами достаточно типичная карьера чиновника, достигшего дворянства службой. С другой – его восхождение по служебной лестнице вызывает некоторые вопросы. Выходец из обер-офицерских детей, студент Московского университета (неизвестно, закончил ли он курс и на каком факультете учился; если бы закончил, то должен был сразу получить чин титулярного советника), в 20 лет поступил на службу и действительно отправился в губернию В., но не в Вологодскую, как мы предполагали, а все-таки в Вятскую. Там он провел около двух лет, после чего оказался на службе в Седьмом апелляционном департаменте Правительствующего Сената, т.е. снова в Москве. Однако уже через три месяца (по собственному желанию?) он перебрался в Петербург в Академию художеств, где прослужил целых пять лет. Далее начинается его сибирская эпопея, после которой он становится заседателем совестного суда (к сожалению, неизвестно где), продержавшись, впрочем, на этом месте менее пяти месяцев. Можно предположить, что болезнь, ставшая причиной его отставки с судейской должности, была мнимой, ибо еще через пять месяцев он оказывается в канцелярии тайного советника, статс-секретаря Петра Степановича Молчанова, который находился «у принятия прошений на Высочайшее имя»33. Быстро получив тут, неизвестно за какие заслуги, чин надворного советника, он через десять месяцев был уже уволен «к другим» (каким?) делам и находился неизвестно где целых четыре года, пока не занялся делами Храма Христа Спасителя. В 1827 г. в возрасте 45 лет Канарский оказывается в отставке, пишет свои «Сибирские заметки» и через 13 лет, будучи отцом четверых детей, подает прошение о записи в родословную книгу Московской губернии.

Возникают по меньшей мере два недоуменных вопроса. Во-первых, довольно своеобразная карьерная траектория Канарского наводит на мысль о том, что, вероятно, у него действительно были какие-то высокие покровители. Во-вторых, выйти в отставку в 45 лет мог либо чиновник, который по состоянию здоровья уже никак не мог продолжать службу, либо достаточно состоятельный, способный прожить без государева жалованья. Между тем, как следует из приведенных текстов, наш герой не обладал недвижимым имением и собственными крепостными, у него не было в Москве собственного дома, не было имения у его жены, и все, чем они владели, – это четверо дворовых, то ли купленных, то ли доставшихся Канарскому в качестве приданного. И при этом у них было четверо детей, т.е. довольно многочисленное семейство, которое каким-то образом нужно было содержать. На какие же средства они жили все эти годы? Не исключено, что ответ на этот вопрос связан с его последним местом службы, ведь, как известно, Комиссия о строительстве Храма Христа Спасителя была распущена в связи с открывшейся там растратой в миллион рублей, следствием чего стала ссылка в Вятку любимца и крестника Александра I архитектора Александра (Карла-Магнуса) Витберга.

Часть третья, повествующая о службе Ипполита Канарского в Комиссии о сооружении в Москве Храма во имя Христа Спасителя, его взлете и падении

Введение во храм

Итак, с 1821 по 1827 г. Ипполит Канарский исполнял обязанности Правителя Канцелярии при строительной Комиссии Храма Христа Спасителя, который по первоначальному плану Александра Витберга должен был располагаться на Воробьевых горах. Его служебные обязанности заключались в том, чтобы «вести канцелярский порядок и смотреть, дабы каждый чиновник канцелярии производил свое дело без упущения»; «распечатывать входящие бумаги и раздавать по принадлежности»; заведовать «канцелярскими чинами и служителями, коих он распределяет по способности»; вести «приходу и расходу денежной казне настольную книгу»34. Отметим, что порекомендовал Канарского на эту должность не кто иной, как сам министр духовных дел и народного просвещения князь А.Н. Голицын35, в чьем министерстве Канарский работал с апреля 1819 г. Причем, как станет ясно из дальнейшего, о том, что комиссия будет создана, что служба в ней будет выгодной и что Голицын будет иметь непосредственное отношение к ее формированию, к этому времени уже было известно, и, значит, в министерстве Канарский появился не случайно.

Судя по всему, служба в комиссии шла весьма успешно. Уже в августе 1822 г. Канарский, как упоминалось, был пожалован орденом Св. Владимира 4-й степени. Для награждения от будущего кавалера потребовались сведения о его предшествующей карьере и семейном положении. Все свои служебные достижения он описывал довольно подробно – вплоть до указания дня поступления на каждое новое место. Единственным исключением являлся период с ноября 1815 по апрель 1819 г., в течение которого Канарский «был уволен к другим делам»36. Это загадочная формулировка кочует из документа в документ, однако, чем конкретно занимался Канарский в этот промежуток времени и на какие средства он жил, остается загадкой. Вероятно, подобная формула использовалась по отношению к чиновникам, формально остававшимся на государственной службе, не вышедшим в отставку и, соответственно, не получавшим пенсию, но при этом не определенным к конкретной должности. В сентябре 1823 г. все тот же Голицын предложил Комиссии внести имена кавалеров, состоящих в ее ведении, а значит и Канарского, в издаваемый Академией наук придворный календарь – в капитул императорских российских орденов37. В июне 1825 г. автор «Сибирских заметок» был произведен в коллежские советники, причем с немалым годовым жалованием в 3000 руб.38 Это обстоятельство вновь косвенно указывает на то, что наш герой пользовался каким-то высоким покровительством. Для сравнения заметим, что, к примеру, оклад обер-прокурора Синода в 1819 г. составлял 4000 руб., а занимавший этот пост князь П.С. Мещерский имел чин действительного статского советника.

Однако благополучию нашего героя было суждено скоро закончиться. Рескриптом Николая I от 4 мая 1826 г. был создан специальный «Искусственный Комитет» под председательством инженер-генерала К.И. Оппермана, которому надлежало выяснить, возможно ли на месте, выбранном Витбергом, т.е. на Воробьевых горах, строить храм по его проекту. В результате исследований и сделанных на их основе чертежей плана и разрезов Воробьевых гор московские специалисты пришли к выводу: «Построение великого храма на покатости Воробьевых гор принадлежит к числу невозможностей, как то доказывается произведенными испытаниями грунта; но на вершине оных находится пространная площадка, на которой можно построить огромнейшее здание»39. В том же 1826 г. из-за слухов «о беспорядках московской Комиссии сооружения храма во имя Христа Спасителя» император поручил расследование этого дела генерал-адъютанту С.С. Стрекалову40, который выявил многочисленные нарушения в работе Комиссии. В Санкт-Петербурге был создан особый следственный комитет под предводительством Оппермана41, а чиновники Комиссии были «преданы суду по высочайшему повелению, объявленному в 1827 году»42. В мае 1827 г. появился сенатский указ, в котором упоминались рескрипты императора от 16 апреля того же года, согласно которым Комиссия распускалась, а все ее имущество и чиновники поступали в распоряжение московского генерал-губернатора князя Н.Б. Юсупова43. Что касается Канарского, то он, как и ряд его коллег по Комиссии, был арестован, а его имущество описано. Началось следствие.

Странно, что в заглавии Щукинского варианта «Сибирских записок» значится 1827 г., ведь именно в это время Канарский содержался под арестом44. Впрочем, об условиях ареста нам ничего не известно, а история знает немало случаев, когда арестанты коротали время за литературным трудом, причем заточение, по-видимому, способствовало развитию их воображения, как в случае с Н.Г. Чернышевским и Н.А. Морозовым. Если верить документам, отпущен из-под ареста Канарский был лишь в 1831 г. и, судя по всему, опять же благодаря заступничеству А.Н. Голицына. В конце октября 1831 г. Голицын обратился к А.Х. Бенкедорфу и объяснил, что Канарский уже отрешен от должности и содержится под арестом с начала «производства дела»45 – и потому, согласно действию Всемилостивейшего манифеста об амнистии 1826 г., должен быть освобожден. Однако сотрудники Московской Уголовной Палаты не осмелились отпустить бывшего чиновника, и только сам Бенкендорф, ознакомившись с посланием Голицына, повелел выпустить Канарского «на поруку»46. Промежуток, во время которого Канарский якобы писал свои записки, был, таким образом, временем ареста, но никак не добровольной отставки.

Преступление и наказание

Неясно, имелась ли какая-либо связь между начавшимся расследованием и восшествием на престол императора Николая I. Однако с уверенностью можно сказать, что именно это событие в конечном счете помогло Канарскому и остальным членам Комиссии избежать наказания по всей строгости закона. Следствие, как это почти всегда происходило в подобных случаях в России того времени, продолжалось семь лет и закончилось лишь в 1835 г., когда в Департаменте гражданских и духовных дел Государственного совета было сформировано дело на более чем 500 листах47. Чтобы адекватно определить вину каждого из участников, следователи запрашивали информацию о времени их отсутствия на рабочем месте по причине командировок или болезни. За время своей службы в Комиссии Канарский всего лишь один раз побывал в командировке – в Калужской губернии с 12 мая по 16 июня 1822 г. Впрочем, он довольно часто отсутствовал на рабочем месте из-за слабого здоровья48. Например, 11 апреля 1827 г. он докладывал Комиссии: «Усилившиеся нарывы в горле, от коих лечусь с давнего времени, препятствуют мне выходить на воздух, и потому не могу явиться к должности»49. Суммарно Канарский более полугода не являлся на службу; в это время его обязанности исполняли столоначальники Богоявленский и Клочков. Они содержали бумаги в таком порядке, что один из следователей – Погодин – похвалил заместителей Канарского, отметив, что благодаря их работе расследование продвигалось очень быстро50.

Следователи максимально подробно описали все махинации членов злополучной Комиссии, смысл которых можно лаконично описать современным словом «откат». Комиссия выходила за рамки предоставленного ей бюджета и по цене выше рыночной покупала низкопробные материалы – лес, камень – для строительства храма, тогда как разница между рыночной и зарегистрированной в отчетах суммой шла в карман членам Комиссии и их сговорчивым поставщикам. Не всегда данный вид взятки переводился в денежный эквивалент. Так, отмечается, что камнем, который покупала Комиссия для храма, вымощен тротуар около дома Канарского51. Канарский в ответ на эту претензию заявлял, что он не имеет собственности ни в Москве, ни в другом месте, а живет в доме своей жены, которая и занималась благоустройством придомовой территории. По его словам, именно она «желала выстлать тротуар камнем», а потому купила около Дорогомиловского52 моста «плитняк, хоть не крепкой, но по цене выгодной»53. Заметим, что таким образом выясняется, что жена Канарского была владелицей дома в Москве. Может быть, он достался ей по наследству, а может быть, был куплен на неправедно заработанные мужем деньги, но записан на жену, и если так, то это свидетельство того, что подобная практика не была изобретением XXI в. Впоследствии дом, возможно, пришлось продать: все имущество обвиняемых, согласно приговору, было продано с торгов, а жить на что-то было нужно.

Хотя эпизод с плиткой так и не был доказан, но Канарского признали виновным54 в заключении с подрядчиками контрактов на невыгодных для казны условиях; несоблюдении установленных правил проведения закупок для казенных нужд; превышении полномочий при принятии решений на заседаниях Комиссии55. Канарский приводил различные доводы в пользу своей невиновности: он ссылался на свою длительную и беспорочную службу56, на стремление незадолго до начала следствия уйти в отставку из-за проблем со здоровьем, на характер самой занимаемой им должности (он якобы был «лицом подчиненным, не имевшим права ни останавливать постановления, ни протестовать на резолюции, принятые на заседаниях Комиссии»)57.

В итоге главным виновником был объявлен А.Л. Витберг, который вовлек своих подчиненных «в неправильные действия»58, тогда как Канарского признали чиновником слабым и неблагонадежным, не достойным впредь ни состоять на государственной службе, ни участвовать в выборах59. Любопытно, что, несмотря на все вышеперечисленные нарушения, ни в действиях Канарского, ни в действиях других членов бывшей Комиссии не было обнаружено того, что в те времена называли «лихоимством»60, т.е. прямого подкупа частными лицами государственных служащих, а это, судя по документам следствия, беспокоило власть больше, нежели незаконное обогащение за счет казны.

Открывшиеся злоупотребления членов Комиссии по строительству были совершены до издания Всемилостивейшего манифеста от 22 августа 1826 г., опубликованного в честь коронации Николая I. Этот документ, по сути, предоставлял амнистию всем чиновникам, которые находились в это время под следствием и которым не вменялись такие преступления, как смертоубийство, разбой, грабеж и лихоимство. В результате 31 декабря 1834 г. Правительствующий Сенат официально постановил всех их освободить, тогда как Канарский к этому времени, по-видимому, и так уже был на свободе.

Отметим, что в выписках из журнала гражданского департамента от марта и апреля 1835 г. сказано, что коллежскому советнику Канарскому, который «чрез долговременное нахождение под судом и арестом»61 уже понес достаточное наказание, не возбраняется вступать на службу, поскольку таким образом он сможет загладить свой прежний проступок. Однако это решение или не было учтено, или не имело силы.

Дела интимные и не только

На первый взгляд, все изложенные выше злоключения автора «Сибирских заметок», подкрепленные документальными свидетельствами, выглядят вполне достоверно. Есть, однако, по крайней мере одно обстоятельство, вызывающее недоумение. Как мы помним, младший сын Канарского родился в Москве 23 июля 1832 г. Если его отец был отпущен из-под ареста в октябре-ноябре предыдущего 1831 г., то нетрудно предположить, что воссоединившиеся после долгой разлуки супруги на радостях сразу же зачали своего последнего отпрыска. Однако их старший сын родился 20 октября 1828 г. и, если он появился на свет в срок, то был зачат не позднее января того же года, т.е. когда Канарский уже вроде бы был под арестом. Впрочем, как уже говорилось, об условиях ареста нам ничего неизвестно.