Чужой мир

Я оторвалась от экрана и задумчиво куснула губу. Не помню, чтобы на вводных лекциях по культурологии Цинфа нам говорили о чем-то подобном. Конечно, такая информация больше относится к биологии и медицине, а с этой точки зрения Цинф мы вообще не рассматривали. Да и преподавал нам не коренной житель планеты – носитель языка, а эриец, который не поощрял проявления любопытства. Как-то я попросила побольше рассказать о местном укладе жизни – и получила выволочку и контрольный тест вне плана. Тогда меня это озадачило, но я все списала на дурной нрав преподавателя. Сейчас же подумала, что, возможно, дело не только в нем.

Я нахмурилась, отмахнулась от какой-то зудящей в голове мысли-догадки, которая пока только формировалась, и щелкнула по ссылке, открывая изображение.

С фотографии на меня смотрел типичный цинфиец. Признаться, он мало чем отличался от землянина. Разве что лицо имело немного заостренную форму с ярко очерченными скулами. Крупные острые уши вызывали легкую улыбку и навевали ассоциации с литературной трилогией Толкиена – кажется, тот в своем творчестве уделял много внимания этому мифологическому народу с симпатичным дефектом ушной раковины.

Я защелкала мышкой, извлекая все новые фотографии цинфийцев. Смуглые, кареглазые и темноволосые, они определенно имели с землянами больше общего, чем эрийцы. Я задумчиво сделала глоток и даже не поморщилась, когда холодная жидкость липко прокатилась по горлу и оставила неприятный осадок – хуже остывшего кофе может быть только неправильно приготовленный.

Закрыв вкладку с изображениями, я вновь вернулась к тексту. Краткая справка подошла к концу, и теперь на меня посыпались разрозненные сведения, с ужасающей небрежностью надерганные из разных источников, как морковка с чужих грядок, и систематизированные лишь частично.

«С каждым годом численность населения продолжает расти, что приводит к многочисленным проблемам. С этого отчетного периода введены штрафы на наличие в семьях более одного ребенка, что породило лишь новое недовольство среди взбудораженной общественности.

Все растущая конкуренция за рабочее место приводит к социальной напряженности, которая непременно выльется в организованный конфликт, если правительство не предпримет существенных шагов по решению давно наболевших проблем».

Хм. Похоже на статью, возможно, даже цинфийскую. Интересно… А здесь у нас что?

Я вновь заскользила взглядом по экрану.

«Безработица, влекущая за собой финансовые проблемы, вынуждает цинфийцев ютиться в общежитиях, предоставляемых правительством. В подобных местах можно бесплатно получить крышу над головой и минимальный набор продуктов, а также, в случае необходимости, медицинскую помощь. Общежития представляют собой многоэтажные дома с просторными комнатами, заставленными кроватями. На этаже всегда в наличии ванная комната и столовая.

Подобный минимализм развивает дух коллективизма и взаимной ответственности. Возможно, именно поэтому у цинфийцев такая активная гражданская позиция. Избирательским правом пользуется каждый совершеннолетний гражданин, явка населения на выборы всегда составляет сто процентов. Это позволяет делать выводы…»

Я не дочитала. Текст напоминал выдержку из чьей-то исследовательской диссертации – любопытно, но слишком субъективно. Ладно, поищем еще что-нибудь.

О, кажется, я нашла точку зрения эрийца. Ну-ка…

«Суровые варварские законы не делают чести этой расе. По своей природе склонные к жестокости, цинфийцы проявляют ее и в правосудии. Проблема безработицы должна была породить всплеск преступности, но этого не случилось. Любое существенное преступление: убийство, кража, изнасилование – не важно, карается мгновенной смертью. Всего несколько десятилетий назад подобная кара распространялась не только на преступника, но и на всю его семью – жену, детей, родителей. В настоящее время физическая расправа совершается лишь непосредственно над преступником, но члены его семьи подвергаются гонениям: супруг (а) получает административный штраф, сумма которого столь огромна, что выплатить его зачастую возможно лишь через несколько лет при удачном стечении обстоятельств; детям закрывается ряд возможностей, в том числе и в плане выбора профессий. Согласно закону они не могут стать врачами, юристами, политиками и военными. Подобную звериную жестокость мы можем наблюдать во многих отраслях жизни цинфийцев…»

Я сглотнула. На ум пришло что-то про кару до седьмого колена. Действительно звериная жестокость… Кажется, с фразой о том, что сын за отца не ответчик, цинфийцы не знакомы.

После прочитанного на душе стало как-то беспокойно. Я встала с кресла и бездумно направилась на кухню. Немного постояла возле буфета, то открывая, то закрывая дверцы шкафчиков. Затем спохватилась, недовольно цокнула языком от бессмысленности своих действий и присела за стол, чинно сложив руки на коленях. Не прошло и минуты, как я подскочила и подошла к окну. Браслет на правом запястье жалобно позвякивал – я вновь нещадно теребила его, даже не замечая этого.

Облокотившись на подоконник и подперев ладошками подбородок, я какое-то время молча обозревала наш двор. Обычный день в неблагополучном спальном районе. Пара смельчаков гуляет с детьми, а вон та пожилая женщина что-то кричит. Я перевела взгляд чуть левее и заметила два бегущих со всех ног силуэта с женской сумочкой в руках. Навстречу ворам шли люди, но никто даже не помыслил вмешаться в происходящее.

Надо запомнить эту картину. Едва ли она возможна на Цинфе.

Я тут же задалась вопросом о том, публичные ли у них казни, но решила подумать об этом позже.

Я не могла не признать, что немного напугана, но не хотела делать поспешных выводов. Нет ничего хуже чужих умозаключений, принятых на веру.

Немного успокоившись, я вернулась в комнату и вновь уткнулась в нетбук. Кажется, снова выдержка из диссертации.

«Цинфийцы нашли весьма любопытный способ снятия социальной напряженности. На улицах были поставлены огромные экраны, день и ночь транслирующие фильмы и сериалы. Спектр развлекательных программ так обширен, что может удовлетворить любой вкус. Возле каждого экрана собирается своя компания местных жителей, которая путем голосования решает, что именно будет смотреть.

Развитие индустрии масс-медиа обеспечило жителей новыми рабочими местами (режиссерами, сценаристами, актерами, съемочным персоналом) и частично разрядило ситуацию.

Интересно, что даже в вопросе выбора развлекательной программы цинфийцы демонстрируют активную гражданскую позицию. Проявляя живой интерес к жизни актеров и других публичных людей, они готовы на поразительную преданность кумиру, которая мгновенно испаряется, если объект восхищения совершает ошибку. Любой скандал, пятно на репутации может превратить любовь в презрение, и тогда карьере бывшего любимца приходит конец. Все проекты с ним подвергаются полному игнорированию. Изгою практически невозможно вернуть былую популярность.

Как мы видим, даже в этом вопросе четко проявляется редкое у других рас единство».

Я вздохнула. С каждым прочитанным словом я все больше понимала, что Алекс поставил передо мной крайне сложную задачку. Я не была уверена, что решу ее, поэтому иррационально злилась на цинфийцев. Чем сильнее я боялась провалить задание, тем большее раздражение у меня вызывали так называемые новые союзники землян.

– Варвары, просто варвары… – тихо пробормотала я, а потом решительно щелкнула по ярлыку языковой программы. Паниковать буду потом. На Цинфе.

Придется вспомнить цинфийский. Варвары они или нет, но язык у них, помнится, весьма любопытный.

* * *

Я недовольно косилась на экран, силясь понять, как всего одна ошибка в символе смогла безобидно-позитивное восклицание: «Какой прекрасный сегодня день!» превратить в уныло-плаксивую жалобу: «Моя любимая цапля сдохла», когда оглушительный стук в дверь заставил раздраженно оторваться от языковой программы.

– Данишевская! Майя Данишевская!! Живая или мертвая, ты сейчас же откроешь мне дверь!

Я растерянно моргнула. Это голос Лиди или мне кажется?

– Данишевская!!!

Вряд ли это извращенная фантазия перетрудившегося мозга. До разъяренной Лиди в амплуа воинственной амазонки он бы не додумался.

Судя по ударам, подруга намеревалась снести с петель и без того не особо прочную дверь. Не то чтобы я была к ней нежно привязана (к двери, имеется в виду), но лишать свой дом хотя бы видимости защиты мне не хотелось, а потому я лихорадочно вскочила с постели. Уже на бегу окинула комнату быстрым взглядом и впервые за пять дней увидела ее без белесой пленки скачущих символов перед глазами. Покраснев, я торопливо стряхнула с незастеленной кровати крошки от крекеров и накинула сверху плед. Затем покосилась на дивизию немытых кружек из-под кофе, которая обвиняюще выстроилась на полу, и мысленно махнула рукой. Как говорил Алекс, если не успела спрятать труп, сделай вид, что он сгнил задолго до твоего появления.

– Иду! – крикнула я и, щелкнув замками, распахнула входную дверь. Та с готовностью заскрипела, словно давно ждала повода и теперь с удовольствием ябедничала на противного хулигана. Вернее, хулиганку.

– Слава богу, живая! – с облегчением выдохнула Лиди и, перешагнув порог, сжала меня в объятиях.

– В новостях передали соболезнования родным по поводу моей внезапной кончины? – удивленно поинтересовалась я и махнула рукой в сторону кухни. – Пойдем, я чем-нибудь тебя угощу.

Память с вежливостью, смахивающей на издевку, напомнила, что после почти недельной добровольной изоляции угостить я могу разве что водой из-под крана.

– Ты хоть читала то сообщение, что отправила мне пять дней назад?

– А что с ним не так? – не поняла я, заглядывая в пустой буфет. На полке сиротливо стояла ополовиненная банка с кофе.

Подумалось, что на дверцах шкафчика вполне гармонично смотрелась бы надпись: «Оставь надежду всяк сюда входящий». Хмыкнув, я на автомате принялась переводить ее на цинфийский. Уткнувшись взглядом в пространство, я не сразу услышала обвиняющие нотки в голосе Лиди.

– «Некоторое время не смогу появляться в кафе. Не волнуйся. Дам о себе знать, как только появится такая возможность. Целую, Майя». Ты знаешь, что это ужасно напоминает прощальное письмо?

– Да, попахивает мелодрамой, – вынужденно согласилась я, мысленно дописывая последний символ. Затем тряхнула головой, возвращаясь к реальности, и привычно потянулась за туркой.

– Извини, неважно получилось. Хочешь, перепишу? – почти без иронии уточнила я. Работа корректора накладывала свой отпечаток.

Лиди посмотрела на меня с осуждением, выворачивающим душу наизнанку (она умела одной мимикой передавать столько эмоций, что актерам немого кино пришлось бы бороться с приступом острой зависти). Я тут же виновато замолчала и смущенно отвела взгляд. Смущенно еще и потому, что в карих глазах подруги отчетливо можно было различить нецензурные символы и восклицательные знаки.

Все, совсем заработалась. Надо делать перерыв…

Я с удвоенным рвением заколдовала над плитой, выставляя огонь нужной температуры и помешивая в турке воду со специями.

– Ладно, главное, что ты жива и относительно здорова, – вздохнула она.

– Почему относительно? – неосмотрительно поинтересовалась я, отвлекаясь от священного процесса превращения воды в кофе.

– Потому что проблемы с головой в счет не идут, – мстительно припечатала Лиди и, кажется, окончательно успокоилась. – Я тебе мамины пирожки принесла. Она сказала, что даже если ты мертва, я обязана положить их на надгробие – помянуть, так сказать.

– О, гостинцы от Софи! – радостно воскликнула я, проигнорировав ту часть разговора, где говорилось о смерти. Живот заурчал в предвкушении, словно поддерживая мое воодушевление.

Пару минут спустя я выставила на стол кружки с кофе и пузатую сахарницу, которую гостеприимно придвинула поближе к подруге, а затем выложила пирожки на тарелку и тут же утащила один. Лишь надкусив теплое тесто и распробовав начинку, я задумчиво спросила, обращаясь больше к себе, чем к Лиди:

– Наверное, разговоры про пирожки на надгробии должны были полностью отбить у меня аппетит?

– Это вряд ли, – хмыкнула Лиди, делая большой глоток и тоже потянувшись к тарелке. – Кого сегодня испугаешь смертью? Кстати, отличный кофе! Откуда?

– Алекс принес.

– А ты, наверное, только этим кофе все дни и питалась. Ты заметно похудела.

Я рассеянно ощупала собственную талию и отмахнулась.

– Тебе показалось. У меня был запас крекеров, я не голодала.

Лиди поперхнулась напитком, но комментировать мою фразу не стала. Вместо этого серьезно спросила:

– Почему ты вдруг исчезла?

Я бездумно заскользила указательным пальцем по столу, выводя непонятные узоры – некстати вспомнился тот символ из цинфийского алфавита, который получался у меня хуже других. Алекс не говорил, что моя поездка – тайна за семью печатями, но я и сама понимала, что о ней не стоило болтать попусту. Впрочем, Лиди – моя подруга, и я знаю ее уже десять лет…

Как же я не люблю делать выбор! Никогда не могу просчитать все вероятные последствия.

– Готовлюсь к небольшому путешествию, – наконец уклончиво ответила я.

– Куда? – удивилась Лиди. Ее брови испуганно взлетели вверх. – Майя, ты тоже бежишь с планеты?

– Что значит «тоже»? – мгновенно насторожилась я.

– Макс подался в бега, – после паузы негромко призналась она. – Приходил вчера попрощаться. Сказал, что не хочет быть рабом на рудниках. Я не знаю, куда он отправился.

– Какой ужас… – я обхватила холодную ладошку подруги и сжала ее. – Почему ты не поехала вместе с ним?

– У меня тут родители… Я не могу их бросить.

Лиди быстро опустила взгляд, но я успела заметить блеск ее мокрых глаз. Ее ладошка осторожно освободилась из моей, словно вежливо отвергая всякую жалость.

Я растерянно смотрела на молчавшую подругу. В памяти всплыло ее лицо, не такое, каким я видела его сейчас – замкнутым, хмурым, почти жестким, а счастливым, словно изнутри озаренным светом – такое волшебное действие оказывало на него присутствие Макса.

Я вспомнила, что она почти всегда смеялась в его присутствии. Макс не обладал каким-то феерическим чувством юмора, ей просто было с ним хорошо.

Они уже год считались женихом и невестой, но из-за санкций свадьба все время откладывалась, а теперь и вовсе сорвалась.

– Я понимаю, почему он решился на побег. Я сама бы поступила так же. Он достоин большего, гораздо большего, чем… чем… – Лиди сделала судорожный вдох, голос изменил ей и явственно дрогнул.

– Тебе надо было бежать с ним, – тихо сказала я, но та затрясла головой.

– И оставить родителей? Нет, я – все, что у них есть. Только из-за меня они еще пытаются бороться. Сбежать с Максом – все равно что собственноручно выбить эпитафию на их надгробии.

– Они бы поняли…

– Ты бы бросила Алекса? – Лиди смотрела прямо, в ее лице читался вызов, и я, помедлив, покачала головой.

Окажись я на ее месте, поступила бы так же, но легче от этого не становилось.

– Я буду скучать по нему, – едва слышно проговорила, почти выдавила из себя Лиди. – Знаю, что никогда больше не увижу его, но каждый день буду встречать мыслью о нем.

Я потянулась к кружке, слепо ее нащупала и пригубила кофе, чтобы сглотнуть ком в горле. Мне хотелось сказать что-то утешительное, но любые слова прозвучали бы сейчас банально и фальшиво, поэтому я решилась на ответную откровенность.

– Я улетаю на Цинф.

Лиди подняла на меня расфокусированный взгляд. Пару секунд я терпеливо ждала, когда она поймет смысл моих слов. Ее брови медленно сошлись к переносице, а в глазах вместе с осмысленностью появилась напряженность.

– Зачем?

– Не могу сказать. Это связано с Алексом.

– Навсегда?

– Нет, на какое-то время.

– Вот как… – задумчиво протянула Лиди и без перехода резко спросила: – Данишевский понимает, во что он тебя втягивает?

– О чем ты?

– Цинфийцы – варвары, спроси любого! – С каждым словом подруга распалялась все больше. Каштановые пряди рассыпались по плечам, а на макушке воинственно затопорщились короткие волоски. – Он совсем головой поехал? Ему политика дороже сестры?

Я была готова к чему-то подобному, поэтому фраза про то, что Алекс подставляет меня, почти не причинила боли. Я только чуть отклонилась и облокотилась на спинку стула, тем самым увеличивая дистанцию между собой и Лиди.

– Ты видела хотя бы одного цинфийца? – терпеливо спросила я и уточнила: – Вживую.

– Конечно нет. Им же запрещен въезд на планету эрийцев.

– Правильно, а нам запрещено покидать ее, – кивнула я. – Так как же мы можем судить о том, варвары цинфийцы или нет?

Лиди молча открыла и закрыла рот. Растерянно отбила пальцами мотив какой-то популярной песенки и неуверенно возразила:

– Но ведь об этом все говорят. Ладно бы только эрийцы придерживались такого мнения (им давно веры нет), но ведь хвараны и карры тоже так считают…

Тут мне было сложно возразить, но все же, тщательно подбирая слова и обдумывая их на ходу, я попробовала.

– И первые, и вторые давно сотрудничают с эрийцами. У них тесная торговля и налаженные культурные связи. При этом и те и другие считают землян кем-то вроде домашних питомцев. Тебя это не настораживает?

– Сами они… Насекомые, – мрачно буркнула Лиди.

Хвараны и карры действительно напоминали огромных разумных насекомых. Возможно, из-за внутреннего неприятия их внешнего вида у землян с ними сложились весьма прохладные отношения.

– Иногда мне кажется, что человечество обречено на одиночество, несмотря на наличие других рас на планетах, – немного не к месту проговорила Лиди.

Я вздрогнула от этих слов, понимая, какой подтекст за ними скрывается, и вскинула на нее глаза. Она сидела, уставившись в опустевшую кружку, словно пытаясь что-то в ней рассмотреть, и напряженно кусала губы.

– Эй, Лиди… – мягко позвала я.

– А одному быть нельзя. В одиночестве лишь слабость, понимаешь? – торопливо, как будто я могла заставить ее замолчать, проговорила она.

– Я понимаю, – тихо согласилась я.

Встав, я обошла стол и, застыв возле Лиди, несмело раскрыла объятия. Та не спорила. Уткнулась мне в плечо и неожиданно разревелась.

– Он вернется, вот увидишь, обязательно вернется. Макс не бросит тебя.

– Ты знаешь, что нет. Теперь он вне закона, и если его поймают, то отправят в тюрьму как преступника. Майя, как преступника!

Я не умела утешать. Бо́льшую часть жизни я прожила одна, а из детства помнила только, как мама гладила меня по голове, когда я плакала, разбив коленки. Моя рука неуверенно взметнулась к волосам Лиди, и я провела по ним, как когда-то делала мама. Лиди всхлипнула сильнее и понесла совсем уж бред:

– Помнишь, в тюрьмах на Земле самой строгой мерой наказания считалась одиночная камера, где нельзя было заняться не чем иным, как размышлениями? Так вот, Майя, планета эрийцев – это наша одиночная камера!

В ответ я забормотала что-то оптимистично-бессмысленное, сама до конца не понимая, что же говорю. Неожиданно Лиди отстранилась от меня и подняла заплаканное лицо.

– Они совместимы с нами?

– Что? – я не сразу разобрала сиплый шепот Лиди и ответила с опозданием. – Да, ДНК почти тождественна земной.

– Тогда оставайся там. Присмотрись к ним. Найди свою любовь и будь счастлива.

– С варваром? – мягко вернула ее же собственное определение цинфийцев.

– Так даже лучше. Варвар лучше других сможет защитить свою женщину.

Я бы рассмеялась, но побоялась обидеть Лиди. Вместо этого хитро прищурилась, пихнула ее в плечо и деловито уточнила:

– То есть я так плоха, что ни один землянин на меня не клюнет? Остаются только цинфийцы?

Лиди усмехнулась и поддержала игру.

– Кто же по доброй воле породнится с Алексом Данишевским? Нет, Майя, послушай мой совет – выходи замуж за цинфийца. А мужа знакомь с братом на самой свадьбе.

– А лучше после? – понимающе фыркнула я.

– Это был бы идеальный вариант, – одобрила она, и мы обе с облегчением рассмеялись.

Больше к теме политики и моего путешествия мы не возвращались. Просидели до вечера и проболтали ни о чем, а после Лиди ушла, не забыв взять с меня обещание звонить ей каждый день или хотя бы через день.

Я была полна решимости выполнить нашу с ней договоренность.

Братец меня убьет.

Глава 2

Алекс навестил меня ровно неделю спустя после нашего разговора. Знай я его чуть хуже, и у меня непременно бы возникло подозрение, что все это время он простоял под дверью моей квартиры с секундомером в руке – его пунктуальное появление минута в минуту невольно наводило на такие мысли, но я хорошо знала повадки братца: с любовью к театральным эффектам он успешно боролся.

Так что вряд ли он томился за порогом дольше семи минут – именно такой срок он отводил на случай непредвиденных ситуаций, способных привести к опозданию.

– Добрый вечер, Майя, – дружелюбно поздоровался он и, разувшись, прошел в комнату. Пальто при этом так и не снял.

Остановившись в паре шагов от меня, Алекс нетерпеливо поднял бровь, и я со вздохом освободила кресло, куда он тут же довольно уселся. Я уже говорила, что легче принять привычки брата как данность, чем пытаться найти в них логику?

В частности, я замечала, что Алекс никогда не садился на незастеленную постель. Врожденная брезгливость? Правила этикета, впитанные с молоком матери? Честно говоря, никогда в это не вникала.

Переместившись на кровать, я сложила ноги по-турецки и, насупившись, предупредила:

– Кофе закончился.

– В этот раз обойдемся без реверансов, – легко согласился Алекс. – Протокол надо изредка обновлять.

Пока я растерянно осмысливала, что наши встречи подчинены какому-то протоколу, он невозмутимо продолжил:

– Как прошла подготовка к заданию? Вопросы появились?

Ага, значит, поездка на Цинф позиционируется именно как задание. Мог бы хоть немного завуалировать свое отношение к происходящему.

Впрочем, это же Алекс! Он свято убежден, что выполняет важнейшую миссию, а все остальные должны исполнять роль винтиков в хорошо отлаженном механизме.

Я вздохнула и постаралась отмахнуться от неприятных мыслей. Ощущение, что меня собирались использовать как пешку в чужой политической игре, лишь обострилось.

– Мой уровень цинфийского не позволит свободно общаться с носителями языка. Мне понадобится помощник.

– Конечно, – легко согласился Алекс. – Я уже позаботился об этом. Как только ты прибудешь на планету, сразу же получишь в свое распоряжение личного переводчика.

С таким равнодушием по моей гордости давно не проходились.

– То есть ты сразу знал, что я не справлюсь? Зачем же просил вспомнить язык?

Алекс недовольно поморщился, будто ему пришлось отлеплять от своего рукава заплаканного, разобиженного ребенка и объяснять тому, что все хорошо. Такое выражение лица возникало каждый раз, когда я задавала неуместные вопросы.

Минуту братец выжидающе молчал, словно надеялся, что я сама озвучу его план, но, не дождавшись, бросил мимолетный взгляд на наручные часы и принялся объяснять то, что, по его мнению, было очевидно.

– Майя, мы не будем просвещать цинфийцев относительно твоих языковых познаний.

– Не будем? – переспросила я, надеясь, что вид при этом у меня не самый глупый.

– Конечно же нет, – терпеливо повторил Алекс, но уже с едва различимой ноткой раздражения в голосе. Я не могла его винить: наверное, тяжело жить в мире людей, значительно отстающих от тебя в умственном развитии. Мне бы тоже не понравилось общаться с пятилетками на равных. – Твое владение цинфийским – козырь в рукаве, глупо выкладывать его в самом начале игры.

Я задумчиво куснула щеку изнутри. Кажется, я начинала понимать, к чему он клонит…

– Естественно, мы не собираемся скрывать факты твоей биографии или подтасовывать их.

Угу, лучше всех блефует самый честный игрок.

– Если спросят, ты учила язык в институте, но за прошедшие годы успела основательно подзабыть его. Никто не должен догадываться о твоих лингвистических способностях. Кстати, думаю, в языковой среде ты быстро наверстаешь упущенное. Ты всегда все схватывала на лету.

В другой раз я бы зарделась от похвалы и постаралась запомнить момент, чтобы потом периодически выуживать его из памяти и любоваться своим маленьким триумфом, но сейчас мои мысли были заняты другим.

– Ты хочешь, чтобы я шпионила для тебя? Для этого выдумана сказка о том, что мне угрожает опасность?

– Шпионила… Ты, как всегда, рубишь с плеча.

– Тогда поясни мне, глупой, потому что для меня это выглядит именно так, – я откровенно злилась и уже не пыталась это скрыть.

– Тебя действительно могут использовать как рычаг давления на меня, это правда, – серьезно добавил Алекс, поймав мой взгляд. – Но также правда и в том, что, отправив тебя на Цинф, я хочу убить двух зайцев. Для этого мне нужна твоя помощь.