Усевшись рядом со мной и брезгливо посмотрев на змею, достал из ящика стола второй граненый стакан и вилку. Молча налил из стоящей на столе бутылки по стаканам и подал один из них мне. Так же молча чокнулся со мной и одним махом влил в себя жидкость. Я менее уверенно, но последовал его примеру. Самогон был не лучшего качества, к тому же на чем-то настоянный. Но пить вполне можно.

– У меня тут тоже есть кое-что, – полез в сумку и извлек бутылку белорусской водки.

Откупорив ее, наполнил стаканы и протянул один ему.

– Так что тут все-таки происходит?

– Я пошел в лес и попытался убить кукушку, – смотрел на меня глазами совенка, которого внезапно разбудили в полдень и сообщили весть о скоропостижной смерти Леонида Аркадьевича Якубовича.

– Убить? Кукушку? А зачем?

– Устал я. Не умолкала ни на минуту, – он стал еще больше похож на совёнка. Но теперь, помимо смерти Леонида Аркадьевича, на встопорщенные перья его обрушилось еще и известие о том, что Верка Сердючка оказалась банальным трансвеститом. – Нашел в лесу старое дерево, пораженное молнией. Сухостой уже полный. Может осина была, может еще что-то. Спилил, а там внутри дупло. А в дупле гнездо. В гнезде было яйцо.

– А в яйце иголка?

– Какая нахрен иголка?

– Как в сказке про Кащея.

– Нет, Кащея там не было. Было яйцо. Одно. Я как раз накануне читал детский журнал старый про Природу. Не помню, как называется.

– «Юный натуралист»?

– Может быть. Там как раз было написано, что дятел так гнезда делает. Решил забрать его себе и посмотреть, что выйдет.

– И что вышло?

– Вот это и вышло…

– Что «это»?

– Положил яйцо под лампу. Через три дня вылупилась какая-то птичка. Щегол, не щегол. Чиж, не чиж. То ли скворец-переросток, то ли дубонос-недоросток. Одно было ясно, что не дятел. Сидел, клюв разевал и пищал так умильно. Начал я его кормить. Жучков всяких и червячков ему ловил. Он жрал как прорва и рос быстро, хотя так и не понятно было, что за птица.

– Кукушка Мидвича, – задумчиво произнес я.

Дядя настороженно посмотрел на меня, но уточнять, что за Мидвич такой не стал. Перевел взгляд на ставню-дуршлаг и продолжил:

– Ходил за мною по дому и по двору. А потом заметил я, что он телевизор смотрит.

– В смысле, смотрит? Сам включает и смотрит?

– Да нет. Когда я смотрел, то и он наблюдал. Сядет так и то одним глазом в экран глядит, то другим. А потом стал я замечать, что когда он на заборе сидел и пел, то к нему воробьи и вороны прилетали и вокруг сидели молча. Посмотришь – прямо как концерт какой.

– А по пению, что за птица? – опять попытался я внести ясность в происхождение птички.

– Да не поймешь. Вроде как одной птицей поет, а потом вроде как другой. А временами вообще на искаженную человеческую речь похоже было. Причем на воробьев и прочую пернатую мелочь кричал он: «Чвиккеры, чвиккеры», а на ворон и галок: «Клюверры, клюверры».

– Так он еще и различал их, что ли? И кстати, а с чего вообще ты взял, что это самец?

– Да хрен его знает, но мне почему-то казалось, что это он. Начал он по всей деревне летать и прочие птицы стаями за ним. А потом стали кошки пропадать в деревне.

– И много кошек пропало?

– Все и пропали. А потом петух Степанов, попытался напасть на него. Дрянной был петух, драчливый.

– Был?

– Нашли его у Степана во дворе. Без головы и изрядно поклеванного. Степан как увидел, взбеленился и шандарахнул из ружья по сидящей на раките вороньей стае, – дядя замолчал, погрузившись в себя.

– И? – не выдержав затянувшейся паузы, поинтересовался я. – Дальше-то что было?

– Дальше? – переспросил дядя, недоумевающе посмотрев на меня. – Дальше?

Он не глядя взял бутылку и налил нам по стакану.

– Земля ему пухом. Помянем, не чокаясь, – опрокинул стакан в себя и вновь погрузился в раздумья.

– Кого помянем?

– Известно кого… Степана. Сгорел двор его той же ночью. А над пожаром птицы кружились.

– А что, у вас тут много ночных птиц?

– Выходит, что много… – опять погрузился в тяжелые думы.

Подождав минут пятнадцать, от нечего делать следя за танцующими в лазерах лучей пылинками и даже став замечать в их движении ритм некой не слышимой музыки, я решил что будет вполне вежливо продолжить столько внезапно прервавшийся разговор и вновь разлил по стаканам.

– Короче, всех тех, кто попытался уйти из деревни мы больше не видели, – очнулся от звука наполняемых стаканов дядя. – Тех, кто остался, но пытался ходить в лес – тоже больше не видели. Во всяком случае, живыми. Голова бабки Дарьи, которая затеяла после всего этого кур рубить, две недели провисела на заборе. Потом только они ее убрали.

– Они? Кто они?

– Птицы, – озвучил парящую в воздухе догадку дядя. – Так и живем теперь. Я да две бабки уцелевших. В лес не ходим, доедаем прошлогоднюю картоху. Они нас не трогают.

– А это как же? – указал я на ружье и винтовку.

– А что толку против целой стаи? Больно дробь-то с картечью поможет? От «винтаря» вообще пользы в этом деле никакой, – пожевал картофелину. – Супа хочется. Грибного, – произнес неожиданно. – А тебя кто послал сюда?

– Послал?

– Не просто так же ты вдруг о родственнике вспомнил, – усмехнулся, окидывая меня взглядом, внезапно ставшим очень цепким. – Были тут до тебя. Крепкие ребята с автоматами. Послушали, посмотрели, не поверили, и пошли в лес. Больше мы их не видели. Одна машина от них осталась. За сараями стоит. Ваши были?

– Нет, моих тут точно не было, – прикидывая как буду выбираться из этого Хичкоковского кошмара, взял ружье и стал внимательно его осматривать. – Клюйстеры, мать их куриную за ногу. Я тут сам по себе. Соскучился просто, – вспоминая слова: «Не можем мы своих туда послать, нет пока причины», ответил я.

– Ну, ну.

– У меня консервы есть, колбаса и рыба сушеная. В сумке, – внезапно вспомнил я и, положив на кровать ружье, стал выгружать на стол прихваченное съестное.

Дядя жадно выхватил пакет, рванул шуршащие края и шумно вдохнул рыбный дух.

– Спасибо, сынок, – то ли повело от водки почти натощак, то ли действительно пробило на благодарность.

Машина… Он сказал, что здесь есть машина?!

Через полчаса дядя заснул прямо на столе, положив «винтарь» под голову. Раскуроченные ошмётки еды дополняли картину. Интересно, а почему меня не тронули? – положив посапывающего дядю на кровать и на всякий случай разрядив винтовку, принялся за обыск, неспешно двигаясь по часовой стрелке от входа. Паспорт, еще советские деньги, ваучер… А вот это уже интереснее: развернул тряпку, вдохнув аромат ружейного масла. ТТ, довоенный еще, но как новенький. Дядя запаслив, как умудренный жизнью хомяк. Вынул обойму – полная, выщелкнул патрон, понюхал. Передернул затвор, нажал курок. Работает. Зарядил ствол и сунул сзади за ремень. Приятная тяжесть придавала уверенности. Дальнейший обыск ничего интересного кроме пятка медалей и Георгиевского креста не принес. Ничего себе, интересно, откуда он у дяди? Снова взял паспорт и посмотрел дату рождения. Дядя то старше, чем я думал, но не настолько. А вот что паспорт до сих пор гражданина СССР гораздо бОльший вопрос. Вернув находки по местам, решил прогуляться и пошёл во двор, минуя две скрипучие двери. По пути подхватил висящий на гвозде в сенях рюкзак. Неизвестно, что на самом деле происходит. Мало ли что выдумал спившийся старик.

На улице было по-весеннему солнечно, а зелень пробивалась даже между досками крыльца. Видимо, дальше него дядя выходил редко. Хмыкнул, заметив на речной гальке в бочке следы царапин. Неглубокие, иногда всего лишь с точку, будто кто-то, пытаясь расписать ручку, тыкал ей куда ни попадя.

Опять тишина…

Решив, что в случае опасности отсижусь в одном из заброшенных домов, двинулся вперёд. Было странно признаться даже себе в том, что мной двигало. Любопытство? Или для нормального человека отсиживаться, ожидая неизвестно чего, было страшнее? Но это не всегда так, даже если посмотреть на дядю. Но камни же как-то он натаскал в бочку… Или не он?

Пробирался по пустующей деревне, приминая некошеную траву. Избы снисходительно посматривали пустыми окнами, но некоторые были с закрытыми ставнями. Интересно, где там остались люди? С такими мыслями я наткнулся на неё.

Женщина в синем платке несла вязанку хвороста, закинув на натруженную спину в красной кофте.

– Эй! – прокричал, привлекая внимание. Старуха распрямилась, ойкнула и, скинув поклажу, понеслась от меня. Ну, понестись ей мешала лёгкая хромота, поэтому я без труда догнал её, по дороге подцепив связку хвороста.

– Ваше? – учтиво протянул связку. Старуха покосилась по сторонам и прошамкала:

– Ты… чегой-то? Чего, а?

– Обронили, говорю. Помочь донести?

Старуха недоверчиво оглянулась.

– А энтот… Откуда ты взялся? Лицо знакомое, но не припомню тебя?

– К Семену Михайловичу… Проездом.

Старуха вздрогнула и льстиво защебетала:

– Ой, давай вязаночку, сама донесу!

И тут до меня дошло. Хворост. Вряд ли она собирала его в деревне.

– А грибочки хорошие в этом году, не знаете?

Старуха расплылась в понимающей улыбке.

– Дома уже сушатся, но ещё и свежие есть. Так грибочков тебе отсыпать? Ты Семену Михалычу только скажи, что с собой принёс, а не от меня, – засуетилась.

– А отчего же? Неужто не оценит вашу помощь? Хворост же, как я понимаю, не в деревне собирали… И грибочки оттуда же… Свежие.

– Так как вы ходите в лес?

Старуха вздохнула. Потянулась за вязанкой. И нехотя поделилась:

– Слушаю я их. Вот и пускают. Иногда.

– А где вы их… слушаете?

Машина оказалась небронированным чёрным внедорожником. Унесли ключи с собой? А вдруг вернется кто-то один? Положив ружье на капот, пошарил в переднем бампере. Пусто. Обошел машину, проверил задний бампер. Бинго. Вот и связочка. Лег на землю, внимательно осматривая днище – мало ли какие сюрпризы могут оказаться? Отошел за угол ближайшей избы, нажал кнопку на брелоке. Машина приветливо пискнула, взрыва не последовало. И то благо. В салоне едко воняло свежей «ёлочкой». В баке осталось достаточно бензина… отложил ружье на соседнее сиденье, обитое чёрным дерматином, повернул ключ, машина легко завелась. То, что она стояла не тронутой, наводило на определённые мысли. Во-первых, довольно бессмысленно удирать на ней от птиц – и это понимал не только я. Во-вторых, те, кто остался, возможно, и не хотел удирать.

Вспомнил о спутниковом телефоне. Нажать единицу – всё в порядке, и поехать отсюда. Благо, транспорт есть. Вечно себе какую-то ерунду придумывают, особенно полковник. Проверить разве что напоследок место, о котором сказала старуха. Просто ради интереса, чтобы убедиться до конца в богатой фантазии моих нанимателей. Что же, понятно, почему полковник ничего не рассказал – я не из легковерных и его бы на смех поднял. Так и сделаю при встрече. А пока заглушил мотор, вынул ключи из замка зажигания и опустил в карман.

Открыл бардачок. Стопка одноразовых стаканчиков, пачка влажных салфеток, дорожный атлас. Негусто… Хотя, а чего я ожидал? Что профессионалы что-то оставят в машине? Глупо. Беглый осмотр салона ничего не дал. А вот в багажнике поджидал сюрприз. Воровато оглянулся, не видит ли кто? Засунул в рюкзак. Рюкзак оставил у колеса.

Вернулся в салон. Без документов ехать на чужой машине – верный шанс нарваться. Да и прав у меня нет. Можно, конечно, проехать через лес и бросить машину возле трассы, а там попутками, но рискованно. И сваливать не разобравшись как-то неохота.

На капот уселся крупный черный ворон и, повернув голову, уставился на меня правым глазом. Я постучал пальцем по лобовухе. Сделав два мелких шажка, птица приблизилась к стеклу и постучала клювом в ответ. Волосы медленно встали дыбом – я явственно различил в стуке: «Союз нерушимый республик свободных». Перестав стучать гимн, ворон снова уставился на меня, хитро подмигивая. Я помотал головой, стряхивая наваждение и пригладил волосы. Решительно распахнув дверь, вылез. Голова ворона повернулась, словно антенна радара.

– Я в гости приехал, – миролюбиво разводя руками, сказал я.

– Кар-р-р-л, – ответил ворон.

– Вася, – вырвалось само собой.

Ворон солидно закивал головой, мол, очень приятно, а потом сделал что-то вроде «ку» в «Кен-дза-дза». Я оглянулся. На крыше джипа в ряд стояли вороны. Как только крышу не продавили? Таких крупных я сроду не встречал – крупнее бройлеров и клювы чуть ли не по полметра. Я невольно поморщился, представляя, как эти клювы будут терзать мою плоть. Деревья были словно в траурных лентах: покрыты телами напряженно наблюдающих за мной птиц. Понятно, что мне со всей пернатой оравой не сдюжить. Надо договариваться. Положил ружье в салон, закрыл дверцу, подхватил с травы рюкзак.

– Куда идти? – посмотрел на Карла.

Ворон взлетел и не спеша полетел, планируя в теплых потоках. Я, усмехнувшись, двинулся за ним. Следом с крыши снялась почетная свита. Заросшее кладбище, потом болото, на краю которого почему-то оказалась сваренная из арматуры, покрашенная в зеленый кладбищенская ограда. На ней важно восседал он. Я сразу понял, что это Он и есть. от вспушенного комка перьев так и веяло самомнением. Он сидел на ограде, внимательно наблюдая за мной, и сосредоточенно жевал. Именно это жевание меня и насторожило. Насколько я помню, птицы жевать не могут. Они пищу в зобе перетирают. А этот сидел и жевал. Причем во взгляде явственно виделось презрение ко мне – двуногой твари, лишенной дара полета. Тезис о том, что «человек – царь Природы» явно не был для него веским аргументом. Хотя, в такой глуши и для меня этот тезис потерял своё значение.

– И что вы здесь устроили, маленькие, но очень гордые птички? – поморщившись от неприятного запаха, принесенного ветерком с болота, спросил я, спиной чувствуя взгляды сотен бусинок-глаз.

Царственный чвикер, прекратив жевать, плюнул в меня. Я стер с лица плевок, посмотрел на ладонь. Как ни удивительно, нахальный птиц жевал жвачку. Кто бы мог подумать?

– Плевать в собеседника некультурно, – я демонстративно медленно, чувствуя, как напряглись птицы за спиной, достал из заднего кармана носовой платок.

Не спеша вытер лицо и ладонь. Так же медленно положил платок обратно. Птиц самым натуральным образом усмехнулся. Я внутренне вздрогнул, но не подал виду.

– Вижу, гостям тут не рады, – подвигал спиной. – Я сниму? – взялся за лямки рюкзака, вопросительно глядя на самодовольное чудо в перьях. – Не возражаете?

Вместо ответа пернатый повелитель снова принялся жевать. Я снял рюкзак, поставил на землю, сел на него, поерзал.

– Итак, продолжаем наш увлекательный разговор. Что вы тут устроили?

– На хер-р-р-р, – снизошел пернатый.

– Не понял.

– На хер-р-р-р, – плевок в лицо меня не удивил.

– Ладно, – я встал с рюкзака, – вижу, конструктивного диалога не получается. Первый контакт человека с иным разумным существом не состоялся. Жаль, – я развернулся и пошел к деревне.

Посмотрев на облепивших деревья птиц, достал носовой платок и вытер лицо.

– Невоспитанный у вас калиф, – сказал Карлу, словно соткавшемуся рядом из воздуха.

– Цар-р-р-р, – ответил Карл.

– Вижу, – сунул платок в карман и, разворачиваясь, выхватил из-за ремня ТТ.

На ТТ раньше часто грешили из-за частых самострелов, но сейчас все на пользу. Пуля щелкнула о спрятанный в рюкзаке портативный газовый баллон, найденный мною в багажнике. Вспышка голубоватого пламени слизала «царя». Над болотом мощно полыхнул красно-желтым сдетонировавший болотный газ. По ушам ударил звук взрыва, взрывная волна сшибла меня на землю.

– Вот и все, Карлуша, – я вытащил из-под себя сбитого на землю Карла, спрятал ТТ. – Революция у вас теперь. Король умер и все дела.

Встал и пошел к деревне, в любой момент ожидая удара крепкого клюва в затылок, но в наступившей тишине на меня лишь сыпались мелкие перышки.

– И как же ты очутился здесь?

– Заблудился, – скромно признался я. – Там до деревни было всего ничего, а как-то очутился в глухом лесу. Сам не знаю, как. Шел, шел и набрел на вас.

– Что скажешь, Виталий? – Андрей Иванович задумчиво почесал щеку.

– Я же говорю, лепет складно, заслушаться можно.

– Видимо, взрыв вблизи аномалии искривил пространство-время, как мы с тобой обсуждали.

– Взрыва газового баллона хватило?

– Там болотный газ сдетонировал. Бухнуло, будто авиабомба.

– Ладно лепет, надо сказать, – Виталий вышел на поляну, оказавшись крепким парнем в кроссовках, джинсах и какой-то тряпке с дырой, напяленной на манер пончо, и подошел к костру, – но я половину не понял.

– Я тоже, – кивнул Андрей Иванович. – Что, к примеру?

– Вот ты говорил, – Виталий посмотрел на меня, – что там телефоны не берут, – начал перечислять. – Что за телефоны такие?

– Вот, – я достал из кармана старенькую Nokia N96, – вроде такого.

– Это телефон? – Андрей Иванович с сомнением взял мобильник.

– Да.

– Как рация, – сказал Виталий.

– Это не рация, это мобильный телефон. Он по другому принципу работает: ловит сигнал от вышек мобильной связи.

– Ты понял? – Андрей Иванович посмотрел на напарника.

– Непонятно ни хрена, – Виталий забрал у него телефон, покрутил в руке. – На «Ну, погоди» похож, игру. Позвонить, говоришь, с него можно?

– Нет, тут связи нет. Видимо, вышки далеко, а ту, ближайшую, так и не отремонтировали.

– Хорошо, вопрос связи пока отложим, – решил Андрей Иванович.

– Ты говорил, что музыку по нему слушал? – уточнил Виталий. – Это как?

– Дай, покажу, – я забрал трубку, зашел в проигрыватель, включил первую попавшуюся.

– Границы ключ переломлен пополам,

А наш батюшка Ленин совсем усоп,

Он разложился на плесень и на липовый мёд,

А перестройка все идёт и идёт по плану,

А вся грязь превратилась в голый лёд.

И всё идёт по плану. – Поплыла над поляной «Гражданская оборона».

– Я знаю эту песню, – дослушав, сказал Виталий.

– Хорошая песня, – кивнул я, – жалко, что Егор умер.

– Какой Егор?

– Летов, который ее поет. Пел.

– Не знаю никакого Егора. У нас в психушке ее Коля пел. А другие песни есть?

– Полно, тут тридцать два гига диск.

– В смысле?

– Тридцать два гигабайта встроенной памяти в телефоне.

– Что такое гигабайт? – спросил Андрей Иванович.

– Гигабайт – единица измерения информации, равен миллиарду байтов. Ребят, откуда вы выбрались? – видя полное непонимание, спросил я. – Мобильников не видели, гигабайтов не слышали. Из какой вы глуши? Хотя, сейчас даже в глухих деревнях у людей интернет в смартфонах. Вы что, старообрядцы? Из скита?

– Нет, – Виталий покачал головой, – не старообрядцы, но ни про какой интернет в наших местах никто не знает. Только про интернаты.

– Странно…

– А вот еще. Кто такой трансвестит?

– Виталий, погоди. Этот полковник, он из какой организации? – спросил Андрей Иванович.

– Скажу честно, – я пожал плечами, – я сам не знаю. Скорее всего, ФСБ, благо и возили меня к нему в УФСБ, но не уверен до конца.

– Вот, про ФСБ я тоже хотел спросить. Что это такое?

– Федеральная Служба Безопасности, преемница КГБ. Знаете такой?

– Знаем, даже слишком хорошо. Значит, опять комитет переименовали? И когда только успели?

– Так с девяносто пятого года еще, из ФСК переименовали.

– Какого-какого года? – спокойно спросил Андрей Иванович, раздавая прутья с жареным мясом.

– С тысяча девятьсот девяносто пятого.

– А сейчас, получается, какой?

– Две тысячи девятнадцатый. А что?.. – вопрос повис в воздухе.

Андрей Иванович и Виталий молча переглядывались, потом стали жевать.

– А что такое? – повторил я.

– Ничего, – Андрей Иванович подвинул ветки в костре, устраивая поудобнее, – кроме того, что сейчас тысяча девятьсот девяносто третий год…

– Вы так шутите?

– Нет.

– Но как? – голова пошла кругом. Я почему-то сразу поверил этой странной парочке.

– Вот это я тебе не скажу. Не знаю я.

– А у полковника этого что-то было на тебя, я так понял? – спросил Виталий.

– Догадливый…

– Я с детства был смышленым. Рассказывай.

– История давняя, оно вам надо?

– Надо, – кивнул Андрей Иванович, – нам все надо.

***

Бег по спящему городу хорошая штука, чтобы выбросить из головы лишние мысли. Побежал в сторону поймы. Там я обычно вешал на дерево, обвязанную сейчас под старой олимпийкой на поясе, макивару и отрабатывал удары. На этот раз не получилось. Возле «моих» деревьев стоял и смотрел на смутно отсвечивающую воду пожилой человек в темном старом плаще. Я остановился рядом и тоже стал смотреть на реку.

– Ну, здравствуй, что ли, – первым подал голос он.

– Здравствуйте, Николай Васильевич. Что привело вас сюда в такой час?

– Вот, решил посмотреть, как ты.

– Угу, я так и поверил. Давайте пропустим ритуальную болтовню о погоде и перейдем к делу.

– Нам нужна твоя помощь.

– Угу. Всем нужна помощь, вам, мне, стране…

– Не юродствуй.

– А что мне еще остается?

– Тебе дают возможность сделать что-то полезное, а ты начинаешь дурака валять.

– Полезное кому?

– Стране.

– Какой именно?

– Своей!

– Ну-ну…

– Есть одно место…

– В котором мы все рано или поздно окажемся…

– Не перебивай. Надо туда попасть и посмотреть, что там к чему.

– И все?

– И все.

– Почему не можете кого-то из своих послать?

– Там хорошая СБ и они плотно пробивают клиентов. А тебя никто не свяжет с нами. Понятно?

– Что за место такое?

– Загородная база отдыха.

– И такие меры предосторожности?

– Владелец – брат губернатора.

– И как же я со свиным рылом попаду в калашный ряд, точнее такое элитное заведение.

– Все предусмотрено. Начальница твоей жены предложит отметить там новогодний корпоратив…

– А вот это напрасно! – круто повернулся к нему, с трудом перебарывая желание сгрести за воротник и натянуть на удар головой. – Жене там делать совершенно нечего!

– А как ты собираешься туда попасть по-другому?

– Как угодно, но без жены. Рисковать ею ради ваших шпионских игр я не намерен!

– По-другому ты туда не попадешь. Начальница уже подала заявку и получила одобрение. Жена уже скинулась за тебя, а тебе говорить не стала?

– Первый раз про это слышу…

– Значит, сюрприз тебе хочет сделать.

– Она туда не поедет. Что хотите делайте, но ее туда не пущу!

– Хорошо, – подумав, согласился он. – Сделаем ей внезапный грипп. А ты поедешь, чтобы заплаченные деньги не пропали. Так пойдет?

– Терпимо. Если туда так трудно попасть, как же наша заявка пробилась?

– У нее сестра двоюродная там работает. Поспособствовала.

– Понятно, кругом кумовщина. И что я должен там сделать?

– Ничего. Пей, веселись, а если что-то покажется подозрительным…

– Что? Что может быть подозрительного на базе отдыха? Тайная гей-оргия?

– Там пропало несколько человек…

– Пропажей людей должна полиция заниматься. Вы тут при чем?

– Среди пропавших было пару очень не простых….

– Мало ли?

– Вот тебе и мало ли.

– А если я пропаду? Не боитесь?

– Нет, нам бояться нечего, а вот ты постарайся не пропасть.

– И что я должен делать при попытке похищения или иной заварухи?

– Вот тут самое интересное. Должен подать сигнал. Группа быстрого реагирования будет в лесу неподалеку расположена. Но учти, мобильные там не работают.

– Почему?

– На сайте написано, что из-за местной аномалии, но на самом деле, наши аналитики думают, что работает глушилка. Но есть проводная линия.

– Забавно. Оружие дадите?

– Какое оружие? Хочешь статью схлопотать?

– Нормально. С голой задницей в зимний лес. Вот спасибо вам!

– И еще учти. Охрана там серьезная и шуток не понимает. Особенно таких дурацких, как у тебя.

– Час от часу не легче. Приободрили, спасибо. А есть какие-то хорошие новости? Подсластить, так сказать пилюлю.

– Как?

– Героя России дадите?

– Если только посмертно? – пожал плечами.

– А денег?

– А совесть?