Нетолерантность

Сам Симонов делает вот какой вывод из разговора с маршалом Коневым: «Мне кажется, что справедливее ставить вопрос в другом аспекте. Неизвестно, как бы воевали Тухачевский или Дыбенко – беру крайние точки, – но не подлежит сомнению, что если бы тридцать седьмого – тридцать восьмого годов не было, и не только в армии, но и в партии, в стране, то мы к сорок первому году были бы несравненно сильней, чем мы были. В том числе и в военном отношении. Во первых, были бы сильнее, потому что у нас было бы еще несколько сот тысяч передовых, преданных коммунизму людей, которых ни за что ни про что погубили в те годы. Эти люди находились бы на командных постах в стране и в армии, на разных командных постах от самых высоких до самых маленьких… И вот все они без всяких оснований были уничтожены. И мы начали, если говорить о руководящих кадрах во всех сферах, войну с тридцатью или сорока процентами тех кадров, которые могли бы иметь, не будь тридцать седьмого – тридцать восьмого годов. Тут не надо персонифицировать: такой то воевал бы так то, такой то – так то. Не в этом дело. Дело в том, что воевали бы и все они, те, которые выбыли. И не только воевали – в армии и партизанских отрядах, но и хозяйствовали, работали в тылу, вообще занимались бы важным делом, вместо того чтобы пилить дрова, рубить лес, если только не были поставлены к стенке.

И наконец, атмосфера. Представим себе войну сорок первого года с иной атмосферой, с тем, что не было тридцать седьмого – тридцать восьмого годов, не было запуганности, не было недоверия, не было шпиономании. Если бы всего этого не было, очевидно, страна ни в коем случае не оказалась бы такой неготовой к войне, какой она оказалась. Это исключено. Только обстановкой чудовищного террора и его отрыжкой, растянувшейся на ряд лет, можно объяснить нелепые предвоенные распоряжения.

Представим себе, что самолет наших военно воздушных сил, посадив на борт всё то высшее начальство армии, которое погибло в результате процесса тридцать седьмого года, начиная с Тухачевского, Уборевича и Якира, просто гробанулся, и все эти 10 15 20 человек наиболее видных военачальников нашей армии погибли. И всё. И на этом была бы поставлена точка. Сыграло бы это отрицательную роль в войне, которая началась через четыре года после этого? Разумеется, какую то отрицательную роль сыграло. Но в нормальной обстановке на месте погибших выросли бы новые кадры, они бы заменили их, концепции и стратегические и оперативные не были бы подвергнуты сомнению, процесс арестов и избиений в армии не развернулся бы, и всё это было бы не столь чувствительно. Поэтому абстрактно говорить, что вот были бы эти 15 человек во главе армии, то в сорок первом году было бы всё в порядке, – неправильно. Дело не в этих пятнадцати, хотя потеря их очень чувствительна для армии, тем более такая чудовищная потеря и такая трагическая, бессмысленная, нелепая. Дело в том, что вслед за ними были выбиты тысячи людей, что была обезглавлена армия, обезглавлена в самом широком масштабе, когда, если взять тот пример, что приводил Москаленко, на Хасане бригаду вел заместитель командира одного из батальонов или командир роты, потому что командир бригады был посажен и все командиры батальонов тоже. И начальник штаба просил, умолял не сажать его прежде, чем он не сводит бригаду в бой, если не убьют – потом посадят. Но его, конечно, посадили, и не повел он бригаду в бой, а бригаду повел какой то комроты и засадил её в болото. Так вот, если бы всего этого не было, то не произвела бы такого оглушительного впечатления гибель даже пятнадцати лучших военачальников. И не произвела бы она таких сокрушительных последствий.

А главное, помимо всех потерь в людях, не было бы той тяжелой атмосферы, разлагавшей армию, и государство, и народ, и партию, которая была создана в результате репрессий тридцать седьмого года, не было бы атмосферы этого всеобщего страха.

И, думая над темой – Сталин и война, очень важно установить для себя этапы психологии Сталина, этапы его отношений к людям, к командующим фронтами в том числе. Это очень важно, потому что этапы это были разные, и личность Сталина как главнокомандующего формировалась во время войны. Сначала, в 37 м году, Сталин считал, что любые кадры «под моим руководством сделают все». Потом, в войну, стало очевидным, что – нет, не любые».

Лучше, на мой взгляд, не сказать. Нельзя забывать и про то, что репрессии вовсе не закончились в 1938 году, они продолжались не только вплоть до самой войны, но и начало войны не положило им конец. Трагический конец генерала армии Павлова и его товарищей – яркий тому пример.

В 1939 году кровавый карлик Ежов был арестован и расстрелян, часть оставшихся в живых и прошедших сквозь ад ареста, пыток, неправедного суда, тюрем и лагерей офицеров реабилитировали и вернули в строй. Армия, по мнению Сталина, в достаточной степени очищена от «врагов народа». Перед Красной армией Сталин хочет поставить относительно небольшую задачу – наказать финнов за несговорчивость и пройтись победным маршем по этой гордой стране, установив красное знамя над Хельсинки.

В уже упомянутой книге Симонов рассказывает, как «блистательно» действовали сталинские генералы в данной ситуации.

«Как началась финская война? Когда переговоры с Финляндией относительно передвижки границ и уступки нам – за соответствующую компенсацию – территории на Карельском перешейке, необходимой для безопасности Ленинграда, окончательно не увенчались успехом, Сталин, созвав Военный совет, поставил вопрос о том, что раз так, то нам придется воевать с Финляндией. Шапошников как начальник Генерального штаба был вызван для обсуждения плана войны. Оперативный план войны с Финляндией, разумеется, существовал, и Шапошников доложил его. Этот план исходил из реальной оценки финской армии и реальной оценки построенных финнами укрепленных районов. И в соответствии с этим он предполагал сосредоточение больших сил и средств, необходимых для решительного успеха этой операции.

Когда Шапошников назвал все эти запланированные Генеральным штабом силы и средства, которые до начала этой операции надо было сосредоточить, то Сталин поднял его на смех. Было сказано что то вроде того, что, дескать, вы для того, чтобы управиться с этой самой… Финляндией, требуете таких огромных сил и средств. В таких масштабах в них нет никакой необходимости.

После этого Сталин обратился к Мерецкову, командовавшему тогда Ленинградским военным округом, и спросил его: «Что, вам в самом деле нужна такая огромная помощь для того, чтобы справиться с Финляндией? В таких размерах вам всё это нужно?»

Мерецков ответил: «Товарищ Сталин, надо подсчитать, подумать. Помощь нужна, но, возможно, что и не в таких размерах, какие были названы».

После этого Сталин принял решение: «Поручить всю операцию против Финляндии целиком Ленинградскому фронту. Генеральному штабу этим не заниматься, заниматься другими делами».

Он таким образом заранее отключил Генеральный штаб от руководства предстоящей операцией. Более того, сказал Шапошникову тут же, что ему надо отдохнуть, предложил ему дачу в Сочи и отправил его на отдых. Сотрудники Шапошникова были тоже разогнаны кто куда, в разные инспекционные поездки. Меня, например, загнал для чего то на демаркацию границ с Литвой.

Что произошло дальше – известно. Ленинградский фронт начал войну, не подготовившись к ней, с недостаточными силами и средствами и топтался на Карельском перешейке целый месяц, понес тяжелые потери и, по существу, преодолел только предполье. Лишь через месяц подошел к самой линии Маннергейма, но подошел выдохшийся, брать её было уже нечем.

Вот тут то Сталин и вызвал из отпуска Шапошникова, и на Военном совете обсуждался вопрос о дальнейшем ведении войны. Шапошников доложил, по существу, тот же самый план, который он докладывал месяц назад. Этот план был принят. Встал вопрос о том, кто будет командовать войсками на Карельском перешейке. Сталин сказал, что Мерецкову мы это не поручим, он с этим не справится. Спросил: «Так кто готов взять на себя командование войсками на Карельском перешейке?»

Наступило молчание, довольно долгое. Наконец поднялся Тимошенко и сказал: «Если вы мне дадите всё то, о чём здесь было сказано, то я готов взять командование войсками на себя и надеюсь, что не подведу вас».

Так был назначен Тимошенко.

На фронте наступила месячная пауза. По существу, военные действия заново начались только в феврале. Этот месяц ушел на детальную разработку плана операции, на подтягивание войск и техники, на обучение войск. Этим занимался там, на Карельском перешейке, Тимошенко, и занимался, надо отдать ему должное, очень энергично, тренировал, обучал войска, готовил их. Были подброшены авиация, танки, тяжелая, сверхмощная артиллерия. В итоге, когда заново начали операцию с этими силами и средствами, которые были для этого необходимы, она увенчалась успехом, линия Маннергейма была довольно быстро прорвана.

Говоря о первом периоде финской войны, надо добавить, что при огромных потерях, которые мы там несли, пополнялись они самым безобразным образом. Надо только удивляться тому, как можно было за такой короткий период буквально ограбить всю армию. Щаденко по распоряжению Сталина в тот период брал из разных округов, в том числе из особых пограничных округов, по одной роте из каждого полка в качестве пополнения для воевавших на Карельском перешейке частей.

Финская война была для нас большим срамом и создала о нашей армии глубоко неблагоприятные впечатления за рубежом, да и внутри страны. Всё это надо было как то объяснить. Вот тогда и было созвано у Сталина совещание, был снят с поста наркома Ворошилов и назначен Тимошенко. Тогда же Шапошников, на которого Сталин тоже посчитал необходимым косвенно возложить ответственность, был под благовидным предлогом снят с поста начальника Генерального штаба и назначен заместителем наркома с задачей наблюдать за укреплением новых границ».

Если Шапошников относительно легко отделался за то, что оказался прав, то с Мерецковым Сталин поступил иначе. Сначала он назначил его на должность начальника Генерального штаба (с августа 1940 по январь 1941 года), а затем повысил до должности заместителя наркома обороны, наконец наградил Золотой Звездой Героя. Всё проходило по плану излюбленной Сталиным изощрённой мести: «завербованного агента» сотрудники НКВД арестовали прямо в приемной Сталина, куда его срочно вызвали из Ленинграда. Затем он прошёл проторенным путём всех арестованных офицеров: перенёс чудовищные унижения и пытки, был обвинён в том, что наряду с уже расстрелянными «врагами народа» входил в антисоветскую военную заговорщическую организацию. Он не только во всём признался, но и оговорил генерал – полковника Александра Дмитриевича Локтионова, арестованного летом 1941 года и доставленного на очную ставку с Мерецковым. Мерецков уличал Локтионова в участии в военно – фашистском заговоре и убеждал подписать признательные показания, что ему не особенно помогло, поскольку в результате пыток и избиений он стал инвалидом. Спустя несколько месяцев Сталин помиловал его, вызвал к себе и издевательски поинтересовался о состоянии здоровья. До конца жизни Мерецков с трудом передвигался. Он не понимал, вероятно, что неудачное начало войны спасло ему жизнь, поскольку на каком – то этапе до Сталина, видимо, дошло, что у него не осталось в живых не только толковых генералов, но и даже таких болванов, как Мерецков. Если бы война началась позже, то можно не сомневаться – Мерецков был бы расстрелян за то, что не оправдал надежд вождя народов на победоносный марш в Финляндию.

К войне в мире стремились лишь нацистская Германия, фашистская Италия, Японская империя и СССР. Народы Европы смертельно боялись новой войны, поскольку имели за плечами страшный опыт Первой мировой войны. США к началу Второй мировой войны практически не имела сухопутной армии и ни к какой войне также не готовилась. Гитлер поначалу ловко играл на боязни Запада новой войны и при помощи лжи и запугивания сумел к 1939 году без боевых действий поглотить Австрию и Чехословакию. Италия к этому времени успела захватить Эфиопию и Албанию. Совместно Германия и Италия помогли вооружением и войсками генералу Франко, прямо вмешавшись в Гражданскую войну, и благодаря этому франкисты одержали победу над республиканцами. Собственно, после этих событий западным демократиям стало совершенно очевидным, что Гитлер обманул их в Мюнхене и что мирный сценарий практически невозможен. Поэтому Англия и Франция дали свои гарантии Польше, пообещав, что при нападении на её территорию их армии выступят на защиту своего союзника. Ситуация накалилась до предела, и теперь многое зависело от позиции, которую займет СССР. Надо сказать, что на словах в СССР все были за мир и против фашистов. С другой стороны, было совершенно очевидно, что за этой риторикой скрывается желание воевать. И СССР в равной степени ненавидел всех – и Англию с Францией, и Германию с Италией, а с Японией уже шла необъявленная война – на озере Хасан, а чуть позднее – на Халхин – Голе. Сталин, вероятно, как и Гитлер, с величайшим презрением относился к Англии и Франции, считая, что они находятся в состоянии распада. Поэтому, наблюдая за успехами Гитлера, он в какой – то момент решил попытаться наладить с ним отношения. А затем втянуть Германию в военный конфликт с Англией и Францией. По его представлению – которое подтверждаются уцелевшими очевидцами – новая война должна была быть долгой и кровопролитной, как Первая мировая, а он, Сталин, в нужный момент нанесёт сокрушительный удар и захватит всю Европу, не оставив ни победителей, ни побеждённых. Быстрая победа Германии над Францией и захват нацистами всей Западной Европы полностью уничтожили эти сталинские планы. Однако, даже наблюдая за быстрыми и убедительными победами гитлеровцев над многочисленными противниками, за чудовищной бомбардировкой Югославии, он продолжал верить в своё чутьё, в свой гений, в то, что Красная армия теперь стала сильнее. А на деле Красная армия развалилась при первых ударах. И если бы не невероятное напряжение сил, не мужество и героизм народов, населяющих СССР, страна не выстояла бы под ударом.

А та Англия, которую Сталин так ненавидел и презирал, уже в первый день объявила о том, что окажет всестороннюю поддержку народу, попавшему под каток гитлеровской военной машины.

И самое страшное. С одной стороны, Сталин мило улыбался с Мавзолея, называя своих несчастных подданных «согражданами», «братьями и сестрами», «друзьями». А с другой, победу над гитлеровцами Сталин оплатил десятками миллионов новых жертв. Главным его оружием, как всегда, был террор. На этот раз размах террора поражал воображение, даже если сравнивать с 1937 годом. Вот лишь один пример. Помните Мехлиса, этого сталинского лизоблюда? Помощник генерального секретаря ЦК ВКП(б), главный редактор «Правды», член оргбюро ЦК, начальник Политического (Главного политического) управления РККА, нарком госконтроля СССР… Именно он является автором лозунга «За Родину, за Сталина!», который он выдвинул еще во время боев с японцами на озере Хасан. Он руководил огромной армией политработников – политруков, число которых в 1942 году превысило 250 тыс. человек. Даже сам Сталин подвергал Мехлиса критике за «абсурдное рвение» и называл его «страшным зверем» и «фанатиком»… Вспоминает генерал П. Афанасьев: «…при приезде Мехлиса был расстрелян перед строем личного состава штаба армии начальник артиллерии генерал – майор Гончаренко.

Расстреливать Гончаренко было приказано начинжу армии полковнику Дугареву, который из – за отсутствия начальника штаба армии строил личный состав, в то же время являясь секретарем парторганизации штаба. На вопрос Мехлиса: «Кто будет расстреливать?» – комиссар штаба назвал его фамилию. Дугарев и Гончаренко в быту были друзьями, поэтому данный факт произвел на него сильное впечатление, и после этого Дугарев стал просто пьяницей…»

Мехлис выполнил поручение Сталина по выявлению виновников поражения РККА в первые недели войны. В результате его расследования были арестованы генералы Д. Г. Павлов, А. А. Коробков, А. Т. Григорьев, В. Е. Климовских и уже через месяц после постоянных допросов и пыток расстреляны.

Из донесения начальника Управления политпропаганды Юго – Западного фронта бригадного комиссара Михайлова: «…За период с 29 июня по 1 июля в частях 6‑го стрелкового корпуса задержано дезертиров и возвращено на фронт до 5000 человек. 3‑м (особым) отделом расстреляно по корпусу 100 человек дезертиров.

Из числа бежавших с фронта командирами частей расстреляно за дезертирство 101 человек.

В 99‑й стрелковой дивизии из числа приписников западных областей УССР во время боя 80 человек отказались стрелять. Все они командованием расстреляны перед строем.

Командир роты 895 сп 139 во время боя самовольно снял роту с фронта и пытался отходить. Командир дивизии генерал – майор Смехотворов тут же застрелил его…»

Всего по приговору трибуналов за годы войны было осуждено 2 530 663 человека. Из них смертный приговор вынесен 284 344. Из них расстреляно 157 593. Это всё, что нужно знать о войне 1941–1945 гг.

Единственными реальными заслугами Сталина были смерть, голод и нечеловеческие страдания сотен миллионов людей, попавших под его тиранию.

Продолжение следует

О свободе слова

Как хорошо известно, Всеобщая декларация прав человека, а именно статья 19, гласит: «Каждый человек имеет право на свободу убеждений и на свободное выражение их; это право включает свободу беспрепятственно придерживаться своих убеждений и свободу искать, получать и распространять информацию и идеи любыми средствами и независимо от государственных границ».

Это правовая основа для свободы слова. В США, важнейшей демократической стране мира, свобода слова гарантируется Первой поправкой к Конституции США. Эта поправка – часть Билля о правах, гарантирует свободу слова, религии, прессы, собраний и возможность обращаться с жалобами.

В своё время член Верховного суда Оливер Уэнделл Холмс перефразировал цитату Вольтера, заявив: «Защита свободы слова – это не только свобода мысли для тех, чьи взгляды совпадают с нашими, но еще и защита свободы мысли тех, чьи взгляды мы ненавидим».

В 1969 году Верховный суд США принял историческое решение, согласно которому для принятия обвинительного приговора в случаях подстрекательства к насилию это насилие должно быть намеренным, вероятным и представляющим непосредственную угрозу: «Принцип свободы слова и прессы не позволяет государству запрещать высказывания в пользу использования силы или нарушения закона за исключением случаев, когда такие высказывания направлены на подстрекательство к насилию и к совершению непосредственных противозаконных насильственных действий».

26 апреля 1968 года активист Пол Роберт Коэн, выступающий против воинской повинности, был арестован за ношение куртки с надписью Fuck the Draft («На х… призыв») в коридоре двадцатого отделения Муниципального суда Лос – Анджелеса. Он был признан виновным в нарушении параграфа 415 Уголовного кодекса штата Калифорния, который запрещал «злонамеренное и умышленное нарушение оскорбительным поведением мира и порядка любого общественного места или человека», и был приговорен к 30 дням тюремного заключения. Когда дело дошло до Верховного суда, то решение судов низшей инстанции о признании Коэна виновным было отменено. Верховный суд постановил, что люди могут свободно выбирать слова – даже если это гневные или оскорбительные слова.

Уголовное преследование должно быть применено только в тех случаях, когда критика направлена против конкретного человека либо явно провоцирует насилие.

При желании можно было бы рассмотреть ещё немало судебных дел, но это излишне, поскольку и так вполне очевидна позиция Верховного суда США – люди должны иметь возможность свободно выражать свои взгляды, даже если они неприятны.

Но вот наступила эра Фейсбука, который разработал «Нормы сообщества». В параграфе «Достоинство» сказано: «Мы убеждены, что все люди равны в своем достоинстве и правах. Мы ожидаем от наших пользователей уважительного отношения к достоинству других людей, отсутствия травли и унижения».

На мой взгляд это прекрасно. На словах. На деле же всё обстоит иначе.

Несколько раз я лично был заблокирован за нарушение «Норм сообщества в отношении враждебных высказываний».

Поясню, о чём конкретно шла речь. В первый раз я действительно очень резко высказался, когда представителями греческой церкви была выложена в Сеть видеозапись преступлений наемников ЧВК «Вагнер», замучивших мужчину, которого они называли боевиком ИГИЛ. Жертву кувалдой забили до смерти, ножом отпилили голову, саперной лопаткой отрубили руки, а затем сожгли тело. Я назвал их русскими варварами, да, это грубо, но разве они заслуживают иного? Их преступления, на мой взгляд, вычеркнули их из списка цивилизованных людей и лишили национальной принадлежности, не надо было писать, что они русские, у подобного типа людей нет рода и племени. Преступники никогда не являются лицом страны, они её позор. Но они никогда не смогли бы появится на свет, если бы в РФ их ждало бы уголовное преследование за содеянное. Как получилось, что зверства головорезов (в прямом, а не в переносном смысле слова) нельзя подвергнуть критике? Вероятно, если бы я сегодня написал, что повешенные в Нюрнберге нацистские преступники были немецкими варварами, то блокировка в ФБ была бы мне гарантирована. Или, например, что Троцкий был отщепенцем еврейского народа и душегубом.

Второй раз я был заблокирован за то, что подверг грубой критике действия лидеров палестинцев, которые отравляют своё подрастающее поколение юдофобской пропагандой, с детского сада готовя из детей потенциальных убийц евреев, да и вообще всех «неверных». Говорят, что «Хамас» – это террористическая организация, а руководство ПА – это легитимные лидеры. Если так, то как объяснить чествование убийц – евреев и огромные выплаты семьям «шахидов» именно в Рамалле, а не только в секторе Газа?

В качестве аргумента я привёл знаменитый тюремный эксперимент, проведенный в 1971 году исследователем природы насилия и жестокости, возникающих как реакция человека на ограничение свободы в условиях навязанной ему социальной роли, Филиппом Зимбардо и тремя его коллегами из Стэнфордского университета. Заказчиком был Военно – морской флот США, руководству которого было важно выяснить природу конфликтов в исправительных учреждениях.

Ф. Зимбардо и его коллеги пригласили за денежное вознаграждение (15 долларов в день) студентов последнего курса разыгрывать роли осужденных и охранников. По объявлению пришло в три раза больше желающих, чем требовалось. Поэтому учёные провели с ними собеседование, а также провели тестирование. В результате отбора были отсеяны все кандидаты, которые даже в минимальной степени имели отклонения от необходимой нормы – например, имели судимость, психологические проблемы или инвалидность. Всего было отобрано 24 студента из США и Канады. При помощи жребия их разделили на две равные группы – заключенных и охранников. Длительность эксперимента должна была составлять две недели.

Учёные подошли к эксперименту творчески и воспользовались услугами «консультанта» – преступника – рецидивиста, который провёл за решеткой в общей сложности семнадцать лет. Он подробно описал тюремные порядки и обычаи. Более того, он привёл своих бывших сокамерников. Были приглашены также бывшие работники охраны тюрем. Так что их стараниями была создана почти полная имитация тюрьмы, оборудованной в подвале факультета психологии Стэнфорда. Двери лабораторных комнат были заменены на специально сделанные решетки. Камеры были пронумерованы. Подвальный коридор служил «тюремным двором» – единственным местом, где «заключенным» разрешалось в определённое время прогуливаться или заниматься физическими упражнениями.

В туалет «заключенных» водили с завязанными глазами, чтобы исключить возможность побега. Эксперимент начался с ареста «преступников» полицией, который включал в себя полную процедуру полицейского осмотра, включая снятие отпечатков пальцев, фотографирование в профиль и анфас, зачитывание прав. Полиция препроводила всех «арестованных» в тюрьму, где их раздели, обыскали, надели специально сшитую ради эксперимента униформу и бросили в камеры.

Охранники были вооружены палками и наручниками. Глаза их были надёжно спрятаны под солнцезащитными очками. Вместе с ключами от камер им выдали также свистки. Работа тюремщиков заключалась, как им было сказано, в соблюдении «права и порядка». Ученые напутствовали их: «Создайте у заключенных чувство тоски, чувство страха, ощущение произвола, что их жизнь полностью контролируется нами, системой, вами, мной, и у них нет никакого личного пространства… Мы будем разными способами отнимать их индивидуальность. Всё это в совокупности создаст у них чувство бессилия. Значит в этой ситуации у нас будет вся власть, а у них – никакой». Для заключенных же также были определены правила: они должны были всё время молчать, есть и отдыхать им полагалось строго по расписанию, обращаться друг к другу по номерам, а к охраннику – «мистер офицер». Также они были обязаны постоянно носить на голове туго сидящие колготки, для имитации бритых голов. И маленькую цепочку на лодыжках, как символ узника. Нарушение этих правил приводило к наказанию. Таймер был включен и эксперимент начался.