Жизнь, которая не стала моей

Я сделала глубокий вдох.

– Дэн, я должна кое-что тебе рассказать.

Он слегка изменился в лице, но тут же улыбнулся и покачал головой:

– Может, для начала войдем?

– Ну… – промямлила я.

– Все расскажешь, как только сядем за наш стол, хорошо? – Он взял меня за руку и повел, не дожидаясь моего согласия.

– Сюрприз! – приветствовал нас хор голосов, едва мы переступили порог.

Я поперхнулась, отступила на шаг, не сразу привыкнув к полумраку. Оказалось, у дверей столпились мои самые близкие – сестра Сьюзен с мужем Робертом, их дети Сэмми и Келвин, моя лучшая подруга Джина и ее муж Уэйн и еще с десяток друзей и многолетних знакомых. И брат Дэна Уилл тоже тут, а также его лучший друг Стивен и несколько супружеских пар, с которыми мы иногда вместе проводим вечера.

– Что происходит? – в растерянности спросила я сестру. Она единственная способна в любой момент бросить мне спасательный круг, хотя и раскритикует заодно. Но на этот раз она улыбалась, тыча пальцем куда-то у меня за плечом.

Я медленно повернулась к дверям и с ужасом увидела, как Дэн опускается на одно колено. Я захлопала глазами: сердце стучало оглушительно.

– Ты делаешь мне предложение?

– Похоже на то, – засмеялся он. Достал из кармана бледно-голубую коробочку и, открыв, поднес мне. – Кейт, ты выйдешь за меня?

Наши друзья захлопали в ладоши, время замерло, я не видела ничего, кроме кольца – великолепного солитера от Тиффани – и на какое-то мгновение думала только о том, до чего это кольцо не похоже на то, антикварное, с которым мне делал предложение Патрик. И тут же меня затопило чувство вины. Сейчас не время мыслям о Патрике. Да что же со мной такое! Нужно понять, вправе ли я ответить Дэну согласием прежде, чем сообщу ему диагноз. С другой стороны, не могу я отказать ему на глазах у всех наших друзей.

Да я и не хочу ему отказывать. Дэн – само совершенство, напоминаю я себе. Всегда придерживает дверь, пропуская меня. Никогда не забудет сказать «пожалуйста» и «спасибо». О таком зяте мечтает каждая мать. Вот и моя мама не упускала случая напомнить, как мне повезло с Дэном. О свадьбе я пока не думала, но ведь это логично: когда люди любят друг друга, они должны пожениться.

– Кейт? – Голос Дэна вернул меня к реальности.

Губы сами растянулись в улыбке. Пульс частил.

– Да! – услышала я собственный голос. А потом, поскольку это правда – ведь я знала, что правда, – я повторила громче: – Да, конечно же да! – Так должно быть, сказала я себе, и мое сердце наконец-то наполнилось радостью. – Да, я выйду за тебя, Дэн.

Он испустил ликующий крик, вскочил, прижал меня к себе, пустился в пляс, все поддержали его свистом и криками.

– Кейт Уэйтмен, – сказал он. – Я постараюсь сделать тебя самой счастливой женщиной на свете.

И я смеялась вместе с ним, когда он надевал кольцо мне на палец: луч света упал на бриллиант, рассыпался мириадами крошечных звезд.

– Я люблю тебя, Кейт, – шепнул он, прижимая меня еще крепче. Но за грохотом собственного сердца я едва разобрала его слова.

* * *

Потом еще час я улыбалась и смеялась как по команде, но все расплывалось в тумане: друзья болтали, рассказывали про нас обоих какие-то анекдоты, называли нас «золотой парой», хлопали Дэна по спине, целовали меня в щеку. С полдюжины человек объяснили мне, что давно пора налаживать свою жизнь, и не меньше дюжины напомнили, какая Дэн замечательная добыча. Официантка – я перехватила ее взгляд – с жадностью рассматривала Дэна из-за барной стойки. Хорошо, что он не обращает на такое внимания.

На какое-то время, пока Сьюзен пыталась приструнить своих шумных отпрысков, а Дэн общался с друзьями, мы остались вдвоем с Джиной. Вот кто понимал, что творилось у меня в душе: она сама вышла замуж после шести лет вдовства, и признавалась мне: когда она дала согласие новому жениху, в ней сталкивались и бушевали противоположные чувства. Она винила себя за то, что окончательно уходит от старой любви. Радовалась, что обрела новую. Робко надеялась на счастье. И грустила о прошлом, с которым настало время распрощаться.

– Ты как? – спросила она, принеся мне бокал шампанского.

– Хорошо, – улыбнулась я. – Спасибо.

Она на миг прижала меня к себе.

– Подумать только, он арендовал весь ресторан целиком, чтобы сделать тебе предложение на глазах у всех друзей. – Она ухмыльнулась и покачала головой. – Вот это по-нашему, верно?

– Джина! – Я схватила ее за руку в тот момент, когда она собиралась отойти. – Как ты думаешь, если я не смогу родить, Дэн все равно захочет на мне жениться?

Она остановилась, вытаращилась на меня:

– Что у тебя случилось, Кейт?

Я почувствовала, как на глаза навернулись слезы.

– Я сегодня была у врача. – Дрожащим голосом я быстро пересказала все, что сказал мне врач. – Это ничего, я с этим справлюсь, – тут же добавила я, видя ее озабоченный взгляд. – Но за Дэна я переживаю.

– Ох, Кейт. – Она снова крепко обняла меня. – А он-то хочет детей?

Я пожала плечами, высвобождаясь:

– Не знаю, мы никогда об этом не говорили.

– Никогда не говорили? – Не то чтобы в ее голосе звучал упрек, но я почувствовала свою неправоту.

– Как-то все случая не было. – Когда такое произносишь вслух, звучит глупо. – К тому же дети у меня должны были родиться от Патрика, – совсем уже шепотом закончила я.

Джина чуть не заплакала от сочувствия. Она прикусила губу, и я, зная ее столько лет, понимала, что она пытается удержать слова, рвавшиеся с языка. В итоге она спросила только:

– А ты хочешь иметь детей?

– Не знаю. Но я не была готова услышать, что у меня их никогда не будет. – Я шмыгнула носом и вытерла глаза.

– Этого тебе никто не может сказать, – отрезала она. – Сделаешь ЭКО. Или, если у тебя остались еще яйцеклетки, поможет суррогатная мать. Можно и усыновить. Возможностей сколько угодно. Не смей даже думать, будто у тебя не осталось шансов.

– Спасибо. – Я с трудом улыбнулась в ответ.

– И Дэну сказать надо, – решила она. – Это ничего в ваших отношениях не изменит. Он тебя любит. Сегодня про это больше не думай, договорились? Наслаждайся моментом. А потом поговори с ним, Кейт. Это же нормально – все обсуждать с человеком, за которого выходишь замуж.

– Конечно. Обязательно. Прости, что вывалила это на тебя. Не волнуйся за меня, ладно? – И я отошла, удерживая на лице улыбку, прежде чем Джина успела что-то еще сказать.

Сломалась я через полчаса, когда в ресторан вошла мать Патрика.

– Кейт! – воскликнула она, подбежав, и крепко меня обняла. Пахло от нее, как всегда, корицей и тестом. – Меня Джина пригласила: ничего, что я пришла?

– Это здорово! – Мы с ней оставались друзьями после смерти Патрика и еще больше сблизились, когда девять лет тому назад умер ее муж Джо. Патрик был их единственным сыном, и, когда не стало и мужа, я почувствовала себя ответственной за нее и была рада этой ответственности: свекровь стала для меня второй матерью. – Я так рада видеть тебя, Джоан.

– Извини, что опоздала. – Она возмущенно закатила глаза. – Представь, я не успела на поезд. И весь мой график полетел.

Джоан жила в Глен-Коуве, небольшом городе на Лонг-Айленде, все в том же доме, где вырос Патрик. Иногда я задумывалась – каково там остаться совсем одной, в окружении прошлого? Я-то удрала из нашей с Патриком квартиры через три недели после похорон, не могла вынести пустоту на том месте, где была наша жизнь. Каждый раз, открывая дверь, я снова надеялась увидеть его. К тому же соседи стали жаловаться: я вдруг вставала посреди гостиной и вопила в голос. Хозяин квартиры только рад был досрочному прекращению аренды.

– Ничего, – сказала я. – Ты уже тут, это главное. – Только сейчас я почувствовала, что по моим щекам катятся слезы. – Джоан, послушай, ты на меня не сердись.

– За что? – удивилась она.

– Я… я не хочу, чтобы ты подумала, будто я забываю Патрика, – всхлипнула я, утирая глаза. Не сразу решилась встретиться с ней взглядом.

– Лапонька, – ласково ответила она мне, – ты имеешь полное право строить свою жизнь. Ты должна жить дальше. – Она обняла меня одной рукой. – Давай выйдем, подышим? – Она вывела меня из ресторана, за углом вынула из сумочки бумажный платок и вручила мне. – Кейт, дорогая моя, прошло почти двенадцать лет. Патрик хотел, чтобы ты была счастлива. Я знаю, он смотрит на тебя с небес и улыбается.

Мы одновременно посмотрели вверх. Подумала ли она то же, что и я: небо нынче сплошь затянуто облаками, звезд не видно и кажется, будто небо очень далеко.

– Ты все еще носишь монетку? – тихо спросила она, так и не дождавшись от меня ни слова.

Я кивнула и вытянула из-под блузки серебряный доллар на цепочке. Последний подарок Патрика. Ювелир по моей просьбе просверлил монету и продел в нее длинную цепочку.

Джоан слегка улыбнулась.

– Патрик верил, что в мире много хорошего, – заговорила она, дотронувшись до моего талисмана. – Он верил в любовь, в удачу и счастье и хотел, чтобы все это было у тебя. В этом смысл серебряного доллара, ты же знаешь. Он хотел для тебя самой лучшей жизни, какая только возможна.

– Я всегда буду любить его, ты мне веришь?

– Верю. – Джоан снова нежно обняла меня. – Но это не значит, что ты не вправе любить кого-то еще. Жизнь продолжается. Ты ведь нашла свое счастье, да, моя хорошая?

Я кивнула.

– Значит, ты поступаешь правильно. А теперь вернемся на вечеринку? Познакомь меня со своим женихом, пожалуйста.

* * *

После того как я познакомила Джоан с Дэном и выпила еще один бокал шампанского, кто-то поставил Эрика Клэптона – Wonderful Tonight. Дэн с улыбкой протянул мне руку:

– Наш танец, моя прекрасная невеста.

Он театрально закружил меня на импровизированном танцполе, и мы привычно подстроились под неторопливый ритм.

– А мать Пата довольно симпатичная, – шепнул он.

Гости уже тоже танцевали парами.

– Патрика, – поправила я. Меня раздражало это уменьшительное имя: покойного мужа никто, кроме Дэна, так не называл. – Да, она замечательная. У нас с ней всегда были прекрасные отношения.

– Ну да. – Чуть помедлив, он добавил: – И ты собираешься поддерживать эти отношения и впредь?

Я высвободилась, посмотрела на Дэна в упор:

– Разумеется. – Он промолчал, и я продолжила: – С какой стати мне их прерывать? – Интонация получилась сварливая, и я поспешила смягчить ее улыбкой.

Дэн снова привлек меня к себе.

– Просто я подумал: когда мы с тобой поженимся, с этой частью прошлого можно бы и расстаться. Однако настаивать не буду. С виду она приятная женщина.

– Она мне родной человек, Дэн. И это не изменится.

– Все правильно, – тут же ответил Дэн.

Однако я уже не чувствовала, что все правильно: Дэн, мне показалась, так не считал.

Как только доиграла музыка, Джина подскочила ко мне с очередным бокалом шампанского, и, сходя с танцпола, я осушила шампанское в два глотка. Подруга поглядела на меня с тревогой:

– Что-то случилось? – Она забрала пустой бокал и махнула официанту, чтобы принес еще.

– Ничего, – ответила я. Пузырьки шампанского постепенно наполняли голову легкостью.

– Из-за Джоан? – догадалась она. – Дэн что-то сказал о ней?

Я кивнула и оглянулась на Дэна, который с несколькими своими коллегами танцевал теперь под YMCA. Каким-то образом он ухитрялся и это делать клево.

– Да, – только и ответила я. Джине ведь ничего объяснять не нужно.

– Ты поступаешь правильно, даже не сомневайся, – сказала она.

Официант принес полный бокал. На этот раз я пила шампанское медленными глотками. Голова уже слегка кружилась.

– Точно?

– Безусловно, – решительно подтвердила она. – Джоан – часть твоей жизни. Так будет всегда. Без вопросов.

– Вот и хорошо.

Прошло еще несколько часов, дело шло к ночи, я выпила много шампанского, станцевала под дурацкую версию Call Me Maybe с Сэмми и Келвином, а потом Сьюзен повезла их домой укладываться спать. Около десяти вечера я усадила Джоан в такси и попросила позвонить мне, как только она доедет. И снова танцевала с Дэном, а он обнимал меня и уверял, что счастливее его нет никого на свете.

Около полуночи Стивен, приятель Дэна, поставил Guns N’Roses – композицию Sweet Child O’Mine – и потащил Дэна с парнями танцевать. Я присела у барной стойки и, прекрасно зная, что песня на самом деле не о ребенке, невольно снова задумалась о детях.

То ли от шампанского, то ли оттого, что мир вокруг меня словно кружился в веселом танце, но, уронив голову на стойку бара, я вдруг стала воображать, как бы все обернулось, если бы мы с Патриком сразу, как только поженились, решили завести ребенка. Если бы я забеременела до его смерти, задолго до того, как яичники исчерпали свой ресурс? Сейчас нашему ребенку было бы одиннадцать. Часть Патрика осталась бы мной. Тоска стиснула мне горло.

Заиграли Rolling Stones. Дэн подошел ко мне, обнял за плечи.

– Я тоже сегодня счастлив, – шепнул он.

Я не сразу сообразила, что плачу и что он решил, будто это от радости.

Я не стала его разубеждать, я ведь и правда была счастлива. Еще как! Многим ли выпадает в жизни второй шанс? И я стала целовать Дэна взасос, пока Стивен и другие его друзья не засвистели одобрительно с другого конца барной стойки. Тогда я оторвалась от его губ и заглянула ему в глаза.

– Спасибо тебе, – торжественно произнесла я.

– За что? – усмехнулся он и поцеловал меня в лоб.

– За то, что любишь меня. За то, что я почувствовала себя желанной, за то, что хочешь на мне жениться и стараешься меня понять, и еще… – Я хотела еще что-то перечислить, но забыла что.

Дэн рассмеялся:

– Кто-то выпил многовато шампанского. – Он помог мне встать, и я сообразила, что он прав: меня слегка пошатывало. – Отвезу-ка я свою красотку-жену домой и уложу в постель.

– Пока еще не жену, – возразила я, удивляясь, что слова склеиваются, словно намазанные сиропом. – Но ладно, хорошо. В постель.

Он снова засмеялся, подхватил меня на руки, помахал друзьям на прощание и понес. Я уже спала, уронив голову на его железную грудь.

Глава 3

Щурясь от утреннего света, я смутно почувствовала: что-то не так. Слишком яркий свет для нашей спальни с окнами на запад. К тому же Дэн, переехав в эту квартиру полгода назад, установил глухие жалюзи: по утрам в комнате обычно темно, хоть глаз выколи.

Куда я попала?

Я поморщилась от головной боли – явно перестаралась вчера с шампанским. Сев на постели, я огляделась, все больше удивляясь по мере того, как глаза привыкали к свету. Совершенно определенно не спальня Дэна. На окнах белый тюль, кровать квинсайз из тика с высоким скругленным изголовьем, а не угольно-черная кингсайз, простыни и покрывало голубые, мягкие, а я уже привыкла к серому скользкому шелку. И все же эта комната смутно мне знакома, вот только не пойму откуда.

Может быть, Дэн вчера уложил меня отсыпаться в квартире у друзей? Я так напилась, что он не смог довезти меня до дому? Я напрягала память, но вспоминалось только одно: как я засыпаю на груди у Дэна, едва мы вышли из бара.

– Дэн? – осторожно окликнула я.

В коридоре послышались шаги, кто-то негромко насвистывал. И снова это показалось странно знакомым. Мне стало не по себе. Дэн никогда не свистел. На первом же свидании признался, что неумение свистеть считает одной из главных своих неудач в жизни. Так он меня впервые рассмешил.

– Малыш? – попыталась я снова, совсем уж неуверенно.

И тут свистевший вошел из коридора в комнату, и сердце мое оборвалось: это был вовсе не Дэн.

А Патрик.

Мой муж Патрик.

Погибший двенадцать лет назад.

– Доброе утро, – сказал он с улыбкой.

Звуки глубокого, такого знакомого голоса – точно удар под дых. Я-то думала, что никогда больше его не услышу. Этого не может быть.

Неотрывно глядя на Патрика, я постепенно подмечала, что он выглядит не совсем так, как прежде. Темные волосы поредели на висках, резче обозначились морщинки вокруг глаз, он несколько погрузнел. Таким я себе его воображала, так он должен был бы выглядеть, проживи мы вместе все эти годы. Но глаза были прежние – яркие, зеленые, добрые, и я не могла ни выдохнуть, ни вдохнуть, ни заговорить.

– Что же это такое? – пролепетала я наконец, сама себя едва слыша. Этот мягкий свет, который наполняет комнату, с благоговейным страхом поняла я, – особый мягкий свет, какой возникает, когда солнечные лучи встречаются в воздухе с потоком тончайших пылинок. Тончайшая паутина света, при виде которой мне всегда представлялся волшебный порошок и чудесное исполнение желаний. Наверное, сейчас это и происходит, решила я: мистика, магия.

Но покуда я глядела на Патрика, со мной происходило что-то странное: память словно бы восстанавливалась. Я огляделась по сторонам и поняла: откуда-то мне известно, что в углу приткнулся изящный пылесос фирмы «Дайсон», что на столике у кровати лежит календарь «Слово на каждый день». А на секретере стоят желтые розы в синей вазочке.

Это же наша прежняя квартира, поняла я вдруг. Та самая, на Чемберс-стрит, где мы жили, пока с Патриком не случилась беда. Мебель по большей части новая, но общие очертания комнаты знакомы, и паркет, который мне так нравился, и стены, в которые я колошматила кулаками, пронзительно визжа и требуя Бога к ответу: как посмел он забрать у меня любимого. Но что же с нами происходит сейчас?

– Кэтили? – озабоченно окликнул Патрик. Вырвал меня из путаницы разбредающихся мыслей, вернул на землю.

Слезы катились по щекам. Я тщетно пыталась ответить ему: изо рта вырывались бессмысленные восклицания, одни гласные. Какая-то часть меня недоумевала, не снится ли это, но чем дольше я здесь находилась, тем становилась увереннее: нет, не снится. Никогда я не видела снов настолько ярких и подробных. Но если это не сон, то что?

Патрик присел на кровать рядом со мной.

– Похоже, ночка у тебя выдалась еще более веселая, чем я думал, – усмехнулся он.

Он погладил мою руку, и все тело вспыхнуло пламенем. Таким реальным было это прикосновение и так напугало меня, что я отшатнулась и тут же об этом пожалела, ведь я бы на все пошла, чтобы вновь ощутить прикосновение его рук.

– Что такое, Кейт? – спросил он и пальцем вытер мне слезы. – Что случилось?

– Ты живой! – выдохнула я, захлебываясь рыданиями. Только его ладонь на моем лице и удерживала меня от безумия. Если сейчас он отодвинется от меня, я вылечу прямиком в открытое окно, обратно в покинутую мной реальность.

– Ну да, живой! – с недоумением подтвердил он.

Я шмыгнула носом, попыталась объяснить:

– Но ты же… ты погиб двенадцать лет назад. – И едва я произнесла эти слова, комната начала расплываться у меня перед глазами. В панике я ухватила Патрика за руку.

– Хорошая моя, что ты сказала? – откуда-то издали донесся его голос. – Как тебе такое в голову пришло?

– Потому что… – Я запнулась, видя, как продолжает тускнеть и размываться окружавший меня мир. Должно быть, своим сомнением я уничтожала его. Значит, это все-таки сон, ведь именно так происходит, когда слишком глубоко проваливаешься в сновидение. Но что бы это ни было, я отчаянно хочу уцепиться, задержаться здесь, насколько смогу. Поняв, я сделала глубокий вдох, криво улыбнулась и сказала: – Сама не знаю. Не пойму, что на меня нашло. Прости. Конечно же, вот он ты, прямо тут.

И комната вновь навелась на резкость. И вновь Патрик здесь, у меня перед глазами. Несколько секунд я могла только изумленно озираться, вбирая в себя все это. Неправдоподобную синеву за окном. Пронзительную желтизну роз в синей вазе. Тускло-алые цифры на часах у кровати. Словно кто-то расширил в два раза цветовую шкалу, сделав каждый оттенок отчетливым и невыносимо прекрасным. Я глядела на Патрика, и мне казалось, он тоже светится на фоне этих насыщенных красок – и тем не менее остается таким, как был. Только хмурится озабоченно.

– Ты меня пугаешь, Кэтили, – сказал он, и комната вновь начала мерцать, а я еще отчаяннее уцепилась за его руку.

– Нет, нет, прости, – торопливо повторяла я. – Мне плохой сон приснился.

Едва произнеся эти слова, я взмолилась про себя: пусть они окажутся правдой. Может быть, вот это – реальность, а все, что случилось в последние двенадцать лет, – всего лишь страшный сон.

– Тебе приснилось, что я погиб? – Он смотрел на меня с тревогой, и я почувствовала, как слезы вновь подступили к глазам.

– Патрик, ничего страшнее я вообразить не могла. Ты не представляешь, как я счастлива снова оказаться здесь, с тобой.

Его лицо смягчилось.

– Конечно, я тут, с тобой. Где же еще мне быть? – Он с улыбкой пихнул меня локтем. – Или за двенадцать лет тебе надоело просыпаться рядом со мной?

Я выдавила смешок, хотя это не было смешно. Ни капельки.

Он снова глянул на меня с тревогой и отодвинулся:

– Ты сегодня очень странная. Давай-ка принесу тебе кофе – и таблетку ибупрофена. Годится? – Он поднялся, шагнул к двери, а я, не соображая толком, что творю, потянулась с кровати и ухватила его за руку.

– Только не уходи! – закричала я.

Если он выйдет из комнаты, я конечно же никогда его больше не увижу.

– Хорошо, – осторожно ответил он. – Пошли вместе?

Я кивнула, чувствуя себя полной дурой, и Патрик, в очередной раз опасливо покосившись на меня, помог мне встать. Голова кружилась: стоило приподняться – и опять все поплыло.

Патрик взял меня за руку и повел в коридор. По пути я выглянула в окно и убедилась, что полуразвалившееся похоронное бюро, торчавшее напротив, снесли, вместо него теперь симпатичный зеленый двор, тренажеры под открытым небом, желтая горка, тополь растет.

– Все изменилось, – пробормотала я.

– Кейт. – Голос Патрика слегка сел от тревоги. – Ты, кажется, все-таки заболела.

Я обернулась к нему, он так близко, невозможно дышать. Я сделала шаг ближе, прижалась к нему, и тело вдруг вспомнило, как точно я умещалась у него под мышкой. Я погладила его по лицу: утренняя щетина на подбородке – что может быть реальнее?

– Я… я не понимаю, как попала сюда. – Я подбирала слова, пытаясь объяснить, что со мной творится. Коридор замерцал, заискрился по краям: снова я нарушила тонкую ткань сна.

– Где же тебе и быть, если не со мной? – Патрик присмотрелся ко мне, бережно меня развернул и повел обратно в спальню. – Знаешь что, дорогая? Давай я лучше принесу тебе ибупрофен. Ты сегодня сама не своя. Поваляйся еще немного в постели.

Я позволила отвести меня в спальню. Он прав: я в полном смятении, ноги подкашиваются.

– Не уходи! – шепнула я ему.

– Я на минутку, – сказал он, подтыкая под меня одеяло. – Обещаю.

– А еще ты обещал, что всегда будешь со мной, – прошептала я, когда он скрылся в коридоре, а я осталась лежать, глядя в потолок и пытаясь разгадать, что же происходит. Почему мне все здесь так знакомо? Почему я отчетливо знаю все наперед? Знаю, что пузырек с ибупрофеном, за которым Патрик пошел, – дженерик от «Дуан Рид», – стоит в ванной на второй полке возле раковины, и там осталось не более дюжины таблеток. Знаю, что в списке покупок, который висит на холодильнике, ибупрофен значится под молоком, маршмеллоу, арахисовой пастой, замороженным луком и туалетной бумагой, и весь этот листок исписан моим почерком. Откуда мне известно, что, попытайся я сейчас включить лампу на тумбочке с другой стороны кровати, где обычно спит Патрик, она не загорится, потому что лампочка перегорела прошлой ночью? Глубоко вдохнув, я потянулась к лампочке и щелкнула кнопкой на цоколе. Не включается. Я устало выдохнула, сдаваясь.

Невозможно отделаться от мысли, что это не сон, а самая подлинная реальность. Но как такое может быть?

Прислушиваясь к стуку собственного сердца, я потянулась за телефоном. Мы так и не отказались от стационарного аппарата, вспомнила я, потому что Патрик считает его более надежным: вдруг однажды понадобится набрать 911? Откуда я это знаю? Покачав головой, я набрала домашний номер сестры. Если все это реально, должно быть, она тоже попала в эту параллельную реальность и сможет мне все объяснить.

Но из трубки доносится механический голос: линия отключена. Я кладу трубку, потом беру ее снова и набираю тот же номер еще раз – наверное, в смятении я перепутала цифры. Тот же механический голос. Я попробовала позвонить на мобильный, однако вместо голоса сестры автоответчик ответил мужским басом. Под ложечкой засосало. С ней что-то случилось?

– Со Сьюзен все в порядке? – спросила я Патрика, едва он вернулся в комнату. Неужели во сне вместо мужа погибла моя сестра, один ужас заменен другим? – Пожалуйста, скажи мне, что все хорошо. Она ведь жива?!

Брови Патрика сошлись на переносице.

– Разумеется, жива, солнышко, – ответил он, и облегчение затопило меня теплой волной. – С чего ты вдруг?

– Я пыталась позвонить ей, – призналась я, и меня опять затрясло. Я повторила на память ее номер, словно пытаясь таким образом вернуть.