Судьба провинциалки

Так мы и ехали все три дня… дружно, с сюрпризами и впечатлениями.

В соседнем купе ехали две молодые девушки, естественно, на второй день пути мы сидели все вместе, включая Урса, и болтали о жизни. Я, конечно, переводила на обе стороны.

К чаю девушки достали полулитровую банку со сливочным маслом, сверху которого была налито немного воды… на немой вопрос Урса «Зачем?» девушки ответили, что так бабушка научила – в поезде жарко, и чтобы масло не испортилось, нужно залить верхушку немного подсоленной водой.

В 12 ночи (по местному времени) я уже валилась от усталости и пошла спать (вопрос с бигудюшкой отпал сам по себе, можно было расслабиться, и челка жила своей жизнью).

Утром было невозможно смотреть без смеха на «разговор» девушек и Урса.

Это был огромный блокнот, весь в картинках, нарисованных руками девушек и Урса.

Прямо как книга комиксов!! И что самое удивительное, когда с помощью моего перевода стали спрашивать, все ли он понял правильно, то все убедились, что язык рисования понимают и русские и швейцарцы. Просто «Дружба – Freundschaft»!

Эта группа вообще была для меня школой жизни по многим параметрам. Я безумно благодарна своей судьбе за то, что у меня были такие уроки. Они пригодились мне в дальнейшей жизни и в бизнесе.

Урс научил меня уметь постоять за себя и достойно выходить из ситуации, положив на лопатки соперника (не в прямом, конечно, смысле, но умело дать отпор).

В музее тканей в Ташкенте нам показывали образцы шелковых тканей, и один из них напоминал перо сороки. Говорить на языке – это не значит знать весь словарный запас, иногда даже профессионалам приходится несладко… Главное, не спасовать и выйти из ситуации. После слов местного экскурсовода о сороке я думала минуту и смело сказала, что я не знаю, как называется такая птица, но у нее белая грудка и черные крылышки…

Вся немецкоговорящая часть группы дружно подсказала мне слово «Elster», и теперь я его точно никогда не забуду.

Урс подошел ко мне и на ухо прошептал: «Это ты своим детям будешь рассказывать про птичку с черными крылышками, а как переводчик обязана знать!»

Будучи девочкой амбициозной, хотелось прямо дать сдачи, но… я придумала другой способ мести.

Когда мы вернулись в Москву, я проводила экскурсии по Новодевичьему монастырю и соборам Кремля. Была уверена, что на своем втором языке (французском) он не силен в религиозной лексике. Невозможно изобрести в голове такие слова, как «Успение», «Архангел», «благовещенский», если ты их не знаешь… и здесь даже словами невозможно найти подсказку, как с птичкой и цветом крылышек…

Он плавал, краснел, и теперь я уже шептала ему на ухо: «Мы с тобой в одной связке и должны друг другу помогать, а не топить».

Вот такая школа жизни…

1989

Сибирские истории

Еще одна сибирская история приключилась через год после истории с группой Урса.

В Сибирь и Среднюю Азию отправляли молодых и незамужних девочек, семейные должны были забирать детей из детских садов и варить мужьям борщи… ну а мы на амбразуру.

На сей раз я работала с очень крутой публикой. Мэр одного из баварских городов, главный редактор крупной газеты и еще несколько чиновников высокого ранга.

Встретила группу в Шереметьево-2 (переводчикам «Интуриста» разрешали по удостоверению проходить прямо на выдачу багажа). Там я встречала группу, помогала пройти таможенный контроль и получить багаж. Потом по рации сотрудник, который меня сопровождал, вызывал службу по погрузке багажа и водителя автобуса, мощные и сильные ребята грузили чемоданы, все на этот момент было строго пересчитано, водитель ждал у выхода в аэропорт, и мы дружно и быстро все уезжали в отель. «Интурист» был очень слаженным механизмом, который работал как часы. Это было время, когда мы учились работать с VIP-клиентами. Мне повезло: я работала в группе ФРГ, они были более требовательными к переводчику, задавали много вопросов и требовали тоже многого.

Туристы тут же стали задавать вопросы и причем на жутком баварском диалекте.

Я сначала встала в ступор, когда с третьей попытки не поняла вопрос, а потом набралась смелости и попросила говорить со мной на Hochdeutsch (литературной форме языка).

Тогда я и предположить не могла, что когда-то буду говорить на швейцарском немецком, который еще сложнее баварского.

Итак, группа была очень непростой. Шесть мужчин и три женщины. Все в высоких должностях, привыкшие руководить и командовать. Франц – редактор газеты, был руководителем группы. Он точно соответствовал выражению «истинный ариец» – небольшого роста, рыжий, с веснушками и с голубыми глазами.

Из Москвы мы полетели в Братск, потом в Иркутск. При перелете из Братска в Иркутск один из пассажиров не поместился в кресле в силу роста около 2 метров (у него еще и мениски болели). Пришлось сажать его на место второго пилота. Я бегала из салона в кабину пилотов и помогала переводить стюардессам просьбы клиента. На середине пути я опять с третьего раза не поняла вопрос (помните, на каком диалекте) и решила сказать не «nein», а «ja» (немецкое «да»). Турист достал огроменный фотоаппарат и стал снимать что-то внизу, благо низко летели. Капитан лайнера выскочил со скоростью света и стал на меня орать, я даже не поняла почему! Оказывается, внизу были военные объекты, и съемка категорически запрещена на протяжении всего полета.

С тез пор я очень осторожно отношусь к слову «ja».

                                       * * *

Самое страшное испытание ждало меня впереди – три дня в пути на поезде из Иркутска в Хабаровск.

В Иркутске все началось с того, что я упала в местном аэропорту в балетках, подаренных предыдущими туристами. Они были неземной красоты (белые лаковые и впереди три цветные полоски – желтая, синяя и зеленая) … хвастаюсь – балетки были у меня уже в 88-м году!

Подошва из чистой кожи была, видно, слишком скользкой для покрытия в аэропорту.

А я как всегда неслась сломя голову, покатилась со ступенек и не смогла встать. Набежала куча людей, меня отправили в медпункт, и доктор вынес вердикт.

Меня нужно было госпитализировать и срочно лечить коленку, которую я не могла согнуть. Доктору я сказала, что у меня нет такой возможности, т.к. у меня группа иностранцев, и без переводчика они не смогут дальше ехать по маршруту. А если я не уеду с ними этим поездом, то они все три дня будут одни, мы даже местного не найдем так быстро на замену.

Доктор заставил меня написать расписку с отказом от госпитализации, надел бандаж на коленку и со словами «Будешь вспоминать меня всю жизнь!» отправил трудиться дальше.

Я до сих пор вожу машину полулежа, все думают, что я крутой водитель, а я несчастный переводчик, который пожертвовал свое здоровье ради работы.

По приезду в Москву я целый месяц занималась коленкой, но до сих пор долго не могу сидеть, когда она в согнутом положении, и на все концерты и в театры беру билеты на крайнее правое место или так, чтобы справа сидел кто-то свой, и моя нога была на его территории… разогнутая.

День, когда мы приехали на вокзал Иркутска, чтобы двигаться дальше в Хабаровск, я буду вспоминать всю оставшуюся жизнь. Это было мое очередное боевое крещение.

Подошли к своему вагону №5, а там все места в купе заняты. Показываю билеты проводнице, а она говорит, что у меня цифра 5 как 3 написана, может быть, это третий вагон (раньше билеты вручную выписывали!!!).

Бегу в третий – там такая же картина. И никто не готов помочь! Через минуту я стояла у начальника вокзала и понимала, что помощи тоже не будет.

Девочка, которой немного за 20, быстро стала соображать и рисовать картинку перед глазами: поезд 1 раз в день, и если я не уеду сегодня, то следующий на сутки позже, значит, я не попадаю вовремя в Хабаровск, из Хабаровска в Москву, а туристы из Москвы в Германию. Картинка была такой яркой, и я так испугалась, что меня уволят за неумение принимать решения и исправлять по ходу чужие ошибки, что я тут же поняла, что я должна сделать!

Я побежала назад к поезду, пробежала вдоль всех вагонов и поняла, что свободные места есть только в вагоне СВ (спальный вагон повышенной комфортности, он стоил на тот момент как бизнес-класс самолета). Это были шикарные купе по 2 человека в каждом, я тут же посчитала, что мы все помещаемся, и вдруг поезд стал трогаться.

Я сорвала стоп-кран, поезд завизжал тормозами и медленно остановился…

Мои туристы быстро сообразили, что нужно запрыгивать в вагон, потому что мест больше нет во всем составе.

Проводница Лидия, похожая на Людмилу Зыкину в молодости (с косой в три ряда заколотой на затылке и такой же большой грудью), встала, как на амбразуру, защищая свои владения. Но когда Франц первый заговорил по-немецки и стал ей что-то объяснять, она испугалась речи иностранной, это сбило ее с толку, она отступила, и мы все благополучно заползли в поезд.

Конечно же, выскочил начальник вокзала, все его замы, а начальник поезда уже орал в микрофон на простом русском языке на меня и всех бедных немцев.

Но!!! Поезд был в пути, и это было главное в эту минуту.

Начальники все успели заскочить в последний вагон отходящего поезда, и я тут же услышала сообщение, что переводчик группы немцев должен срочно прибыть к ним.

Я пошла к проводнику и по рации сообщила, что у меня травма коленки, поэтому со второго вагона путь мой будет медленным в сторону последнего.

Пока я преодолевала этот путь, в моей голове какие только мысли не промелькнули.

Я зашла в купе к разъяренным сибирским матерым мужикам, которые были готовы меня четвертовать!! Как ни странно (видно, сил больше не осталось, или стресс был большим), я спокойно ответила, что у меня есть следующее предложение. Мы спокойно едем в вагоне СВ до того пункта, пока кто-то не будет претендовать на наши места. До этого момента они должны понять, чья была ошибка с билетами и что нам могут предложить. Если мы все благополучно добираемся до Хабаровска, то там можете делать со мной что хотите, хоть в тюрьму отдавать.

Начальники предложили мне собрать с фрицев (их сленг) марки и компенсировать произошедшее событие.

Я ответила, что собирать ничего не буду, а за еду буду расплачиваться как положено – квитанциями «Интуриста». Нам выдавали их целую кипу на большой маршрут, это были книжечки, в которых мы через копирку выписывали квитанцию на каждое питание для группы, потом сдавали их с отчетом о поездке. Я безумно боялась их потерять или не дай бог если бы их украли, поэтому даже сюда притащилась с ними, и каждый выход в туалет тоже был не с пустыми руками. Вот такая участь начинающего переводчика!!

Вариантов других ни у кого не оказалось (все поняли, что дело уже сделано, и мы едем), поэтому я пошла как победитель назад к клиентам, медленно и прихрамывая.

Захожу в свой вагон, а мужчины все стоят и меня ждут! На вопрос, что будет дальше, я ответила, что мы точно едем, а в Хабаровске буду отвечать за свой поступок, и, может быть, меня заберут в тюрьму. Они все как один пошли в свое купе, не сказав ни слова.

Я опешила и стояла со слезами на глазах. И это мужики? Хоть бы слово сочувствия сказали!!

Вдруг через секунду выходит Франц, ставит на середину прохода огромный рюкзак, и все начинают выходить из своих купе и класть в рюкзак печенье, апельсины, конфеты и прочие немецкие вкусности.

В общем, настроение у меня поднялось, я поняла, что голодать я точно не буду, если попаду в тюрьму, и мы пошли спать.

Лидия оказалась строгой, но душевной. Вы бы видели три раза в день сцену, когда мы собирались идти в вагон ресторан на завтрак, обед или ужин. Выходил Франц, ростом Лидии под мышку, строго произносил фразу: «Lidia, machen Sie bitte zu!» («Лидия, закрывайте!») Она отвечала: «Jawohl!» («Так точно!»), закрывала все купе своим ключом, и мы гуськом шли трапезничать.

Это было как в фильме, мне казалось, что это все происходит не со мной. И почему из огромного количества переводчиков такие истории постоянно происходили именно со мной? Видно, Вселенная готовила меня к более крупным задачам и тренировала, проверяла и закаляла.

Мы благополучно доехали до Хабаровска, нас хорошо встретили, и город всем очень понравился.

Рюкзак не пригодился…

Работа в Союзе дизайнеров СССР

Кто-то из друзей порекомендовал меня для работы в московской организации Союза дизайнеров СССР. Мне очень импонировало работать с творческими и креативными людьми. Они необычно и со вкусом одевались, необычно выражали свои мысли, необычно шутили. Они были новаторами во всем, ломали стереотипы и стояли у истоков новой культуры!

Я обожала слушать их истории про клиентов. Только-только в стране стали формироваться понятия логотипа и фирменного знака компаний. Приходит однажды к ним клиент (директор рыбного хозяйства из Астрахани) и заказывает разработку фирменного знака. Дизайнер Людмила две недели рисует эскизы, не спит над своим творением, сомневается и придумывает три варианта, потом принимает решение, что первый – самый верный, и отдает его на суд клиента. Что представлял собой логотип?

Круг, а внутри круга две рыбки, похожие на изображение рыб в гороскопах, когда она плывет в одну сторону, а другая в другую и они как бы обрамляют этот круг.

Красиво, емко и точно поместится на бланке, конверте и визитке (о чем тоже должен подумать дизайнер).

Заходит клиент – здоровый астраханский мужик, берет лист с логотипом в левом верхнем углу и говорит: «Ты что мне тут наваяла? Эту пендюрину кто заметит? Ты мне Емелю нарисуй, да щуку приличную в его руках, да чтоб видно было, что вещь мает!!!»

Людмила, тургеневская женщина с шикарным образованием, смотрит на него уничтожающим взглядом и начинает плакать! Причитая, что им всем еще долго придется бороться с такими маргиналами, пока не поймем, что такое фирменный знак.

Председателем правления Союза дизайнеров был Юрий Владимирович Назаров.

Сейчас шикарное время: можно зайти в Википедию и все узнать о человеке такой величины. А тогда я просто шла на переговоры и делала выводы о человеке и его заслугах по собственным соображениям (какие могли быть у дамы 25 лет) и мнению коллег.

Он был очень колоритной фигурой: небольшого роста, с шикарной шевелюрой волнистых волос и большими усами.

Назаров окончил с серебряной медалью московскую среднюю художественную школу (МСХШ) при институте им. В. И. Сурикова, затем Московское высшее художественно-промышленное училище (бывшее Строгановское).

В 1992 году он стал президентом Союза дизайнеров России.

Член-корреспондент Российской академии художеств, профессор, доктор искусствоведения, заслуженный деятель искусств РФ.

Командировка в Западный Берлин

В Москву приехали коллеги-дизайнеры из Союза дизайнеров Западного Берлина, и мне предстояло помогать с переводом на всех встречах.

Немцы мне понравились сразу: она была неимоверной красавицей, похожей на актрису Фатееву в молодости, а он настоящий творческий человек – с хвостом белокурых волос и в кожаной куртке с бахромой.

Кроме переводчика, им нужен был еще и водитель с машиной, поэтому в нашем тандеме в этом качестве появился мой зять. Вот так семейным подрядом мы и поработали неделю.

Это было удивительное время, когда я завидовала сама себе, что выбрала такую профессию, которая открывает так много дверей, причем в любое время суток!!

Мы были в Большом театре, а потом могли все вместе отправиться в гости к дизайнеру в интересную квартиру мансардного типа, подняться в нее по винтообразной лестнице и в полночь достичь своей цели. Эти люди не замечали время, для них оно текло незаметно и не бесцельно. Они все абсолютно были «совами», и когда я боролась с сонливостью, они, наоборот, просыпались и с горящими глазами, перебивая друг друга, строили планы, рождали идеи и восторгались содеянным! С ними был какой-то необъяснимый драйв!

Немецкие коллеги были в восторге от Москвы, от нашей еды, от гостеприимства и достопримечательностей. На Старом Арбате мы купили немке кубанку из овчины и павловопосадский платок. Это был писк моды на Западе!

Они улетели, а через пару месяцев прислали приглашение прилететь к ним в Берлин и посетить несколько творческих мастерских, поучаствовать в ежегодном симпозиуме дизайнеров Европы, посмотреть город.

Назаров возглавил делегацию коллег, и мы отправились в Западный Берлин.

Вся делегация (кроме меня) жила в «Русском доме», он располагался на территории Восточного Берлина. А меня поселили в квартире у художницы на главной улице Западного Берлина (Kurfuerstendamm), выдали проездной билет, и я каждое утро должна была встать на час раньше и преодолеть путь в восточную часть города.

В моей комнате стояла, вернее, лежала кровать (просто высокий матрац), был небольшой сундук, на который я складывала свои вещи, и все.

Художница (будучи, как и все мои дизайнеры, «совой») еле поднимала себя каждое утро с постели, грела мне в духовке булочки, ставила на стол варенье и сливочное масло, потом шла досыпать. Я съедала две булки с маслом, пила чай и выбегала на электричку.

Однажды я увидела, как завтракали мои коллеги, и попросила политическое убежище в «Русском доме».

Их потчевали сырниками, сосисками с горошком и воздушным омлетом на молоке. Все было такое вкусное и такое родное…

Мои голодные глаза тут же выдали меня, и Назаров разрешил приезжать к ним на завтрак и быть членом коллектива уже с раннего утра.

Каждый день мы посещали минимум три студии. Дизайнерские студии были очень красивыми, везде разрабатывали дизайн разных предметов, от сантехники до мебели.

Переводить было непросто, т.к. запаса слов по дизайну сантехнических деталей мне явно не хватало. И каждый вечер были званые ужины, компании, выставки и т. д.

Наша немецкая семейная пара, приезжавшая в Москву, хотела показать в ответ свое гостеприимство.

К концу недели я выдохлась, безумно устала и еле ворочала языком.

Утром я взмолилась дать мне день отдыха и просто побыть в отеле, т.к. болели даже голосовые связки, не выдержавшие такой нагрузки.

Юрий Владимирович поехал на встречу с коллегами и обещал, что справится, т.к. немного говорил по-английски. Вернувшись, сказал мне, что только сейчас понял суть переводческой деятельности и что начал опять курить. Якобы, делая затяжку, легче вспоминать английское слово и можно красиво держать паузу в разговоре с коллегами.

Вечером в этот день состоялась конференция и праздничный ужин в Конгресс-холле.

Я наотрез отказалась еще в Москве переводить синхронно выступление Назарова на конференции, и Союз дизайнеров заранее заказал переводчика-синхрониста.

Это высшая каста переводчиков, люди, у которых по-другому устроен мозг.

Переводчице было лет 50, госпожа Хан познакомилась с Юрием Владимировичем, задала пару вопросов по теме доклада, и мы пошли в зал. Я заняла место в последнем ряду огромного помещения, приготовила блокнотик, чтобы записать те слова, которые для меня оказались бы новыми в докладах, и настроилась на работу.

Назарова очень тепло приветствовали аплодисментами. Госпожа Хан начала переводить и на фразе докладчика «очень часто о советских дизайнерах плетут небылицы», встала в ступор и замолчала. Я начала дергаться на заднем ряду, понимая, что сбить переводчика – это очень страшно… возникает комплекс даже у именитых, если ты вообще не можешь найти синоним и выкрутиться из ситуации. Ей не был понятен ни глагол («плести»), ни существительное («небылицы»)!!!

Мне хотелось просто прокричать эту фразу с заднего ряда и спасти коллегу!!!

В инязе я писала дипломную работу по переводу идиом. Мне безумно нравилась эта тема, потому что в работе переводчика сразу понятно, насколько он владеет языком, если даже идиомы переводит правильно.

Смысл идиом в разных языках почти одинаковый, а вот сами слова совершенно другие!! Например, идиома «в тихом омуте черти водятся» переводится дословно с немецкого «тихие воды глубокие», «у семерых нянек дитя без глазу» переводится дословно как «семь поваров испортят кашу»…

Я подошла к госпоже Хан и дала ей бумажку с правильным переводом идиомы.

Назаров после конференции строго сказал, что в следующий раз он больше не будет заказывать чужих переводчиков. Мой рейтинг рос на глазах…

Нам оставалось прожить в Берлине еще три дня. Они были незабываемые.

На уровне правительства Москвы был организован визит к немецкому предпринимателю господину Валю (Wall GmBH).

Его компания производила автобусные остановки из стекла и металла. Москва сделала большой заказ таких остановок для центральных улиц столицы, и наши дизайнеры должны были разработать постеры, которые вставлялись в одну из стенок такой конструкции.

Офис господина Валя сразил меня наповал!! Массивные двери из дорогих пород дерева, шикарный паркет с орнаментом и вальяжно прогуливающаяся огромная собака – любимица семьи и всех сотрудников.

Господин Валь, очень доброжелательный и улыбчивый человек, рассказал историю создания компании. Они с женой начали бизнес в 1976 году, не брали даже помещение в аренду, т.к. на это не было средств, за 10 лет сделали стремительную карьеру, превратились в миллионеров и вот получили большой заказ из Москвы после первой пробной партии.

Мы спустились на цокольный этаж офиса, и он показал нам макеты автобусных остановок. Меня заинтересовал плакат на одной из них. На черном фоне был изображен огромный желтый банан и внизу мелкими буквами был написан адрес поставщика.

Хозяин офиса сказал: «На плакате очень важен сам предмет, чтобы привлечь взгляд потенциального покупателя, а поставщик и производитель стоят после него, хотя они тоже очень важны!»

Если бы он знал, как этот плакат повлиял на меня в дальнейшем и сколько пользы он мне принес…

Когда мы создали свою турфирму и стали делать рекламу, то следовали этому правилу.

На макете были яркие и красивые виды разных стран, а внизу написано более мелким шрифтом название фирмы.

Господин Валь спросил, какие плакаты будут привлекать внимание москвичей, о чем думает человек, когда стоит на остановке и ждет автобус? В каком состоянии его стеклянные творения в Москве? Моют ли их каждый день?

Я понимала, что должна переводить слова моих наставников, а так хотелось ответить самой по-честному на этот вопрос!

Ведь я почти каждый день ездила на автобусах по Кутузовскому проспекту и стояла на тех самых остановка от Валя.

Даже на Кутузовке были ямы в асфальте, дорожные машины щетками-валиками разметали грязь, и она летела во все стороны, включая остановки. И их точно не мыли каждый день как в Берлине!

Я мечтала о том дне, когда наши дизайнеры, увидев такой красивый банан на плакате в Берлине, разработают красивые постеры, и мы, стоя в ожидании автобуса, будет думать о чем-то позитивном, а не пребывать в унынии.

После переговоров господин Валь пригласил нас на обед. Он, как и офис, запомнился надолго. Поэтому я так подробно пишу свои воспоминания по прошествии многих лет.

Мы были в дорогом ресторане правильной кухни. Нам принесли салаты из пророщенных ростков всяких полезных растений (на тот момент я все подобное пробовала впервые), суп, естественно, был протертый и тоже из каких-то правильных кореньев и трав, а потом подали артишоки. По нашим советским глазам сразу было видно, что мы видим конструкцию в виде шишки в первый раз. Артишоки были очень больших размеров, напоминали кедровую шишку и провоцировали страх. Господин Валь начал рассказывать, как его есть, и я, как единственный человек, понимающий всю инструкцию, должна была делать это первой. Я отломила нижний лепесток, он напомнил мне лодочку, зачерпнула этой лодочкой чесночный соус и четко по инструкции стала выгрызать бугорок в основании лепестка. Так я быстро расправилась со всем овощем, дошла до кочерыжки, а в ней, оказывается, и была вся суть! Вкус артишока мне очень понравился и каждый раз, когда его ем, вспоминаю свою дремучесть в этом ресторане.

                                       * * *

В последний день пребывания, перед вылетом домой, немцы повели нас в самый большой магазин Берлина – KDW (Kaufhaus des Westens). Это был целый город! И учитывая предновогоднее время – в центре магазина и во всю его высоту стояла огромная елка, украшенная так, что я могла провести там часы, глядя на нее и запоминая детали украшений.

В рыбном отделе в аквариумах плавали разные породы рыб, раки шевелили усами, приводя нас в изумление. Магазин ломился от обилия вкусностей, только от взгляда на которые уже текла слюна даже при сытом желудке. А дома были пустые прилавки, вводились карточки на продовольствие и очень популярным становилось слово «дефицит», когда в магазинах не было самого необходимого, даже пресловутой туалетной бумаги.

Чтобы хоть как-то не разреветься и окрасить свою жизнь в новые тона, я купила себе комплект из замшевых перчаток и вязаной полоски для головы цвета фуксии!