Золото по ленд-лизу

– Ну, что ж, Виктор Петрович, план, как всегда дельный, – поднял от бумаг глаза начальник. – Будем работать. А ты, иди домой, не томи меня. Может еще и пронесет. Найдем мы этот чертов самолет…

В своем кабинете Иванов подошел к высокому окну, отдернул плотную штору и несколько минут смотрел на моросящий за стеклом дождь и темный памятник Дзержинского на площади. По ней, в пелене брызг, куда-то спешили автомобили, у метро сновали прохожие с зонтами, «орудовец» с жезлом и в накидке, уверенно регулировал движение.

Генерал привычно убрал в сейф разложенные на столе бумаги, со звоном закрыл тяжелую стальную дверцу и запер ее. Опустив ключи в карман галифе с лампасами. Затем достал из шкафа защитную фуражку, габардиновый плащ, оделся и поднял телефонную трубку – вызвать машину. Несколько секунд подержал ее в руке, а потом опустил на рычаг. Горько улыбнувшись.

Из здания он вышел пешком, кивнув на прощание охране, и неспешно пошагал в сторону метро. С тем же именем, что и площадь.

С началом войны он практически на нем не ездил, поскольку работать приходилось до глубокой ночи. Генерала даже удивило многолюдье подземки, почти как в мирное время. Только больше стало военных.

Доехав в гремящем на стрелках вагоне до Парка культуры, Виктор Петрович поднялся наверх, вышел из вестибюля и пошел в сторону Фрунзенской набережной, где недолго постоял у закованной в гранит Москвы-реки, с уставившейся в небо длинными стволами, зенитной батареей.

Затем направился к ведомственному кирпичному дому, поднялся по гулким широким ступеням на второй этаж и отпер обитую дерматином высокую дверь. Прикрыв ее за собой, включил в прихожей свет, снял плащ с фуражкой, водрузив их на вешалку и, ступая хромовыми сапогами по рассохшемуся паркету, прошел на кухню.

Там достал из кухонного шкафа початую бутылку водки и стакан, потом сел за стол и наполнил его до краев. С отвращением выпив водку, поставил стакан на стол, встал и прошел в одну из комнат.

Последнее время он жил один. Единственный сын, летчик, погиб в Испании еще в 38-м. Жена умерла спустя год, узнав о его смерти. С началом войны Виктор Петрович наведывался в квартиру походя, то после очередной командировки на фронт, то после госпиталя, в котором лечился, получив контузию в 42-м. В основном дневал и ночевал на службе.

Включив настольную лампу, он подошел к окну и снял с него давно уже не нужную бумагу светомаскировки, затем присел к своему рабочему столу и выдвинул один из ящиков. Оттуда извлек наган, с врезанной в рубчатую рукоять латунной пластиной и надписью на ней «За безупречную службу от коллегии ОГПУ» и небольшой альбом в бархатном переплете. Наган сунул в карман галифе, а с альбомом прилег на старый кожаный диван. Тихо и уютно скрипнувший.

Открыв его, Виктор Петрович стал перелистывать страницы.

Вот он совсем юный, в гимназической форме с матерью и отцом – учителем подмосковной гимназии, а вот более зрелый, в мундире унтер-офицера с георгиевским крестом. Вот в Первой конной, на коне и с шашкой наголо, а вот с женой, в подвенечном платье, молодой и красивой.

На несколько минут взгляд генерала задержался на групповой фотографии, где он снят вместе с сослуживцами из особых отделов ВЧК и своим первым начальником – Кедровым.

Когда того арестовали, а затем в октябре 41-го расстреляли, он не уничтожил, как многие, этот снимок. Тяжело вздохнув, Виктор Петрович перевернул очередной лист и долго смотрел на фотографию сына – тот был снят в летной форме, сразу же после окончания училища.

По щеке поползла одинокая слеза, и он смахнул ее с лица. Потом закрыл альбом, отложил его в сторону и бездумно уставился в лепной потолок. С пыльной люстрой.

Часы в гостиной с хрипом пробили полночь, и во дворе дома послышался шум въезжающего автомобиля.

Генерал встал с дивана и подошел к окну. Из остановившейся у подъезда «эмки», вышли трое людей в кожаных плащах и неспешно прошли в парадное.

Через минуту тишину квартиры нарушил длинный звонок в дверь. В ответ раздался приглушенный выстрел…

В это же время, по блестящему после дождя Калининскому проспекту, в сторону Кунцево мчались два черных автомобиля – «паккард» и «ЗиС». На заднем сиденье первого, вальяжно покачиваясь на мягком сидении и надвинув на лоб шляпу, глядел в пространство – Берия, а в следующим за ним на некотором удалении – Абакумов.

Грозный нарком ехал на доклад к Сталину, на его «ближнюю дачу», а начальника контрразведки прихватил с собой, в качестве возможного козла отпущения.

Примерно через двадцать минут, урча моторами, автомобили въехали на засаженную тенистыми деревьями территорию тщательно охраняемого двухэтажного особняка и остановились перед входом. Прибывшие вышли из машин, хлопнули дверцы и оба проследовали в дом.

Берия впереди, Абакумов сзади.

Переступив порог, они оказались в небольшом тамбуре, из которого прошли в прихожую. На ее стенах, отсвечивая глянцем, висели две больших карты: одна армейская, с нанесенной на ней линией фронта, вторая географическая, с обозначением объектов наиболее важных строек в СССР.

Здесь же, в полукруглой нише, имелась настенная вешалка, рассчитанная на пару десятков персон, несколько мягких стульев, высокое, матово отсвечивающее зеркало, а также набор щеток для чистки платья и обуви. На паркетном полу лежал бухарский ковер ручной работы, с замысловатым узором.

– Ты пока здесь посиди, подумай, – обернулся к Нарком к генералу, вешая на крючок шляпу и приглаживая жидкие волосы. – А я к Хозяину.

Абакумов кивнул, снял фуражку и присел на один из венских стульев, а Берия прошел в дальнюю часть прихожей и осторожно постучал в первую слева дверь. Затем вошел, и тихо прикрыл ее за собой. Оставив Абакумова с его невеселыми размышлениями.

Переступив порог, Нарком оказался в просторной уютной комнате, с весело потрескивающими в камине поленьями и стоящим напротив затененных шторами окон, у глухой стены, кожаным диваном.

В центре помещения, ближе к камину, за большим широким столом, с разложенной на нем топографической картой, усеянной многочисленными отметками, сидел и делал какие-то пометки в бумагах, человек в полувоенном костюме и с погасшей во рту трубкой. Рядом с ним, у локтя, остывал чай в серебряном подстаканнике, чернела коробка папирос «Герцеговина Флор» и спички.

– Разрешите, товарищ Сталин? Нарушил тишину Берия.

Человек продолжил писать, затем неспешно отложил в сторону остро отточенный карандаш и поднял голову.

– Проходи, Лаврентий. С чем пришел?

– Как обычно, по делам, Коба.

– Все у тебя дела, совсем заработался, – человек взял спички, чиркнул одной и раскурил трубку.

– Вот вчера ко мне Калинин с Микояном и Ворошиловым заезжали – поговорили, «кинзмараули» выпили, тебя вспоминали. А ты не приехал (поднялись вверх густые брови)

– Очень уж дел много, до утра работаю, – вздохнул Нарком.

– У всех нас их много, а встретиться, посидеть, надо. Или зазнался?

– Что ты, Коба, я всегда счастлив быть рядом с тобой. Мамой клянусь, – приложил Берия к груди руку.

– Ну, вот и приезжай, завтра как раз выходной. И Кабулова с собой прихвати, пускай барашка и сулугуни привезет. Посидим, вспомним молодость, родные места, немножко выпьем.

– С радостью приеду.

– Ну, а теперь садись, рассказывай о делах, – сделал пригласительный жест хозяин кабинета.

Нарком присел на стул у приставного стола, положив перед собой папку.

Затем доложил о раскрытой в Куйбышеве немецкой резидентуре и захваченной диверсионной группе.

Вождь, заинтересованно выслушал его и одобрительно хмыкнул.

– Значит, и туда добрались, подлецы. К нашим засекреченным объектам. Кто проводил операцию, НКВД?

– Нет, товарищ Сталин, военная контрразведка. Абакумов.

– Молодцы, контрразведчики, пришли мне официальный документ.

– Он со мной. Щелкнув кнопками, Берия достал из папки справку и передал Сталину.

Тот ее внимательно прочел и стал постукивать пальцами по столу.

– Значит, будут работать под нашим контролем? А, Лаврентий?

– Да, – ответил тот.– И дезинформировать противника о планах нашего предстоящего наступления.

– А какой это Рыбаков, не тот ли, что при Ежове арестовали?

– Именно. За него Абакумов с Ивановым ходатайствовали.

– Помню, – кивнул головой Сталин, вынимая изо рта трубку и бережно кладя ее на бумаги.

– Всех представить к наградам, а Рыбакова восстановить в звании. Он оправдал наше доверие. Ответственно работает Абакумов, пусть твой Кабулов у него поучится. Все с чеченцами и немецкими диверсантами в горах разобраться не может.

Берия поежился после заключительных слов «отца народов» и попытался что-то сказать. В оправдание.

– С этим все. Решили,– отмахнулся тот. – Что дальше?

– Товарищ Сталин (втянул голову в плечи Нарком), у нас «чп». Самолет с грузом золота для союзников пропал.

Рука вождя, которой он собирался взять трубку, чуть вздрогнула и легла на стол.

В сузившихся глазах появился хорошо знакомый Наркому золотистый блеск – предвестник нарастающего раздражения.

– Как так пропал? Это тебе что, иголка?

– Утром взлетел и не приземлился в назначенное время в Мурманске.

– Почему только сейчас докладываешь?

– Не хотел преждевременно беспокоить. В том районе была густая облачность и он, возможно, сбился с курса или совершил вынужденную посадку. Организован активный поиск всеми имеющимися средствами.

– Результаты?

– Пока ничего. Час назад отправили в Вологду, где он садился на дозаправку, оперативную группу из Главного управления контрразведки.

– Операцию организовывал Абакумов?

– Так точно, под моим контролем.

– Где он?

– Ожидает в прихожей.

– Зови, – шевельнулись усы. – Будем разбираться.

Берия вышел и вернулся с генералом.

– Здравия желаю, товарищ Сталин! – вытянулся тот, сделав несколько шагов к столу.

– И тебе не хворать.

Вождь медленно поднялся с кресла (Нарком тут же встал) и неслышно ступая по ковру ногами в мягких сапогах, подошел к Абакумову.

– Кто у тебя непосредственно занимался подготовкой операции? -взглянул снизу вверх.

– Генерал-майор Иванов. Мой заместитель.

– Снова Иванов, – обернулся Верховный к Берии. – Да он у вас, я смотрю, незаменимый.

Затем, сутулясь, вернулся к столу, набил трубку и, сломав спичку, раскурил ее. Окутавшись дымом.

– А знаете ли вы, что это народное золото, добытое кровью и потом, – вкрадчиво обратился вождь, к застывшим с побледневшими лицами чекистам.

Те молча кивнули.

– И как оно политически важно для активизации поставок по ленд-лизу тоже знаете, – констатировал Сталин. – Так это что? Предательство или саботаж?

Ответом было тягостное молчание.

– Ты, Лаврентий, найди виновных и примерно накажи их,– ткнул чубуком в сторону Берии.

– Уже занимаюсь, товарищ Сталин, – сделал решительное лицо тот. – Лично.

– А ты, – вперил вождь палец в Абакумова, – отыщи самолет.

– Идите пока. Оба.

Нарком и генерал повернулись и бесшумно вышли из кабинета. Чувствуя спинами гипнотический взгляд Верховного.

В прихожей Нарком дрожащей рукой вынул из кармана платок и утер повлажневшее лицо, а начальник СМЕРША приложил ладонь к дергающемуся нервным тиком глазу.

Между тем уже светало.

В кронах деревьев щелкала какая-то птица, за дальним сосновым бором занималась розовая заря. Они полной грудью вдохнули холодный предутренний воздух, и сели в ожидавшие, покрытые росой, машины.

– На Лубянку, поправив шлюпу, – бросил шоферу Берия, после чего автомобили тронулись в обратный путь. К столице.

Глава 5. Герои Нарвика и Крита

Подлетая к аэродрому на окраине лесного массива, Шульц запросил разрешение на посадку и, приземлив самолет, подрулил к алюминиевому ангару. К нему тут же заспешил механик и несколько летчиков эскадрильи.

Заглушив двигатель, майор сдвинул назад фонарь*, выбрался из кабины, и, спустившись на землю, освободился с помощью механика от парашюта.

– А где же Отто, герр майор? – поинтересовался кто-то из пилотов.

– Погиб во славу Рейха,– поглядел на него прозрачными глазами командир.

– Макс, – обратился затем к механику. – Проштампуй на капоте еще один крест. Мы с лейтенантом сбили дальний бомбардировщик русских.

– Яволь! – господин майор, щелкнул тот каблуками. – Будет сделано!

– К группе, стоящей у остывающего мессершмита, рысцой подбежал дежурный по эскадрильи и доложил майору обстановку.

– Вызовите мне машину, – приказал тот, и, в сопровождении подчиненных, неспешно пошагал унтами к двухэтажному кирпичному строению. Расположенному за ангарами.

Через час, благоухающий чистотой и облаченный в отутюженный мундир с двумя рыцарскими крестами, Шульц уселся в подъехавший к дому черный «опель» и уехал на доклад к командиру полка, в расположенный неподалеку городок Рованиеми, именуемый у финнов столицей Лапландии. Он располагался в восьми километрах южнее полярного круга, на слиянии крупных северных рек Оунасйоки и Кемийоки, с населением в тридцать тысяч аборигенов.

Единственной достопримечательностью «столицы» была деревня Йоулупукки, в пригороде, где по финским преданиям родился Санта Клаус*. На что Шульцу было глубоко наплевать.

После европейских столиц эта дыра майору чертовски надоела. Поскольку в ней не было ни одного приличного ресторана или борделя.

Штаб соединения разместился в каменном особняке в центре, с высокой, готического стиля крышей и широким крыльцом. Перед ним росли несколько карельских сосен, а у входа застыли два часовых с винтовками.

При появлении майора они вздернули подбородки и вытянулись.

В расположенном на втором этаже, отделанном светлым кленом кабинете, находился сам оберст*, похожий на высохшую хищную птицу, и командир горнострелкового полка подполковник Вульф – коренастый и жизнерадостный крепыш.

Сидя в креслах напротив друг друга, они неторопливо пили кофе и обсуждали план взаимодействия в предстоящей наступательной операции.

– Хайль Гитлер! – выбросил руку в нацистском приветствии Шульц, появившись на пороге кабинета.

– С возвращением вас Рихард, – сказал оберст, аккуратно поставив чашку на стол, и подойдя к майору, пожал тому руку.

Рад вас видеть, Рихард, – кивнул бритой головой Вульф, продолжая пить кофе.

– А где же наш юный «Зигфрид»? – поинтересовался оберст.

– Лейтенант Отто фон Вернер погиб в бою, – сделал скорбное лицо майор. – Смертью героя.

Оберст печально опустил глаза и вздохнул. – Бедный мальчик, он был так молод.

– А к тому же еще и чертовски богат, – подумал про себя Шульц.

– И кто же его сбил?

– Дальний бомбардировщик русских. Шел на Мурманск. И отчаянно сражался. Я давно не встречал такого противника.

– Как погиб фон Вернер?

– Выбросившись из машины, он не успел раскрыть парашют и разбился.

Лицо оберста приняло скорбное выражение, и он нахмурил белесые брови. Вульф участливо поморщился и вздохнул. Для приличия.

Затем командир гарнизона присел к столу и пригласил майора присесть. Что тот и сделал.

– Курите, Рихард, – отличные бразильские сигары, – придвинул к нему лакированную коробку. Майор Вульф только что оценил их достоинство.

– Табак высший класс, – поддержал его майор. – Рекомендую.

Шульц отрезал переданными ему оберстом миниатюрными щипцами конец извлеченной из коробки сигары, щелкнул зажигалкой и окутался клубами ароматного дыма.

– Ну, как вам? – поинтересовался Вульф.

– Недурно. Подобные я последний раз курил в Париже.

– О! Франция, – почмокав губами закатил глаза майор. – Кафе, варьете, жизнерадостные парижанки. Это вам не Суоми, со жгучими морозами и мужеподобными бабами.

– Господа, насколько вам известно, – обратился к офицерам оберст, – лейтенант Отто фон Вернер, отпрыск старинного германского рода и крестник самого рейхсмаршала*.

И я считаю своим долгом немедленно доложить ему об этом. Предлагаю встретиться у меня через час.

Вульф с Шульцем встали, энергично кивнули головами и вышли.

Когда в назначенное время они снова появились, оберст внимательно изучал лежащую перед ним топографическую карту.

– Присаживайтесь, господа. Шульц, вы можете показать на карте место гибели Вернера?

– Безусловно, я этот квадрат хорошо знаю. В нем озеро, напоминающее сверху оленью голову.

Командир эскадрильи встал, взял из подставки на столе синий карандаш и быстро нашел на карте нужное место.

– Действительно, – одобрительно хмыкнул оберст. – Форменная голова оленя. Отличный ориентир.

– Господа! – встал из-за стола. Рейхсмаршал лично поручил нам отыскать тело любимого крестника и транспортным самолетом доставить его в Германию. Для организации торжественных похорон. Вышестоящее командование о его приказе я уже проинформировал. Прошу учесть, что рейхсмаршал не забывает об оказанных ему услугах.

– Итак, Рихард, судя по измерениям, которые я сделал на карте, до этого квадрата чуть больше двухсот километров.

– Так точно, господин полковник.

– Людвиг, – последовал вопрос к майору – ваши егеря бывали в этих местах?

– Нет, так далеко мы еще не забирались.

– Что ж, придется их навестить. Какое количество людей и сколько времени нам понадобятся на поиски.

– Я думаю, достаточно отделения егерей с опытным проводником. А по времени это займет не меньше недели.

– Почему так долго?

– Начало лета, – пожал плечами Вульф. – Тундра растаяла, и бронетранспортер далеко не пройдет. Основную часть пути придется идти пешком. Да и обследование квадрата займет немало времени.

– Тогда за дело. Я займусь проводником, а вы готовьте группу с бронетранспортером.

Когда офицеры покинули кабинет, фон Штимлер,– так звали оберста, снял трубку и вызвал к себе начальника охраны аэродрома. Он был финн и хорошо знал местных жителей.

– Послушайте, Тикконен, – обратился оберст к явившемуся по вызову светловолосому капитану. – Нам, для наземной разведки необходим хорошо знающий тундру проводник – финн или лопарь. Найдите такого.

– Лучше лопарь, господин полковник – чуть подумав, сказал Тикконен. Они всю жизнь в них проводят. И я знаю одного такого. Он сейчас как раз в городе, в гестапо – доставил туда сбежавшего из лагеря норвежца.

– О! Это местный патриот? – заинтересованно взглянул на капитана Штимлер.

– Скорее коммерсант, – чуть улыбнулся тот. – Он получит за беглеца щедрое вознаграждение.

– Немедленно найдите его и доставьте ко мне.

– Слушаюсь! – вздернул подбородок капитан, повернулся кругом и пошел к выходу.

Через час в кабинете оберста стоял низкорослый человек с узкими глазами и хитрым лицом, в высокой шапке на голове, меховой куртке и остроносых, с загнутыми вверх носками, сапогах из оленьей кожи. За плечами у него висела длинная винтовка «Бердана» с обшарпанным ложем, а на широком цветном поясе висел нож с деревянной рукояткой и замшевый мешочек с огнивом.

– Скажите туземцу, что мы дадим ему целую банку спирта и списанный парашют, если он проведен наших людей вот к этому озеру, – обратился Штимлер к стоящему рядом капитану и указал карандашом на карту.

Тот с минуту что-то что-то говорил оживившемуся и утвердительно кивающему головой лопарю, затем выслушал его ответ и обернулся к Штимлеру.

– Он согласен, господин полковник и проведет к озеру, если вы разрешите посмотреть на него на карте.

– А разве туземец умеет ее читать? – удивился начальник гарнизона.

– Да, – последовал ответ. – Он был проводником в шведской экспедиции до войны. Несколько месяцев.

– Отлично, – согласился оберст. – Пусть смотрит.

– Тикконен бросил лопарю несколько слов, тот, по кошачьи мягко, подошел к столу, наклонился, и стал внимательно рассматривать карту в том месте, куда уткнулся карандаш оберста.

Затем вернулся назад и, жестикулируя, что-то быстро сказал финну.

– Господи полковник, – перевел капитан. – Лопарь сказал, что это очень плохое озеро. Называется оно Оленьим и охотники всегда обходят его стороной.

– Почему? – скрипнул креслом оберст.

– Капитан снова вступил в беседу с проводником, а затем перевел.

– Когда-то, очень давно, целая община местных аборигенов погибла там от козней каких-то злых карликов, якобы живущих под землей. Лопари называют их «сайвок» и очень боятся. С тех пор они считают озеро проклятым и там никто не бывает.

– Это все детские сказки, – ухмыльнулся Штимлер. – А почему оно называется Оленьим?

– Лопарь не знает, говорит, так было всегда. Название пришло от предков.

– Так он готов оказать услугу великой Германии? Или нет? – забарабанил пальцами по столу Штимлер.

Капитан перевел слова оберста лапландцу, тот, опасливо косясь на начальника, что-то пробормотал и поднял вверх два пальца.

– Он требует две банки спирта и два парашюта.

– Жадная каналья, – усмехнулся Штимлер. – Ну, что ж. Я согласен.

Затем он позвонил Вульфу и сообщил, что отправляет в его полк опытного проводника, а капитану приказал обеспечить сопровождение того в часть.

– Да смотрите, чтоб не сбежал, – напутствовал того на прощание. – Скользкий тип. Выполняйте.

Утром следующего дня майор лично инструктировал вызванного к нему в кабинет старшего фельдфебеля Ирвина Кранка. Ветерана соединения, не раз проводившего всевозможные поисковые и разведывательные операции.

Я надеюсь на вас, – напутствовал он стоящего перед ним в походном снаряжении коренастого фельдфебеля и похлопал того по широкому плечу.

– Мы выполним задание, господин майор! – подобострастно рявкнул тот. Можете не сомневаться!

– Удачи вам, Кранк. И следите за проводником. Местные туземцы хитры и коварны.

– Слушаюсь, герр майор! Разрешите идти?

– Идите.

Фельдфебель вышел из штаба полка и проследовал к стоящему неподалеку легкому гусеничному бронетранспортеру, у которого весело балагурили и дымили сигаретами с ментолом, егеря его группы. Их было девять, со служебно-розыскной собакой. Здесь же, рядом, сидел на корточках лопарь, невозмутимо покуривающий трубку.

При виде командира егеря замолкли, швырнули наземь окурки и быстро выстроились у машины.

Звеня шипами высоких ботинок по граниту, Кранк прошел вдоль короткого строя, оглядывая солдат. Это были рослые спортивные парни, с жесткими обветренными лицами, экипированные в форму альпийских стрелков. С кинжалами у пояса, шмайсерами на груди и горными ранцами за плечами.

– В машину! – оставшись доволен осмотром, приказал фельдфебель и направился к кабине водителя.

Перебрасываясь шутками, егеря ловко забрались в кузов бронетранспортера, туда же сиганула и овчарка, а последний дал крепкого пинка замешкавшемуся проводнику.

Вперед, герои Нарвика и Крита! – хрипло проорал кто-то в кузове и, взревев мотором, машина сорвалась с места.

«Мчись, могучий поток,

Выше головы, парни,

Вы теперь не в Баварии,

Путь ваш, вперед на Восток!»

донеслось из ее боевого отсека.

Сидящий в кабине Кранк, не обратил внимания на допускающих вольности солдат. Их можно было понять.

Полк не так давно был отведен на кратковременный отдых с передовой из-под Мурманска, а в небольшом лапландском городке никаких развлечений, не было. Письма и газеты с фатерлянда* доставлялись с опозданием, а старые фильмы были все пересмотрены. Вот и сидели парни целыми днями в казармах – дрыхли, резались в скат,* да потягивали шнапс. Изредка наведываясь в город.

И этот необычный выезд в летнюю тундру, для них был все равно, что прогулка ни пикник.

Унтер-офицер Ланге, взводный балагур и пройдоха, даже предложил поискать там местных туземок, чтоб поразвлечься с ними.

– А что? Было бы неплохо.

Фельдфебель мечтательно улыбнулся, отстегнул с пояса обшитую войлоком флягу и сделал из нее изрядный глоток. Крепкий ром обжег глотку и приятным теплом растекся по телу.

Между тем, лязгая гусеницами, бронетранспортер уже около часа двигался в солнечном мареве тундр, нарушая их вселенскую тишину и оставляя за собой рубчатый след. Сорванного мха и дерна.

Это был состоявший на вооружении Вермахта серийный «Ханомаг», со стосильным двигателем и легкой броней, оснащенный станковым пулеметом. Он мог развивать скорость до пятидесяти километров в час, при дальности хода до трехсот. Без дозаправки. На этот случай в кузове имелась бочка горючего. Предусмотрительно захваченная водителем.

По пути встречались все больше образовавшихся от талого снега озер и топей, которые приходилось объезжать, и продвижение вперед было не столь быстрым, как того хотелось.

Опытный Кранк не испытывал иллюзий по поводу того, что на тяжелой машине удастся добраться до конечной точки пути. Указанной на карте. Рано или поздно их маршрут станет для нее непроходимым. Но чем больше они проедут, тем меньше придется идти пешком. И это предусмотрено полученными от майора инструкциями.