Жизнь прожить – не поле перейти. Книга 2. Война

– Милый! Приехал! Увижу!

Всю дорогу, сидя в санях, Мария ожидала эту встречу с нетерпением и робостью, хоть в последних письмах

Степан находил новые и ласковые слова, которые она не слышала от него в давно ушедших свиданиях. Услышав, как кто-то потопал валенками на крыльце и притворил дверь в сенях, Мария напряглась. Она сидела одиноко за печкой, что обжигала её спину, мяла в руках платочек, поправляла нервно то волосы, то кофточку. Услышав, как открывается дверь в горницу и Степан, с порога, громко поприветствовал гостей, девушка встрепенулась,

побледнела и чуть привстала. Степан ещё раз

поприветствовал гостей поклоном и водил взглядом по горнице не находя Марии укрытой за печью. Пока Степан соображал, где она может быть, отец сказал:

– Давай, гвардеец, обрядись и за стол, а то девицы уже

притомились, чтобы на тебя глянуть при полном параде.

Да и у нас с Данилой к тебе вопросы имеются. По пути за перегородку, Степан вертел головой и обнаружил предмет своего внимания. Мария, выдохнув из груди воздух,

с облегчением присела. Одним взгядом на суженого она определила своим девичьим сердцем-«Мой!» Пока Степан обряжался в привычное своё одеяние и приводил себя в порядок, явился с синяком под глазом Василий и все, кроме хозяйки, стали рассаживаться за столом: Фёдор рядом с Данилой, Василий с девицами по одну сторону стола, Алёна рядом с Марией. Два места по правую руку от Марии были свободны. Когда Степан, при полном параде, вышел из-за занавески девицы приоткрыли рот, а Данила

одобрительно крякнул и покачал головой. Мать усадила сына рядом с Марией, а сама вынесла графин с вишнёвой жидкостью из собственного урожая вишни и присела рядом с сыном. Отец и Данила сидели под образами и, встав, перекрестились вместе со всеми остальными. Начало застолью было положено. Мария ощущала плечо Степана и старалась унять мелкую дрожь в коленях. Руки Марии покоились на коленях под столом и теребили платочек. Уняв волнение, подняла глаза от стола и направила их на лицо Степана, окрашенное в розовый цвет- то ли от бани, то ли от смущения, что все смотрят на него. Повернувшись в сторону Марии, Степан опять утонул в её глазах, ожидавших чего-то доброго и долгожданного. Светлые, повлажневшие глаза излучали тепло и свет и призывали к нежности и ласке. Степан почувствовал как в его тело вливается это тепло и уносит его душу на неведомую

вершину к вратам земного рая.

Весь длинный разговор о службе, о Польше и всём ином, томил и Марию и Степана и они только искали возможности выйти из за стола, где уже выпили и вишневку и два самовара чая с мёдом, что привёз Данила.

Опробовали всё, что являлось на столе с помощью быстро снующих сестёр Степана. Мать, пригревшись у плеча сына, улучила момент и шепнула что-то на ухо сыну, на которого не переставала любоваться. Степан зарделся и, когда мать вышла из за стола, взял под локоть Марию и осторожно вывел из за стола. У вешалки он накинул шинель на плечи Марии. В тёмных сенях девушка крепко охватила шею Степана и, встав на носки, слила свои пухленькие розовые губы с тонкими губами Степана, прислонив его к стене и прижавшись к его груди. По её телу прошла дрожь. Степан ощутил спиной холод стены и крепче прижал девушку к себе. Так они простояли несколько минут. Затем Степан оторвал Марю за талию от пола и заключил в крепкие

объятья. Девушка покрывала всё его лицо поцелуями жаркими как пар в бане, выдыхая при этом:

– Мой! Милый мой!

От такого напора Степан растерялся. Чувствуя жаркое тело (шинель свалилась на пол),которое трепетало в его руках и в которое вонзились его полковые отличительные знаки и тикающие на груди под мундиром карманные часы, Степан осторожно поставил Марию на пол, поднял шинель и, завернув в неё тёплое тело Марии, невесомой и ждущей любви осторожно направился в тёплую баню. В темноте уложил покорную Марию на шинель постланную на полке. В темноте ощупывал её тело, которое пытался освободить от лишней одежды, тяжело дыша мял тугую грудь, не знавшую галантереи, и искал нежно своими тёплыми губами любимые глаза, губы, щёки, волосы. Мария крепко обхватила Степана за плечи, откинула свою голову, и ждала ласк. Это наваждение окончилось совершенно неожиданно.

Вдруг страшный грохот, как показалось Степану, разорвал и крепкие объятья двух влюблённых и сонный покой тёплого убежища. Гром небесный, как разрыв тяжелого снаряда на военных учениях, отбросил Степана от Марии. Это пустое ведро, слетевшее со скамьи загрохотало и напомнило пережитое и обдуманное ранее. Вспомнился и разговор по пути в отпуск, когда в разговоре о военных конфликтах с попутчиком- гимназическим учителем

истории, Степан выказал мнение, что Германия не

отважится напасть на Россию; тот разбил все надежды Степана:

– Не для того прижимистые немцы кричали, что нужны пушки вместо масла и затягивали пояса. За хлебушком и маслицем они к нам вломятся и непременно в этом году.

Поверь мне, бравый гвардеец, я все их истории знаю.

Степана как обухом по голове ударило: «Что же я делаю? А если война? Сколько калек, сколько смертей? Немец- вояка знатный, французов побивал! Как же ей жить если…? Нет! Нет! Остановись Степан! Распрямляя тело Степан опять ударился головой в потолок. Мария отметила перемену в Степане и взволнованно, тяжело дыша спросила:

– Что с тобой, милый? Степан взял Марию, как маленькую девочку, сел на скамью и посадил себе на колени трепещущую Марию, обхватив её руками. После долгой паузы прохрипел:

– Не могу без родительского благословения! Потерпи, голубка, немножечко. Служба кончится, а там бог поможет и жизнь покажет. Я приехал поговорить с тобой и родителями, как нам быть. Вот когда обвенчаемся, тогда и о детях думать надлежит. Мне предложение сделали в армии ещё на год остаться и жалование предложили, что семью содержать сможет. У меня большой охоты нет, а что ты скажешь?

– С тобой хоть куда. Что скажешь, то и исполню.

– Тогда послушай меня. К осени служба моя кончается. Бог даст скоро свидимся. Там по – божески и родительски всё вместе с тобой и решим. Ни мои, ни твои родители

против не будут.

– Потерплю, потерплю Стёпушка. Уж как я заждалась! Обними меня покрепче! Степан сжал Марию в своих объятьях, от которых у неё остались следы на нежном теле.

– Слышишь как моё сердце стучит и часы твои время отсчитывают. Во мне сомнений не имей. Одну тебя любил и любить буду.

Раньше Степан предположить не мог, что способен выдавить из себя это признание не только глазами или руками, строчками письма но и словами- нежными и тёплыми, которые полились на Марию из его уст. Не зря начитался Степан разных книг, сидя в библиотеке с мечтаниями о доме и Марии. Это открытое, наполненное

прочувствованными в долгой разлуке сокровенными и такими важными словами признание, так взволновало Марию, что тихие слёзы омыли её глаза, щёки, душу и капали на грудь.

Долгое отсутствие в доме молодых не вызвало лишних вопросов. Разговоры за столом текли своим чередом.

Степан и Мария, держась за руки, сидели с порозовевшими лицами за столом не прикасаясь к пище. Степан вяло и

односложно отвечал на вопросы. Василий сидел за

столом бочком и синяк под глазом наливался лиловым

цветом. Когда мать спросила отчего появилось такое

украшение, то он весело ответил:

– Да вот брательник меня ещё подарочком на радостях

угостил, да ещё и обещался меня делу своему обучить.

Говорил что война к нам может заявиться и тогда все под одну гребёнку в армию под фанфары могут загреметь.

У Марии от этих слов холодок пробежался по спине в жарко натопленном доме, ёкнуло сердце и закружилась

голова.

Разговор сразу оживился и переключился с проблем деревенских и бытовых на проблемы мировые. Данила,

допытывался о том, попрёт ли германец на Россию или с

англичанами войну завяжет; отец грустно сидел в раздумье, Меланья и Алёна перекрестились и зашептали молитвы.

Мария вцепилась мёртвой хваткой в руку Степана и нутром

поняла отчего любимый так испугался грохота пустого ведра. В душу и мысли её ворвался страх, страх который

она испытала в детстве, когда в страшную грозу дрожал

дом, зигзаги молний вонзались в землю, а раскаты грома

рвали ушные перепонки. Громадный осокорь, растущий у

реки, от удара молнии горел как свечка. Отец тогда взял

Марию на руки и, прижав к себе, гладил её головку, а мать

на коленях стояла у иконы и била поклоны творцу, прося

спасения от беды. Самая страшная беда в деревне —это

пожар. Он убивает и людей и животных, уничтожает добро

накопленное поколениями. Вор унесёт малую часть, пожар

уничтожит всё. Война- великий пожар, а война Мировая-

сродни всемирному потопу, где спаслось лишь семейство

праведника Ноя. За какие грехи бог посылает эти испытания

разумным божьим тварям, зачем наделил жизнью? Жизни

вечной никто из земных людей не видел, а веруют в неё не все. Разум человеческий мечтал постигнуть тайну бытия и

обрести бессмертие и рождал в сознании великих умов

открытия и заблуждения. Блажен кто верует, что есть Бог.

Христианин живёт заветом Иисуса, что Бог- есть Любовь.

Люди, рождённые в любви и в любви воспитанные и несущие любовь через всю жизнь – самые счастливые люди

на грешной земле. Как же быть, если в одном человеке

могут жить любовь и ненависть? Сколько на Земле святых и

как искать дорогу к святости?

Слова о возможной войне повергли Марию в ужас, как в

грозу. Её мысли, её плоть, предназначенная рожать, а не

убивать, противились призраку войны бродившему по миру.

Она испугалась, что сможет потерять любимого. Мысли

путались в голове: «Что теперь делать? Как быть?» Ответ

не находился.

Отец задал Степану прямой вопрос:

– Чего ж тебя в такое горячее время в отпуск отправили;

службе твоей скорый конец должен быть.

Степан изложил суть дела.

– Так что же ты намерен делать, – спросил отец.

– Домой меня батя тянет. Конечно, – кому и армия – дом

родной. Жить по приказу, на всём готовом – попроще и

хлопот поменьше, а война явится- так присягу исполняй.

Только мне земля ближе и, хоть уговаривают меня ещё на

годок службу продлить и блага всякие обещают, но думаю

вы не против будите, чтоб я вернулся.

Данила и Фёдор, не сговариваясь, закивали головами, одобряя намерения, У Марии немного отлегло от сердца. В её душе крепла надежда на скорое возвращение и, что бог сбережёт мир от страшного смертоубийства.

В темноте прозвенели колокольчики и семья Данилы отправилась в обратный путь, пригласив Фёдора с семейством к себе с ответом. Мария прижимала к груди свёрток – где покоились подарки от Степана. Три дня Степан гостил дома, переговорил со всеми знакомыми. Каждый день, походным шагом, спешил на свидания с Марией и, никого не таясь, брал её на людях под руку. Три самых счастливых дня его жизни пролетели как миг. Надежда на недолгую разлуку и скорую встречу грела два сердца, которые с нетерпением ожидали много долгих счастливых дней.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Поезд мчал Степана вновь к солдатскому братству с твёрдым решением- вернуться быстрее к земле, к мирному труду. Только этому можно служить всю жизнь, проливая пот и кровь, и это достойно такой же любви, как любовь к матери, женщине и детям. И не укладывалось в голове, что найдется такая сила, которая сможет оторвать от всего этого. А сила такая нашлась. Война! Уже стучали по рельсам колёса двигавшие армии людей в серых шинелях к местам, что на штабных картах значились театрами военных действий. Колеса вагона, что нёс Степана в родной полк отсчитывали последние недели мирной жизни.

Казалось бы- всё естество человека должно противиться этому бессмысленному смертоубийству, но неведомые

Степану силы толкали людей на это под истошные вопли и нравоучительные проповеди тех, кто не хотел сам касаться

этой грязной работы, либо считал молча и не противясь, что иного выхода нет и эта необходимость и есть оправдание всех ужасов, которые приносят миллионы трагедий одним и чины и награды – другим. Страх -одно из самых сильных чувств, которое охраняет людей разумных и совестливых от этой беды. Мало кому хочется покинуть этот, сходящий с ума мир, не исчерпав всех возможностей устроить свою жизнь в поисках рая на земле. Именно этот страх и хранит человечество, как сообщество разумных особей. Все виды живых существ – тварей божьих, за небольшим исключением, в редких случаях занимаются истреблением себе подобных. Природа мудро регулирует пребывание тварей на своем теле. Только, по непонятным разуму законам, волки могут уничтожать волков, а тигры тигров, хоть они самые кровожадные хищники. Только люди, обдуманно и расчётливо, уничтожают себе подобных и разжигают животные инстинкты. Стая голодных волков,

выследив стадо диких кабанов, где самцы имеют клыки-резцы одним движением распарывающих брюхо волчьего вожака, долго преследует добычу, изнуряя жертву, добивает больных и обессиленных. Медведь – если не голоден, не бросается на человека, а добычу хранит до полного

поедания не ища новой жертвы. Сокол- хозяин неба, зорко выискивает добычу на земле и, падая камнем с большой высоты, не отбирает чужую добычу и не питается падалью, как вороньё. Сражения между рогатыми сохатыми происходят только как любовные игры в битве за самку, которая произведёт с победителем более жизнеспособное потомство. Побеждённый уступает поле боя, потеряв призрачное право, и, сохраняя свою жизнь. От этой

схватки только крепче стоит на ногах потомство победителя и совершенствуется вид. Изучая природу, и безумствующие

мудрецы в человеческом обличье утверждают, что войны- это благо, совершенствующее мир, и ступенька прогресса.

Истребить тех, кто стоит на пути прогресса, подчинить слабых, за счёт которых можно двигаться вперёд – отсюда самый быстрый прогресс в орудиях убийства. И смысл прогресса- в поедании благ, которых на всех не хватает. Расчистить маленькую землю для сверхчеловеков,

освободив её от лишних ртов, и, создав армии рабов покорных воле настоящих хозяев мира. Гуманитарная помощь американским индейцам зараженными

смертельными болезнями одеялами и накачка их спиртным, чтоб быстрее вырождались; производство и

распространение наркотического опиума и насильственное навязывание его быстро плодящимся китайцам; расстрелы из пулеметов бушменов и готтентотов в Африке – все эти блага цивилизаторов для обеспечения своего господства. Человеколюбцев, среди правящих элит, не наблюдалось. Эти милые люди любили своих детей, самих себя, а иные должны были им только прислуживать и удовлетворять духовные и материальные потребности. Отсюда

человеконенавистнические теории раплодившиеся в

цивилизованном мире. В человеке борются два существа -одно- неразумное звериное, другое – божественное.

Прогресс человечества- есть движение от дикости к храму, который сам может построить в свое душе, так и во вне- в том материальном мире, который окружает его. Война не делает человечество и человека лучше в смысле строительства души и развития сил духовных в большинстве случав, но ведёт к большим изменениям в мире вещей, совершенствуя орудия убийства и орудия возрождения. В пламени войны рушатся цивилизации, исчезают народы. Потоки крови и страданий возмущают разум, рождают потоки чувств – от звериной злобы – до искупительного самопожертвования. В войне, чаще всего, обостряются дикие, звериные инстинкты, лезущие из нутра человеческого наружу. Страх смерти заставляет убивать того, кто объявлен врагом и поднял на тебя свое оружие. У

слабых и грешных людей затухает, от вида смертей и жесткостей, божественное, но человек инстинктивно ищет опору и хочет найти ту силу, что спасёт и явит себя силой способной убить войну. У одних вера рушится у других крепнет и война даётся, как наказание для испытания человека, как существа духовного. Война разжигает инстинкты дремавшие в глубине подсознания до времени, притупляет то, что существо впитало с молоком матери, которая даёт новую жизнь не на пожирание молохом войны, а на радость миру и творцу. И ласковые нежные песни, певшиеся над колыбелью, не должны превращаться в вопли разорванных войной сердец матерей над могилами молодых детей!

Война рождает удивительную породу людей являющих бесстрашие, безучастных к своей личной судьбе, когда дело касается боевого товарищества и верности долгу. Их немного, но они рождают тот дух, что ведёт за ними и некрепких духом и любящих милостивого бога христиан и иных. Это те потомки малоцивилизованных скифов, викингов, греков-спартанцев, римских центурионов,

монгольских боатуров и славянских богатырей, чьи суровые языческие боги требовали кровавых жертв и охраняли покой и богатства земли родной и вели на разбои в чужие земли. Это каста избранных дикими богами, кто на войну смотрел как на арену, где рождается доблесть, честь и достоинство. Старый викинг умирал в бою, считая это достойным чести концом жизни, чем ожидать смерть на тёплой лежанке. Для них бой был – показатель достоинств и сил духовных и физических. Такие бойцы, как и гладиаторы и борцы на арене цирка, вызывающие восторг публики от кровавых поединков, толкали политиков использовать эти инстинкты к мысли, что, направив эту кипучую энергию на разрушение жизней, они создадут условия для своего роста и возвышения тех, кого они захотят облагодетельствовать. История даёт редкие, но яркие факты, когда общество производило только воинов и многие годы было успешным. Спартриаты Девней Греции, из сотен мелких государств, явили режим, где у всех свободных мужчин была одна профессия- воин. Их кормили илоты-рабы обрабатывающие

земли и иноземцы ремесленники. Они вели суровую жизнь с колыбели до смерти, не нуждаясь в науках и искусствах, деньгах и излишествах. Спартанские матери были лучшими няньками для младенцев и отказывались от своих детей не выказавших доблести в бою. Они безропотно отдавали своих мальчиков на воспитание суровым воинам и гордились павшими в битвах не проливая слёз.

Трусость – несмываемый позор. Товарищество-закон

жизни. Самые достойные шли в бой рядом с царём

шагавшим в бой в первом ряду воинов. И монгольские всадники, являя горстку диких азиатов, сумели покорить полмира. Сросшиеся с лошадью, скотоводы-араты, Чингиз-ханом были превращены в армию степных разбойников с железной дисциплиной. Привычные к морозам и жаре, неприхотливые в пище и, считающие главным богатством лошадь, бившие стрелой на скаку бегущего волка баатуры (богатыри) оставили под копытами своих низкорослых лошадок просторы Южной Сибири, Китая, Средней и Передней Азии, хлынули с тьмой покоренных народов со своим разбойным войском в половецкие степи на Урал и Волгу. В жестоких сечах пали русские княжества и русские дружины вместе с воинами-башкирами участвовали

в походах азиатов, платя завоевателям дань своей кровью. Обильная городами и людьми, Русь не нашла такого вождя как Темучжин (Хан-океан, Великий хан-Чингиз).

К последнему морю их не пустили распри после смерти Чингиза, создавшего самую обширную империю, которой невозможно было управлять из Каракорума. К тому же, Папа Римский сумел сплотить перепуганную Европу и укрыться в крепостях рыцарям. Монголы не смогли переварить богатую добычу и закончили тем, что вошли в историю и остались небольшим и слабеньким государством в глубинах Азии. Богатства развратили знать и разрушили единство навязанное силой и жестокостью.

Проходили тысячелетия, а постоянные война оставалась универсальным средством для скорого решения многих проблем, затрагивая почти все поколения. Мудрецы подсчитали, что за всю писаную историю человечества только триста лет, когда не найдено упоминаний о войнах. Каких только объяснений не производили на свет философствующие исследователи о причинах войн: от

заложенных в каждом мужчине потребностях выплеснуть в агрессии свои силы, до экономических и социальных законов, требующих войну как священную жертву для успешной жизни. В бреду и в сознании многих политиков войне всякой можно было найти разумное объяснение.

Победа в войне требует напряжения всех сил человека. Интеллект, дух и опыт и ещё множество составляющих венчают победу. Стоят ли эти усилия хоть одной сознательно загубленной жизни? Неужели и боги и церкви освящают эту жертву и отпускают людям все грехи человекоубийства и почитают это за благо. Война не только порождает в человеке зверя, но и оставляет привычку убивать. Когда в войне теряется цель и смысл убивать, то инстинкт и привычка остаётся. Что дальше? Как вернуть убийцу в человеческое состояние- от ненависти повернуть к любви? Наученный убивать врага, и, заметивший, что врага нет и нет цели уничтожения, не найдёт ли легко другого врага на которого укажут и обвинят его во всех бедах, и призовут уничтожить? Кто оборвёт эту цепь убийств? От войн происходят и внутренние потрясения, как в человеке, так и в обществе. Как силой разума остановить безумство миллионов людей и направить силы духовные и физические на созидание?

Винтовка – рождает власть. Власть, опирающаяся на

штыки и вызывающая страх, не может плодить этот страх вечно. Она превращает этот страх в противоположность, порождает такие стихии, когда смерть, ставшая привычкой, и страх, загнанный внутрь человека, ведёт к взрыву сметающему то, что давило и гнуло, насиловало человека, отрывало его от любви и веры. Человечество должно

вернуться к своей главной сущности – трудиться в поте лица и ценить жизнь данную не на страдания, а на радость.

Как может горсточка честолюбцев повернуть массы людей и бросить их в топку войны? Какие струны души затронуть, какие песни спеть? Слава, богатство, власть,

возможность без большого труда сладко жить, имея рай на земле – стоит ли это призрачное счастье, купленное ценой крови, в то числе и своей, жертв и усилий? Бог или дьявол гонит скопища людей убивать себе подобных!? Почему жаждущие славы и власти сами не готовы нести жертвы? Кому достаются плоды воинских побед? Эти вопросы ещё не задавал себе Степан, но наступали времена, когда на эти вопросы начнут искать ответы миллионы людей. И горе тем, кто не услышит народный стон и не поймёт, что гнев обрушиться на них.

Если в Санкт-Петербурге, даже в кабинетах, где сновали люди в мундирах с погонами, о надвигающихся

Потрясениях не думали в должной мере (С 1 июня 1914 года по 31 декабря в России было произведено всего 253 мотора четырёх типов!?), то в Волынском полку, куда

вернулся Степан с надеждой на скорую демобилизацию, вовсю шла подготовка к летнему лагерному сезону с учениями, походными маршами, стрельбами. В мае ряды белых палаток выстроились ровными шеренгами на изумрудной траве. Лес оделся в зелёный наряд. В полку появилась авто-пулемётная рота броневиков образца 1911 года Русско-Балтийского завода. Белой краской сверкали названия: «Ястреб», «Орёл», «Сокол», «Коршун», «Свирепый», «Страшный», «Сердитый». По другую сторону близкой немецкой границы тевтоны поднимали в воздух громадные Цеппелины, которые озирали сверху с большой высоты приграничные территории необъятной по

просторам и людским ресурсам, сказачно богатой

природой, ещё мало затронутой промышленной

цивилизацией, Российской империи. С российской стороны в воздух поднимался дирижабль «Кречет». К винтовке Мосина крепили новый четырёхгранный штык Гулькевича, что был длиннее и легко входил в тело. В полку, в мирное время насчитывавшему 1500 нижних чинов, готовились увеличить его до штатного расписания военного времени в 3455 человек. В третьей гвардейской пехотной дивизии находилось четыре полка из одиннадцати императорской лейб-гвардии. Их задачей было прикрытие Варшавы и крупнейшего промышленного центра Лодзи. В Волынском полку зимой сменился командир. Вместо Турбина появился имевший боевой опыт Александр Владимирович Геруа. В военном округе имелось пятнадцать самолётов конструкции Сикорского. Вместе с самолётами в воздухе витал дух войны.

Пётр встретил возвращение Степана расспросами о сельчанах и подковыркой:

– Как там твоя краля не нашла дружка?

Отделение Степана за пять месяцев после очередного призыва превратило троих новобранцев в гвардейцев. Лагерную жизнь открыло общее построение. Гордость полка- оркестр, играл бравурные марши на зелёной поляне и совсем мирный новомодный джаз. На страницах же газет чёрными буковками били барабаны войны На улице в Париже был убит журналист Жан Жоресс- яростный разоблачитель замыслов военщины. В ресторанах пили шампанское, слушали джаз, любовались длинными дрыгающими ногами танцовщиц в кабаре и не обращали внимания на вопли отдельных писак. Правительства

уверовали, что всё можно утрясти тихо, по-семейному, по телеграфу, в тиши канцелярий и новые горы оружия без выстрелов сделают своё победное дело через угрозы и запугивания. Голодные до земель могли сесть за один стол с обожравшимися и вновь поделить сладкий пирог. Тридцать с лишним лет Европа не знала больших войн и наивно надеялась на продолжение благоденствия. Пусть войны катятся подальше от Европы, а нынешняя Европа