Присутствие № 6/15 или Корпорация сновидений

Вначале, как показалось Сергиенко, майор Страшко смутился такому обороту дела. Было мгновение, когда Виталий, даже, чуть не вызвался помочь припертому к стенке выплеснувшимся недовольством офицеру. Он-то сам все прекрасно понимал и был готов помочь, было растерявшемуся его очередному в этой жизни командиру. Но Сергиенко, в который раз ошибся. То, что он принял за растерянность, было лишь заманиванием недовольных жизнью в западню. Страшко лишь делал вид, что очень расстроен услышанным. На самом деле он выжидал, пока откроются рты всех желающих высказать свое недовольство. И ответил строю точно такими же словами, которые остались на устах у Виталия:

– Дорогие мои, вас сюда никто не звал, и если вы не понимаете того, что только мы, кому законом разрешено ношение боевого оружия, в состоянии удовлетворить требования коммерсантов, можете быть свободными! Вам деньги, и не малые, в то время, когда большинство рабочих на заводах города вообще не получают зарплату, платить просто так никто не собирается, понятно!? Кто не хочет рисковать – пожалуйста, рапорта на увольнение завтра же мне на стол!

– Кому это? – вновь спросил, но уже испуганным голосом Петренко.

– Всем тем, кого я сейчас не зачитаю в списке!

Майор Страшко тут же, не отходя от строя начал что-то, писать в своем записном блокноте. Он совершенно не обращал внимания на истерические выкрики своих подчиненных, старающихся вызвать своего командира на откровенный разговор о «мизерной зарплате и работе без выходных». Их голоса упрощали его работу. Не поднимая головы, он заносил в список только тех, кто сегодня в подчиненном ему строю промолчал. И уже через несколько минут совершенно спокойным голосом объявил приказ:

– Равняйсь! Смирно! К мероприятию готовиться Сергиенко, Клименко…

На очередное задание выдвигались рано утром, когда еще не рассвело. Подобные мероприятия случались в размеренной жизни областного тюремного спецназа и ранее. Но никогда, сколько здесь проработал Сергиенко, они не собирались в дорогу так тщательно. В этот раз даже водителям пришлось перебирать и чистить закрепленные автоматы. Близость к оружию навевала у Виталия невеселые раздумья.

В возглавляющем колонну спецназа БэТээРе под управлением Сергиенко ехали основные действующие лица: командир группы охраны майор Страшко и представители обслуживаемой спецназом фирмы. Виталий не настолько был занят управлением транспортного средства, чтобы не слышать сквозь шум ревущих почти на максимальных оборотах спаренных двигателей разговоров руководителей этого мероприятия. Тем более, на голове его отсутствовал шлемофон.

– …Как, зачем охрана?! – возмутился на вопрос Страшко самый главный клиент. – Вы что не слышали, какой ужас случился в этом месяце?! Причем, на этой же трассе! Мы решили, что не стоит экономить на собственной безопасности! И даже десятую часть предполагаемой прибыли…

Произнеся эти слова, руководитель фирмы покосился в сторону водительского кресла. Перехватив и поняв смысл этого взгляда, Страшко жестом успокоил своего заказчика, мол, там все в порядке.

– …Я и говорю, – продолжал руководитель, – что мы не обеднеем, выплатив вам эту сумму, – хлопая себя по боковому карману спортивной куртки.

– Я извиняюсь, Сергей Сергеевич, – заискивающим тоном спросил Страшко, – а когда именно?

– Как когда? Как и договаривались – когда все вернемся домой в целости и невредимости! И, главное, доведем караван…

– А в порту долго придется ждать? – продолжал уточнять детали операции.

Страшко.

– Я точно не знаю… Как получиться. Да не волнуйтесь вы так! За каждый час простоя вы получите свое по договору! – очень раздраженно ответил, как было уже известно Виталию, Сергей Сергеевич.

Между вот такими, неконкретными по своему смыслу, несколькими фразами, на долгие часы наступала полная тишина. Каждый сидящий только смотрел куда-то в сторону и молчал. Дорога изматывала каждого незаметно. Когда стало совсем жарко, руководитель фирмы снял с себя куртку и остался в одной футболке. В зеркальце заднего вида Сергиенко рассмотрел тело этого молодого человека. «Ого! Почти как у меня мясо накачанное!», – подумалось тогда Виталию при виде спортивного телосложения этого молодого человека.

Эта гармония физического здоровья, коммерческой хватки и жизненной удачливости незнакомца очень пришлись по душе безвременно отставному лейтенанту. Виталию даже стало немного грустно от того, что нахлынуло на него в те минуты. В его мозгу пронеслось всего на одно мгновение, что на месте этого молодого и преуспевающего бизнесмена мог бы сидеть именно он…

Еще Сергиенко по дороге любовался тем, как их колонну, состоящую из бронетранспортера и трех «УАЗиков» [23] провожали взглядами сотрудники автоинспекции, во множестве встречающиеся на их маршруте. Гамма чувств при виде бронированной техники моментально отпечатывалась на лицах стражей порядка. От страха и полного непонимания происходящего, вплоть до подобострастного почитания и уважения. Все это Виталий успевал рассматривать в узкие смотровые щели и особенно его радовало то, что на некоторых постах, им, остающимся неизвестными, даже отдавали честь! За весь многосоткилометровый путь их колонну так ни разу и не остановили для проверки документов.

Одесса встретила их южным «гостеприимством» – со слов заказчиков ждать конвою разгрузки довелось до самого вечера. По этой причине Сергиенко впервые в жизни побывал в самом центре этого южного, со славной историей города! Оставив своих сослуживцев у портовых ворот и не говоря никому, чтобы не рассмешить, о своей цели, он в одиночестве побрел пешком на набережную.

С замиранием сердца он приближался к этому, самому желанному в этом не маленьком городе для него месту. И от неожиданности даже остолбенел! То, что представлялось ему из телевизионных программ внушительного вида, сейчас ежилось перед ним во всей своей микроскопичности и полной нереальности всех его, вместе взятых представлений об этом месте! Тельце Ришелье над Потемкинской лестницей повергло Виталия в шок! Такого он не ожидал увидеть никогда! Для верности он еще раз обвел взглядом это место и даже потрогал все руками: и самого основателя, и ступени лестницы, уходящей к морю, и пушку, захваченную у французов, и одну колонну горсовета. Вздрогнув от громкого боя курантов над головой, немного ошарашенный Сергиенко направился к обложенному лесами зданию театра и еще далее к огромным, видным издалека, куполам какой-то незнакомой ему церкви…

В обратный путь выдвинулись около часа ночи. То, что им приходилось конвоировать на обратном пути, представляло собой внушительного вида автомобильную колонну, состоящую из нескольких десятков импортных автомобилей. Откуда пришли все необходимые своим числом водители для управления всем этим парком так, и осталось для Сергиенко секретом.

Колонну, как и в начале, возглавлял управляемый им броневик. По мнению организаторов, именно бронемашина у всех желающих должна была вызывать трепет и уважение.

Шли на предельной для БэТээРа скорости – около девяносто километров в час. На таких оборотах двигателей в салоне слышно более ничего не было. Голова даже у привыкшего к такому шуму Виталия разрывалась на части! Что уже было говорить обо всех остальных.

Фирмач-крепыш с первых минут их обратного марша сидел, сильно сжав уши ладонями. Папка с документами, которую он не выпускал из рук в начале пути, сейчас лежала у его ног на полу, сразу за спинкой водительского кресла. Тела всех пассажиров покачивались в такт колебаниям корпуса бронетранспортера.

Сразу за Волновахой приближался крутой спуск, а за ним такой же крутизны затяжной подъем. Чтобы не потерять на нем скорость, Виталий выжал из своего четырехосного аппарата все сто…

Этот звук вхождения в броню кумулятивной гранаты показался Сергиенко тихим щелчком, следом за которым его руки, лежащие на рулевом колесе, ощутили сильный толчок. В спинку его кресла вонзилась многотонная плита взрывной волны, отодрав сидение вместе с его телом от пола. Уже отражаясь от приборного щитка, в его голову пыхнул жар огня. Эту волну пламени Сергиенко встретил всем своим лицом, влетая в него и расплющивая кожу о сталь от удара сзади. Почему-то стало холодно. По всему его телу поползли мурашки. И это, не смотря на то, что его глаза четко видели, что он горит! Весь! От самых ног и до головы! Он слышал треск своих вспыхнувших волос и видел, как кожа на его руках стягивается, чернеет, подымается волдырями и лопается. Но сознание еще долго не покидало его тело. Когда Виталий оторвался от металлической стенки, к которой его приклеило взрывом и чуть позже температурой, он впервые оглянулся назад и посмотрел в салон бронетранспортера. Насколько мог смотреть сквозь пламя и дым. Не прикрывая глаз потому, что это было уже делать нечем. Вся кожа его лица вместе с широкими бровями и густыми ресницами осталась висеть, с каждым новым мгновением уменьшаясь в размерах, на раскаленной приборной доске… На каком-то автопилоте Виталий стал перемещаться к тому месту, где факелом горел директор фирмы. Но прежде чем попытаться усесться на его место, Сергиенко одним движением схватил обеими руками чужое и тоже почему-то холодное туловище, швырнув его на свое место водителя. Туда, где более всего бушевало пламя. Еще он перед тем, как потянуться к ручке боковой аварийной двери и наконец потерять сознание поднял с пола папку на черной коже, которой прочел «Якорь надежды». Прикрепленные к уже обуглившейся коже золоченые буквы, как и его все тело, лизали языки пламени…

Именно с того самого дня, когда он потерял свое настоящее имя, Сергиенко не садился более за руль. Любого автомобиля, своего или, тем более, чужого. Он, просто, боялся это делать! Как и многое другое из своей прошлой жизни… Сейчас, после своего удачного избавления от чеченцев, он пересилил себя и впервые за три года прикоснулся в черной коже рулевого колеса от чего все тело без остатка пронзил холод. Точно такой, как тогда…

Он вслух ругал своего водителя за то, что тот так далеко оставил «Джимми». И по пути к этому месту чуть не потерял сознание. Эта странная волна поднималась откуда-то из глубины его тела и полностью лишала его рассудка, уничтожала без остатка волю и превращала в слабого, больного и беспомощного карлика. Охвативший его ужас еще более усиливался невольным созерцанием этой знакомой дороги, на которой за прошедшие годы, прошедшие с той памятной ночи, ничегошеньки не изменилось. Виталию казалось, что сейчас в его голове прокручивается кинопленка! Ведь он запомнил все на ней до последнего камушка и ямки! До того самого момента взрыва за своей спиной…

Когда Хохряков, наконец, остановился и сделал знак, что они уже на месте, Сергиенко-Колиушко чуть не выпал из салона, до такой степени он хотел покинуть это ненавистное и страшное место! Но ему ведь предстояло ехать и рулить еще до самого конца! Кто же знал, что Виктория заинтересуется его водителем и, более того, он полностью подойдет ей…

– Дурашка! Он думает, что ему платят по штуке в месяц за его одно шоферство…, – процедил сквозь зубы остатками губ Сергей Сергеевич и тяжело вздохнул.

Глава V

Кладбище казалось пустынным и навевало своим видом грусть. Не от того, что здесь нашли свое упокоение столько людей, что и не сосчитать. Грустно становилось от вида этого последнего в жизни, здесь лежащих, пристанища.

Единственные перед глазами живые существа, редкие в ветвях вороны, сохраняли полное молчание. Им было все давно здесь привычно. Это место сейчас было полностью покинутым людьми. Не сезон.

Высеченные на камне и увековеченные в фотоснимках лица на надгробиях только усиливали полное одиночество любого живого существа, кто сюда попал. От могил тянуло совсем не вечностью. Все они, вместе взятые, излучали зыбкость человеческой жизни и ее пустоту. Пятна ржавчины, отстающая коржами масляная краска на старых и покинутых могилках. Частые островки царства запустения, когда холмик полностью скрыт в траве и забвении. Покосившиеся от времени и отсутствия памяти у людей кресты. Если все так заканчивается, одним камнем и горсткой печенья на день очередной годовщины, стоит ли вообще топтать эту землю!?

Старший следователь районной прокуратуры Борис Тищенко стоял напротив свеже выкопанной могилы. Пока в некотором отдалении. Почти скрытый деревьями от единственной к этому месту дороги. В плаще с поднятым воротником и руками в карманах он сам своей неподвижностью казался памятником. Он приехал сюда намного раньше того времени, на которое было намечено погребение очередного тела. К тому же, интересующий его ритуал погребения, по всей видимости, задерживался еще и по объективным причинам. У Бориса Олеговича еще оставалось время поразмышлять…

Кем бы он сейчас был, если бы ему не довелось служить в том самом месте? Наверняка, не простым трактористом, и не скотником. Минимум на что сгодились бы его способности было бригадирство, а то и заместительство руководителя его родного колхоза! И все… Это был бы максимум в его отдельно взятой жизни. Без никакого преувеличения, если бы не место, куда он попал служить срочную.

Полк министерства внутренних дел в самом начале службы казался не самым лучшим местом в советской военой машине. Своей муштрой и постоянным вбиванием своеобразного понимание дисциплины, изредка разбавляемыми участием в оцеплении торжественных событий и празднично-спортивных мероприятий.

Тогда, находясь под трибунами с руководителями партии и страны над своей головой, Борис впервые понял, что власть в руках не только у физически сильных людей. А еще большая по степени власть у тех, кто имеет право быть начальником. Ну, и что, что он стал младшим сержантом вместо парня, как его фамилия?… Уже и забыл! Это тогда его мучила совесть. Сейчас уже нет… Тем более, даже тогда, никто не сомневался в том, кто именно украл из оружейки снаряженный магазин. Да, именно тот, у кого его и нашли! Все было просто! Отпечатки пальцев снимать никто и не подумал… Почему именно автоматный магазин? Так вышло… Так случилось. Хотя, могло быть подброшено в тумбочку, все, что угодно.

Это была первая в его жизни должность, дающая власть! Поэтому он помнит те дни до сих пор в цвете! Какая радость переполняла его сознание, когда по его одному слову падало и начинало отжиматься от земли целое отделение! Или как забыть ту лесть, с которой он сталкивался каждую неделю при подготовке списка к выходу за забор воинской части в очередное увольнение. И даже от тех, кто был его ровесником. Не говоря уже о тех, кто был старше! За ту, первую в своей жизни власть, он держался зубами и делал все, чтобы ее сохранить! Заставлял, унижал, бил и угрожал, льстил и подлизывался. Но добился своего и стал заместителем командира взвода! Правда, не надолго… Жаль, что он больше не встретил того паренька, который не побоялся его угроз и все-таки нажаловался командиру.

Оставшийся после того случая на его плечах внешний атрибут власти в виде широкого шеврона старшего сержанта на погонах, уже было не то… Он даже несколько раз срывался на старое, но в ответ уже слышал от всех без исключения «пошел ты…». И ничем уже ответить не мог. Хотя до сих пор помнит лица всех своих обидчиков!

Но тогда грустить не пришлось долго, так подошло время увольняться. И как его оставили тогда дослуживать в своей части? Когда командир ушел на повышение, новый не стал вспоминать былое и внес его, Тищенко фамилию в список достойных для поступления на юридический факультет университета. Хотя, он тогда совсем не догадывался, какой это большой шаг к достижению еще большей власти над людьми.

Учиться было тяжело. Десятилетка в его родном селе вообще не оставила следов в его голове в виде каких-либо знаний программы курса средней школы. Поэтому он быстро приспособился и стал уже сам лебезить и унижаться перед более умными и настойчивыми в обучении. Физическая сила его здесь уже была лишней и бесполезной. Возможность готовиться к экзаменам и зачетам рядом с успевающими стала для него единственным шансом получить диплом! И он воспользовался им на все сто! Даже на двести процентов, когда по распределению он попал в органы прокуратуры.

Это был его звездный час и день! Надев погоны помощника районного прокурора, Тищенко вспомнил, все то, что оставила в его сознании армия. Умение подставлять и рваться к более высоким должностям по головам коллег было у него развита от природы! Он это понимал и не стеснялся называть самому себе вещи своими именами. И если раскрыться в полную силу раньше, во время службы в армии, ему не позволили обстоятельства, то какой был здесь, в прокуратуре, фронт для его деятельности!

Первой его «грядкой» стала функция бдить за законностью в районном отделе милиции. Не за всей деятельностью конечно! Только выборочно. Но он к этому стремился изо всех сил! Пока он с самозабвением и даже в сверхурочное время, о чем его не просило начальство, перелистывал и перелистывал подшивки с отказными материалами. И он помнил это точно – то, что искал, он нашел на второй же день своей великолепной службы!

– …И что вы такое выдумали, Борис Олегович? Этого не может быть! – еще смеялись над ним, прокурором, до конца не понимающие глаза этого мальчишки, одного из дознавателей отдела дознания районного управления милиции.

– Вы подумайте хорошенько… Подумайте и потом только ответьте на мой вопрос. Я не тороплю вас с ответом. У вас есть уйма времени, – просил лейтенанта тихим голосом Боря ответить на свой вопрос «почему постановление об отказе в возбуждении уголовного дела по факту причинения телесных повреждений на основании пункта 2 статьи 6 Уголовно-процессуального Кодекса вынесено как «за легкие», хотя, судя по полученным травмам, у потерпевшего были, как минимум, средней тяжести телесные повреждения?».

– Хорошо, я подумаю…, – многозначительно посмотрел тогда ему в глаза лейтенант. – Когда к вам можно прийти с ответом?

– Да, хоть завтра! – уже, в свою очередь, улыбался понятливому молодому человеку Тищенко.

«Раздумья» того лейтенанта материализовались в первые на новой должности триста долларов, что стало первым ощутимым проявление его нового властного положения.

Все последующие смешались в один общий и тоже цветной клубок и не имели для Бориса сейчас конкретных следов в памяти. Да и в любых остальных проявлениях тоже. Борис осторожничал и все заработанное своей должностью, в основном, копил, дожидаясь того времени, когда о всех этих деньгах у него никто ничего не спросит.

Копил до тех пор, пока не понял, что деньги в чулке теряют со временем свою ценность. Но как было возможно во время, когда все правоохранительные органы, возглавляемые его родной прокуратурой, начали бороться с коррупцией!?

Ответ пришел сам собою во время прокурорской проверки факта очередного прекращения уголовного дела. Одна гражданочка жаловалась Борису на свою родственницу, которая отказывалась бессовестная и неблагодарная выселяться из ее собственной квартиры:

– Понимаете, – в очередной раз пыталась раскрыть прокурору на приеме граждан суть ситуации потерпевшая, – эта квартира приобретена на мои личные сбережения! Но потому, что у нас такой закон о невозможности иметь в собственности два и более дома или квартиры, я оформила куплю этого домика своей покойной тети, царство ей небесное, на имя своей племянницы, понимаете? А когда я расхотела жить в городе и отдала свою квартиру сыну с невесткой, то племянница отказалась меня впускать в тот дом, понимаете? Помогите мне, пожалуйста, родненький! – умоляла представителя власти та женщина, руки у которой были изрыты глубокими, с въевшейся землей, трещинами и морщинами.

Борис еще долго кивал головой. До тех пор, пока и сам все не понял. Это было сложное для его понимания, гражданско-правовое дело и поэтому он, чувствуя, «что в нем что-то есть и для него самого», долго продолжал прикидываться «не улавливающим все детали».

– Вот, и хорошо, что вы ко мне обратились! Это здорово! Правильно сделали! – без устали хвалил Тищенко женщину за ее безмерную глупость. – Конечно, поможем! Вы только все это письменно напишите и завтра мне принесите!

– Конечно, миленький! Напишу и принесу! Дай Бог тебе здоровья!

Записи об этой встрече в журнале учета лиц, обратившихся на прием в прокуратуру Борис Тищенко не оставил…

Как не оставлял следов о своих прокурорских наблюдениях по еще многим и многим делам, результаты которых были, мягко говоря, неоднозначными. И никто бы его и никогда не укорил за «недосмотр». Подумаешь, не заметил нарушения! Ну, и что! За это никакой ответственности предусмотрено не было. Он только снимал с этих дел копии и встречался с заинтересованными людьми. И получал за эти копии не только одни устные благодарности. К тому же Борис грешил еще одним. Он никогда не жалел средств и времени на ксерокопирование и всегда делал две, а то и три копии, только одна из которых всегда превращалась если не в деньги, то уж всегда, поверьте, в необходимые услуги. Свой архив «на всякий случай» Тищенко оборудовал в своем родном селе, выкопав под старым орехом в поле, где много лет тому назад пас родительских коров, ямку, в которую и поместил старенький сейфик, подобранный когда-то родителем на школьном дворе в ворохе металлолома, обвернутый в кусок рубероида. Обновление архива происходило не реже его наездов к родителям за продуктами. А иногда чаще, если возникала такая необходимость…

Всю ночь он размышлял над услышанным, пытаясь выстроить из этих слов-кирпичиков что-то для себя определенное. И долго не мог справиться с этой задачей. Он догадывался, что схема приобретения недвижимости с доверенностью на родственника, есть выход и для него самого. Но как именно все осуществлять он еще точно не знал.

Еще его одно дело свело его с нотариусом Ямкиным. Когда Борис стал задавать ему «нужные» вопросы, о том, «почему нотариус удостоверивал договор купли-продажи автомобиля еще до того момента, как продающая сторона получила от покупателей необходимую сумму, в связи с чем одна из сторон оказалась и без автомобиля и без денег», услышал в ответ не только полный расклад о уже не очень его интересовавшем деле, но и такое долгожданное «предложение к сотрудничеству».

Уже через две недели Ямкин сообщил Тищенко о появившейся у него информации относительно «чудесной трехкомнатной квартирки на Липках всего за копейки». Это первое свое вложение в недвижимость Борис тоже помнил как яркое событие. Оформлена эта сделка была на давно умершего человека, паспортные данные которого «случайно» остались у Ямкина, и который перед самой своей смертью выдал генеральную доверенность на право распоряжения этой квартирой не кому иному, а именно Борису Олеговичу. Сделав скромный ремонт и впустив в присвоенную квартиру первых своих квартирантов, прокурор долго и с недоверием перелистывал толстую зеленую пачку уже честно, по его глубокому убеждению, заработанных денег.

Вскоре все это превратилось в конвейер. Жилье то дорожало, то опускалось в цене. Постоянно менялась престижность районов в его большом городе. Изменялся курс основной валюты в государстве. Все эти обстоятельства не оставляли Борису Олеговичу и свободной минуты! Все свои наличные средства он моментально вкладывал в дело и продавал, продавал, продавал, покупал, покупал…Он был целиком поглощен руководством своей, уже не малой, империей недвижимости. Но, одновременно, Борис был уверен и в том, что всецело теперь зависит от одного-единственного человека, который при желании мог одним письмом или устным заявлением сделать его не просто нищим, а уголовно-наказанным!

Это понимание пришло к нему внезапно и оглушило Тищенко своей убийственной простой. Он давно стал замечать некоторое охлаждение к его проблемам со стороны Ямкина. То в очереди ему приходилось стоять, то нотариус неожиданно перед самым его появлением, согласованным до этого по телефону, исчезал из своего офиса по неотложным делам. Ему срочно было необходимо что-то предпринимать. Борис не мудрствуя лукаво, просто взял и съездил не по графику к своим родителям, достав из ямки в поле нужную копию трехлетней выдержки.

На ту встречу с Ямкиным он ехал с легким сердцем и полной уверенностью в своем успехе. И вошел он тогда в шикарный кабинет нотариуса без стука:

– Ну, поговорим, Гриша? Я думаю, пришло время! – он смотрел в глаза опешившему таким тоном нотариусу.

– О чем, милый мой!? – вскочил со своего кресла и бросился закрывать дверь, отгораживающую его кабинет от помещения с помощниками Ямкин.

– Ты стал вести себя не совсем правильно! И я не понимаю почему! Я что, стал тебе меньше платить за услуги?

Этот вопрос вызвал улыбку на лице нотариуса. Тищенко, не обращая внимания на такое изменение в лице своего собеседника, продолжал:

– Твое нежелание к сотрудничеству в прежнем виде вызывает у меня некоторые подозрения! Гриша я пришел предупредить тебя в том, что если ты не изменишь своего отношения, то я буду вынужден…

– Поднять то старое дело по машинке? Ха, ха, ха! – прямо в лицо громко рассмеялся Ямкин. – Срать я хотел на то дело, понял? Причем, и на тебя тоже! Послушай, что я тебе сейчас скажу, пес! Если ты мне завтра утром не уплатишь тридцать штук долга за все последние квартирки, встретимся мы уже не здесь, а ты догадываешься где! – метал гром и молнию взглядом нотариус.