Небесные глаза. Ретагор

– Ты таинственный незнакомец. Говоришь загадками, ведешь себя странно. Все лесные бродяги такие?

Ретагор рассмеялся. Его позабавила, что она назвала его бродягой. Но ведь за исключением того, что у него в родной деревне осталась покосившаяся деревянная хибара, он действительно бродяга. Но потом внутренне нахмурился: девушки любят некую таинственность, то только в самом начале знакомства, подумал он, и если не хочешь ее оттолкнуть от себя, следует быть более откровенным. Тем более что не обязательно говорить все правду.

– А ты хочешь, чтобы я тебе рассказал, что к чему? – спросил он серьезно.

Арлетт пожала плечами, она не хотела выглядеть слишком любопытной.

– Тебе решать. Вообще-то, я не хочу лезть в твои дела…

– Еще как хочешь, – со смехом возразил он. – Пойдем отсюда, а? Я знаю тут за последними домами чудо-место.

– Чудо-место? Как интересно. Я знаю Велин вдоль и поперек, а его окрестности тем более, но ни о каком чудо-месте не слыхала.

Он наклонился к ее уху и нежно прошептал:

– Я тоже. Но оно, наверняка, есть, если мы это захотим.

Так, обнявшись, они пошли по узким улочкам, не обращая внимания на окружающих, хотя и те не обращали на них особого внимания. Через несколько минут они оказались на окраине Велина, перешли небольшой мостик через речку, которая омывала городище с одной стороны, и оказались перед широкой равниной с густой травой, на которой там-сям раскинули свои шатры прибывшие сюда на ярмарку торговцы и зажиточные поселяне из окрестных мест. Невдалеке начинался лес, который Ретагор знал значительно лучше самого города.

– Давай прогуляемся к опушке, – предложил он.

Арлетт с увлечением согласилась. Она была такой живой, заводной, затейливой, глаза ярко горели, что Ретагор рядом с ней стал чувствовать себя старым, удрученным и уставшим от жизни человеком, неисправимым циником. Он с каким-то неожиданным для самого себя ожесточением прижал Арлетт к себе так, что она с удивлением посмотрела на него, инстинктивно отстраняясь.

– Прости, не знаю, что на меня нашло, – пробормотал он, опустив глаза и убрав свою руку с ее талии. Но она вернула руку на место и посмотрела ему прямо в глаза.

– Обычно когда с кем-то знакомишься вот так вдруг, и этот человек тебе нравится, девушки стараются не быть обманутыми. А вот с тобой все так просто, даже не знаю, почему. Хотя нет, знаю. Ты похож на персонажей сказок, которые рассказывают детям, про лесных следопытов, охотников, отшельников. Ответь мне, почему ты всю жизнь сторонишься людей? Не возражай, я знаю, что это так.

Они подошли к опушке леса, который начинался прямо перед ними, а сзади осталась равнина, причем опушка была чуть на холме, ровно настолько, чтобы чувствовать себя немного выше. Он снял свою накидку, которую трудно было назвать чем-то другим, потому что у нее не было ни рукавов, ни капюшона, постелил ее прямо на траве и упал на нее, потянув за собой свою подругу.

– Ты не ответил. – Она приподнялась на локте и смотрела на него сверху вниз.

– Потому что сам не знаю. Сначала мне нравилось охотиться, ставить силки, а потом, наверное, просто отвык от людей, – ответил Ретагор. Он никогда всерьез не думал над этими вопросами, равно как и никогда не думал о своем будущем, о том, чтобы обзавестись семьей, поселиться где-то вроде этого Велина, вести торговлю или открыть кузницу, или еще что-нибудь в этом роде. Нет, все это было ему одинаково неинтересно и далеко. А ведь для большинства именно его образ жизни странен и удивителен. – Оставим это.

Он протянул руки и нежно обнял ее. Его губы целовали ее лицо, шею, руки нежно обнимали тело. Арлетт закрыла глаза и глубоко дышала. Потом нежно и мягко отстранила его руки и села. Она обхватила его за шею и притянула к себе.

– Еще совсем светло, дурачок, – прошептала она и потрепала его волосы. – Расскажи, что это за таинственная встреча у тебя была ночью. Уж, не с женщиной ли?

Губы ее смеялись, но глаза оставались серьезными – несмотря на шутливый тон, Ретагор понял, что ее это действительно волнует.

Он рассказал Арлетт почти всю правду, за исключением того, что в лесу были убиты люди. В этом эпизоде Ретагор опустил многое – в его интерпретации на них напали грабители и убили его нанимателя, затем, испугавшись этого, разбежались, а он, Ретагор, выполнил поручение умирающего, который послал его в таверну Морура. Кроме того, он опустил те моменты, где Анур и Харник трепетно и очень эмоционально относились к ларцу и его таинственному содержимому.

Однако Арлетт почувствовала некую фальшь и, сузив глаза, с сомнением посмотрела на него, когда тот закончил свой рассказ.

– Что-то не так? – спросил он.

– Не верится мне, что ты спокойным образом дал уйти этим грабителям, – проговорила Арлетт. – Ты весь увешан оружием – не отрицай! – и рука твоя привычна к пользованию этим оружием.

Ретагор пожал плечами. Отрицать не имело смысла, только еще большие сомнения бы посеял, лучше сделать вид, что это значения особого не имеет. Арлетт тоже поняла, что, пожалуй, не стоит дальше развивать эту тему, и стала рассказывать о своей деревушке. И о Некторе, который мечтает уехать в большие города.

– Он так и говорит «В большие города», хотя спроси его, какой город он знает, он ничего не ответит. Забавно, не правда ли?

– Не знаю. Ему виднее, – ответил Ретагор. – Не суди и не судим будешь.

– Ты всегда такой нудный? – воскликнула Арлетт.

Он закинул ей руку за плечо и притянул к себе:

– Только когда светло…

Арлетт засмеялась, потом резко посерьезнела и спросила:

– А что было в этом ларце, как думаешь? Наверное, что-то очень ценное, раз тот человек перед смертью завещал тебе передать своему другу. Они были друзьями, не так ли?

– У меня создалось впечатление, что даже очень большими друзьями, – ответил Ретагор, вновь возвращаясь к событиям минувшей ночи. – А что касается того, что было в ларце, то я не думал об этом. И не хочу думать. Это не мое дело. Свое дело я выполнил и получил награду.

– А если бы не получил награду, разве не сделал бы? – с иронией спросила Арлетт. И ответила сама же: – Сделал бы все равно.

Ретагор сел, поджав под себя ноги и уставившись на нее несколько недоуменным взглядом:

– Мне кажется, что ты любой вопрос переворачиваешь в изучение моего поведения.

Она улыбнулась и потрепала его волосы:

– Это неудивительно. Я хочу узнать тебя хорошо. И знаешь, никогда такого желания у меня не было. Может, я взрослею?

Или влюбилась, чуть не вырвалось у Ретагора, но это было столь заметно по ее поведению… Но он не хотел ее смущать, похоже, она из тех женщин, которых такие разговоры выбивают из колеи. Что ж, это вновь произошло. Нежданно-негаданно. После случайной ночной встречи на улицах незнакомого города. Но если Ретагор и раньше замечал, что женщины часто не могут обойти его вниманием, а сам он от таких встреч и таких знакомств старался держаться подальше, чтобы не привязываться ни к кому, то что же произошло сейчас, когда ему приятно это внимание, он понимает, что дорожит им, думает прежде, чем что-то сказать, хочет угодить и не обидеть? Куда девался тот неотесанный лесной бродяга, одиночка, лишенный романтики? Ретагор мысленно пожимал плечами, когда в голове мелькали эти вопросы, а большей частью старался о них не думать. А вслух произнес:

– Не знаю. Ты, кстати, натолкнула меня на мысль…

– Какую?

– Понимаешь, этот человек, тот, которому я передал ларец, предложил мне что-то вроде работы, но даже не пояснил, в чем именно она может заключаться. Уж не был ли он уверен, что я откажусь?

– И что тут такого? Одного взгляда на тебя достаточно, чтобы понять, что никакая работа, ничто, кроме вольного ветра, тебе не мило.

– Нет, что-то тут не так. У него был такой взгляд… Как тебе описать? И еще когда я только вошел, мне показалось… Словно, он видит меня насквозь. Словно, заранее знает, что я скажу, словно знает мои мысли.

– Ты думаешь, он чернокнижник? – испуганно прошептала Арлетт, задохнувшись от этих слов.

Ретагор покачал головой.

– Не знаю, но вполне может быть. И эти свитки, я ведь ничего не понял, хотя умею читать. И этот ларец. Что в нем?

– Ага! А говоришь, что не думаешь об этом? Перестань, Ретагор, мне стало страшно.

Ретагор погладил по голове девушки, прильнувшей к его груди.

– Не бойся. Больше не буду об этом говорить.

– И думать!

– И думать.

Они еще долго лежали, глядя в ярко-голубое небо, и тихонько переговаривались. Им так понравилось это местечко, что они собирались сходить в Велин купить немного еды и вернуться сюда, чтобы провести ночь. Они знали, что в период ярмарок и празднеств к подобным вещам относятся более терпимо, хотя в другое время – они могли оказаться в темнице, чего ни ему, ни ей не улыбалось. Но сейчас праздник, все веселятся, сейчас можно все, только нужно быть настороже.

Однако этим планам Ретагора и Арлетт не суждено было сбыться, а произошедшее кардинально повернуло их судьбы.

Пока же день потихоньку тек своим чередом. Люди шли уже не столько в Велин, сколько обратно, либо возвращались в свои шатры на отдых, либо, как и Ретагор с Арлетт, располагались на пикник, празднество постепенно переходило за окраину городища. Ретагор с Арлетт решили, что сейчас самый удобный момент, чтобы сходить в какую-нибудь таверну перекусить или захватить еду с собой и вернуться вновь на их место на опушке леса, с которого открывался замечательный вид самого Велина и его окрестностей. Велин располагался в неглубокой низине, окруженной невысокими холмами, на одном из которых они расположились, а за ними – лес; а с других сторон городище плавно переходило в зеленую равнину с редким кустарником и одинокими деревьями.

Арлетт аккуратно подобрала накидку своего спутника и заботливо накинула на его плечи. Он поинтересовался, не прохладно ли ей, потому что она была одета лишь в легкую кофту, а небо затянуло облаками и дул легкий ветерок. Она покачала головой и, взяв его под руку, стала спускаться с холма в ту сторону, откуда они пришли. Им оставалось перейти мостик через речку, после чего они вошли бы в Велин, а там Ретагор собирался купить немного еды, кувшин вина и корзинку фруктов. Ему не хотелось устраиваться на обед в переполненной таверне. И Арлетт была с ним согласна. Она, правда, сказала, что было бы неплохо отыскать остальных и пообедать вместе, чем вызвала у Ретагора некоторую хмурость на лице, но тут же рассмеялась, назвала его дурачком и сказала, что пошутила.

– Сегодня я твоя, только твоя, – прошептала она, притянув его голову к себе.

Ретагор улыбнулся и поцеловал ее, хотя грудь неожиданно кольнуло слово «Сегодня». Сегодня… А завтра? Что будет завтра? Впервые в жизни Ретагор задумался об этом. Впервые он не был рад своей свободе, тому, что завтрашний день будет похож на сегодняшний, как сегодняшний был похож на вчерашний. Потому что он – завтрашний день – не будет таким, как сегодня, сейчас больше никогда не вернется. Или нет? Почему ты так уверен, что сегодня все закончится? – спросил Ретагор себя. Может, пришла пора остановиться, может, стоит подумать о будущем. О будущем с Арлетт? А почему бы нет?

Он не заметил, что Арлетт уже дважды его окликала.

– Что? Что ты сказала?

– Говорю, смотри, какой странный человек, – тихо проговорила Арлетт, толкнув его локтем в бок и кивая головой в сторонку. – Одет богато, а ведет себя странно.

Ретагор посмотрел, куда она указывала, и внутренне ахнул. Сначала внутренне, а потом не смог сдержаться и коротко вскрикнул.

– Что с тобой? – взволнованно спросила Арлетт.

– Это тот человек, с которым я встречался ночью, – ответил Ретагор.

Он смотрел на Харника, и все больше и больше понимал, почему Арлетт обратила на него внимание. Харник был действительно одет с неприкрытой роскошью, в расшитый яркий плащ, под которым виднелся алого цвета бархатный камзол, однако при этом вел себя странно и неподобающе. Сначала Ретагор решил, что он пьян, потому что шел шатаясь и то и дело цепляясь за все, что попадалось под руку, стены, ограду последнего на улице дома, а когда она кончилась, то сделал несколько шагов, а затем упал на одно колено и опустил голову.

– Он ранен! – воскликнул Ретагор и кинулся к Харнику, увлекая за собой девушку.

До Харника оставалось шагов десять, и он преодолел их так быстро, как только мог, и через несколько мгновений уже склонился над тем. Харник все еще стоял на одном колене и безуспешно пытался подняться. Что же это такое – с кем я не встречусь, со всеми что-то случается, мелькнуло у Ретагора в голове.

– Харник, что с вами? – спросил он, наклонившись к раненому. Арлетт стояла рядом, растерянно глядя по сторонам, но никому, казалось, не было дело до этого человека, средь бела вдруг упавшего на колени и не могущему с них подняться. Люди шли парами, группами и не обращали на них никакого внимания.

– Это я, Ретагор. Вы можете подняться? – Он подхватил Харника рукой под грудь, чтобы не дать ему упасть, если он потеряет силы или равновесие, и, видя, что тот даже не отвечает, стал медленно его приподнимать, чтобы поставить на ноги. И вдруг, когда тот слегка приподнялся, и его голова оказалась на уровне глаз Ретагора, тот увидел, что затылок у него в крови, светлые волосы намокли и на затылке стали темнеть. Рана свежая, совсем свежая, кровь еще не запеклась, подумал Ретагор и, подхватив Харника, продел руку ему под мышку с другой стороны и аккуратно отвел немного в сторону. Здесь никто не ходил, и Ретагор опустил Харника на траву, прислонив к задней стене какого-то деревянного строения.

Харник только здесь приоткрыл веки и, с трудом подняв голову, посмотрел Ретагору в глаза. Сначала казалось, что он его не узнал, но потом Харник произнес:

– А-а, это ты, дорогой друг…

– Не говорите, вас ударили по голове, вам не стоит даже шевелиться. Сейчас я посмотрю рану…

Он не договорил, Харник схватил его за запястье и потянул к себе:

– Они нашли меня. Не знаю, как они ударили меня по голове…

– Помолчите, – настойчиво проговорил Ретагор, пытаясь заглянуть Харнику на затылок и получше рассмотреть рану. Его беспокоило, раскроен ли череп или нет.

Но Харник опять заговорил. В его голосе чувствовалось торжество, почти радость, когда он зашептал Ретагору прямо в лицо:

– Они думают, что отобрали у меня ларец и бумаги! Но я перехитрил их. Я их перехитрил…

Вот, значит, как, подумал Ретагор. Что ж, это превосходно, хотя и непонятно, но теперь главное – это заняться раной этого человека, чтобы он там не говорил. А раз ларец не похищен, значит, и не зачем беспокоиться. По крайней мере, пока.

Ретагор поднял глаза и посмотрел на Арлетт, которая все так же и стояла, как вкопанная, не в силах ничего с собой поделать – зрелище оказалось для нее слишком впечатляющим.

– Арлетт, я попрошу тебя сходить в ближайшую таверну, попроси там воды. Или нет. Лучше просто возьми у них какую-нибудь посудину, воду я наберу из этой речки, в ней вода будет похолоднее, чем в таверне.

Арлетт коротко кивнула и побежала прочь, то и дело оборачиваясь. Ретагор вновь повернулся к Харнику, который понемногу начал приходить в себя и даже попытался протянуть руку и приложить ее к ране. Но Ретагор пресек эту попытку, сейчас нужно прежде всего промыть рану и, возможно, перевязать ее, если кровь не остановится. Но то, что Харник глядел теперь на него более осмысленным взором, его сильно обнадежило.

– Харник, вас не тошнит? – поинтересовался он.

– Немного. Я знаю, ты пытаешься выяснить, насколько сильным был удар, – проговорил он. Говорил он еще медленно, но определенно язык его не заплетался. – Это называется сотрясением мозга. Похоже, что у них не было намерений меня убивать, а лишь оглушить и отобрать ларец.

– Почему именно ларец? Может, это просто уличные грабители – их сейчас здесь, небось, полным-полно.

Харник покачал головой, но при этом поморщился от резкой боли.

– Уличные грабители среди бела дня? Нет. Если бы у меня срезали бы кошель, то ты был бы прав, но тут дело другое. Им нужен был именно ларец!

Ретагор задал вопрос, который мучил его уже долгое время:

– Вы сказали, что перехитрили их. Как?

– Тебе я могу открыться, Ретагор, – объявил Харник, подняв голову и глядя ему прямо в глаза. – В мешок Анура вместо ларца и других вещей, которые ты мне принес, я положил ненужный хлам.

– Значит, вы ожидали нападения? – удивился Ретагор. – Почему?

– На это я не могу тебе ответить, мой юный друг, – улыбнулся Харник. – Важно, что ларец они не заполучили, хотя очень хотели, раз убили Анура, потом выследили тебя и напали на меня.

Для Ретагора все более-менее становилось понятным. Однако его мучил один самый важный вопрос, но Харник еще прошлой ночью дал понять, что эту тему он обсуждать не будет. Поэтому он постарался поглубже «затолкать» этот вопрос и переключиться на более реальные и неотложные дела. Тем более что в этот момент подошла Арлетт, осторожно неся в руках небольшую глубокую лохань, наполненную воду.

– Я сама набрала воду, ничего? – неуверенно спросила она. – Я подумала, что нельзя терять времени.

– Ты поступила правильно, – успокоил ее Ретагор и повернулся к Харнику: – Если вы сможете подняться, может, немного отойдем в сторонку, а то здесь мы привлекаем внимание.

– Согласен, – бросил Харник и с помощью Ретагора осторожно поднялся на ноги. Голова у него еще кружилась, и он слегка покачивался из стороны в сторону, но выглядел уже значительно лучше, по крайней мере, был не таким бледным.

Ретагор повел Харника и следовавшую за ними Арлетт подальше от улочки, отыскал небольшой уступ, образованный проймой речки, поросший несколькими невысокими деревцами, расстелил свою накидку и усадил туда Харника. Тот с легкой улыбкой покосился на расстеленную накидку, но ничего не сказал.

Одного взгляда на рану оказалось Ретагору достаточно, чтобы понять, что с Харником ничего не серьезного. Оружие, которым его огрели по голове, лишь разрезало кожу, оставив, правда, заметный след, и вытекшая кровь уже успела запечься, но самое главное – череп был цел. Рана тем не менее побаливала, это было заметно по поведению Харника, пока Ретагор, как мог бережнее промывал ему рану, освобождая волосы от уже образовавшихся колтунов. Это заняло у него немного времени, при этом Арлетт внимательно следила за всеми его движениями, словно хотела запомнить их. Это несколько удивило Ретагора, но он воздержался от расспросов.

Когда все было закончено, Ретагор достал из кармана своих штанов чистый клочок льняной ткани и аккуратно протер рану. После чего спрятал этот платок обратно в карман, выплеснул воду из лохани обратно в реку и сел рядом. Арлетт немного постояла, потом тоже опустилась около него.

– Все в порядке, – проговорил Ретагор и стал отвязывать от пояса внушительных размеров флягу. Откупорив затычку, он протянул флягу Харнику со словами: – Хлебните.

– Вода?

– Вино. Не бог весть что, но вам не помешает.

Харник сделал несколько глубоких глотков, а Ретагор эти несколько мгновений изучающе смотрел на него. Сейчас он был совсем не похож на того надменного и строгого аристократа, каким встретил его прошлой ночью, но уже тогда, в ходе разговора, Ретагор разглядел в нем человечность. Теперь же, сидя на подстилке из накидки почти незнакомого ему человека с влажной еще головой, Харник больше походил на усталого пожилого человека, чем на строгого аристократа, в руках которого, возможно, сосредоточены судьбы многих людей, каким представлялся в самом начале. Даже вычурно богатый наряд тушевался рядом с этим видом поверженной слабости и усталости, сквозившей во всем его виде, позе и манере держаться. Ретагор заметил, что Арлетт тоже во все глаза смотрит на нового знакомого, точнее, незнакомого человека, потому что в суматохе Ретагор не успел их представить друг другу. В этом взгляде читался откровенный интерес и интригующее любопытство.

– Спасибо, – поблагодарил Харник, возвращая флягу Ретагору. Тот незаметно для Харника протер горлышко и предложил Арлетт. Но она отказалась, тогда он сам приложился к фляге.

Харник притронулся к ране, слегка скривил лицо, но, видимо, остался доволен, потому что улыбнулся и проговорил:

– Я забыл тебя поблагодарить, друг мой. Похоже, ты опять спас меня.

– Разве я уже спасал когда-то? – лукаво поинтересовался Ретагор.

– Вчера. Вчера ты спас не только меня, но и многих, не представляешь скольких. Хотя теперь, после смерти Анура, во мне горят сомнения.

– Сомнения? – спросила Арлетт. – Но в чем?

– Милое дитя, – обратился к ней Харник, пошевелившись, чтобы поменять позу. Теперь он согнул одну ногу в колене и положил на нее локоть, став похож на задорного пастушка. Только свирели не хватает, подумал Ретагор. А Харник продолжал: – Я не могу вам всего рассказать, но если говорить коротко, то эти люди вернутся, они уже наверняка поняли, что я обвел их вокруг пальца, и сделают новую попытку.

– Но кто они и почему вас преследуют? – спросил Ретагор.

Харник с сожалением на лице покачал головой. Ретагор понял, что этот вопрос по-прежнему табу.

– Ладно, думаю, с вами все будет в порядке, – проговорил Ретагор. —Я не знаю, где вы спрятали ларец, ведь грабителям он не достался, вы им подсунули хлам – вы сами сказали, но советую вам быть поосторожнее. – Он сделал движение, поднимаясь на ноги.

Но Харник с горячностью вскочил на ноги быстрее него, хотя было видно, что эти движения причиняют ему пусть уже утихающую, но боль.

– Подождите. Прошу вас, подождите.

Он обхватил Ретагора руками за плечи и слегка встряхнул. Но это выглядело не унизительно или оскорбительно, совсем наоборот, Харник выглядел растерянным и ищущим помощь.

– Я скажу вам кое-что. Немного, лишь то, что вы сможете понять.

Ретагор бросил взгляд на Арлетт, она слегка пожала плечами. Он повернулся к Харнику и сказал, что готов его выслушать. Но добавил при этом:

– Вообще-то, мы собирались пообедать. Может, составите нам кампанию, там и поговорим?

Харник с готовностью согласился. Ретагор был очень удивлен, видя, что такой человек чуть не трясется от страха, не отпускает его и, судя по всему, готов предложить ему нечто, что, по его мнению, может Ретагора заинтересовать. Только вот зачем ему это? Не проще ли нанять кого-нибудь для охраны. Да и вообще, почему такой человек, как Харник, путешествует в одиночестве, подвергая себя всевозможным опасностям? Но Ретагор оставил эти вопросы при себе и молчал, пока они втроем направились кружными путями к Моруру. Ретагор собирался сесть в первой попавшейся харчевне, но у Харник были, судя по всему, свои планы на этот счет, потому что Ретагор заметил, что он старательно выбирает наиболее оживленные улочки, приближаясь к центре Велина.

– Вы ведете нас куда-то конкретно? – не удержался он от вопроса.

– К Моруру, – коротко ответил Харник.

Ретагор внутренне кивнул. Он и сам об этом догадался. Видимо, только там Харник почувствует себя в относительной безопасности. Да и с Рангором они договорились встретиться именно у Морура. Ретагору было несколько неловко перед Арлетт за фактически испорченный день и пропавшие планы уделить этот незабываемый день друг другу. Он даже шепотом попросил у Арлетт прощения за это, то она лишь отмахнулась, сказав, что этому человеку явно нужна помощь, и нельзя бросать дело на полдороги, поэтому помочь ему важнее всего остального.

Через некоторое время, они входили в гостиничный двор, где им навстречу почти сразу же кинулся сам хозяин. Он на миг задержал взгляд на Ретагоре и, в особенности, на Арлетт, но ничего не сказал, а, выслушав просьбу Харника, проводил их к самому дальнему столику во дворе и с помощью одной из служанок стал накрывать на стол.

Харник разлил по бокалам принесенное вино, оказавшееся терпким сухим и необычайно вкусным, отпил большой глоток и повернулся к Ретагору и его спутнице.

– Я тоже только завтракал, поэтому, если не возражаете, сначала слегка перекусим.

Ретагор пожал плечами. Какая разница, все равно они собирались пообедать. Еще когда они вошли, он мельком оглядел двор, который из-за ярмарки был практически пустым, и не заметил никого из кампании Арлетт. Тем лучше.

Некоторое время за столом сохранялось молчание, только Ретагор с Арлетт перебрасывались короткими малозначимыми фразами. Харник заметно успокоился, и было заметно, что рана его практически не беспокоит. Он то и дело посматривал на своих молодых сотрапезников, но при этом ничего не говорил, молча поглощая ломти поджаренного мяса, принесенного служанкой, и запивая это вином. Ретагор попросил принести ему и Арлетт эля и получил целый кувшин. Если бы не ожидаемый разговор, предшествующие ему сегодняшние и вчерашние события, создавалось впечатление, что просто трое друзей или хороших знакомых обедают и полностью поглощены собой и яствами. Однако внутреннее напряжение все-таки чувствовалось, оно проявлялось не только во взглядах и несколько торопливых движения, но и беспокойном поведении Арлетт, которая то и дело посматривала на ворота гостиницы, словно ожидая прихода своих односельчан, возможно, чтобы сразу примкнуть к ним. Ретагор это заметил и даже тихонько сказал ей, что, если ей хочется, она может пойти еще раз пройтись по ярмарочным лавкам, пока он закончит еще не начавшийся разговор. Но она покачала головой, почти гневно сверкнув глазами, словно он хотел отстранить ее от важных дел и интересных событий, как бы подчеркивая, что она всего женщина, а значит, не может в этом участвовать. Ретагор внутренне улыбнулся и даже обрадовался: все когда-либо встреченные им женщины именно так бы и поступили, потому что круг интересов у них был узким, чего нельзя было сказать об этом молоденькой, но явно умной и решительной девушке. Может, поэтому я никем никогда всерьез не заинтересовался, а вот она… она совсем другая, не чета этим безмозглым дурам, подумал Ретагор.