Поцелуй феи. Книга1. Часть2

– Она подлая? – поразилась Лала. – Вроде хорошая девушка. Феи в общем-то чувствуют сердца людей, Рун. Хотя и не всегда.

– Да у нас все хорошие. Почти. Только вот ко мне почему-то плохо относятся, – посетовал Рун с улыбкой. – Это просто неприязнь как бы. Знаешь, Лала, я подозреваю, она догадывалась, что нравится мне. В те времена думал, нет, а теперь… иного мнения. Когда все стали меня нелюбить, быть может она так пыталась доказать подругам, что я ей не по душе. Тоже говоря обо мне дурное. Чтобы над ней не стали подтрунивать ненароком. Ну там, «невеста слабоумного» и тому подобное. Но мне как-то всё равно, какие у неё были причины. Подлость есть подлость.

– Милый, может ты слишком сурово судишь? – мягко заметила Лала. – Если это произошло давно, вы же детьми были ещё. Она девочка была совсем. Что ты от неё хочешь?

– Лала, это же не шутки, – покачал головой Рун. – У меня жизнь отняли практически. В деревне просто стало невозможно находиться. Никаких надежд на будущее. Я, когда тебя поймал, я же пошёл в лес зелье испытать, с мыслью, испытаю, и отправлюсь навсегда в дальние края искать лучшей доли. Но в дальних краях сгинуть гораздо легче, чем счастье найти. Мой дедушка так говорил. Все они, все деревенские, каждый по чуть-чуть, приложили руку, чтобы помочь мне сгинуть. И она. И она поболе многих других. Давно уж мне не нравится. Даже не понимаю сейчас, чего я в ней находил.

– Она миленькая, – сочувственно промолвила Лала, чуть улыбнувшись.

– Ну… наверное, – признал Рун. – Я думаю, Лала, ей любопытно могло быть. Мы же за последние несколько лет и словом с ней не обмолвились. Ни одним. Повзрослели оба. Вот и поглядывала. Чтобы понять, каким я стал. Но мне всё-таки кажется, она, как и все, на тебя смотрела в основном.

За оградой неподалёку показалась чья-то любопытная физиономия, и Рун предпочёл замолчать. Вскоре они добрались до избы. Стражники стояли чуть в стороне, фактически за воротами деревни. Увидев Лалу, застыли на месте, пялясь с довольными лицами на неё, на её крылышки, на её ножки. Вот уж кто получал истинное удовольствие от своей нынешней работы. Рун отпер калитку.

– Входи… влетай, моя красавица.

– Ах, какой галантный у меня кавалер сегодня, – порадовалась Лала.

– И у Тияра, заметь, ел исключительно ложкой, – похвалился Рун. – Я страх какой воспитанный теперь.

Лала весело рассмеялась. А потом посмотрела на него загадочно:

– Мой зайка, давай в дом зайдём. Передохнуть. На пять минуточек.

– Давай, – пожал плечами Рун.

Передняя дверь была не на засове, они вошли, и лишь Рун затворил её, Лала приблизилась к нему совсем вплотную. Стояла и буравила его глазками иронично и ласково в полутьме сеней. Рун прижал её к себе. Она вздохнула счастливо:

– Только и мечтала об этом, пока мы были у дяденьки Тияра.

– Попросилась бы там, – усмехнулся Рун. – Тебя вроде не смущает прилюдно обниматься.

– Тебя смущает, – буркнула она. – Ты понежнее, когда мы одни. Ну и в гостях, забыв про всё на свете, в друг друге раствориться… было бы наверное невежливо. Если надолго. Сейчас хочется подольше. Хоть несколько минуточек. Соскучилась.

– Ты меня, Лала, удивила сегодня, – признался Рун добродушно.

– И чем же, милый?

– Так складно сочинила. Ну, про то, как случайно выполнила моё желание. И так правдиво говорила. Не догадаешься, что всё обман.

– Ты меня рассмешил. Когда про драконов начал сочинять. Стало радостно, оно само и придумалось. Немножечко это нехорошо Рун. Неправду говорить тем, кто тебя встречает столь радушно. Но мы не из зла это делали. Если они когда-нибудь узнают, что мы обманывали, то может и обидятся к сожалению. Но если узнают, почему мы обманывали, не обидятся ни за что. Они хорошие люди. Когда я домой ворочусь, ты им расскажи, Рун, правду. И попроси прощенья от меня.

– Ладно, – пообещал Рун.

Лала положила голову ему на грудь.

– Знаешь, Рун, – произнесла она умиротворённо, – это очень важно. То, что мы сегодня сделали. Ходить в гости. Теперь в доме дяди Тияра к тебе лучше будут относиться. Ты не будешь совсем один. Когда я уйду. Ты только береги это. Связь с людьми. Не отворачивайся от них сам. Хорошо?

– Ко мне сейчас лучше относятся лишь из-за тебя, – промолвил Рун. – Уйдёшь, наверняка всё сразу вернётся к тому, что было.

– Не обязательно, Рун, – мягко сказала Лала. – От тебя тоже многое зависит. Ты сегодня стал чуточку роднее и понятнее семье дяди Тияра. Как и они для тебя. Не забыть этого ни им ни тебе. Это в вас останется. И во мне. Они точно будут к тебе лучше относиться теперь.

– Может и так, – вздохнул Рун. – Может у меня всё и наладится. Посмотрим. Так ты из-за меня пошла к Тияру?

– Нет, Рун. Хотелось посмотреть, как у вас живут. Просто я вдруг сейчас поняла. Как это важно для тебя. Мне было очень интересно у дяди Тияра. У вас, Рун, всё-всё-всё другое, чем у нас. И дома, и мебель, и посуда, и одежда, и двери, всё-всё. Даже лошадки другие и курочки. У нас курочки поменьше и иной окраски. Кудахчут, правда, так же. Я и не мечтала, что когда-нибудь посмотрю ваш мир. Смогу в столь далёких от дома краях побывать. Это больше приключение. Удивительное.

– Нам надо как-то начинать решать твою проблему с проклятьем, – заметил Рун.

– Надо, – согласилась Лала счастливо. – Может завтра у барона спрошу помощи и совета. Или пока не буду. Сходим к магу вашему для начала. Вдруг он умел в развеивании злых чар. Представь, придём к нему и… всё. И я домой отправлюсь.

– Ты сразу же отправишься? Немедля?

– Не знаю, Рун. Наверно всё же нет. Недельку хоть побыть, чтобы всё узнать у вас. Раз уж попала в мир ваш, надо ль торопиться назад? Не будет боле шанса. Ну и тобой насытиться охота хоть сколько-то, – разулыбалась она. – Пока что не выходит. Не оторваться. Развеется проклятье, ты влюбишься. Уж за неделю точно. Ещё и могущество обрету. Как было б славно.

– Жестокосердная! Влюбить и бросить. Вот так фея! – с деланным мрачным осуждением подивился Рун.

– Совсем я не жестокосердна! – добродушно возразила Лала. – Не изменить своей судьбы, Рун. Я буду очень тосковать по тебе, когда вернусь. Может даже плакать иногда, чтобы ты знал. Ты теперь навсегда в моём сердечке. Ты мой лучший друг.

– А можно быть не лучшим, но возлюбленным? – поинтересовался Рун невинно.

– Ну, ты вообще-то мой жених понарошку, – весело напомнила Лала. – Это примерно то и есть.

– Пожалуй так, – признал он.

Лала вздохнула глубоко. И нехотя отстранилась:

– Пойдём, Рун, за гусеничками. Нужно их отнести всё же.

***

В кадушке было столпотворенье. Только маленьких зелёных гусениц не счесть, но кроме них ещё и большие разного калибра и расцветок, и даже чёрненькие жуки с хоботками, тоже в изрядном количестве. Трава, которую Рун клал перед уходом к кузнецу, была почти вся съедена.

– Ох, сколько же вас много! – подивилась Лала. – Потерпите, букашечки мои дорогие, сейчас мы вас отнесём.

Рун взял кадушку в руки, заглянул в неё.

– Ничего себе! – сказал он ошалело. – Вот это «помощников» у нас. Как ещё вырастает что-то. Это всё с нашего огорода? Или со всех в деревне?

– С вашего, заинька мой, – улыбнулась Лала.

– Да уж! – покачал он головой, и посмотрел на Лалу вопросительно, – Куда понесём? Тут лес-то вот он, рядом. Ближе всего туда.

– Нет, Рун, им нужна травка сочная, надо на лужок, – попросила Лала.

– Пойдём к реке, – предложил он. – Там луг неплохой. И скотины нет, не затопчут.

– Правда? Как замечательно! – обрадовалась Лала. – Тебе букашечки благодарны будут, Рун. За заботу такую. Тоже ведь живые, тоже жить хотят, радуются каждому денёчку, проведённому на свете. Они помнят добро.

– Кусать реже будут? – с интересом осведомился Рун.

– Рун, они итак не кусают без дела. Только если обидишь, придавишь.

– Комары, видать, очень обижены на людей, – философски подумал вслух Рун.

Лала разулыбалась.

– Если хочешь, любимый, я могу попробовать с комариками договор заключить. Чтоб тебя не трогали. Только сложно это. Может и не выйти. Любят они… добрых людей. На завтрак, обед и ужин. Если решишь, что это крайняя необходимость, я попробую.

Рун вздохнул.

– Э-эх, искусительница ты, невеста моя милая. Заманчиво. Страх как. Теперь буду себя дураком ощущать, что отказываюсь. Но нельзя. Крайней нужды в том нет. Бесчестье будет согласиться. Могла бы ради суженого и на подвиг пойти. Без спросу договор заключить. Подумаешь, ещё одна жертва. Зато я бы некусаный ходил.

– Я же не рыцарь тебе, и не воин ратный, чтобы подвиги совершать, – рассмеялась Лала.

– Вот и вся любовь, – с притворной грустью вымолвил Рун.

Он прижал кадушку к себе одной рукой, другой взял Лалу за ручку. Лала одарила его ласковым взглядом.

– Честь блюсти, это не глупо, Рун. Моему сердечку приятно, что ты у меня такой, – произнесла она очень тепло.

– Значит если б согласился, разочаровал бы? – заинтересованно полюбопытствовал Рун.

Лала озадаченно призадумалась.

– Нет наверное, – несколько неуверенно поведала она. – Я бы пожалуй убедила себя, что это крайняя необходимость. Всё же укусы неприятны. Я думаю. Фей не кусает никто, Рун. Я могу лишь догадываться, насколько это больно. Мне же жалко тебя, суженый мой. Но мне очень нравится это в тебе. То, что ты честный. Я всё время искушаю тебя помаленьку чудесами, а ты не сдаёшься. Это мило.

– Да я сдавался уж не раз, – с сожалением признал Рун.

– Ты разрешал мне колдовать, когда мне это нужно было или хотелось очень. Не ради себя, не из корысти, ради меня. Здесь нет ущерба твоей чести, любовь моя, – заверила его Лала искренне.

– Ну, поверю тебе на слово, – усмехнулся Рун.

Они дошли до калитки, вышли за ограду. Улица всё так же оставалась безлюдной. День в разгаре, у взрослых работа, детвора бегает, кто на речке, кто по холмам у полей ягоды собирает и травки съедобные, кто помогает в огородах или по дому. Стражники только и были поодаль, теперь уж с другой стороны от избы, вглубь улицы, да мужик один с большой корзиной на дороге за деревней виднелся.

– Это надо же, – не удержался от замечания Рун. – Погляди, вообще никого. Я, честно говоря, опасался, городские всё равно торчать станут тут. На удалении. Чтобы тебя хотя бы издали видеть. Не все ж видели. А ни души. Даже господ. Боятся барона прогневать. Повезло нам, Лала, что он тебя под защиту взял.

– Строгий он у вас? Барон ваш? – поинтересовалась Лала.

Рун пожал плечами:

– Да вроде не очень. Если его не гневаешь.

Они направились по дороге из деревни. Дом Руна на самом краю её, последний. Чуть пройдёшь, буквально шагов пятьдесят, и вот уже отворот влево вниз к реке, а прямо путь к сторожке лесорубов, где они стволы превращают в брёвна да доски, а дальше прилесок. Если не спускаться к реке до конца, идя вдоль неё по обрывистому склону, тут деревьев нет совсем, вырублены все ещё в незапамятные времена, будут лужки, скот на них не пасут, упасть может с обрыва, да и лес рядом, волки порой близко подходят; когда трава слишком высокая, скашивают её, и всё, выходит почти как газон в садах знати, низкая травка, полевые цветочки, ягодки тоже часто попадаются. Вот туда Рун и понёс гусениц. Перед самым поворотом к реке они поравнялись с мужиком, нёсшим корзину. Это был дядька Мито, здешний известный балагур, большой любитель шуток и розыгрышей.

– Доброго денёчка вам, госпожа фея, Рун, – остановившись, сказал Мито, расплывшись в умилённой улыбке во весь рот. Его корзина доверху была наполнена опилками.

– И вам доброго, дяденька, – радушно ответствовала Лала, лучась счастьем. Рун ограничился кивком.

– Куда путь держите? – спросил Мито, сверля любопытным взглядом кадушку.

– Да никуда, – спокойно молвил Рун. – Вдоль речки прогуляемся просто.

– Ясно, – произнёс Мито. – А кадушка зачем? Грибы собирать?

Вряд ли Лале был понятен тонкий деревенский юмор. Откуда ей знать, что ходить по грибы с кадушкой – дикость, которая никому из сельских жителей никогда не придёт в голову. Но по оттенкам скрытой иронии в голосе Мито она почувствовала, что он шутит. И одарила его весёлым сиянием своих дивных глаз.

– Букашечек несём на лужок, – радостно поведала она.

– А! – понимающе кивнул Мито с таким видом, словно носить букашек в кадушках – обычная деревенская рутина. – Доброе дело.

Лишь по выражению лица было заметно, что он несколько озадачен.

– До свидания, дяденька, – тепло улыбнулась Лала. И они с Руном продолжили путь.

Дядька Мито ещё долго стоял, отдыхая от своей ноши, глядя им вслед.

– Здоров, Мито, – подошёл к нему шедший к реке лодочник Шим, бородатый косматый мужичок в худой одежонке. – Куда это фея отправилась?

– Здоров, – откликнулся Мито. – Золото они пошли искать.

У Шима так и отвисла челюсть.

– Золото?! – оторопело переспросил он.

– Золото, золото.

– Это клад мельника что ли?

– Ага. Его самый, – не моргнув глазом, подтвердил Мито.

– Надо же! – завистливо подивился Шим. – Фея-то поди точно найдёт. А почему с кадушкой?

– Вот ты недогадливый, – покачал головой неодобрительно дядька Мито. – Как, думаешь, они будут его искать? Фея заколдует кадушку, катнёт, та покатится, и прямо до клада их и доведёт.

– Ах вон оно что! – изумлённо проговорил Шим.

– Да. А если деньги сильно в земле испачкались, тут их и помоют в кадушке же. Двойное удобство. Ну и нести можно заодно. Тройное даже. И никто не подумает, что там клад.

– Ну да, – согласился Шим.

Он тяжело вздохнул.

– Дуракам везёт, – умело изобразив досаду, произнёс Мито. – Только нашему везёт что-то уж с перебором. Мало того, что девка собой хороша, как ангелица. Так ещё и фея. А теперь и злато. Эх, не был бы я занят, сходил бы на мельницу, не поленился, шепнул бы там. Всё же это их деньги. Если потребуют, фея вернёт поди, существо душевное, совестливое. Может вечерком и схожу. Глядишь, в благодарность и мне что-то дадут, хоть серебра немного, хоть муки задарма. Может вина бочонок. Кто знает.

Глаза у Шима блеснули жадностью.

– Пойду я, тоже дел много сегодня, – заторопился он вдруг.

– Бывай, – кивнул Мито.

Шим пошёл прочь, а Мито стоял, глядя ему вслед, и довольно улыбался.

Тем временем Рун с Лалой достигли обрывистого склона перед спуском к реке. Место красивое, Лале было интересно, поэтому они остановились оглядеться. Внизу купались ребятня, несколько мальчишек рыбачили на удочки, две бабы полоскали бельё на деревянном отмостке. По левую сторону чуть вдали крутила большим колесом водная мельница. Широкая река несла свои голубые воды, за ней, постепенно поднимаясь высоким холмом, лежал противоположный берег, открывая пространство на много вёрст во все стороны, там тоже виднелась деревенька, с обширными полями, а далее всё леса, леса, леса. Бесконечным зелёным покрывалом. Синее небо отражалось в воде вместе с облаками, дул приятный лёгкий ветерок, принося запах речной свежести, к щебету птичек да звукам деревенской жизни добавлялся шум течения.

– Как красиво! – восхищённо выдохнула Лала.

– Ага, – с нотками особых душевных чувств в голосе молвил Рун. – Вот, Лала, мои родные края. Правда родился я не здесь. Но вырос в этой деревне. Её родиной считаю. Часто и купался как раз тут, там же, где малышня, вон, плещется, и рыбачил. Искал камушки цветные неподалёку на отмели.

– Любишь эти места? – спросила Лала тепло.

– Да, конечно, – искренне ответил он.

– Какая у вас мельничка интересная, – произнесла Лала радостно. – Я таких ещё не видала, Рун. У нас они ветряные. Огромные. Или магические, магией вращают жернова, тогда не очень велики.

– Это только у нас такая, больше нигде в округе водных нет, – похвалился Рун. – В основном ветряные строят. А в соседней деревне, например, волами крутят колесо.

– Волами? – подивилась Лала. – Такого я тоже не видала.

– Там на холме деревня, – поведал Рун. – Ветра сильные бывают порой, могут порушить ветряную мельницу. А у нас тут низина как бы, и леса вокруг, ветров наоборот, маловато, тихо обычно. Водная самый раз. Зимой иногда подмерзает правда. Но у нас долгие морозы редкость. Да и к зиме всё уже перемолото.

Люди внизу заметили Лалу, она приветливо помахала им рукой.

– Пойдём подальше, – сказал Рун. – А тот тут ребятня бегает часто, затопчут твоих букашек.

– Это наши букашечки. Общие. Почти как детки, такие же невинные и беззащитные, – улыбнулась Лала.

– Ну вот, ещё не женаты, а уж целая кадушка деток, – посетовал Рун.

Лала рассмеялась весело и звонко. С её личика не сходило сияние счастья. Рун повёл её дальше, вдоль обрыва по лужкам. Приятно было просто идти с ней, осторожно сжимая её пальчики в своей руке. И волнительно отчего-то очень. И на сердце прям тепло-тепло, там тоже царило лето, как и повсюду вокруг. Так они, не торопясь, преодолели с четверть версты.

– Давай здесь, – предложил Рун.

– Давай, – кивнула Лала.

– Вытряхнуть их что ли?

– Да ты что!? – с мягким укором посмотрела Лала на него. – Просто положи кадушечку на бок, Рун, они и выползут. Дай мне её. Я сама.

– Долго ждать придётся, – пожал он плечами, передавая ей кадушку.

– Ну и пусть, – добродушно заметила Лала. – Полюбуюсь пока на края ваши. А ты на меня, если хочешь.

– Да только и любуюсь, – усмехнулся он.

Лала поднесла кадушку к лицу.

– Всё, букашечки мои дорогие, мы пришли, – проговорила она ласково. – Выползайте, пожалуйста, да разбегайтесь. Здесь вам будет хорошо.

Она положила кадушку на травку. Потом подошла вплотную к Руну и стала буравить его глазками загадочно.

– Уже опять соскучилась? – весело спросил он.

– Да, – с нежностью подтвердила она.

– Лала, тут из деревни-то видно, – промолвил он виновато.

– Ну и что, Рун, – с улыбкой произнесла Лала. – Невесту можно обнимать и на виду. И вон два кустика скрывают всё, раз уж ты так боишься. Поди не увидят.

– Ну может и не увидят, – признал он тихо. – Особенно если сядем.

– Давай сядем, если хочешь, милый, – согласилась Лала.

Рун опустился на траву, устроился поудобней, Лала уселась рядом, прислонившись к нему спиной. Стала глядеть на реку да на другой берег. Рун приобнял её.

– Прямо свидание у нас, – порадовалась она счастливо. – Красивое место, мы только вдвоём. Хорошо. День такой замечательный! Ходили в гости, спасаем букашечек. Обнимемся. Немножко ссорились с утра. Но зато и помирились. Я столько всего удивительного повидала и откушала сегодня. У дяденьки Тияра. У меня внутри аж гудит от счастья. Вот здесь.

Она прижала ручки к груди.

– Ох, Рун, – сказала она вдруг взволнованно. – А ведь это душа. Гудит. Это она поёт так. Я до сих пор думала душа… это что-то… чего не увидишь, и не почувствуешь, эфемерное совсем, но вот же она. Я чувствую. Гудит-гудит, радуется. Тому, что счастлива, тому, что ты рядом и ласковый, что я дорога тебе. Ворочается чуточку от избытка счастья, от переполняющих тёплых чувств, щемит немного. Надо же. Я только что научилась чувствовать душу. Благодаря тебе, Рун. Я кажется и раньше такое чувствовала. Но как-то не обращала внимания, не замечала, не осознавала. Не задумывалась, что это. А это душа, Рун. Прям вот она, здесь. Поёт-поёт, не смолкает. Забавная и милая. Как будто своей жизнью собственной живёт. И меня согревает. Ты чувствуешь свою душу, Рун? Она прям в груди. Ровно посередине.

– Нет, ничего такого не чувствую, – признался Рун. – У меня, когда ты рядом, словно свет зажигается в сердце. Кажется, будто сияет ярко. Слева в груди. Не по центру. Но оно… мне представляется более, я его не ощущаю, этот свет, я его словно вижу. В уме. И сейчас он есть.

– Это, Рун, у тебя так счастье представляется. Душа, она не видится, она чувствуется. Ты, Рун, если когда-нибудь заметишь, что у тебя в груди чувства отчётливые. Щемит, или ноет, или гудит, наполняя сердце теплом, или радостью, или тоской, или ещё чем-либо. Ты знай, что это душа твоя. Переполнена чем-то, и оттого становится заметна. Так научишься тоже её ощущать. Чувствовать душу – это удивительно.

– Ладно, я буду обращать внимание, солнышко моё, – улыбнувшись, пообещал Рун.

Какое-то время они сидели молча, наслаждаясь летним днём, приятными видами, друг другом. Вдали неспешно плыла лодочка, стрижи носились над водой, кружили чайки, стрекотал кузнечик – букашек славный менестрель – где-то поблизости укрывшись, под его пение изящно порхала в танце белая бабочка. Цвели нехитрые луговые травки да цветочки, наполняя окружающее пространство своими душистыми ароматами.

– Лала, а ты могла бы так жить? – спросил Рун тихо. – В нашей деревне. Всегда. Со мной.

– Мне здесь не место, Рун, – мягко промолвила Лала. – У вас, я знаю, много зла. Пока его я не видала, мне хорошо. Увижу, выдюжу ли? Вряд ли. И потом от меня пользы тут никакой. Почти. Просто… феи магией приносят пользу. Нам нравится быть полезными, это придаёт смысл существованию. А тут… жених суровый мне запрещает колдовать, да и разреши, много ль я наколдую? Я у вас лишь от тебя могу пополнять магию. Ты меня не сможешь постоянно обнимать днём, а ночью нам нельзя. Если бы не проклятье, Рун, я бы уже могущественной стала, ты бы меня полюбил, тогда бы обнял на минутку, и всё, и полная. Не надо было б столько обниматься. Но если бы я обрела могущество, домой смогла бы воротиться. И воротилась бы. Прости. Я замуж хочу, хочу семью, деток. Скучаю по дому, по маме с папой, по сестричкам. По своей привычной жизни. Хочу жить как обычная фея. А не как диковинный зверь в цирке, на которого все показывают пальчиком.

– Значит, не смогла бы, – вздохнул Рун.

– Ну почему же, милый, – улыбнулась она. – С тобой смогла бы. Знаешь какая от меня польза здесь у вас?

– Какая же?

– То, что я с тобой, Рун. Я полезна тебе. Твоя душа замёрзла от одиночества, я её отогреваю. Может, поэтому я послана сюда. Чтоб тебя согреть.

– Фантазёрка ты, Лала, – развеселился Рун. – Так уж боги обо мне заботятся по-твоему. Что аж послали мне тебя. Столько трагедий вокруг. Люди страдают от голода, от лишений, от жестокости. А тут смотри-ка ты, от одиночества меня спасти решило небо. При том, что я особо-то и не горевал от него. Да и у меня бабуля есть вообще-то. И дед был. Не сирота поди. Ты здесь по двум причинам. Первая – потому что я тебя поймал. Вторая – потому что тебя кто-то проклял и не даёт вернуться. Вот и всё.

– Рун, небо выбирает непредсказуемым образом, кого одарить, – ответствовала Лала. – Чем руководствуются боги в принятии решений, нам не постичь. Но всё творится волею небес.

– Зачем же зло тогда творится?

– Не знаю, мой котёнок.

– Ирония судьбы в том, Лала, что когда ты уйдёшь, я буду горевать. От одиночества. Которое доселе особо не тревожило меня. Хорошенький подарок от богов.

– Уж так он плох? Бедняжка, фею встретил, – рассмеялась Лала. – Значит, это твоё наказанье, Рун. Прогневал чем-то небо. Он тебе меня послало. Чтоб покарать жестоко. Страдать заставить от объятий нежных.

– Страданья закаляют волю, – невинно проронил Рун.

– Ну, закаляйся, зайка, мне не жалко, – сказала Лала ласково.

Рано или поздно, но настала им пора возвращаться. Рун взял кадушку, в которой никого уж не было, взял Лалу за руку, и они направились к деревне.

– Ну что, пойдём сразу в храм? Или отдохнуть хочешь? – спросил он.

– В храм, – промолвила Лала с улыбкой.

– А потом предлагаю по деревне пройти. Я всю её тебе покажу. Сможешь тогда сама ходить… летать. Когда хочешь куда хочешь.

– Хорошо, милый, – согласилась она.

Лала была счастливая-счастливая. Лишь они пошли, стала напевать что-то негромко. Какую-то незатейливую мелодию. Рун слушал её нежный голосок, и ему казалось, нет в мире звуков удивительней и чудесней, чтоб так ласкали слух и душу. В её пении не было слов. Просто какие-то «ла-лала-лала», но это было столь мило… Словно само счастье изливалось из её уст, добавляясь к сиянию личика. Ну где тут не забыться, не заслушаться, любуясь на это всё. Не сразу обратил он внимание на суету около их дома. Но чем ближе тот становился, тем сложнее было её не замечать. На край деревни заявилась вся семья мельника. Семейство у него небольшое, жена после третьего ребёнка не смогла боле рожать, а старшая дочь уже замуж вышла, её тут не было, зато все остальные присутствовали – сам мельник, супруга его, младшая дочка и сын. Все стояли на коленях, стражники силой рук и слова пыталась их прогнать, но безуспешно, дочка и жена мельника плакали, сынок бил поклоны, сам мельник причитал и молил. Чуть в стороне народ деревенский, человек с десять взрослых и детей, дивились на это действо. Завидев Руна и Лалу, стражники сочли за лучшее взять паузу в перепалке, просто стояли и ожидали, пока они подойдут, с молчаливым спокойствием взирая на продолжающийся подле ног «концерт».

– Рун, что происходит? – шепнула Лала чуть испугано.