Нетолерантность

Минское гетто не стали окружать каменной стеной, как поначалу приказал военный комендант города. В планы нацистов совсем не входило обнесение надежной стеной гетто, которое бы существовало долгое время. Они планировали лишь уничтожение, причём в предельно сжатые сроки. Поэтому гетто только оградили от основной части города колючей проволокой в пять рядов. Главные ворота, размещенные в конце Шорной улицы, охраняли немцы из Schutz Polizei и дружинники созданной нацистами еврейской службы охраны порядка Ordnungsdienst. Со временем сделали ещё несколько выходов специально для прохода рабочих колонн, где в качестве охраны дежурили дружинники из Ordnungsdienst. Именно эти, позже оборудованные выходы стали играть главную роль в движении сопротивления минских евреев. Вокруг гетто вскоре обосновались и специально созданные для казней команды. Как и на всей остальной оккупированной ими территории, нацисты и в Минске применили свою излюбленную тактику: прежде чем приступить к тотальному уничтожению еврейского населения, они ликвидировали сначала его самую активную и способную к сопротивлению часть – мужчин, начиная с самых молодых. Максимум через месяц после возникновения гетто количество его жителей превышало 100 000 человек. Наплыв в гетто неожиданно большого количества евреев в начале 1942 года стал результатом уничтожения айнзацкомандами всех еврейских общин в местечках вокруг Минска. Оттуда некоторым удавалось бежать, но как правило дороги вели их в Минск. Ещё большее количество квалифицированных рабочих из соседних сел и местечек сгоняли в белорусскую столицу сами немцы. Минск стал центральным пунктом «доставки» евреев, депортированных из Германского рейха и Западной Европы. На минскую железнодорожную станцию прибывали эшелоны с евреями из разных европейских стран: Германии и Франции, Польши и Чехословакии, Венгрии и даже Греции. В уголовном деле бывшего начальника полиции безопасности и СД в Минске оберштурмбанфюрера СС Г. Хойзера, начальника лагеря смерти Тростенец, фигурировал график прибытия эшелонами обреченных на смерть из разных стран Европы за период 8–28 ноября 1941 года и за время от 11 мая до 9 октября 1942 года. Станцией назначения был Минск. Часть иностранных евреев размещали в зондергетто Минска, а некоторые эшелоны шли прямо в лагерь смерти Тростенец (бел. Малы Трасцянец), где были зверски казнены сотни тысяч человек.

Таким образом, в район Минска в 1941–1942 годах было направлено 7 транспортов с евреями из Германии (6 428 человек), 11 транспортов из Австрии (10 476 человек) и 7 транспортов из Чехии (7 000 человек). Итак, в 25 транспортах было депортировано 23 904 человека.

Основное Минское гетто пережило целый ряд массовых погромов, так называемых акций, после чего было окончательно уничтожено 21–23 октября 1943 года. Часть несчастных перевезли и убили в лагере смерти Собибор во второй половине 1943 года, а остальных расстреляли в Малом Тростенце. Относительно долгий, более чем двухлетний срок его существования объясняется несколькими причинами. Прежде всего, необходимостью использовать квалифицированную рабочую силу из гетто, которая без ограничения обслуживала тыл группы армий «Центр». Кроме того, нацисты предпочитали ликвидировать узников поэтапно, от акции к акции. Подтверждение этому мы находим в рапорте Кубе от 31 июля 1942 года, составленном на имя рейхскомиссара Остланда гауляйтера Генриха Лозе: «В Минске сохранится и в будущем наибольшее средоточие евреев ввиду скопления в этом районе большого количества военных предприятий и важной роли железнодорожного транспорта… Естественно, я и СД желали бы, чтобы еврейство в Генеральном округе Белоруссия было окончательно устранено после того, как его труд более не будет необходим вермахту – главному потребителю труда евреев». Собственно, эти строки только лишний раз подтверждают то, что я писал о Кубе выше.

Здесь следует объяснить, что такое Генеральный округ Белоруссия. Это вовсе не вся территория бывшей Советской Белоруссии. В округ вошли 68 из 192 сельских и 9 городских районов довоенной БССР с населением 3,1 млн человек, разделенные на 10 округов, по – немецки Gebiet: Барановичский, Борисовский, Вилейский, Ганцевичский, Глубокский, Лидский, Минский, Новогрудский, Слонимский, Слуцкий. Город Минск приравняли к округу.

Минское гетто представляло собой сложную систему по массовому и систематическому уничтожению евреев. Уничтожение здесь, как уже было сказано, производилось гораздо более жесткими и менее завуалированными методами по сравнению с гетто на территории Европы. К тому же Минск представлялся нацистам идеальным местом для уничтожения европейских евреев, поскольку находился на большом удалении от Германии и вообще Западной Европы. Это, согласно логике нацистов, позволяло заняться массовым уничтожением наряду с местными евреями также и евреев, депортируемых из Рейха, без опаски навлечь на себя осуждение со стороны общественности или церкви (как это было в случае с умерщвлением людей с психическими отклонениями в самой Германии). Кроме того, благодаря целому ряду факторов, гетто в Минске просуществовало значительно больше, чем все остальные, созданные на оккупированной советской территории. Гетто в других местах исчезали благодаря нечеловеческой жестокости нацистов значительно быстрее.

Хроника гибели гетто. Из свидетельства Берты Маломед26, узницы Минского гетто:

14, 26, 31 августа 1941 года

Немцы врывались в еврейские дома. С криками и побоями всех мужчин сгоняли на Юбилейную площадь, а после вывозили на Тучинку и на Широкую, где расстреливали. 31 августа забирали уже и женщин. За августовские погромы расстреляно около 5 000 человек.

7–8 и 20 ноября 1941 года

Схваченных вывозили или гнали на расстрел в Тучинку. В первый погром уничтожено от 5 000 до 18 000 человек, во второй – до 15 000 человек.

21 января 1942 года

Немцы любили приурочивать многочисленные расстрелы к знаменательным датам: в день смерти В. И. Ленина было расстреляно более 12 000 евреев.

2 марта 1942 года

Погром продолжался два дня, в течение которых часть людей убили в самом гетто, а часть вывезли и расстреляли. В этот же день, не насчитав необходимого количества людей, немцы построили детей, медперсонал и воспитателей из детского дома. Всех сбросили в яму. Погибло не менее 5 000 человек, в том числе 200–300 детей и сотрудников детского дома.

23 апреля 1942 года

Погром длился с 17 до 23 часов. Убили 500 узников гетто.

7 мая 1942 года

Ночью немцы и полиция окружили два четырехэтажных густозаселенных дома на улице Замковая и подожгли. Живьем сгорело несколько сотен человек.

28–31 июля 1942 года

Людей убивали в гетто, а также вывозили в душегубках, в которых узники умирали от удушения еще до прибытия на место назначения, и обычных машинах в Тростенец. Согласно показаниям свидетелей, около 30 грузовиков и 4 душегубки курсировали между гетто и Тростенцом все эти четыре дня. Уничтожено около 25 000 человек.

21 (или 21–23) октября 1943 года

Конец Минского гетто. В ходе итоговой ликвидации гетто погибло около 22 000 человек.

Зверства нацистов, по моему глубокому убеждению, как ни странно, ускорили крах Третьего рейха. Массовые убийства требовали привлечения значительных сил полиции, формирований СС, а также отрядов коллаборационистов. А также армии! Известно, что уже с первых дней оккупации в карательных акциях была задействована целая дивизия (707‑я пехотная дивизия под командованием генерал – майора Густава фон Маухенхайма – Бехтольсхайма), к 1944 году действия против партизан по числу воинских соединений уже напоминали второй фронт. Требовались значительные технические средства. А также транспорт, что имело решающее значение на территории СССР, стране со слаборазвитой инфраструктурой. Вместо того, чтобы сосредоточить усилия на снабжении вермахта всем необходимым и своевременным подкреплением выбывших из строя частей, руководство Рейха сосредоточило усилия на массовых убийствах и терроре. Кроме того, евреи, сумевшие бежать, становились бесстрашными мстителями, и нацисты несли страшные потери.

В Минске подполье возглавил вовсе не какой – нибудь крупный партийный начальник, а Исай Павлович (Пинхусович) Казинец, белорусский инженер еврейского происхождения.

Его ближайшими помощниками по подполью были Гирш Смоляр и Михаил Гебелев, также евреи. Писатель Иван Новиков посвятил Исаю Казинцу и его соратникам по подполью книгу «Руины стреляют в упор», одну из немногих честных книг о войне в СССР. Приведу лишь один пример: в последние годы, особенно после выхода в Голливуде фильма Defiance с Дэниелом Крейгом, Львом Шрайбером и Джейми Беллом в главных ролях, широкую известность получили подвиги братьев Тувьи, Асаэля, Зуся и Арона Бельских. Они создали еврейский партизанский отряд, действовавший на территории Белоруссии. Братья Бельские не только спасли больше тысячи евреев, но и нанесли немалый урон живой силе и технике гитлеровцев, пускали под откос поезда. Это неудивительно, поскольку многие жители Белоруссии, особенно Западной, поначалу воспринимали нацистское воинство как освободителей от сталинской диктатуры. Страдания населения при коммунистах были ужасны, число погибших во время коллективизации и репрессий не поддаётся подсчёту. Вспомним, ведь даже во время панического бегства июня – июля 1941 года сотрудники НКВД успели расстрелять всех политических заключенных, которые сидели в тюрьмах, десятки тысяч человек в одной только Белоруссии. До войны в местечке Куропаты и прочих местах массовых расстрелов, а также в ГУЛАГе было убито огромное число невинных людей, а всего в результате сталинских репрессий ДО войны пострадало 600–700 тыс. жителей Беларуси27. Так что у белорусского населения заняло некоторое время разобраться в том, что именно несёт пресловутый новый нацистский порядок. А евреям всё стало ясно с первой минуты, их выбор был прост – победить или умереть. Впрочем, поведение нацистов вскоре всё расставило на свои места. Не только организованные властями убийства, но и индивидуальный грабёж, насилие и убийства без всякого повода мирного белорусского населения со стороны отдельных солдат и офицеров СС и вермахта вскоре стали обыденным явлением. Начальство было не против бессмысленного проявлений насилия, а напротив, всячески его поощряло. Всё это привело к массовому движению сопротивления.

Многие евреи старались перейти линию фронта и влиться в состав Красной армии, в рядах которой воевало более 500 тыс. евреев.

Всего только на территории Белоруссии действовало более 15 тыс. евреев – партизан, так что земля горела под ногами нацистов.

6

По – прежнему не нашедшим достойного признания остаётся светлый образ Маши Брускиной, да будет благословенна её память.

Маша (по не вполне проверенным данным – Мирьям) Брускина родилась в 1924 году в Минске. Поскольку большевики после октябрьского переворота последовательно и полностью разрушили всю еврейскую общинную жизнь на территории Белоруссии, то Мирьям вскоре переименовали в Машу, и она росла, как и многие другие, в полном отрыве от еврейской традиции. Мать, Людмила (Лия Моисеевна) Бугакова, работала старшим товароведом Управления книжной торговли Госиздата БССР. Отец – Борис Брускин. О Маше известно немного, лишь то, что она хорошо училась и была очень начитанной. Росла, что называется, советским человеком: была пионервожатой и даже членом комитета комсомола 28‑й школы города Минска, которую закончила накануне войны, в июне 1941 года. Получить аттестат о среднем образовании она не успела, поскольку началась война и уже на шестой день с начала боевых действий Минск был захвачен гитлеровцами. С этого момента и сама Маша, и все её родственники подлежали немедленному физическому уничтожению за еврейское происхождение. Маша не собиралась безропотно ожидать своей горькой участи. Она перекрасилась в блондинку, чтобы не походить не еврейку и немедленно вступила в борьбу с озверелым врагом. Она связалась с антигитлеровским подпольем и стала выполнять посильные задания. Что именно она делала? В те страшные первые месяцы войны в плен попали миллионы советских солдат. Зачастую это были раненые бойцы, которым просто не представился случай сразиться с врагом, поскольку они в бессознательном состоянии становились лёгкой добычей нацистов. В бывшем политехническом институте разместили лазарет для раненых бойцов Красной армии. Это удивительно, но факт: из – за огромного числа военнопленных нацисты были вынуждены разместить часть даже в самом центре Минска, поскольку не существовало никакой другой возможности, все окрестности города и так были заняты. Этим немедленно воспользовались подпольщики и внедрили Машу в штат госпиталя, устроив медсестрой. Её юный возраст не внушал опасений, так что уже в самом скором времени ей удалось организовать побег группы пленных офицеров. Она помогала добывать медикаменты и провизию для раненых, участвовала в изготовлении поддельных документов, фотографировала военнопленных для фальшивых документов. Также ей удавалось доставать гражданскую одежду для военнопленных. В конце концов ей вместе с товарищами удалось организовать хорошо отлаженную схему бегства военнопленных: их снабжали фальшивыми документами, помогали бежать на конспиративные квартиры (в семьях О. Ф. Щербацевич и её сестры Н. Ф. Янушкевич) в Минске, где их переодевали в гражданскую одежду и тайно выводили из города. Известно, что однажды таким образом подпольщикам в стареньком грузовике удалось вывезти за город несколько десятков людей за раз!

Для Маши всё закончилось в начале октября 1941 года. Она в очередной раз вывела из города очередную группу спасённых офицеров. К сожалению, в их числе был и бывший лейтенант Красной армии по имени Борис Рудзянко. Он оказался предателем: воспользовавшись услугами подпольщиков, он вернулся в Минск, был задержан военным патрулём, арестован и вскоре перевербован Абвером.

К тому времени в Минске уже начал активно действовать контрразведывательный орган абвернебенштелле (АНСТ) «Минск», который вел активную борьбу против советской разведки, партизанского движения и партийного подполья. Штаб – квартира Абвера расположилась в здании бывшей партшколы компартии Белоруссии на улице К. Маркса, командовал центром подполковник Абвера Вильгельм Крибитц. Именно туда и был доставлен Рудзянко. Зачастую Абвер28 представляют чуть ли не оппозиционной гитлеровскому режиму организацией. Это, мягко говоря, не так. Хотя в Нюрнберге судьи и не объявили Абвер преступной организацией, это вовсе не обеляет зловещих преступлений этой силовой структуры гитлеровцев. Именно сотрудники АНСТ «Минск» выявили и жестоко истребили минское подполье весной и осенью 1942 года. На их совести убийство сотен минских патриотов. А главное – предотвращение готовившегося широкомасштабного восстания военнопленных в концлагере по улице Широкой в Минске.

Рудзянко очень скоро после ареста заявил о том, что является врагом советской власти и готов к сотрудничеству. Хорошо известно, что долго убеждать его не пришлось. Вероятно, ему просто показали приказ Сталина от 16.08.1942 г. № 270, объявивший сдавшихся в плен изменниками Родины и призвавший их уничтожать всеми средствами, а семьи репрессировать. Совершенно очевидно, что предатель быстро представил себе, что его ждёт, если он каким – то чудом попадёт на восток. Бывший шифровальщик, попавший в плен, не мог рассчитывать на снисхождение. Поэтому Рудзянко быстро согласился работать на Абвер. Чтобы доказать свою лояльность новым хозяевам, он выдал гитлеровцам всех, кого только мог: Машу, Володю Щербацевича, Володину маму и тетю, маминых братьев, рабочего минского вагоноремонтного завода Трусова (Труса), который являлся истинным организатором и руководителем подпольной группы. Всех их нацисты немедленно арестовали и подвергли жестоким пыткам. Добиться от арестованных абверовцы тем не менее ничего не смогли. А подпольщикам было что рассказать! Масштаб планов даже сегодня потрясает воображение, поскольку окончательной целью подпольщиков была организация вооруженного восстания и захват Минска!

Дело в том, что во дворе политехнического института – того самого, где работала Маша, – стояли сараи, в которых нацисты хранили захваченное в боях огнестрельное оружие: винтовки и пулеметы, а также патроны и гранаты. Поскольку оружия было очень много и поначалу нацисты были в угаре от своих лёгких побед, подпольщикам удалось тайно и незаметно похищать оружие и боеприпасы, а затем тайно переносить и складировать на территории лагерей для военнопленных. Таким образом удалось незаметно вынести немало единиц огнестрельного оружия и боеприпасов. Постепенно были созданы настоящие склады оружия и амуниции. Был разработан план восстания. Согласно замыслу подпольщиков, ударная группа в составе 300 человек должна была внезапно напасть на врага и захватить склады оружия и боеприпасов, а также освободить более 30 тыс. военнопленных, которых нацисты держали за колючей проволокой в Минске (в политехническом институте, институте физкультуры, а также и во многих других местах – фактически весь город был превращён в один огромный концлагерь). Намечалось вывести из строя телефонную связь, атаковать комендатуру города, здания охранной полиции, окружного комиссариата, штаба танковых войск, аэродром «Восток» и все лагеря военнопленных. Словом, захватить все ключевые точки в городе. Подпольщикам удалось даже наладить связь с Москвой! Восточнее Минска к атаке изготовилась крупная партизанская группа (около 700 человек), которая при поддержке воздушного десанта, обещанного Москвой, намеревалась захватить танки. Если бы это удалось, даже частично, то врагу был бы нанесен болезненный удар, который мог надолго парализовать основные коммуникации, и части вермахта на фронте остались бы без должного снабжения…

Сведений о готовящемся восстании нацистам в октябре узнать не удалось, поскольку никто из группы патриотов не раскололся. К сожалению, этот великолепный план не осуществился: предатель Рудзянко, ставший платным нацистским агентом, сумел внедриться в ряды подпольщиков, и из – за этого все усилия были потрачены напрасно, тысячи людей, готовившихся к восстанию, были уничтожены гитлеровцами. Это был его первый триумф, обернувшийся чудовищной трагедией для тысяч людей. Но, к сожалению, не последний…

Информация, полученная от предателя, стала смертным приговором для всей группы: изготовление фальшивых документов, использование фотографической техники, организация успешных побегов для пленных солдат – всё это каралось смертной казнью.

Вскоре гауляйтер Кубе, которому почтительно доложили о поимке группы подпольщиков, санкционировал показательную казнь. В четырёх местах соорудили виселицы и принудительно согнали жителей наблюдать за казнью, чтобы вселить ужас в их сердца. Узников вывели из тюрьмы, на грудь им повесили фанерную доску с надписью: «Мы партизаны, стрелявшие по германским войскам».

Владимиру Щербацевичу в этот день, 26 октября 1941 года, исполнилось 16 лет. Маше было 17 лет. Володю, Кирилла и Машу повесили на воротах старого дрожжевого завода, сейчас это улица Октябрьская, Володиных маму и тетю повесили на Комаровской площади, сейчас это площадь Якуба Коласа. Наверное, не осталось в Минске ни одного дюйма, не пропитанного кровью патриотов. В конце концов благодаря их самопожертвованию и героизму была одержана самая великая победа в истории человечества.

7

Теперь я хочу привести полную статью А. С. Бржозовского, поскольку не считаю себя в праве вычеркнуть ни одной буквы.

Улица Маши БрускинойАркадий БРЖОЗОВСКИЙ

«Улица Маши Брускиной» – табличку с такой надписью мечтал увидеть на месте гибели героини своего очерка минский журналист Владимир Фрейдин.

Он был один из немногих приглашенных в новую столичную газету «со стороны» – из Бреста, чем сразу вызвал по отношению к себе ревнивое недоверие коллег: что, своих журналистов в Минске не хватило для будущей «вечерки»? Признаюсь, поначалу среди таких скептиков оказался и я, амбициозный репортер молодежной газеты, прошедший конкурсный отбор в новую журналистскую команду вопреки своей «пятой графе», которая сделала нас союзниками, когда над Владимиром Абрамовичем разразилась неожиданная гроза…

Обстоятельства его появления в Минске недолго оставались тайной. Журналистская репутация Фрейдина была высокой не только по «провинциальным» меркам брестской областной газеты, где он заведовал отделом информации. Его подпись время от времени появлялась на страницах «Правды», что в те годы считалось весьма престижным. А вскоре после того, как мы оказались в одном отделе уже здесь, в Минске, он показал мне книгу о Брестской крепости с дарственной надписью «первооткрывателя» этой темы Сергея Смирнова. Беру это слово в кавычки, потому что на самом деле одним из тех, кто задолго до появления знаменитой книги Сергея Смирнова начал писать о защитниках героической крепости, был брестский журналист Владимир Фрейдин.

Поэтому не удивительно, что и на новом месте он остался верен своей главной теме, которая сделала ему имя, – поиску неизвестных или незаслуженно забытых героев минувшей войны.

Как – то однажды, через несколько месяцев после выхода первого номера «вечерки», Владимир Абрамович положил передо мной снимок, знакомый по многочисленным публикациям о Великой Отечественной: момент публичной казни трех минских подпольщиков в октябре 41‑го.

– Что ты скажешь об этой фотографии? – поинтересовался он, зная, что я собираю материалы о Минском гетто для очередного сборника многотомной серии «Герои подполья».

– Ничего нового, – пожал я плечами. – А что ты имеешь в виду?

– Тебе известны имена всех троих? И этой девушки?

Мне ничего не оставалось, как признаться в своем неведении. Он посмотрел на меня, как врач на безнадежно больного пациента.

– Именем этого мальчика, Володи Щербацевича, назван океанский теплоход. Имя мужчины тоже известно: это Кирилл Трус, по – видимому, руководитель подпольной группы. А вот кто эта девушка, до сих пор не установлено. Эрик поручил мне заняться этим делом.

(Эрнст Николаевич Коляденко, первый заместитель главного редактора, еще подростком побывавший в гестаповских застенках как член боевой группы Николая Кедышко, по понятным причинам был неравнодушен к теме, как тогда говорили, военно – патриотического воспитания.)

Начав с музея Великой Отечественной войны, Фрейдин вышел на тогдашнего собкора «Пионерской правды» в Белоруссии Вячеслава Морозова, автора документальной повести и киносценария о младшем из трех героев, запечатленных на снимке, – 15-летнем Володе Щербацевиче. От этого журналиста Владимир Абрамович, по его словам, и услышал впервые имя девушки, которая значилась в его блокноте как Неизвестная. Морозов сообщил, что во время показа кадров из его фильма по телевидению на студию позвонил один из довоенных выпускников 28‑й минской школы, который узнал в девушке, названной неизвестной, свою соученицу Машу Брускину.

В ходе поиска нашлись и другие свидетели – довоенный директор 28‑й школы Н. И. Стельман, бывший комсорг этой школы, участник войны Е. М. Каменкович, секретарь секции бывших узников фашистских концлагерей республиканского Совета ветеранов войны С. А. Давидович и, наконец, известный скульптор З. И. Азгур – как оказалось, двоюродный брат Машиной матери, погибшей в Минском гетто…

Очерк Владимира Фрейдина «Они не стали на колени», опубликованный в трех апрельских номерах за 1968 год, неожиданно для всех нас вызвал грандиозный скандал. Редактор, перепуганный грозным звонком из горкома партии, предложил автору материала написать объяснительную записку. Она заняла ни много ни мало 12 страниц, где подробнейшим образом излагалась история журналистского поиска, результатом которого и явилась газетная публикация. Как стало известно позже, объяснений потребовали высокие партийные инстанции, заподозрившие автора в «тенденциозном» подборе и «пристрастном» изложении фактов. Хотя ничего не говорилось напрямую, проницательному Владимиру Абрамовичу не составило большого труда понять, что имеется в виду. «Неизвестная» оказалась девушкой из гетто, а многие из тех, на кого ссылался журналист, – впрочем, как и сам автор очерка, – были её единоплеменниками, сродненными всё той же злополучной «пятой графой». Взрывоопасное совпадение по тем временам, когда после известных событий на Ближнем Востоке начался очередной «крестовый поход» против сионизма.

Под его железную пяту и попал бедный рыцарь без страха и упрека Владимир Абрамович, наивно полагавший, что новое имя, вписанное им в историю Великой Отечественной, будет с благодарностью внесено в неполные списки героев Минского подполья, хранящиеся в архивах Института истории партии. И уж совсем не мог он предположить, что детонатором взрыва, который последует за публикацией в «вечерке», окажется его коллега по журналистскому цеху, всемогущий собкор «Правды» в Белоруссии.