Казаки. Осознание себя. Казачий трагический век

Атаман Ангел ввёл в своем подразделении чрезвычайно яркую форму. Бойцы куреня носили красные жупаны поверх селянских свиток, на шапки нашивали длинные, более чем полуметровые шлыки с золотыми и серебряными кистями.

* * *

«Я, гетман всея Украины, в течение 7,5 месяцев все силы свои клал на то, чтобы вывести страну из того тяжёлого положения, в котором она находится. Бог не дал мне силы справиться с этой задачей. Ныне, в виду создавшихся условий, руководствуясь исключительно благом Украины, я от власти отказываюсь».

Так звучало отречение от власти гетмана всея Украины Павла Петровича Скоропадского. Отречение было составлено гетманом 14 декабря 1918 года, а сам он под видом раненого немецкого офицера тайно вывезен в Берлин. Так закончился эксперимент «Другого Гетьманату» – «Второго Гетманата», или «Украинской Державы».

Семён Петлюра был избран членом Директории в Киеве (заочно) и возглавил армию УНР. После того, как войска УНР оставили Черниговщину, курень атамана Ангела остался на положении партизанского. Под давлением красной кавалерии он отошёл на Житомирщину. Вёл бои с красными между Бердичевом и Казатином.

После отступления войск УНР 4 февраля 1919 года из Киева и отставки главы Центральной Рады – В. К. Винниченко – Петлюра стал главой Директории (11 февраля 1919), которая заменила теперь Центральную Раду, выйдя одновременно из УСДРП (Украинской социал-демократической рабочей партии).

25 апреля 1920 года польские войска атаковали позиции Красной армии по всей протяжённости украинской границы. Так началась польско-большевистская война, в которой войска Петлюры поначалу пытались сопротивляться полякам, но затем вступили с ними в союз против большевиков.

12 октября 1920 года представители Польши, РСФСР и Украинской ССР подписали договор о перемирии и прелиминарных условиях мира. Польша обязалась признать независимость Белоруссии и Украины и подтвердила, что уважает их государственный суверенитет. Стороны, подписавшие договор, обязались не вмешиваться во внутренние дела друг друга, не создавать и не поддерживать организаций, «ставящих своей целью вооружённую борьбу с другой договаривающейся стороной», а также не поддерживать «чужих военных действий против другой стороны». Поэтому С. Петлюре не оставалось ничего иного, как вместе с правительством УНР эмигрировать в Польшу, что и произошло в том же октябре 1920 года. На этом закончилась попытка возрождения «Казачьего Государства» на Днепре…

Отношение Петлюры как к большевистской, так и к белой «единой и неделимой» России, было одинаково отрицательным. «Между царской Россией и современной коммунистической для нас нет разницы, ибо обе они представляют собой только разные формы московской деспотии и империализма. Идеал государственности украинской не может быть втиснут в узкие рамки федерации, конфедерации, тем более автономии, ни с Россией, ни с кем бы то ни было», – писал позднее Петлюра.

6. ВОЗРОЖДЁННОЕ ГОСУДАРСТВО ДОНСКИХ КАЗАКОВ

«Что ты будешь делать с казаками,

С непокорной вольницей моей!»

Н. Н. Туроверов. Стихи о Иване Серко

В период распада СССР и «парада суверенитетов», 5—6 октября 1001 года, на II Большом круге Союза Казаков Области Войска Донского (СКОВД), было провозглашено восстановление в качестве субъекта РСФСР Донской Казачьей Республики со столицей в Новочеркасске. Правда, вскоре пришедшее в себя центральное правительство в Москве приложило все силы, чтобы донские казаки не получили своей государственности. Тем не менее, попытка 1991 года не была чем-то фантастическим и нереальным – она опиралась на пример из времён распада Российской империи, о котором мы и расскажем.

После большевистского переворота на Дону несколько месяцев обстановка была сложной и неопределённой. Наряду с продолжавшим существовать прежним Войсковым правительством, бежавшие сюда генералы и офицеры распущенной императорской армии формировали антибольшевистскую Добровольческую армию, местные большевики создавали Советы, небольшая часть казаков стала антибольшевистскими партизанами, а Москва готовилась к вторжению на казачью территорию.

И вскоре красные части начали своё постепенное продвижение на Дон. 9 февраля 1918 года Белая Добровольческая армия оставила красным Ростов-на-Дону, 12 февраля казаки ушли из Новочеркасска. И наступило «красное беснование».

Вот один из примеров: «14 февраля банда матросов и красноармейцев, человек в 50, частью пьяных, прибыли вместе с подводами к лазарету №1, где лежало около ста офицеров и партизан, тяжелораненых и больных. Большевики ворвались в палаты и, нанося раненым оскорбления, начали выносить их на носилках в одном нижнем белье на улицу и грубо сваливать друг на друга в сани. День был морозный и ветренный, раненые испытывали холод и просили позволить им одеться, но большевики, глумясь, заявили: „Незачем, всё равно расстреляем“, – причём ударили одного раненого по переломленной ноге шиною. По уходе большевиков в лазарете было обнаружено пустыми 42 койки. Часть больных скрылась, откупившись у большевиков за деньги, а остальные в тот же день были заколоты, изрублены и застрелены за городом и брошены без погребения…».

Ещё свидетельство – посланного на Дон московского коммуниста М. Нестерова: «Партийное бюро возглавлял человек […], который действовал по какой-то инструкции из центра и понимал её как полное уничтожение казачества […] Расстреливались безграмотные старики и старухи, которые едва волочили ноги, урядники, не говоря уже об офицерах. В день расстреливали по 60—80 человек […]. Во главе продотдела стоял некто Голдин, его взгляд на казаков был такой: надо всех казаков вырезать! И заселить Донскую Область пришлым элементом…».

Другой московский агитатор, К. Краснушкин: «Комиссары станиц и хуторов грабили население, пьянствовали […]. Люди расстреливались совершенно невиновные – старики, старухи, дети […], расстреливали на глазах у всей станицы сразу по 30—40 человек, с издевательствами, раздевали донага. Над женщинами, прикрывавшими руками свою наготу, издевались и запрещали это делать…».

Характерное описание этого времени на Дону даёт казак Сергей Рубцов: «В феврале 1918 года в первый раз устанавливали в Константиновской советскую власть. Прадеда тогда сразу арестовали, семью вышвырнули на улицу, а на доме нашем повесили красную тряпку и принялись целыми днями проводить там свои совещания. Машину тоже забрали и на ней стал разъезжать какой-то вечно полупьяный большевистский начальник. Дом разграбили и даже взломали полы, всё домогаясь у родных, куда они запрятали деньги и ценности. Ну и, понятное дело, что дочиста распотрошили склады и магазин».

Почти вся Область Войска Донского оказалась под властью большевиков. Одними их первых восстали 20 марта 1918 года казаки Суворовской и соседних с ней станиц. Огонь восстания быстро распространился по всей Донской Области и через месяц, 23 апреля 1918 года, казаки освободили г. Новочеркасск. С началом общего восстания донские партизаны влились в ряды казачьей народной армии.

О том, где был и что делал в это время основатель казачьего государства П. Н. Краснов, сообщает Сергей Рубцов: «Вакханалия с громким названием „Советы“ закончилась в станице Константиновской с приходом в апреле казаков-партизан атамана Попова. Красные мигом сбежали, прихватив с собой всё, что смогли утащить. И в Константиновскую на какое-то время вернулась нормальная жизнь. Вот тогда-то мой прадед и пригласил к себе на постой генерала Краснова и жену его, Лидию Фёдоровну. И до самого избрания Петра Николаевича атаманом он жил у нас в доме, встречаясь с людьми и готовя создание Всевеликого Войска Донского».

При царях казаки, жившие и обучавшиеся в отрыве от своей казачьей этнической среды, постепенно пропитывались общерусскими нравами, обычаями, манерой поведения и утрачивали духовную связь с казачьей народной массой. Пётр Николаевич Краснов, потомок казачьей военной аристократии Российской империи, родившийся и обучавшийся в Санкт-Петербурге, естественно, относился именно к этой усиленно русифицируемой среде. Но, в то же время, будучи образованным и умным человеком, он не желал полностью открещиваться от своих вольных предков. Такой двойственностью и объясняются его «постоянные непостоянства» в отношении России, когда он то заявлял о самобытности Казачьего Народа, то о своей, и вообще казачьей, приверженности Российскому государству. Такие колебания сопровождали всю его жизнь.

П. Н. Краснов рано увлёкся литературным творчеством и все его служебные командировки давали ему материал для новых статей и заметок, написанных талантливо, живо, увлекательно, а потому охотно принимавшихся к публикации различными журналами и газетами. Благодаря литературной деятельности П. Н. Краснов получил довольно широкую известность в образованных кругах того времени и, в частности, среди казачьей интеллигенции. То есть, он стал вполне публичной фигурой, а потому и потенциальным лидером казачьего национально-освободительного движения. Не стоит упускать из вида и того, что бывший помощник и сподвижник атамана Каледина М. П. Богаевский, несомненно, был знаком с литературным творчеством Краснова и встал на его сторону. А уж сей Донской Златоуст, чей авторитет в казачьей среде был практически непререкаем, умел убеждать так, как никто другой! А тут как раз Донское восстание…

Когда казаки заняли Новочеркасск, Краснов из Константиновской приехал в донскую столицу. И хотя значительная часть Донской Области ещё оставалась под контролем большевиков, 28 апреля 1918 года в г. Новочеркасске собрался «Круг Спасения Дона». На нём по предложению генерала С. В. Денисова, который вместе с М. П. Богаевским вёл общую линию на становление государственности Дона, выступил П. Н. Краснов. Скорее всего, это выступление было заранее продумано, детально обсуждено и согласовано всеми антибольшевистскими сторонниками восстановления казачьей власти на Дону.

Лично я, автор, подозреваю, что значительную часть доклада составил именно Митрофан Петрович Богаевский – прекрасный историк, аналитик и, как сегодня его назвали бы, политолог. А если моя догадка верна, то может возникнуть вопрос: а почему Богаевский сам не встал у руля Казачьего Государства, если он был к этому столь способен и прекрасно знал, куда и как следует идти? Сегодня мы уже не сможем узнать точный ответ, а завтра – лишь в том случае, если когда-нибудь изобретут машину времени и учёные будущего отправятся в прошлое на аудиенцию к самому Богаевскому. Но вот что можно предположить в качестве объяснения, так это, во-первых, наличие у Краснова генеральского чина, что в условиях разворачивающегося вооружённого противоборства выглядело огромнейшим плюсом в сравнении с гражданским чином самого Донского Златоуста и, во-вторых, полное взаимопонимание между Красновым и Богаевским, что гарантировало последнему хоть и не явное, но реальное влияние на ход событий. И его вполне могла устраивать роль «серого кардинала» при фигуре донского атамана Краснова.

3 (16) мая 1918 года в длившемся два с половиной часа докладе Краснов дал оценку сложившегося исключительно сложного положения, чётко сформулировал задачи по борьбе с большевиками, пути взаимодействия с Добровольческой армией, соседями-кубанцами, характер отношений донских казаков с Украиной и Советской Россией. Краснов просто и доступно изложил своё видение будущего Дона – свободного государства, которое должно существовать на тех же основаниях, на каких уже существовали Эстония, Грузия, Финляндия, – отдельно от Советской России.

Несколько часов, как заворожённые, слушали казаки Петра Николаевича. Депутаты настаивали на кандидатуре генерала Краснова в донские атаманы, но он согласился принять этот пост только при наделении его исключительной полнотой власти и при одобрении его проекта Основных Законов – Конституции независимого государства. Обосновывая своё стремление к полноте власти в сложный переходный период, П. Н. Краснов заявил: «Творчество никогда не было уделом коллектива. Мадонну Рафаэля создал Рафаэль, а не комитет художников… Всё дело в доверии. Если вы мне доверяете – вы принимаете предложенные мною законы, если вы их не примете, значит, вы мне не доверяете, боитесь, что я использую власть, вами данную, во вред Войску. Тогда нам не о чем разговаривать. Без вашего полного доверия я править Войском не могу».

Самыми горячими сторонниками кандидатуры генерала Краснова и наделения его неограниченными полномочиями, выступили рядовые станичники, настоявшие и на одобрении Основных Законов, первым пунктом провозглашавших Дон самостоятельной республикой со старинным названием «Всевеликое Войско Донское». 4 мая «Круг Спасения Дона» 107 голосами «за», 13 – «против» и при 10 воздержавшихся избрал генерал-майора П. Н. Краснова донским атаманом.

На момент избрания войсковым атаманом у П. Н. Краснова не было ни средств, ни сколько-нибудь реальной вооружённой силы, ни аппарата управления, но были: всё более нараставшая поддержка пробуждавшегося казачества Дона, недюжинный ум, большой жизненный опыт, организаторские способности и завидная целеустремлённость. И, конечно же, команда сторонников.

На посту атамана генерал Краснов показал, что он руководствуется народными желаниями и учитывает перемены, созданные Февральской революцией. Он оказался расчётливым политиком и военным вождём. Несметные полчища красных вскоре должны были покинуть Донскую Землю под сокрушительными ударами станичных полков и отрядов. Командующий Донской армией генерал Денисов и начальник её штаба полковник Поляков стали точными исполнителями воли неутомимого генерала Краснова. По его указаниям вскоре были созданы полки прекрасной Молодой армии, при его помощи укрепилась истощённая 1-м Кубанским походом Добрармия, ставшая вскоре источником интриг и затруднений не только для атамана, но и для всего дела казачьей обороны.

В это время немцы заняли уже Украину и атаман Краснов был сторонником сотрудничества с ними. Он верил в немецкий гений и военное счастье и считал, что в создавшейся обстановке с ними необходимо вести переговоры, заключать соглашения, поставлять им продукты питания, взамен получая военное снаряжение, значительной частью которого Краснов делился с Добровольческой армией. Генерал Деникин охотно принимал эту спонсорскую помощь, но продолжал всюду, где только можно, критиковать Краснова, утверждая, что германская ориентация атамана, как и отстаивание казачьих интересов – являются изменой интересам «единой и неделимой России».

В конце мая 1918 года, видя успехи в строительстве Казачьего Государства, на Дон стали подходить кубанские подкрепления из станиц соседних Ейского и Кавказского отделов Кубанской Области. Но нападки на атамана не прекращались. И они шли не только со стороны кадров Добрармии. Свои донские партийные деятели русского уклона тоже ставили ему в вину и связи с немцами, и провозглашение независимости, и покровительство монархической Южной армии, и холодные отношения с генералом Деникиным. Последний имел в донских политических кругах своих горячих сторонников-имперцев, которые не гнушались тайными доносами и разоблачениями секретных мероприятий донского атамана. Они выкрали и передали Деникину копию второго июльского письма императору Вильгельму, содержание которого свидетельствовало лишь о гибкой политике Краснова, направленной на международное признание Донского государства.

Содержание этого секретного дипломатического письма Деникин привёл в своих «Очерках»: Вильгельм должен был признать Всевеликое Войско Донское самостоятельным государством, объединённым с другими казаками и горцами в Доно-Кавказкий Союз. Атаман просил императора оказать давление на московскую советскую власть и потребовать от неё отозвания войск из пределов Всевеликого Войска Донского и из других держав, имевших намерение войти в Доно-Кавказский Союз, способствовать установлению нормальных мирных отношений между Доном и Москвой. Просил оказать молодому государству помощь в боевом снаряжении и устроить на Дону заводы боевых припасов. За это атаман Краснов обещал не допускать на свою территорию войска, враждебные германскому народу, и соблюдать полный нейтралитет в борьбе Германии с западными союзниками. Это тайное письмо атамана Краснова было опубликовано в деникинских екатеринодарских газетах с соответственными комментариями противников атамана, что весьма осложнило отношения между Доном и Германией.

Создаваемую Красновым казачью Молодую армию надо было не только укомплектовать личным составом, надо было её вооружить, обеспечить боеприпасами, одеть, обуть и накормить. А выбора не было – единственными надёжными источниками могли быть лишь Украина и немецкие войска, вышедшие на границы Донской Области, а затем занявшие города Ростов-на-Дону и Таганрог, а также значительную часть Донецкого округа. И немецкое командование не только обеспечило прикрытие западных границ Донской Области от большевиков, но и в обмен на зерно и другие виды продовольствия содействовало вооружению и оснащению Донской армии со складов бывшей царской армии, оказавшихся в его распоряжении.

Несмотря на все трудности в построении казачьего государства и почти открытую борьбу Деникина с казаками, атаману Краснову удалось сделать многое: на Дону выпускалась своя валюта, открывались новые культурные учреждения, поддерживался полный общественный порядок и даже поезда ходили строго по расписанию. 15 августа 1918 года в Новочеркасске собрался Большой Войсковой Круг. Чешский общественный деятель доктор Крамарж, побывавший на нём, выступил перед казаками с речью, в которой, в частности, сказал: «Я не нахожу слов, чтобы выразить своё удивление и восхищение тому, что я увидел и слышал здесь, в эти дни, на казачьем Круге. В то время, когда по всей России развал и произвол, здесь, на казачьей земле, полный порядок и дисциплина. Когда я приеду домой, я расскажу, что только у казаков я видел подлинное народоправство и демократию».

Все атрибуты независимости Дона и разработанные под руководством и при личном участии атамана «Основные Законы Всевеликого Войска Донского» были утверждены постановлением Большого Войскового Круга от 15 сентября 1918 года. Круг вновь избрал Краснова донским атаманом. Но, попав в круг политических интриг белых русских вождей-неудачников, казаки скоро почувствовали, что им поручаются непосильные задачи.

Генерал П. Н. Врангель, размышляя в эмиграции о причинах неудач Белого дела, констатировал: «Лишь немного не хватило [белым войскам], чтобы начать драться с казаками, которые составляли половину (на самом деле – подавляющее большинство. – Примечание автора) нашей армии и кровью своей на полях сражений спаяли связь с регулярными частями».

* * *

В годы Гражданской войны родилось выражение – «пограничная болезнь казаков». Казаки рассматривали свои Области как островки безопасности от большевизма и отказывались переходить границу и вести борьбу с частями Красной армии за пределами своих территорий. Казачьи народные массы не хотели брать на себя роль «спасателей России», как этого категорически требовали Деникин и некоторые прорусски настроенные казачьи деятели. Народный взгляд нашёл яркое выражение в словах одного из членов Войскового Круга, рядового казака, в августе 1918 года. Они записаны писателем Ф. Д. Крюковым:

«Говорит представитель фронтовой части, бравый атаманец. Говорит и тычет пальцем в направлении десятивёрстки (карта в масштабе 1 дюйм к 10 верстам. – Примечание автора), на которой флажками обозначена линия боевых действий на грани Донской Земли: «Я коснуся одному, господа члены. Так как мы на той поприще стоим, чтобы своего не отдать, а чужого нам не надо, то надо до того добиться, чтобы эти флажки назад не передвигались, но и в даль далеко дюже не пущались…

Россия? Конечно, держава была порядочная, а ныне произошла в низость. Ну и пущай… у нас своих делов немало. Нам политикой некогда заниматься и там, на позиции, в прессу мы мало заглядаем. Приказ – вот и вся пресса. Там, господа члены, про царя некогда думать… и не думаем. Наш царь – Дон. Этот есть тот хозяин, за которого мы пошли. Прямо сказать, господа члены, что кто пропитан казачеством, тот свово не должон отдать дурно… А насчёт России повременить. Пущай Круг идёт к той намеченной цели, чтоб спасти родной край. Пригребай к родному берегу!»» (журнал «Донская Волна», №16, 30 сентября 1918 г.).

В другом выступлении звучал призыв «защищать Донскую Землю, но не защищать царскую корону, не навязывать России когти царского орла». Казаки и добровольцы находились настолько в неприязненных отношениях, что в станице Вёшенской в конце 1918 года даже произошло казачье восстание против белых. Вот как это было.

В ноябре 1918 года в Германии произошла своя революция и император Вильгельм был свергнут. Немцы, покинув Украину, обнажили левый фланг Донской армии, а в это время большевики уже сосредоточили против Дона 150 тысяч бойцов при 150 орудиях. На Воронежском направлении Северного Донского фронта для казаков сложилась неблагоприятная обстановка: помощь от западных союзников не приходила, казаки в полках не получали ни тёплой одежды, ни обуви, ни достаточного продовольствия, страдали от холода и недоедания. Выигрывала большевистская пропаганда.

В надежде на материально-техническую и военно-политическую помощь со стороны Англии и Франции атаман Краснов пошёл под их давлением на подчинение командующему Добровольческой армии А. И. Деникину, силы которого были неизмеримо меньше казачьих. Краснов подписал приказ о подчинения Донской армии Деникину помимо своей воли, помимо желания рядовых казачьих масс, принуждённый к тому внешними обстоятельствами, не считая Деникина авторитетным и сильным вождём, способным призвать в свои ряды хотя бы часть русского народа.

Сподвижник и биограф атамана Краснова С. Г. Елатонцев писал, что в своих выступлениях он говорил прямо и резко: «1) Добровольческая армия солдат не имеет; В ней много кубанских офицеров и казаков, но почти нет русских офицеров; 2) генерал Деникин и его окружение придали своей борьбе с большевиками классовый, реставрационный, а не народный характер, и при таких условиях, если его не поддержат союзники, он должен будет потерпеть крушение. Борются добровольцы, состоящие из дворян и господ офицеров, буржуев против крестьян и пролетариев и народ не поддержит добровольцев; 3) генерал Деникин ничего не имеет на своём знамени, кроме „Великой, Единой, Неделимой“, а такое знамя мало что говорит его возможным союзникам – украинцам, грузинам и даже казакам; 4) генерал Деникин, требуя подчинения, не считается с Кубанской Радой и недооценивает значения Донского Круга. Для него, его офицеров и администрации казачьи Области хороши лишь для пополнения Добрармии и для прикрытия её обозов; 5) сам Деникин не является ни хорошим стратегом, ни способным политиком, так как в план своей борьбы он ввёл в первую очередь принудительное подчинение всех окраин России своему единому командованию».

В конце декабря 1918 года состоялось официальное признание генерала А. И. Деникина главнокомандующим Вооружёнными Силами Юга России (ВСЮР) и подчинение ему Донской армии. Однако и после этого сколько-нибудь существенной, или хотя бы сравнимой с прежней германской, помощи не поступило. А казаки с недоумением встретили известие о подчинении их атамана пришлым на Дон белым.

* * *

Командование Красной армии постоянно наращивало свои силы и средства. К январю 1919 года боевые действия против Донской армии, не получавшей пополнения личного состава (почти все казаки в возрасте до 52 лет были мобилизованы) и практически лишившейся поставок оружия и боеприпасов, велись четырьмя армиями.

Одна из сотен 1-го Вёшенского полка потребовала от командира, чтобы он отвёл её всю в станицу, где казаки оделись бы по-зимнему. Командир отказался. Тогда вёшенцы избрали себе другого командира, отошли в тыл и обратились с требованием зимнего обмундирования к интенданту формировавшейся там белой «Южной» армии. Но, как оказалось, красные и белые действовали практически одинаково: командующий Южной армией генерал Н. И. Иванов приказал сотню разоружить, а 12 человек зачинщиков предал суду, который приговорил их всех к расстрелу. Расстреляны были трое, остальным удалось скрыться.

Но после этого заволновались все казаки Верхне-Донского округа. Они запросили, на каком основании расстреляли их товарищей, на что получили наглый ответ: «Через трупы товарищей, марш вперёд!». Такой ответ вызвал ещё большее возмущение. Мигулинский, Вёшенский и Казанский полки перестали повиноваться белым начальникам и вступили в переговоры с красными. В конце декабря 1918 – январе 1919 годов казаки открыли фронт. Их белым офицерам пришлось бежать из полков, а рядовые заключили с врагом мирный договор. Ввиду того, что красные обязались прекратить движение на Дон, верхнедонцы в начале января 1919 года разошлись по домам. Даже уже испытав на своей шкуре «радости» большевистского рая, 28 казачий полк поверил уверениям, что большевики не против казаков, а против одних лишь белых офицеров.