Чужой мир

– Впрочем, ты зря злишься, Майя. Нетбук лежал открытым. Если ты хотела сохранить что-то в тайне, не стоило оставлять его без пароля, да еще и в спящем режиме.

Я чертыхнулась сквозь зубы. Действительно, с утра я убегала в такой спешке, что забыла выключить нетбук, на котором работала полночи – писала рассказ для субботней встречи нашего литературного кружка. Хорошо, что утром мне не пришла в голову идея погладить пиджак – спалила бы весь дом.

– Ладно, ты прав. – Мне всегда было легче уступить Алексу, чем спорить с ним. Сложно спорить с тем, у кого IQ превышает твой собственный показатель интеллекта сразу на пару десятков пунктов. – Кофе будешь?

– Конечно, – мягко улыбнулся брат, давая понять, что конфронтация подошла к концу и мою строптивость простили.

– А его нет, – мстительно откликнулась я, но тем не менее отправилась на кухню. – Я ждала тебя только через неделю.

Алекс навещал меня раз в месяц, и к его приходу я всегда покупала хороший кофе. В обычные же дни предпочитала более бюджетный вариант – черный чай. Зеленый по стоимости равнялся кофе, и меня душила жаба приобретать его за эту цену.

– Посмотри на верхней полке шкафчика, – невозмутимо донеслось из комнаты.

Распахнула дверцы, зависла на пару секунд, потаращилась на банку элитного кофе, а затем молча достала ее.

– Мог бы просто оставить на столе.

– Во всем должен быть порядок, – равнодушно заметил Алекс, появляясь в дверях кухни с нетбуком в руках. Видимо, снова взял его, когда я вышла из комнаты. – К тому же иначе это бы выглядело как подарок. А я не делаю подношений.

Я пожала плечами. Часто я не успевала за логикой Алекса, поэтому просто принимала как неизбежное зло большинство его привычек.

Вода закипела мгновенно, и я бросила в турку пару ложек перемолотых в порошок зерен из банки, пожадничав и захватив даже больше, чем нужно. Почти сразу по маленькой кухне поплыл божественный аромат свежесваренного кофе.

– Так интересно? – Я кивнула на все еще открытый нетбук.

– Неплохо, – сдержанно похвалил тот. – Интрига имеется.

Я удивленно приподняла бровь.

– Раньше ты не отзывался столь тепло о моих работах.

– Раньше я их не читал.

– Это многое объясняет. – Несмотря на смущение, мне было приятно, что Алекс прочитал хотя бы один мой рассказ. Его мнение было важно для меня.

Я никогда не обижалась на то, что он не интересуется моим творчеством. Как вообще можно предъявлять такие претензии Алексу Данишевскому – главе земного совета, представителю оппозиции в составе парламента эрийцев? Хорошо, что у него есть время навещать младшую сестру и спать хотя бы четыре часа в сутки.

Я искоса посмотрела на брата: залегшие тени под ярко-синими глазами говорили о том, что он снова пренебрегает ночным сном. И дневным заодно. И вообще снова испытывает себя на прочность.

Сердце сжалось – я переживала за Алекса. Несмотря на все наши разногласия, он был моей семьей. Он был тем, кто заботился обо мне: квартира, пусть небольшая, в не самом престижном районе, но своя – немыслимая вещь для одинокой землянки; работа – та, что приносила мне деньги и чувство удовлетворения. По сравнению со многими я была хорошо устроена. Насколько это возможно в моей ситуации.

Алекс был не просто братом для меня, он… Наверное, легче рассказать с самого начала.

Мне было десять, когда в результате техногенной катастрофы бо́льшая часть землян погибла и лишь нескольким тысячам удалось спастись. Тогда на помощь пришли эрийцы – союзники, недавно обнаруженные в космосе. Они предоставили убежище выжившим на то время, которое понадобится планете на восстановление ресурсов. То есть на очень-очень долгий срок.

Я мало что помнила из детства. В памяти не осталось паники, ужаса или отчаяния. Только огромный желтый взрыв, пронесшийся по планете – так выглядела катастрофа в окне иллюминатора космического корабля. Мой отец, известный политик, позаботился о том, чтобы спасти всю свою семью – маму, брата и меня. Я не знаю, страшно ли мне было, наверное да, но в воспоминаниях навсегда отпечаталось мертвенно-бледное лицо мамы и стеклянный взгляд Алекса. По его щекам тогда катились слезы, но вряд ли он понимал это. Больше я ни разу не видела брата плачущим.

По прилете на новую родину отец развил бурную деятельность. Конечно, вся его энергия была направлена на политику. Он уходил рано утром, приходил поздно вечером и постоянно что-то говорил о совете землян и общем парламенте. Но я так и не успела разобраться в его идеях – он умер, когда мне было одиннадцать.

Мама стойко перенесла случившееся несчастье, но и ее несгибаемость оказалась лишь маской.

В тринадцать лет я осталась фактически сиротой – у мамы случился срыв, последствия которого оказались непоправимы. Вот уже четырнадцать лет она лежит в палате реанимации, находясь между жизнью и смертью. Каждый год мы с Алексом подписываем прошение о продлении систем жизнеобеспечения. Этот год станет последним. Если мама так и не придет в себя, врачи отключат аппараты.

При мысли об этом мне почти не больно. Я уже давно похоронила ее. Еще тогда, в тринадцать лет.

У меня остался только Алекс.

Наверное, ему было страшно остаться с младшей сестрой на руках. В двадцать три года такие вещи пугают. Да даже в двадцать семь, в моем возрасте, такая ответственность заставляет испуганно сжиматься сердце, что уж говорить про брата. Но если он и боялся, то ни слова не сказал об этом.

Я училась в пансионе закрытого типа, вместе с эрийцами – немыслимое дело для землянки. Брат забирал меня лишь на выходные и тогда уделял мне столько внимания, сколько мог.

Он подолгу разговаривал со мной, ведя пространные беседы о политике, подсовывал книги по психологии и затем со сдержанным интересом узнавал, как много я подчерпнула из них. Он проверял мои домашние задания с пугающим рвением, и зачастую его беспощадная оценка моих способностей заставляла обиженно глотать слезы. Его холодные слова, привычка держаться отстраненно и нежелание высказывать одобрение моим действиям ранили сильнее, чем чьи-то чужие хлесткие комментарии, и вскоре я отрастила толстую шкурку, позволившую относиться к любой критике весьма флегматично. Я никогда не спорила с братом – сначала попросту не находила в себе сил для отпора, а потом поняла, сколько всего на него свалилось, и не хотела стать еще одним его разочарованием.

Он упорно работал, до полной потери рассудка, до состояния, когда приходил и падал на кровать (я сама это видела). Я смутно понимала, чем он занимался, знала только, что продолжает дело отца. Этого было достаточно.

Я уважала, любила брата до беспамятства и в то же время боялась – знала, мне никогда не стать такой, как он. Уже тогда я догадывалась, к чему это приведет – к разрыву наших отношений. Эта мысль причиняла мне боль. Я старалась. Ох, как же я старалась соответствовать!

В институте, куда поступила тоже благодаря влиянию брата, я изучала те дисциплины, которые выбирал он. У меня была явная склонность к языкам, поэтому я выбрала специальность лингвиста. Конечно, с подачи Алекса. Сама я боялась и шаг сделать в сторону без его согласия.

Я не спорила, когда после окончания учебы он пристроил меня работать в межрасовый центр сотрудничества, но сбежала оттуда уже через полгода. Я просто не могла и дальше шпионить, юлить, участвовать в интригах и находиться в клубке змей, называемом политикой.

Тогда Алекс не поверил, что я могу отказаться от места в его команде. Он даже не сразу прибег к манипуляциям, уверенный, что одной его просьбы будет достаточно.

Несмотря на все его ухищрения, я так и не вернулась в центр. Напрасно братец взывал к чувству долга, к памяти предков, к ответственности, которую накладывает фамилия Данишевских…

Впервые в жизни я проявила упорство и отстояла право на жизнь. На свою собственную жизнь, какой бы бессмысленной она ни казалась.

Пожалуй, это единственный поступок, которым я горжусь. И, как мне иногда кажется, единственный, вызывающий пусть капельку, пусть совсем немного, но уважения у Алекса. Забавно, да?

Задумавшись, я упустила момент, когда кофе вскипел пенкой и ринулся на плиту. Торопливо сняла турку с огня и под неодобрительным взглядом брата разлила кофе по кружкам. Достала сахар и демонстративно положила себе два кубика. Алекс понимающе поднял уголок губ, но на провокацию не поддался – он никогда не подслащивал напитки. Эстет.

– Как мама?

Я ждала этого вопроса, но все равно вздрогнула. Поспешно пригубила из кружки, обожглась и, поморщившись, ответила:

– Все так же. Не приходит в себя. Я поменяла в вазах цветы и повесила в палате новые шторы – старые выглядели непрезентабельно.

Алекс кивнул. Я уверена, он осведомлен о состоянии мамы не хуже моего, но не подает вида. Такие расспросы стали нашим ритуалом – способом напомнить, что я тоже часть семьи Данишевских. Только я никогда не знала, кому Алекс таким образом освежает память: себе или мне?

– У отца истерлась табличка на надгробном камне. Хорошо бы поменять.

– Пришли мне счет, – тут же предложил Алекс. – Я оплачу.

В этот раз кивнула уже я, потому что если на цветы и шторы я могу найти деньги, то на новую табличку буду копить пару-тройку месяцев. Металл снова подорожал.

– Ты слышал новость об открытии месторождения на севере?

Обычно я избегаю всяких разговоров о политике, во всяком случае с Алексом, но в этот раз не удержалась: слишком сильно я беспокоилась о Лиди.

Мне думалось, братец улыбнется своей жесткой улыбкой и заверит, что у него все под контролем, возможно, выскажет два-три варианта развития событий, но вместо этого он кивнул и кратко откликнулся:

– Да, я в курсе.

Я подождала еще немного, но Алекс задумчиво пил кофе и не намеревался продолжать разговор. Вот тут я уже занервничала по-настоящему.

– И что ты думаешь предпринять? Ты же будешь что-то делать?

– Откуда вдруг такой интерес к «грязной закулисной игре»? – Алекс по памяти процитировал мое определение политических интриг и криво усмехнулся: – Ты и без меня понимаешь, что происходит.

Так, не теребить браслет, не теребить!

– Это начало конца, Майя, – он произнес это спокойно, даже обыденно, как будто делился прогнозом погоды на завтра.

Я не заметила, как в его руках появилась монетка, обычная железная монетка, привезенная с Земли и оставленная в качестве памятной вещички. Она не стоила абсолютно ничего, но Алекс бережно хранил ее. Я предполагала, что для него этот маленький кусочек металла нечто вроде талисмана. Зачем на самом деле ему эта монетка, я не могла сказать – никогда не спрашивала.

Алекс крутанул монету, и она завертелась на месте. На мелькающей серебристой стороне можно было увидеть выбитую дату выпуска – две тысячи сорок пятый, год техногенной катастрофы на Земле.

– Когда что-то запускают, Майя, остается всего два варианта: либо оно остановится само, выполнив свою задачу, либо его остановят. – Алекс резко накрыл монетку ладонью, и та замерла, застыв между его пальцами.

– Интересная лекция по движению физических тел в пространстве, – осторожно заметила я, с опаской поглядывая на Алекса. Братец к чему-то вел, и, судя по долгому предисловию, мне точно не понравится то, что он задумал.

– Тебе нужно уехать.

Вот так просто. Я исподлобья посмотрела на Алекса, тот встретил мой наверняка настороженный взгляд совершенно невозмутимо. Монетки в его руке уже не было – спрятал во внутренний карман пиджака.

– Далеко?

– Достаточно, на Цинф. Язык не забыла?

– Подожди-подожди! – Я потрясенно замотала головой. – У эрийцев с цинфийцами давняя вражда, холодная война в любой момент может перетечь в полноценное противостояние!

– Верно, – спокойно подтвердил Алекс. – У эрийцев с цинфийцами действительно не самые теплые отношение. Но какое тебе, землянке, до этого дело? Или ты снова забыла, к какой расе принадлежишь?

Я сглотнула и вцепилась в столешницу. В голосе Алекса не было ни намека на угрозу, казалось, он действительно просто напоминал мне очевидное, но почему же стало так страшно? Чертов братец с его не менее чертовой харизмой! Иногда мне кажется, что он с легкостью поведет за собой толпу в любую нужную ему сторону. Было что-то по-настоящему завораживающее то ли в его несгибаемом, почти деспотичном характере, то ли в ярко-синих глазах, в которых отражался не только ум, но и жесткая хватка.

Глаза, кстати, у нас были одинакового оттенка. От мамы достались. Пожалуй, на этом сходство между нами и заканчивалось.

Я снова искоса посмотрела на брата. Крепкий, высокий (на полторы головы выше меня), он каким-то образом внушал опасение даже тогда, когда улыбался. Улыбка у него была замечательная! Но и она вызывала ассоциации с хищником – не львом, не тигром, а скорее… с коршуном. Тонкие черты лица не могли сгладить это впечатление, наоборот, они казались излишне заостренными, а потому лишь подчеркивали едва уловимое сходство. Темно-русый оттенок волос, словно финальный мазок, завершал его образ.

Я молчала, скользя взглядом по лицу брата. Голова раскалывалась от хоровода бешено кружащихся мыслей.

– Тебе не идет этот хвост, – неожиданно ляпнула я. Тонкая, куцая косичка спускалась с затылка до середины правого плеча Алекса и заканчивалась традиционным узлом из трех разноцветных резинок – цветов всеобщего флага землян.

Такую же прическу носил мой отец, но ему она шла. Алекс же с ней смотрелся слишком вычурно. Надо же, только сейчас заметила!

– Я знаю, – пожал плечами он. – Сбрею, когда придет время. Теперь ты готова к разговору?

Алекс подался вперед и положил локти на стол, я же откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди.

– Зачем мне лететь на Цинф? Там опасно.

– Не больше, чем здесь, – поморщился Алекс. – Все твои знания о цинфийцах пропущены через фильтр пропаганды эрийцев. Пояснить, что это значит?

Я покачала головой.

– Зачем? – Мой вопрос можно было трактовать двояко, и я уточнила: – Зачем я тебе на Цинфе?

– Мы подошли к финишной прямой, Майя. Сейчас все завертелось с такой скоростью… – перед моими глазами вновь возникла монетка, запущенная в бессмысленный танец чьей-то рукой. Мне даже почудились блики на столе от серебристой поверхности этого металлического кругляшка, и я моргнула, приходя в себя.

– Прости, что ты сказал?

Алекс посмотрел на меня так, будто я заставила его признаться в чем-то противозаконном, но покладисто повторил:

– У меня нет больных мозолей и ахиллесовых пят, на которые можно было бы надавить. У меня одна слабость – ты, Майя.

Теплая волна, похожая на южный ветерок, пронеслась по телу и осела легким покалыванием в немного подрагивающих пальцах. Я положила ладони на колени и сжала их в кулаки. Не хотела, чтобы Алекс заметил мое волнение.

Я и в первый раз отлично все расслышала, но хотелось убедиться, что слух не подвел меня. А еще я с трудом подавила глупое, детское желание сбегать в комнату за диктофоном и попросить братца повторить свое признание. Чувствую, в следующий раз нечто проникновенное он скажет лишь на моих похоронах, а потому жаль упускать момент.

Вместо этого я кивнула:

– Продолжай.

– Я не могу допустить, чтобы тебя использовали как рычаг давления на меня. Тебе нужно скрыться.

– В городе легко затеряться.

– Нет, тебя найдут. На Цинфе будет безопаснее.

Я помолчала, обдумывая вопрос.

– Цинфийцы… Они… Ты считаешь их союзниками?

– Я еще не решил. – Алекс покосился на наручные часы. – Майя, формулируй свои мысли быстрее, у меня осталось десять минут.

Я злобно фыркнула. Десять минут на то, чтобы я могла определиться – жить мне, убегая словно крыса, или умереть героем, воспетым в национальных песнях. Ладно хоть право выбора предоставляет. Мог бы просто запихнуть на корабль и отправить посылкой на Цинф.

Постойте-ка…

Я замерла, ошарашенная догадкой. Затем сощурилась и с подозрением уточнила:

– Это все?

– Не понял.

– Мой побег на Цинф – лишь часть плана, верно?

– Наконец-то ты начала задавать верные вопросы, – удовлетворенно и даже с каким-то облегчением, словно сомневался, что до этого дойдет, откликнулся братец. – Если все пойдет, как я задумал, мы добьемся гораздо большего, чем надеемся, но и в случае пессимистичного прогноза мы выполним задачу-минимум – обеспечим твою безопасность. Эрийцы не достанут тебя на Цинфе.

– Какова же задача-максимум?

Алекс улыбнулся.

– Издать твою книгу.

Если бы я не обвила в этот момент ножки стула ступнями, то точно бы сползла под стол.

– Алекс! Издеваешься?!

– Пять минут… – со вздохом прокомментировал брат, снова покосившись на циферблат наручных часов. Вид при этом имел самый несчастный – с таким учитель начальных классов в двадцатый раз повторяет нерадивому ученику, что дважды два – четыре. – Нет, вовсе не издеваюсь. Если я смеюсь над собеседником, то делаю это более изощренно.

– Если ты не объяснишь все человеческим языком, я тебя ударю, – на полном серьезе пообещала я. Терпение было на исходе.

– Лучший способ что-то спрятать – выставить на всеобщее обозрение. Если будешь на виду, никто не посмеет на тебя покуситься.

– Отлично. При чем здесь моя книга?

– На Цинфе одной из самых востребованных отраслей считается масс-медиа. Проще говоря, в развлекательный блок вкладываются огромные деньги. Сериалы, фильмы, книги, игры – все это пользуется бешеной популярностью, каждая новинка получает свою долю внимания. Тебе достаточно вызвать интерес, а затем напоминать о своей персоне. А что может интриговать сильнее, чем книга писательницы-землянки, прилетевшей на планету с дружеским визитом? Ах да, книгу надо будет перевести на цинфийский. Ты язык помнишь?

– Я учила его в институте! – мрачно напомнила я. – Естественно, большую часть уже забыла.

– Значит, освежишь в памяти, – распорядился Алекс. Он положил на стол флешку и придвинул ко мне указательным пальцем. – Здесь информация о планете. Не могу сказать, что сведения секретные, но после просмотра лучше бы их удалить. Только извлеки языковую программу.

– Не идиотка, догадалась бы.

– Мало ли… – пожал плечами Алекс и, проигнорировав мое гневное сопение, продолжил: – Твоя задача – удержать на себе внимание цинфийцев и по возможности создать у них в головах благоприятный образ землян. Детали прописаны в инструкции. – Он кивнул на флешку. – Вопросы?

– Э-э-э…

– Я так и думал. Тогда встретимся через неделю, когда ты вспомнишь язык и ознакомишься с учебными материалами, – с этими словами Алекс легко поднялся, уже стоя сделал последний глоток давно остывшего кофе и шагнул к выходу.

– Я еще не соглашалась!

– Хорошо.

– Мне надо подумать!

– Буду иметь в виду.

Алекс стоял на пороге квартиры и тянулся к дверной ручке, а я запаниковала по-настоящему.

– Я не смогу перевести книгу на цинфийский за неделю!

– Майя, – все-таки терпение покинуло братца, и он закатил глаза. – Естественно, одна ты это сделать не успеешь. Над переводом поработает моя группа. И не беспокойся, я уже выбрал книгу.

– Какую? – пискнула я.

– «Снег в июле». Она мне понравилась больше остальных.

– Но когда ты успел… – Алекс сухо чмокнул меня в щеку и вышел за дверь. Заканчивала фразу я уже в одиночестве: – Ознакомиться с моими книгами?

Минуту я таращилась на опустевшую прихожую, словно в полусне. Затем на автомате щелкнула замками и проковыляла в комнату, где рухнула на незастеленную с утра постель. Если бы у меня было домашнее животное, я бы заговорила с ним, но питомца я так и не завела.

– Все страньше и страньше, – пробормотала я и коснулась ладонью скользящей поверхности нетбука. Она была теплой – нагрелась за время работы. Не кошка, но все же… – Как же нам с тобой поступить?

Поглаживая крышку нетбука, я думала о предложении брата. Конечно, это больше походило на приказ, но мне не впервой было поступать по-своему. Конечно, я хотела бы, чтобы мою книгу прочло как можно больше людей – земляне, эрийцы, цинфийцы, не важно. Но я четко понимала одно: книга – лишь ширма для куда более серьезных вещей. Я стану куклой, которую будут дергать за веревочки. Готова ли я к этому?

Я спустила ноги с кровати и медленно подошла к большому зеркалу в прихожей. Склонив голову набок, я задумчиво посмотрела на свое отражение.

Невысокая, стройная, но не до худобы, изящная, как говорила раньше мама.

Мама.

От нее мне достались синие глаза, такие же, как у брата, и русые волосы, которые я все собиралась остричь до плеч, согласно местной моде, но все время откладывала – казалось, что мама бы не одобрила. А вот черты лица папины: широкие дуги бровей, красиво очерченные скулы, правильной формы нос и немного тонковатые губы.

Я прислонилась горячим лбом к прохладной зеркальной поверхности. Я – Данишевская. Их плоть и кровь. Так похожая на них внешне, неужели я могу отличаться внутренне?

– Я – слабость Алекса.

Сказанная вслух, эта фраза больше не казалось приятной, наоборот, она горчила на языке, как прокисшие сливки. Я не хотела быть его слабостью.

Закрыв глаза, я снова взвесила все за и против. Да, я боялась оказаться разменной монетой в политической игре брата, но еще больше я страшилась навредить ему. Я любила Алекса гораздо больше, чем он мог себе представить.

– Никто не сможет манипулировать моим братом.

Я бы хотела стать силой, опорой Алекса, но знала – это мне не по плечу. Достаточно того, что я просто перестану отрицать очевидное: я – Данишевская, и никуда от этого не деться.

* * *

На следующее утро первым делом я позвонила на работу и сказалась больной. Мне холодно напомнили, что, согласно последнему декрету о санкциях, отсутствие сотрудника на рабочем месте более трех дней по любой причине (уважительной и не очень) влечет за собой увольнение. Я вежливо поблагодарила за предупреждение и заверила, что склерозом не страдаю.

Что ж, в издательский дом мне уже не вернуться при любом раскладе. Ладно, не будем оглядываться на сожженные мосты – вспыхнувшее зарево может ослепить и деморализовать, а на рефлексию сейчас совершенно нет времени.

Я сварила кофе, на секунду склонилась над любимой кружкой с едва заметной щербинкой на боку и, блаженно прикрыв глаза, полной грудью вдохнула крепкий густой аромат бодрящего напитка. Кофе – это первая ступенька на лестнице, ведущей к счастью, и если он не в силах примирить вас с действительностью, то ничто не сможет. Размышляя подобным образом и все еще держа в одной руке кружку, другой я открыла кухонный шкафчик и нащупала завалявшуюся пачку с солеными крекерами. Довольно хмыкнула и вытащила печенье. В день, когда я переборю лень и приготовлю полноценный завтрак, на город обрушится как минимум торнадо, ведь мировая гармония – штука тонкая, любая мелочь может ее нарушить. Возможно, именно так Дороти и улетела в страну Оз – из-за вовремя непогашенного приступа хозяйственности у какой-нибудь ленивой девицы с высоким творческим потенциалом и низкой социальной ответственностью.

Похрустывая крекерами, я вернулась в комнату и удобно устроилась в кресле: поджала ноги и положила нетбук на колени. Открыла крышку, потянулась к лежащему рядом пледу и не глядя нажала на кнопку «пуск». Экран мигнул, запустилась программа приветствия. Флешка Алекса уже чернела в гнезде разъема. Я быстро щелкнула мышкой, выискивая нужную папку, а затем углубилась в чтение.

Файл представлял собой сборную солянку из разрозненных сведений касательно разных областей жизни цинфийцев. Имелась и краткая справка о самой планете, которую я быстро пробежала глазами, освежая в памяти подзабытую за ненадобностью информацию.

«Цинф вращается вокруг желтого карлика HR 772883 – звезды, по своим характеристикам схожей с Солнцем. Данная звездная система находится на расстоянии почти пятидесяти миллионов световых лет от Земли, в спиральном рукаве Щита-Кентавра галактики Млечный Путь, и долгое время считалась необитаемой.

Климатические условия планеты схожи с земными и подходят для жизни человека: атмосфера полностью пригодна для дыхания, более половины суши занято водой. Цинф вращается против часовой стрелки. Полный оборот планеты вокруг своей оси составляет двадцать восемь часов. Периодичность вращений вокруг звезды – триста восемьдесят дней, равных цинфийскому году, в котором местные жители выделяют пять сезонов.

Флора и фауна достаточно разнообразны. Среди них встречаются опасные для человека виды, но таковых с каждым годом становится все меньше. Технический прогресс позволил местным жителям освоить ранее непригодные для жизни территории.

В настоящий момент численность цинфийцев постоянно растет, и в случае сохранения тенденции можно будет говорить о перенаселении планеты и недостатке природных ресурсов.

Раса цинфийцев относится к разумным гуманоидам. Параметры тела соответствуют параметрам человека. ДНК цинфийца и человека практически тождественны. Высока вероятность совместимости и появления общего потомства».