Вурдалакам нет места в раю

– Так ведь изба Дедослава на самом отшибе. За конопляником ее не видать. Да и привыкли мы к его колдовству. Старый волхв, бывает, такого начудит, что ни в одном сне не приснится.

– А сам-то ты почему так поздно не спал? – пришло в голову вурдалаку.

– Да мы, видишь ли, в кабаке засиделись, – смущенно признался Пятуня. – Я, Жихарь, староста, кметь Нежата и княжеский конюх Коняй.

– Что за кметь?

– Старый, опытный воин, что все время при князе. Он в столичной дружине много лет прослужил, а теперь вот приехал с хозяином на нашу окраину. И, разумеется, сразу в кружало. Сначала все напились, а потом резались в шахматы. Что ни игра – то серебряная копейка. Так и ходили эти копейки по кругу, пока не пришел полоумный Лутоха. Все думали – он дурачок, вот и позвали его поиграть смеху ради. А он всех и обставил. Ну, мы, конечно, отыгрываться. Уже дело к полуночи, а вернуть своего все не можем. Так и играли до тех пор, пока ни одной денежки на руках не осталось.

– А не было ли среди них такой битой, со щербиной?

– Да, вроде была. Все Лутохе досталось. Надул нас юродивый, даром что дурень.

– И что после?

– Залили печаль доброй чаркой и пошли по домам.

– Выходит, разошлись все за час-полтора до того, как убийца вломился к волхву. Это мог быть любой, кто играл в кабаке.

– Никакой не любой, – обиделся бортник. – Говорю же: когда я выходил, то призрак уж рыскал неподалеку.

– Еще кто-нибудь его видел?

– Вряд ли. Мы столько кружек опустошили, что в небе три месяца засияло. Один только Лутоха к вину не притронулся. А когда уходил – прикупил целый мех и с собой унес. Вот и пойми его после этого.

Горихвост сел на задние лапы и задумчиво принялся расчесывать свою гриву. Пятуня помялся перед ним и смущенно сказал:

– Ты вот что, Горюня… Ты бы скинул с себя волчью шкуру. В человеческом виде с тобой разговаривать куда как сподручнее…

Горихвост встал на лапы, и тут же услышал позади хриплый возглас:

– Хвала небесам, мой дружок еще жив! Ребята, опутывай волка сетью. Пятуня, ради всего святого, отступи от него подальше. Святополк Всеволодич, не лезь вперед, мы без тебя управимся!

Рыбачья сеть с широкими ячейками взметнулась над его головой. Горихвост едва успел отскочить в сторону, как она накрыла сухой пятачок, на котором он только что стоял. Пятуня отполз к краю лужи, растерянно бормоча:

– Постойте! Давайте просто поговорим…

Но его никто не слушал. На Горихвоста уже мчался розовощекий юнец с дорогим мечом в руке. Одет парень был по-богатому: отличные сапоги из темно-красного сафьяна с вышивкой, пояс из бычьей кожи с позолоченной пряжкой, белоснежная льняная рубаха, и за плечами, как багряное знамя – княжеское корзно с золотистым соколом, несущим в когтях дубовую ветвь. Сапфировые глаза парня сверкали, а овальное лицо выражало одновременно страх и ярость, как будто он нападал на целый полк лютых бесов.

– Святополк Всеволодич, куды? Стой! Батюшка в бой не велел соваться! – завопил Нежата, пытаясь ухватить юнца за края развевающегося корзна.

Куда там! Старый кметь не мог угнаться за юношей, которому было на вид лет семнадцать.

– Княжич, стой! Княжича не пущать! – на разные голоса загомонили староста Воропай и долговязый конюх Коняй.

«Княжич? – смекнул Горихвост. – Если я его трону, князь не простит, забот только прибавится…»

Юный вояка занес меч – кажется, он на полном серьезе собирался им рубануть. Это уже не печник Жихарь с гнутой кочергой – вон он, маячит за спиной барчука, делает вид, будто душа его не ушла в пятки, а поджилки не трясутся, как тетива лука после стрельбы.

Горихвост спрятал гордость подальше и полез в пахучее болотце.

– Что, испугался? – победоносно возликовал розовощекий юнец, выплясывая на берегу.

Прислуга начала умиляться и хвалить барчука за то, как лихо он нагнал страху на такого дикого зверя. «Да ладно, леший с ней, с мелкой челядью. Они всего лишь людишки. В конце концов, кто они и кто я? Но вот матерый Нежата с рыбачьей сетью, похоже, знает, что делает. Эх, принесла же его нелегкая на мой хвост!»

Пожилой воин, и в самом деле, уверенно лез к нему вброд, нимало не смущаясь чавкающей жижи, доходящей ему уже до груди. Черная борода его хищно топорщились, взгляд синих глаз не сулил ничего доброго, а огромные, как лопаты, ладони тянулись, готовя сеть для броска.

– А может, оставить его? Ну чего он нам сделал? – робко подал Пятуня свой тоненький голосок.

– Заткнись, жердь! Он прежнего барина изодрал! – рявкнул на него толстый Жихарь и замахнулся кочергой.

«Лихо-марево! А в болоте-то, похоже, и утонуть, что хвостом крутануть!» Горихвост понял это только тогда, когда попал в самую топь. Трясина начала засасывать его с задних лап, потом, чавкая, облизала брюхо и жадно вознамерилась проглотить всего без остатка. Вскоре над зеленой ряской торчал только влажный нос да разинутая пасть, судорожно хватающая воздух.

– Смотрите, волка топит, как слепого котенка! – радуясь, верещал Жихарь.

Ему было хорошо на сухом берегу. Горихвост боролся изо всех сил, но чем больше он барахтался, тем больше погружался в вязкую липучку. «Неужели все кончено? – с горечью подумалось ему. – Сгинуть вот так, на сельской площади, под дурной смех и гогот неотесанной деревенщины? А будет ли кто-то из них искать убийцу моего деда? Найдет ли виновного? Отомстит ли? Нет, без меня враг останется целым, да еще насмехаться будет над тем, как ловко обделал он это дельце: истребил весь род Плетуновых под корень, прикончил старика-волхва, а последнего в роду отправил на дно грязной лужи…»

Ему стало так невыносимо при этой мысли, что он решил: «Нет, я еще поборюсь! Раз не выходит спастись силой, попробуем умом. Как выбраться из болота? Кто бы мне подсказал? Кто вообще это знает? Разве только болотник. Ну конечно, болотник Колоброд! Сто лет его не встречал. Где он теперь? Небось, плавает за рекой в тихих стоячих водицах. Он бы помог – стоит только позвать. Вот только как вызвать этого чешуйчатого ящера?»

Горихвост отчаянно глотнул воздуха и из последних сил прорычал:

Под водой гора, под горой – дворец.

Во дворце сидит водяной игрец.

Гусли тронет он – тут же в пляс пустись.

Царь болот и рек, мне тотчас явись!

Холодная жижа захлестнула морду и залилась в распахнутую пасть. Горихвост попытался выплюнуть тину, но захлебнулся еще больше. Дыхание перехватило, он попробовал упереться в дно, но только взмутил вокруг себя грязь. И тут же почувствовал, как его подхватывают холодные руки с перепонками на пальцах. К его пасти приложились чьи-то толстые губы и вдохнули воздух.

«Набери воздуха и не дыши!» – услышал он сквозь плеск взбаламученной воды. И тут же холодные руки с силой вырвали его из трясины и подняли вверх, над водой, обдав зеленую ряску дождем ярких брызг. Горихвост жадно глотнул свежего воздуха и задержал дыхание.

Зеленое, гибкое, похожее на большую ящерицу тело прижало его к груди, заботливо прикрыло глаза, и ухнуло куда-то вниз, в холодную темноту. Они понеслись по подводным протокам, известным лишь водяным да болотникам. Вода в них была свежей – не то что в помойном болоте. Горихвост не мог ее видеть, но чувствовал холодок чистых струй.

Болотник уносил его все глубже и глубже. Воздух в легких кончался, нестерпимо хотелось разинуть пасть и вдохнуть, а там будь что будет. Горихвост уже готов был пустить пузыри, когда зеленый ящер поднял его над речной рябью, под тусклые лучи осеннего солнца.

Как сладок может быть обыкновенный воздух! Он врывается в легкие упругой волной, бьет в нос, кружит голову! Горихвост не мог надышаться. Болотник медленно тащил его за загривок вдоль заболоченных берегов, выискивая подходящую отмель. Вурдалак поудобней устроился на чешуйчатой спинке ящера и растопырил лапы, купаясь в нагретой неярким солнцем воде.

Вот где раскинулось настоящее болотное царство. Разлившаяся река покрывала пологие берега, затопляя леса и подлески. Густые кусты и деревья торчали из воды, создавая подводные джунгли. Островки, заросшие соснами и осинами, возвышались над заболоченными низинами. Стоячие воды кишели мальками, а с глубины поднимались пузырьки, и даже думать не хотелось, что за заблудшие души могли их пускать. По ночам тут мигали загадочные огоньки, заманивая случайную жертву в трясину.

Солнце уже клонилось к закату. Его лучи пробивались сквозь серебристые тучи и золотили верхушки деревьев в Диком лесу, за которым высилась темно-зеленая громада Змеиной горы. За Девичьим полем царапали небо шатры над теремами господской усадьбы, а еще дальше выглядывала утонувшая в зелени Сторожевая башня.

С севера доносилось веселое журчание мелкой речки Змейки, которая впадала в Шерну, образуя разлив с глубокими омутами. У тихой запруды скрипело колесо водяной мельницы, его лопасти взметали ввысь тучу брызг, которые сверкали в осенних лучах, как самоцветы. Ветер сметал в воду жухлые листья, отправляющиеся в плавание вниз по течению, как кораблики под крошечными парусами.

Колоброд выволок вурдалака на восточный берег и с облегчением сбросил со спины на речную гальку. Горихвост из последних сил прыгнул, перекувыркнулся через голову и на лету скинул звериную шкуру. На твердую почву он приземлился уже двумя ногами, обутыми в стоптанные сапоги. Волчья длака – шкура, что служит оборотню для превращений – осталась в его ладонях, и он принялся вытряхивать из нее воду, разбрызгивая вокруг пахнущие гнилой тиной капли.

Болотник разлегся на мокром песке, сложил на брюшке перепончатые лапы и принялся таращиться выпученными глазами.

– Уж и не знаю, как благодарить тебя, Колоброд, – с чувством проговорил вурдалак. – Выручил ты меня, век не забуду.

– Чего тебя понесло к этим жалким людишкам? – булькнул болотник. – Сам же знаешь, у нас уговор: мы не суемся к ним, они – к нам.

– В деревне убили моего деда, – ответил Горивост. – Последний мой родственник был, больше родни не осталось.

– Волхва Дедослава? – всплеснул болотник ладонями. – Что за злодейство! Он был нашим другом. А кто и за что?

– В том-то и дело, что не разберешь. Никто ничего не видал. Убийство какое-то злое, будто бес вырвался на волю. Сначала деда мучали, вздернули на дыбе, секли розгами, жгли пятки огнем. После зарезали перед ним козла, весь пол в горнице залили кровью.

– Похоже на бесовский обряд, – заключил Колоброд. – Может, он баловался с черной книгой, да и выпустил беса?

– Ах, да, черная книга! – хлопнул себя по лбу Горихвост. – Как же я про нее не вспомнил? Лесной царь эту книгу ему на хранение отдал, думал, что у него она будет в целости. А вышло вон как…

– А сама книга на месте была?

– Похоже, что нет. Всю избу перерыли вверх дном – явно что-то искали. Раз деда пытали, значит, требовали, чтобы он выдал ценности. Если тать не дурак, то он знал, что волховская книга ценнее государевой казны.

– Лесной царь будет кручиниться, коли узнает, что книга пропала.

– Я за Лесного царя всех на клочья порву, – с чувством сказал Горихвост. – Лучше мне в пекле сгореть, чем его огорчить. Ты вот что, Колоброд… Удружи мне еще разок! Передай царю от меня низкий поклон. А про книгу пока ничего не говори. Я ее поищу – может, она где затерялась? Чего зря лесную братву будоражить?

Колоброд недовольно булькнул и хлопнул перепончатыми ладонями.

– Прямо сейчас и пойду! – решительно заявил Горихвост и принюхался к ветру, который нес со стороны села запахи коровьего навоза и свежего сена.

– С тебя только что чуть было шкуру не сняли, – возразил Колоброд.

– Верно, – почесал голову Горихвост. – Что ж, дождусь ночи. В темноте деревенщина носа из-за заборов не кажет, от каждой тени шарахается.

– Поплыли-ка отсюда поскорее, – беспокойно оглядываясь, предложил Колоброд. – Места тут нехорошие. В тутошнем омуте завелась водяница – какая-то странная, будто не наша. Откуда взялась – ума не приложу. Еще год назад ее не было, а теперь тут живет. С нашим братом не знается, держится сама по себе. Не станем ее баламутить, а то кто знает, что у нее на уме?

Внезапно над омутом у слияния двух речек показалось туманное марево. Солнечные лучи осветили золотистый нос ладьи, на котором высилась резная фигура деревянной русалки. В руках статуя держала масляную лампу, отсвечивающую призрачным огоньком. На широкой скамье, застланной узорным ковром, сидела молодая женщина в длинном белом платье без пояса. Блеклые, выцветшие волосы густой волной падали ей на груди и прикрывали лицо.

– Водяница! – забеспокоился Колоброд. – Убираемся подобру-поздорову!

Горихвост с удивлением вгляделся в приятеля. Тот никогда никого не боялся: стоило явиться опасности, и он уходил на дно, выудить с которого его не сумел бы и самый заядлый рыбак. Однако сейчас болотник заметно тревожился и суетился.

Ладья выплыла из туманного марева. Последние лучи солнца выглянули из-за верхушек елей и пронзили насквозь и лодку с ковром, и ее хозяйку. Горихвост увидел за спиной водяницы речную рябь и золотую дорожку, упавшую на воду.

– Взгляни, она прозрачная, – успокоил он приятеля. – Это видение. Водяница не настоящая!

– Еще какая настоящая, – булькнул болотник. – Уж я-то знаю, можешь поверить.

Видение начало тускнеть и растаяло в воздухе. Порывы ветра развеяли последние клубы марева. И тут же спину Горихвоста ожег тяжелый, холодный удар. Перед носом его просвистел конец железной цепи, какими сельские жители обычно приковывают лодки к причалу. Еще взмах – и железная цепь обрушилась ему на плечи.

Горихвост зашипел от боли и отпрыгнул в сторону. Злобно оскалившись, из-за спины к нему подбирался немолодой толстый мельник с обрывком цепи в волосатых руках. Русая борода его изогнулась, будто крючком. Добротный мятль за плечами развевался от ветра. Плащ был пошит не из грубого конопляного волокна, обычного для деревни, а из дорогой парчи, в какой ходили одни богатеи. Пронзительные голубые глаза мельника сверкали, а прямой мясистый нос раздувался, как у коня. Миг – и грудь Горихвоста снова ужалил тяжелый конец лодочной цепи.

– Ты что творишь, олух? – вскричал вурдалак. – Совсем страх потерял? Вот я тебе щас кишки выпущу!

И он ощерился, показывая клыки. Обычно этого хватало, чтобы застращать темную деревенщину, но толстый мельник и не думал пугаться. Его приземистая фигурка подобралась и рванулась вперед. Цепь закрутилась над головой и запела, рассекая тучу речной мошкары, роящейся над головами.

Горихвост отскочил на песчаную косу, вдающуюся в речную гладь. Под сапогами захрустела мокрая галька. А мельник уже набрасывался на Колоброда и охаживал цепью его рыбий хвост с острым шипом на плавнике.

– Горюня! Оборачивайся волком! Куси его, негодяя! – завопил болотник, топорща длинные, как у сома, усищи.

– Ох, не ко времени это! – ответил ему Горихвост. – Нельзя мне в волчьем обличье драть деревенских. Запрет!

А мельник, не обращая внимания на их перепалку, уже обматывал Колоброда цепью и волочил его за собой. Горихвост сбросил с плеча переметную суму и достал из нее волчью шкуру.

– Ну погоди, сейчас ты у меня запоешь! – мстительно ощерился он.

Журчащая Змейка вертела колесо водяной мельницы за невысоким холмом. Горихвост не успел опомниться, а опутанный сетью Колоброд уже бултыхался у ветхих стенок деревянной запруды, вода из которой вращала лопасти колеса. Мельник деловито прицепил сеть к железному штырю, торчащему меж лопастей. Колесо натянуло сеть, подняло ее верх, прошло полный круг и обрушило Колоброда обратно в воду.

– Ты чего меня бултыхаешь? – завопил болотник. – Отпусти! Слышишь?

Однако мельник и не думал прислушиваться к его крикам. Он орудовал ловко, со знанием дела. Вращающееся колесо окунуло болотника в речку, на несколько мгновений скрыло его в воде, а после выволокло на воздух и опять понесло ввысь.

– Я тебя знаю. Ты – мельник Курдюм, – задыхаясь от брызг, проговорил Колоброд. – Ну поймал ты меня, что поделать. Чего тебе надоть?

– Зачем подпустил ко мне водяницу? – злобно осклабившись, задал вопрос Курдюм.

– Больно мне надо. Не подпускал я к тебе никого, – шевеля рыбьими усами, проурчал Колоброд.

– Как же не подпускал? – деловито продолжил допрос мельник Курдюм. – Она у меня в заводи плещется. На колесе играет. От ее забав то жернов с оси слетит, то лопатки потрескаются.

– Не знаюсь я с ней. Не наша она, не лесная, – судорожно забил хвостом Колоброд, которого мельничное колесо в очередной раз шлепнуло о воду.

– Значит, будем запираться? – осведомился Курдюм. – И я не я, и лошадь не моя?

Он схватил лодочное весло и принялся охаживать Колоброда по бокам. Зеленые чешуйки со шкуры болотника так и посыпались в воду.

– Признавайся, нечистая тварь! – орал хриплым голосом мельник. – Как извести водяницу?

– Не знаю я! – сипло вопил Колоброд. – Клянусь Миростволом, не знаю!

– Ты водяной, и не знаешь? – хищно наседал мельник.

– Не водяной я. Болотник! – пытался возразить Колоброд.

Но Курдюм, видимо, не чувствовал тонкой разницы между болотниками и водяными. Его весло продолжало сверкать в лучах низкого солнца, с глухими шлепками опускаясь на хвост и всклокоченную гриву Колоброда.

– Горюня, теперь твой черед меня выручать! – заголосил болотник. – Этот недоумок с меня чешую спустит!

Такого стерпеть Горихвост уже не мог. «Как же так? Колоброд меня выручил, а я его брошу? – подумал он. – Что про меня лесная братва скажет? Но как же запрет? Ведь нельзя мне задрать человека в волчьем обличье, иначе я в людской вид не вернусь. Эх, была не была, пугну только этого мельника, а царапать не стану!»

Он прыгнул вверх и на лету натянул волчью шкуру. На землю он встал уже четырьмя лапами.

Увидев здоровенного черного волка, мельник на миг обомлел, пробормотал под нос: «батюшки святы, вот это чудище!», однако тут же взял себя в руки, отшвырнул прочь весло и схватился за цеп для обмолота зерна. Резкий взмах длинной рукоятью – и деревянное било на болтающемся ремне задело торчащее волчье ухо.

Вурдалак свирепо ощерился, рыкнул и бросился на противника. Мельник взвизгнул и рванул наутек. В этот миг колесо в очередной раз окунуло болотника в воду, и тот заголосил:

– Да сколько же можно? Горюня, отцепи меня наконец!

Горихвост задержался и бросился к Колоброду. Курдюм тем временем забрался на крышу мельницы, спустился к колесу по наклонному скату и изо всех сил огрел вурдалака по спине тяжелым билом. У Горихвоста в глазах померк свет. Перед помутившимся взором поплыли темные пятна, заиграли оранжевые сполохи и лиловые искры.

– Ну, чего ты? Отвязывай! – возмущенно заныл Колоброд.

– Погоди! Он мне чуть хребет не сломал… – переводя дух, рявкнул вурдалак.

– Прокуси ему шею. Чего нюни разводишь? – распорядился болотник.

Бах! – и било цепа обрушилось на колесо рядом с черепом Горихвоста. Деревянная лопасть разлетелась на щепы, обдав морду грязными брызгами, смешанными с молотой древесиной.

– Он и меня так заденет. Куси его! – завизжал Колоброд.

Горихвост бросил болотника бултыхаться, вцепился зубами в край крыши и с трудом втянул свое тело на выщербленную черепицу. Мельник отмахнулся от него цепом и полез к коньку, виднеющемуся на самой верхушке. Они оказались вдвоем на гребне крыши, лицом к лицу: ощерившийся черный волк с разъезжающимися в стороны лапами и маленький толстенький человечек с пухлыми ладонями, сжавшими длинный цеп. Удар – и осколки дробленой черепицы брызнули Горихвосту в нос. Сжавшийся ком черных мускулов, прыжок – будто щелкнула выстрелившая пружина – и лапы волка опрокинули человека. Курдюм покатился по склону крыши, не удержался на краю, и рухнул вниз, как мешок сырой муки. Хлопок, облачко взметнувшейся пыли, глухие стоны и жалкие причитания – мягкая посадка, приземление прошло успешно.

Цепляясь когтями за черепицу, Горихвост съехал к краю, перескочил на ровную крышу сеней, юркнул к крыльцу, и по ступенькам, со всеми удобствами, спустился на двор. Курдюм валялся перед распахнутой дверцей курятника и горестно охал. Мимо него носились переполошенные куры. Возмущенный петух с огненным черно-красным опереньем гонялся за ними, пытаясь навести порядок.

Вурдалак опрокинул навзничь попытавшегося подняться толстяка, придавил лапами к драной рогоже, расстеленной перед курятником, и показал ему клыки.

– Ой, не рви меня! Я сдаюсь! – истошно взвопил мельник. – Ради богов всего света, не убивай!

– Боги тебе не помогут! – оскаливаясь еще больше, рыкнул Горихвост.

– Я сделаю все, что захочешь! Стану твоим верным другом. Буду служить тебе не за страх, а за совесть. Только не убивай!

– Видали мы таких друзей, – осклабился Горихвост.

– Моя мельница – в твоей полной власти, – завыл Курдюм, жмурясь. – Живи, сколько хочешь. Я знаю: тебе нужно прятаться от людей, иначе с тебя шкуру спустят. У меня будешь, как в кладовой у Ярилы – сюда посторонние не суются. Тебя никто тут не побеспокоит. Свожу тебя в баньку, попарю как следует, а после накормлю и напою от души. Угощу белыми калачами – таких даже в городе не сыскать, у меня одного хлеб из белой муки.

– Хлеб из белой муки? – осел назад Горихвост. – Это мне в самый раз. Это именно то, что мне нужно. Ладно, если услужишь – помилую. Для начала отцепи болотника от колеса. А то слышишь, как он голосит? До сих пор бултыхается. За что ты его так?

Сеть из тонкой пеньки слетела с железного крюка. Колоброд ударил о речную рябь хвостом, высунул из воды мокрую гриву и с жаром выкрикнул:

– Я тебе это припомню!

– Проваливай! – напутствовал его мельник.

Болотник нетерпеливо ухнул и скрылся в воде. Горихвост проводил глазами его гибкую зеленую фигуру, которая извивалась на фоне неглубокого речного дна. Несколько ловких маневров – и Колоброд выплыл в устье маленькой Змейки, впадающей в полноводную Шерну.

– Он не станет мне мстить? – с беспокойством спросил Курдюм.

– Только если сунешься в его владения. Они за Шерной, в заболоченной низине, – ответил Горихвост, уже успевший сбросить с себя волчью шкуру.

– Туда только самоубийца полезет, – с дрожью в голосе пролепетал толстяк.

– А нападать на вурдалака кому взбредет в голову? Ты что, бессмертный? Или в герои решил записаться?

– Это я со страху, – признался мельник. – В ближнем омуте завелась водяница. Вредит мне каждый день. То катается на колесе, то сети рвет, то моченую коноплю раскидает. Житья от нее не стало. Уж и не знаю, как от нее избавиться. Я как увидел болотника с волком – ну, думаю, нечисть гуляет! И все на мою бедную голову. Если я их не порешу, то совсем меня со свету сживут. Вот и кинулся, сломя голову, а у самого душа в пятках.

«Как давно я не ел свежего хлеба! В Диком лесу хлеб не пекут. А оборотню-вурдалаку без него не обойтись: хлеб – еда исключительно человеческая. Без него можно вконец одичать, и тогда к людям возврата уже не будет».

Горихвост с удовольствием вдохнул запах теплой поджаристой корочки из целой корзины, что мельник, не скупясь, выставил на широкий стол в горнице. Курдюм хозяйничал основательно, не торопясь.

– А хозяйка-то у тебя есть? – осведомился Горихвост.

– Была, – вздохнул тяжко Курдюм. – Да в прошлом году померла.

– Соболезную. А что с ней случилось?

– Утопла. Не зря говорят: водяной с каждой мельницы дань возьмет.

– Так нет в этих краях водяного, кроме болотника.

– Зато водяница имеется!

Мельник склонился над его ухом и с жаром зашептал:

– Уж ты, Горислав Тихомирович, уважь меня, помоги, ради всего святого!

– Ого! Ты, я вижу, еще не забыл, как меня по-человечьи звать.

– В деревне и батюшку твоего помнят, и деда, царствие им обоим небесное. На тебя одного вся надежа. Только ты и в лесу живешь, с нечистью знаешься, и на селе бываешь. Помоги мне вывести водяницу из омута, иначе она и меня приберет. Чует сердце: не успокоится водная девка, пока меня не утопит.

– Боюсь, не у того ты просишь помощи, – сочувственно проговорил Горихвост. – Я водянице не приятель, как с ней сладить – не ведаю.

– Зато ты с Лесным царем знаком, – продолжал горячо шептать мельник. – Лесной царь над всей нечистой силой владыка. Попроси у него совета – может, он что подскажет?

– Лесной царь нам – как отец, – согласился Горихвост. – Случись какая беда – все к нему идем челом бить. Ни одному из лесной братии он не откажет, всех примет и ласково выслушает. Если бы боги все еще жили на небе – то и среди них не нашлось бы такого правдивого государя.

– Ну а мне к нему ходу нет, – горестно всплеснул пухлыми ладошками Курдюм. – Наша деревня под великим князем, а не под лесным государем. Не откажи, Горислав Тихомирович, заступись за меня. А я тебе такую знатную баньку истоплю, какой ты отродясь не видал! И одежку тебе подарю побогаче: будешь ходить, как жених на свадьбе. Только спаси, умоляю! Сживет меня со свету водяница, как пить дать, сживет!